Спасение Зла. Глава 2

Часть I. Глава 2

Аргон
Вокруг мраморного алтаря, расположенного в центре огромного подземного зала, молча стояли десять фигур, облаченные в темные одежды. Девять из них, лишь жрецы, выполняющие ритуал, держали за подбородок каждый свою жертву.
Первая из них - человек, чье изуродованное окровавленное тело не дает ответа на то, является он мужчиной или женщиной. Одному Цирику известно, через какие пытки и мучения он прошел и как душа еще держится в земной оболочке. Но главное для ритуала - чудовищная боль, затмившая сознание несчастного.
Мальчик двенадцати лет не был даже связан, страх и ужас держали его на месте надежнее самых прочных цепей.
Глаза третьего, мускулистого мужчины, пылали яростью, ведь его, первого силача своей деревни одолели и поставили на колени.
Четвертым был жрец Йачта Ксвима, сына Бэйна, полудемона. В его вино был подсыпан порошок, отнимающий силы. Зная о своей беспомощности, жрец с нескрываемой ненавистью наблюдал за своими палачами.
Жрецы, державшие этих четверых, стояли ближе всего к колдуну, как того требовал ритуал. Чувства жертв должны были первыми вступить в заклинание, так как именно они появлялись первыми у людей, когда Аргон выходил из Преисподней. Остальные пленники нужны были ради их способностей: сила, мудрость, знание, хитрость, ловкость и магия, - все то, чем обладает демон.
Колдун начал монотонно петь заклинание, с его первым куплетом жрецы вторили ему, со вторым, каждый из них перерезал горло своему пленнику. Теплая кровь потекла по специальным желобам, скапливаясь в чашу, души умирающих, не в силах освободиться от чар, сплелись невидимый клубок над алтарем. С третьей частью, все десять служителей Зла одновременно занесли кинжалы, а с четвертым жрецы пронзили себе сердце. Эхнарон с трудом подавил в себе желание улыбнуться: он говорил, что все десять должны принести себя в жертву, и все будут воскрешены. Но важнейшей частью ритуала являлся обман.
Кровь из чаши забурлила и поднялась в воздух, в центр клубка душ. Понадобилось немного времени, чтобы над алтарем закружилось кровавое стонущее облако. Из трупов жрецов потянулись черные нити: остатки их магической энергии, стянув души жертв, и опутывая облако все больше. И только когда оно превратилось в черный шар, оставшийся в живых колдун произнес последние строки заклинания.
На мгновенье во всем зале воцарилась тишина, и наступила непроглядная тьма. И тут же, все вернулось на свои места. Только теперь на алтаре стоял демон, в два раза превосходящий ростом человека. Его тело будто было сделано из кроваво-черного мрамора, за спиной на долю секунды показались могучие оперенные крылья – это было истинное обличие великого обитателя Преисподней.
- Аргон! - демон вздрогнул. - Я знаю твое имя, Аргон. Отныне ты будешь служить мне.
- Смертный, - от звука демонического голоса с потолка храма посыпались небольшие камни, - ты всего лишь смертный.
- Который подчинил тебя! - отрезал маг.
- Когда живешь вечно, человеческая жизнь кажется такой короткой, - легко спрыгнув с алтаря, исчадье Ада подошло к границе пентаграммы. Он дотронулся пальцами магической стены, что удерживала его внутри, но не отдернул руку обратно, несмотря на боль, вызванную заклинанием защиты, наблюдая за Эхнароном. Демон проделывал такие фокусы с другими магами, кто осмелился призывать его. Их страх перед его силой был настолько велик, что пентаграмма разрушалась. Но колдун был спокоен, даже внутренне. Демон видел это, чувствовал. - А когда твое время придет, я буду ждать тебя в Преисподней... смертный.
- Можешь ждать сколько угодно, демон. Я собираюсь жить вечно, и ты мне в этом поможешь.
- Не слишком ли ты самонадеян, человечишка? - Аргон одним ударом кулака раскрошил мраморный алтарь, на котором недавно появился.
- Другие обитатели Геенны утверждали, что ты умен. Неужели они ошибались? - с насмешкой сказал некромант, и демону очень не понравилась его интонация. Он насторожился. - Смотри же на меня, о, тот, чья плоть вечно пылает! Смотри на меня, демон, чье имя боятся произносить во многих королевствах! Смотри на меня тот, чья ярость и ненависть свергала королей! Смотри на меня и пойми, что Я способен растереть тебя в порошок, словно ничтожное насекомое. Я смог подчинить тебя, и Я подчиню время!
Адское создание замерло, не двигаясь с места и закрыв глаза. Наконец, демон медленно, словно с трудом, поднял веки и посмотрел в сторону колдуна, однако, избегая встречаться с ним взглядом.
- Вижу. Ты способен уничтожить меня, Эхнарон из Гекара. Вижу я и то могущество, которого ты сможешь достичь. Приказывай, повелитель...
- Ты не настолько глуп, как мне показалось на первый взгляд. Служи мне верно, и может быть, тебе тоже что-нибудь перепадет от моей будущей власти, - расхохотался Эхнарон. Демон увидел лишь то, что он позволил ему увидеть. А это значит, что он во много раз сильнее Аргона.
- Чего ты хочешь от меня, - демон несколько уменьшился в росте, приняв свое излюбленное обличие сутулого зверя, напоминающего волка - вервольфа.
Тысячи свечей, погасшие во время Вызова, снова зажглись. Эхнарон устало прошел по залу, невольно наблюдая, как мечутся по стенам множество его теней, и присел на свой трон. Демон терпеливо ждал, ему больше ничего не оставалось делать. Казалось, Эхнарон задремал, бессильно положив голову на плечо, но он заговорил:
- Убей Катароса Отца Зла.
- Повелитель, моих сил может не хватить, - темный маг был очень силен, слухи о нем дошли даже до Преисподней, где давно томилось большинство врагов Катароса.
- Но моих сил хватит, чтобы уничтожить тебя! – яростно вскочил Эхнарон, не терпевший неповиновения. – Выполняй!
- Да, повелитель, - заскрипел клыками униженный лже-оборотень и бесшумно растворился в воздухе.
Из груди колдуна вырвался вздох облегчения. Он скинул черную мантию с вышитыми на ней золотыми змеями, и остался с голым торсом. Стали видны загадочные татуировки, в каждой из которых была заложена сила. На левой груди, там, где находится сердце, был начерчен символ-слово из мертвого языка древних богов. На животе было изображено существо с круглой головой, одновременно напоминающую волчью и драконью, и множеством хищных змеевидных лап. Когда Эхнарон двигался, казалось, что этот древний демон, о котором в своих свитках не без ужаса упоминала древняя раса, погибшая более семи тысяч лет назад, оживал и шевелил лапами, будто увеличиваясь в размере. Но и этого показалось мало чернокнижнику. Он добился того, что под воздействием чар, у любого, кто видел татуировку, складывалось впечатление, что это рисунок, а не колдун, разговаривает с ним.
Плечи, не такие узкие и худые, каковы обычно бывают у посвятивших себя магии, тоже были изрисованы. Миниатюрные символы, которые с расстояния вытянутой руки можно было принять за точки, на самом деле пересказывали текст целых трех страниц Книги Безымянных, настолько великого и значимого по своей силе фолианта, что боги, написавшие эту книгу, собственноручно уничтожили ее. Но Эхнарону, как и Катаросу, удалось найти копии отрывков текста, вняв которым, они обрели силу.
Эхнарон не мог сидеть на одном месте, он метался по залу, порой наступая на трупы. Его смуглое, практически черное лицо всякий раз безумно оскаливалось, когда он представлял, что наконец-то его замысел претворится в жизнь. Вскоре умрет Катарос, в этом Эхнарон, в отличие от демона, не сомневался. Некогда великий чернокнижник теперь потерял значительную часть своих сил, но все же оставался опасным противников, главным конкурентом на мировое господство. Следующим падет орден паладинов, после чего Шарас останется беззащитным и признает его, Эхнарона, своим господином. Так же это признают остальные державы, и после этого даже боги не смогут его остановить.
***
Вагнек терпеливо ожидал, пока заспанный цирюльник, проклинающий привычку телохранителя вставать вместе с солнцем, приводит его лицо в порядок. Нирус тоже уже был на ногах, и, приказав разыскать Атгара и Менора, давал распоряжения поварам насчет завтрака.
Называя орка «верным псом», лорд Урин не приукрасил, хоть и говорил презрительно. С того дня, как Вагнек продал свой меч молодому и преуспевающему торговцу, он до сих пор служил ему верой и правдой, не чая души в своем хозяине. Год за годом, преодолевая трудности плечом к плечу, их отношения скреплялись. Нирус понял, что варвар никогда не предаст его, в отличие от других, ныне покойных компаньонов. Негласно он сделал телохранителя своей правой рукой, послом, который имеет право говорить от имени лорда. Даже в тот момент, когда Корнх оказался полностью разорен и освободил наемника от службы, Вагнек со слезами на глазах попросил господина не гнать его от себя, с радостью соглашаясь работать на него безвозмездно до скончания веков.
Полуорков нигде особо не жалуют, поэтому они часто становятся изгоями, или же попадают в довольно темные компании, где главным их козырем становится сила. Вагнек, чей подбородок сейчас заботливо охаживал слуга, не находил слов, чтобы выразить свою благодарность Нирусу, который многому научил, а том числе доказывать свою правоту не только сталью.
Когда цирюльник закончил бритье и удалился, Вагнек, накинув на тело красную рубаху, вышел в зал, где слуги уже накрывали на стол. Корнх задумчиво смотрел в окно, выходившее на улицу, еще безлюдную в столь ранний час.
- Присаживайся, друг, - не поворачиваясь, сказал лорд. – Скоро прибудут братья, а пока что можно перекусить.
- Что я… мы, - поправился орк, вовремя вспомнив про Атгара и Менора, - должны будем сделать с ворами.
Посторонний человек не без удивления бы заметил, что утренняя трапеза была намного скромнее внешнего вида дома Нируса. Яичница, ветчина, хлеб и квас, все, чем довольствовались хозяева. Так было всегда, поскольку лорд не позволял себе лишней роскоши, не потому что был скупердяем, а знал, что требуется для организма, и излишек пищи может только навредить.
- Ничего, - коротко ответил человек, сразу поясняя. – Для начала вам нужно будет узнать, как связаться с главой гильдии. На это потребуется время и золото. К сожалению, первого у нас не так много как второго. Поэтому с тобой отправятся братья.
- Вы хотите сказать, лорд, что мы должны выкупить мой собственный перстень?
- Именно так, Вагнек. Испробуйте всевозможные пути, может быть такое, что твой перстень уже носит на пальце какой-нибудь щеголь. Не стоит отрубать ему руку, - добро улыбнулся Нирус, и орк принял шутку. – Тебе будет необходимо найти Линсана, чтобы он вернул вещь.
- Ловкий тип, - пробормотал гигант, в глубине души не любивший хитроумные махинации, когда обе стороны лгут друг другу, зная об этом и делая вид, что ни о чем не подозревают. – Это будет нелегко.
- Что же поделать, Вагнек. Этот перстень многое значит для нашего дела, - сокрушенно вздохнул человек, и резко замолчал, прекрасно сыграв роль того, кто проговорился о страшной тайне. На самом деле Нирус давно хотел посвятить телохранителя в свои планы, но опасался, что честный и прямолинейный орк отвернется от него.
- Пора тебе узнать, для чего я связался с Урином, и другими лордами, - после небольшого раздумья сказал он Вагнеку, застывшему от внимания с куском ветчины в руке.
- Мастер, - вошедший дворецкий почтительно поклонился, - братья Инрены прибыли, и ожидают Вас.
- Пусть проходят, я готов их принять, - махнул рукой Корнх. – Черт, отложим разговор до более удачного случая. Это не для посторонних ушей.
***
Отчасти Мловак напоминал младенца, который затихает только ночью, изредка просыпаясь, чтобы покапризничать перед родителями. А утром он снова полон сил, оживлен и весел. Так же и в городе нередко вспыхивали ночные беспорядки, доводившие до погромов увеселительных заведений, а как только встает солнце и стража открывает ворота, чтобы запустить внутрь цепочки обозов, шумных купцов и группы сдержанных паломников, буяны вливаются в толпу. Народ – это кровь города, разливающаяся по улицам-венам, дающая жизнь каменным строениям.
Нора обожала утреннюю суету, несмотря на всю ее кричащую многолюдность. Начало нового дня сулило новые знания, испытания и приключения. Она была молода и еще не потеряла вкус к жизни, даже когда неудачи постигали ее. Ашар, не без радости наблюдал за своей ученицей, знал, вспоминая себя в юности, что она сейчас испытывает. Эльф ловил любой взгляд Норы, когда она замечала скованного в нервных движениях толстяка, у которого в кармане, наверняка, хранилось немало монет; замечала все ошибки неопытного карманника, «незаметно» подбиравшегося к «клиенту». Два года назад, она бы не устояла перед искушением облапошить его, уведя кошель прямо у него перед носом. Деньги ее мало волновали, воровка наслаждалась самой ситуацией. Если бы Нора умела читать мысли, то очень бы удивилась, узнав, что у Линсана, отстающего от нее на шаг, в голове роятся такие же озорные мысли.
Парочка, переговариваясь, приближалась к дому алхимика, с которым им суждено было провести весь сегодняшний день. Улица, где он жил, ничем не отличалась от других – два ряда двухэтажных домов, разделенных мостовой, темные грязные подворотни, заполненные собаками, лавки мясников и булочников, нищие, без особой надежды протягивающие руку, в ожидании милостыни. На все это представители тайной гильдии не обращали особого внимания и шли, не останавливаясь, до тех пор, пока из окна дома, так сильно просевшего в землю, что подоконник был у самой мостовой, их не окликнули:
- Господа, не будете ли вы так любезны…
Нора и Ашар повернулись, и тогда, на мостовую, буквально выполз из своего дома седой старик. При всем своем жалком виде, он не походил на нищего. Когда он выпрямился, выяснилось, что человек со всклоченной бородой был довольно высок и худ. Его глаза живо блестели из-под густых бровей.
- Что вам надо? – не слишком любезно спросил Линсан, не желавший терять время.
- Мне не нужна милостыня, - словно испугавшись, замахал руками незнакомец, - собственно, у меня просьба к даме. Если, конечно, господин позволит…
- Он мне не муж, если Вы об этом, - насмешливо протянула девушка, и эльф сжал зубы, чтобы не сказать какую-нибудь глупость. Он понял, что Нора затаила обиду за прошлую ночь, за его отказ разделить с ней постель. Ашар в мыслях перебирал множество причин, по которым он не мог быть любовником красавицы. Да, безусловно, она была красива, даже у мужчин других рас, для которых их женщины всегда лучше, сглатывали слюну во внезапно пересохшем горле. А эльфы тем более могли ценить то, чем одарила ее природа. Но все же, Ашар был эльфом. Его предки не без основания считали, что именно их раса высшая, благословленная богами и жизнью. Долгий, по сравнению с человеческим, и даже гномским, срок жизни, красота, мудрость, необычайная способность к магии… да, так бы и сказал ныне уже покойный отец Линсана. Но Ашар знал, что, увидав Нору, родитель бы в душе заколебался, и сказал бы эту фразу лишь из памяти к традициям. Но не принадлежность девушки к людскому роду останавливала Мастера, а… его привязанность, отеческая любовь. Он вырастил Нору, воспитал ее, углубляясь в его мысли, стоит отметить, что и готовил ее в качестве своей преемницы. Он не мог стать ее любовником. Никогда.
- Однако господин шествует с вами, поэтому я не могу просто так, - вежливо говорил бородач, и эльфу ничего не оставалось, как ответить на благородную речь согласным кивком.
- Не сочтите за наглость, госпожа, - старик учтиво поклонился, - но не откажите мне в моей ничтожной и глупой просьбе. Подарите мне одну, всего лишь одну золотую прядь Ваших прекрасных волос!
- Странная просьба. Но, видно, человек Вы благородный, - немного растерялась девушка.
- Нора…, - попытался воспротивиться Ашар.
- Если господин против, то я не смогу принять ваш великодушный дар, - снова поклонился старик, делая шаг назад. – Но я не чернокнижник, и не умею насылать порчу. Долгие годы я живу один, и, надеюсь, что скоро моя душа покинет этот мир, поскольку все мои дела уже завершены. Я почти не выхожу из дома, и единственной моей забавой считается разглядывание скучных лиц через окно. Я знаю каждого, кто проходит по этой улице хоть бы два раза в неделю, но что-то мне подсказывает, что такой красоты, простите мою наглость, госпожа, мне больше не увидеть в жизни. Если бы мне суждено было родиться художником, мне бы хватило одного момента, одного взгляда на вас, чтобы нарисовать шедевр. Но я не художник и… скоро мне будет отказывать память, а Ваш локон будет напоминать об этих чудесных минутах, когда я имею честь видеть Вас.
Ашар мысленно восхитился пламенной речью старика, в прошлом, наверное, рыцаря, но, будучи очень недоверчивым, заподозрил неладное. И сразу мысленно осадил себя – перед бородачом стоит преклониться хотя бы потому, что он нашел в себе храбрость обратиться с дерзкой просьбой. Нора, в свою очередь думала так же как учитель, и, взяв кинжал, отрезала небольшую прядь волос, протянув ее старику.
- Возьмите, отец, даже если вы лжете, то делаете это очень красиво, - Линсан почувствовал гордость за девушку, достойней ответа он не слышал. – А теперь, прошу нас простить, мы очень торопимся.
Когда они прошли порядочное расстояние, и благодарные возгласы храбреца стихли, Мастер не упустил шанса пожурить Нору.
- Глупый и неосторожный поступок, вор. Любой уважающий себя колдун может развить и не такие речи.
- Так что же вы меня не остановили, Мастер, - в тон ему ответила девушка, - если вам предоставлялся такой шанс?
- Это было твое испытание, Нора, - эльф не хотел, чтобы между ними возникли прения, поэтому благоразумно заговорил как обычно.
- И что, по твоему нельзя никому верить? Я свято чту все, чему ты меня учил, и еще будешь учить. Но не ты ли мне говорил, что повешенному не утонуть?
- Кто знает, чем обернется твой локон волос, - желания спорить с Норой уже не было.
- Если этот старик хочет погубить меня, так тому и быть, но я не буду жить в постоянном страхе перед смертью!
- Нора, есть вещи пострашнее смерти.
- Знаю, знаю, - вдруг рассмеялась девушка. – Это когда весь мир отвергнет тебя. Но будем молиться, чтобы этого с нами не произошло, Ашар.
Напряжение, возникнувшее было между ними, постепенно спало, а, когда Мастер уже стучал в огромную дубовую дверь дома алхимика, про происшествие и вовсе забыли. Дверь открыл хозяин, очень худой пожилой гном, очевидно уже давно дожидавшийся гостей. Он еще не начал седеть, но плешь изрядно похозяйничала на его голове.
- Ашар! Почему так долго?! – возопил коротышка басом, так не подходящим к его комплекции, и осекся, увидев Нору. – Вы, как я понимаю, Нора?
- Да, Тибальт, - нетерпеливо сказал эльф, смело оттесняя хозяина и перешагивая порог. – Ты решил, на чем мы отправимся в столицу?
Сален, решив не вмешиваться в дела мужчин, последовала за ними вглубь здания, удивленно разглядывая расставленные на полках колбы, вазы с реагентами, связанные пучки высушенных трав. Дверь закрылась самостоятельно при помощи сложного механизма, понятнго лишь Тибальту. Очевидно, что этот же механизм и открывал ее, так как владелец дома не доставал до ручки.
- Конечно, закажем экипаж! – отчаянно жестикулировал гном, словно пытаясь придать своим словам больше уверенности. – На лошадь меня не загонишь под страхом казни, а пешком… увольте, пожалуйста, топать такое расстояние! Вы, гиганты, можете позволить себе такую роскошь, а мне приходится разменивать один ваш шаг своими тремя! – и он смешно пожал плечами.
- Я надеюсь, ты уже все подготовил? - С легким раздражением спросил Ашар, прерывая разглагольствования алхимика.
- Да, да, обо все старый Тибальт уже позаботился, - снова затарахтел коротышка. – Через час нам нужно быть на станции. А ты устроишь мне встречу со своим знакомым продавцом, как обещал? На рецепте моего нового снадобья можно неплохо заработать…
Нора улыбнулась, везде сделки.
- И потом, ты знаешь, сколько сегодня стоит заказать дилижанс?
- Знаю, - вздохнув, эльф потер пальцем висок. – Я тебе уже говорил, что все расходы путешествия беру на себя.
***
Вагнеку уже приходилось встречаться с Инренами, братьями-близнецами, как две капли воды похожими друга на друга. Но, словно, боясь создать путаницу, братья к своим сорока годам, полностью поменяли свой внешний вид. Оба огромного роста, они напоминали ходячие горы, при этом одна из них была облачена в пыльную поношенную одежду и обладала пышной и вечно растрепанной бородой. Из-за этого большинство горожан, встретившихся с Атгаром ночью, в мыслях прощались со своими кошельками, принимая его за разбойника. Менор, в противоположность брату, всегда одевался со вкусом, но недорого, как и положено небогатому дворянину, коими и являлись Инрены. Лысая голова Менора блестела на солнце, извещая всему миру, что именно он - Менор, а не то заросшее чудовище, что идет рядом с ним.
Три громады уверенно зашагали в сторону городской конюшню. Собственных лошадей Нирус не держал, поэтому всегда выделял Вагнеку денег на передвижения. Оказавшись в нужном месте, орк сразу же продавал животное, так как не имел ни времени, ни желания возиться с ним.
Алгея, не спавшая всю ночь, чтобы не упустить орка, чуть не вскрикнула от досады – жертва никак не хотела оставаться одна. Мало того, слуга Нируса, по всей видимости, возвращался в Мловак. Хоть в чем-то нужно было его опередить, и убийца приняла отчаянную попытку. Женщина закрыла глаза, крепко сжала амулет, спрятанный под одеждой, и прошептала заклинание. Земля покачнулась, ноги на миг лишились опоры, и Алгея со стоном упала… на деревянный пол подземного зала убежища лорда Урина.
В таком истощенном состоянии, в котором находилась она, было рискованно использовать заклинание переноса, скрытое в амулете. Алгея могла прибыть к Урину покойницей. Она редко использовала такой способ путешествия, зная, что потом амулет необходимо заряжать заново.
Женщина с трудом поднялась на ноги и оперлась о столб, тяжело дыша. Дверь открылась, и в зал вошел стражник, смотрящий себе под ноги. Подняв взгляд и увидев помощницу Урина, он чуть не выронил оружие.
- Где лорд? – Алгея не пыталась скрывать свое состояние от этого солдафона.
- Спит… госпожа, - промямлил не пришедшие в себя мужчина.
- Ну, так разбуди его, идиот! – хрипло закричала она.
- Мне не позволено, госпожа! – и это было правдой. Нарушить приказ означало вызвать на себя гнев дварфа. А этого не желал никто.
Алгея опустила веки, в глазах запрыгали желтые пятна, признак большой усталости. Мысли в голове текли вяло, думать не хотелось. Голова слегка кружилась, как это бывает при недостатке воздуха. В ногах появилась предательская слабость. Женщина поманила к себе стражника.
- Помоги мне сесть, - она указано на широкое и глубокое кресло, обитое бархатом.
Солдат услужливо и аккуратно поддержал Алгею за локти, пока она не дошла до кресла, и помог ей сесть. Он случайно коснулся кистью ее талии и еле заметно побледнел, но советчица лорда была слишком уставшей, чтобы заметить эту мелочь. Она с видимым удовольствием откинулась в кресле, отбросив ненужное величие и холодность, которые не сходили с ее лица при посторонних людях. Все жесты сами говорили за нее, и сейчас Алгея напоминала кошку, лежащую на коленях у хозяина.
- Подойди ближе, - тихо попросила она стражника. Как только он выполнил ее просьбу, женщина неуловимым движением схватила его за руку и резко дернула на себя, одновременно поднимаясь на ноги. Два тела столкнулись, а вырвавшийся от неожиданности возглас мужчины оборвался на первом звуке, когда он кожей почувствовал холодную сталь у живота. Алгея приникла к его уху и, открыв рот, на секунду задержала речь:
- Будешь мне перечить - урежу твой месячный заработок. Передай Урину, что я его буду ждать здесь. Пошел.
Она снова села и, прикрыв глаза, задремала. Солдат, чье имя не имело значения для его господ, отправился выполнять поручение, проклиная судьбу. Он уже жалел, что полгода назад согласился служить Урину за двадцать золотых в месяц – баснословная сумма, ведь только королевские стражники получали больше. Но обратного пути не было, так как договор, который был подписан им и другими слугами, обязывал людей оставаться верными лорду до смерти. Нарушение этого договора каралось смертью. Невыполнение особо важных приказов – смерть. Разглашение приказов – смерть. Урин считал, что только страх может заставить людей повиноваться, и в чем-то был прав, поскольку еще никто не посмел даже в малейшей степени отступить от договора.
Комната Урина находилась на самом нижнем этаже подземного убежища за толстой дверью из каменного дерева, растущего только в одном королевстве, далеком и древнем Отиме, где оно считается священным. Достать его можно только с помощью контрабанды, но древесина настолько прочна и тяжела, что некоторые особо богатые бароны не скупились на приобретение вещей из каменной древесины.
Приближаясь к апартаментам лорда, солдат рассчитывал переложить свои обязанности на какого-нибудь слугу, но, к его великому удивлению и сожалению, таковых около двери не оказалось. Он дернул за веревочку, и где-то в глубине комнаты серебряным звоном разошелся колокольчик. Вдруг что-то ударило человека в живот с такой силой, что он отлетел к стене, но не успел упасть, почувствовав, что чья-то невидимая сильная рука, схватив его за горло, поднимает от земли. Перед лицо отчаянно брыкающегося человека загорелись два злобных красных огонька. Чувствовалось, что чудище внимательно разглядывает лицо задыхающегося солдата. Призрак отпустил стражника так же внезапно, как и напал, солдат упал на пол, хватая ртом воздух, и даже не заметил, как дверь отворилась, и мимо него прошел Урин. Повелитель Теней, тайный страж покоев колдуна, невидимый для глаз, быстрый и опасный для всех, кто попытается проникнуть в комнату. Дварф вызвал его шестьдесят лет назад, использовав заклинание призыва помощника и магию некромантии. Урин не ожидал, что его эксперимент окажется настолько удачным, Тень обладала разумом, была совершенным воином, подчинялась только лорду. Но она была нежитью, а это означало, что путь на улицы города ей заказан, магия паладинов сразу разоблачит стража.
- Я тебя внимательно слушаю, - спросил через минуту лорд у Алгеи, единственной, кому разрешалось не вставать с места в его присутствии.
- Вагнека необходимо на время оставить в покое, - поделилась своими мыслями убийца. – Он скоро вновь прибудет в Мловак, но на сей раз не один.
- Кто с ним? – нахмурился дварф.
- Я их не знаю, но, по всей видимости, это приближенные Нируса. Орка будет нелегко устранить с таким кортежем, а избавляться от всех троих слишком рискованно для нас. Это может вызвать подозрение со стороны Корнха.
- Что ты можешь предложить? – колдун застегнул верхнюю пуговицу на рубашке, и сел в кресло напротив, закинув ногу на ногу.
- Если ты хочешь, чтобы он умер…
- Да, я хочу!
Алгея поморщилась от громкого возгласа лорда и встала, подходя к ромбовидному зеркалу, стоящему в углу помещения. Расстегнув небольшую черную заколку, украшенную тонким бардовым узором, она распустила длинные волосы и немного взъерошила их рукой.
- Пусть он найдет перстень сам, - наконец сказала она. – Когда он нам его принесет, тебе, Урин, следует объявить об очередном собрании лордов…
- Еще одно? Не слишком ли часто, Алгея? – недоверчиво спросил дварф.
- Разве не стоит поздравить наших друзей, - с чуть заметной усмешкой проговорила женщина, - с очередной преодоленной ступенью на пути к нашей общей цели?
Урин несколько секунд ничего не отвечал, опустив взгляд в пол. Видно было, что он тщательно обдумывает мысль. Последнее собрание лордов проводилось месяц назад, где Нирус объявил, что, фамильный перстень его телохранителя вполне может оказаться тем самым. Удивительно, сколько сил было потрачено, а искомое всегда было под рукой, вернее на руке.
- После собрания, как я понял, будет больше шансов избавиться от орка… хорошо, - он звонко хлопнул в ладоши.
- А сейчас мне нужно отдохнуть. До вечера, Урин, - просто улыбнулась Алгея, будто бы только что не решала судьбу чужой жизни.
***
Деревня лесорубов, одна из тех, что по своей многочисленности и недолговечности не имеют названия, располагалась у окраины огромного темного леса на склоне горы Сардаш. Судьба ее ничем не отличалась от других поселков. Наспех сколоченные дома через месяц превращаются в приличное жилище, примерно через год деревня разрастается, по большей части в сторону леса, лесорубы заводят себе семьи, или же перевозят свои родственников, полагая, что надолго задержатся в этом крае. Проходит еще несколько лет, расстояние до леса увеличивается, а ездить за водой на реку становится все сложнее. И население постепенно начинает убывать, сначала пустеют крайние дома, затем, быстро безлюдным становится все, кроме самого центра деревни. Дольше всего держатся таверны, постоялые дворы, где еще некоторое время есть возможность получить прибыль. Но и они забрасываются, и от человеческого пребывания в этом краю остаются лишь пустые коробки домов, да пни вырубленного участка леса.
Стражники невнушительных деревенских ворот первыми увидели появившуюся на холме фигуру. Человек, опираясь на походный посох, неторопливо шел в сторону деревни. На нем была серая монашеская роба, но лицо, как это было положено, не было закрыто капюшоном. При нем, кроме посоха, не было никаких вещей, поэтому стража, справедливо решив, что это паломник, без лишних вопросов распахнула перед ним ворота.
Была середина дня, и деревня казалась совсем пустой. Но человека это не смущало, в его уверенной походке и невозмутимом взгляде ярко-синих глаз читалось, что он хорошо знаком с такого рода поселениями. Паломник бесшумно открыл дверь таверны и остановился около стола, словно раздумывая, присаживаться или нет. Из комнаты выглянула голова трактирщика, посмотрела на посетителя, а через мгновение хозяин заведения стоял около гостя.
- Что Вам угодно?
- Воды… и, если можно, хлеба.
Трактирщик пошевелил длинными неаккуратными усами, шмыгнул носом и кивнул. Он не один раз видел паломников, знал, что у них редко бывают деньги, но, если их расположить к себе, то лучших информаторов не сыщешь. От нищих, решивших пообедать бесплатно, паломников отличает невозмутимость и некое неощутимое величие, но не надменность. Поэтому, поставив на стол кувшин, на котором лежала свежая буханка хлеба, хозяин присел рядом, ожидая, когда посетитель первым начнет разговор.
- В вашем краю много волков, - проговорил паломник, сделав небольшой глоток прямо из кувшина.
- Возможно, но днем они не показываются, а ночью деревня защищена высоким забором, - живо откликнулся трактирщик.
- В пяти километрах от ворот я нашел растерзанный труп мужчины…
- У нас никто не пропадал, в этом я уверен!
- Я не спорю. Скорее всего, это какой-нибудь путешественник. Бедняга, а ведь я мог оказаться на его месте, - печально покачал головой паломник. – У него была разорвана шея и живот, да так, что видно внутренности. Похоже, он был убит совсем недавно, потому что вороны его не тронули. Я закопал его у дороги и поставил крест, чтобы люди помнили о нем и молились о его душе.
Трактирщик замолчал и задумался, и было от чего. Он не был глуп и знал, что волки нападают на человека в редких случаях: мор, когда погибает множество животных и в лесу не остается пищи, угроза их жизни, или бешенство. Но сейчас была середина лета, леса были переполнены дичью, второй вариант тоже не подходил, поскольку редкое животное выйдет на открытую местность, а тем более волк. А бешеные хищники довольствуются смертью своей жертвы, не раздирая труп. Даже, если представить, что это были волки… или варги, что намного хуже, от тела путешественника остались бы только обглоданные кости.
- Благодарю тебя, добрый человек. А мне пора продолжать свой путь, - хозяин вздрогнул, когда раздался голос паломника.
- Пусть боги освещают твой путь…
Паломник поклонился и вышел, прошествовал по улице за ворота деревни и вскоре скрылся за очередным холмом. Убедившись, что его никто не видит, человек выкинул посох и направился к первым, еще редким, деревьям леса. Там он скинул с себя робу и остался голым. Тело человека начало увеличиваться в размерах, руки стали толще и длиннее, череп преобразился, обнажились клыки, кожа покрылась шерстью. Огромный вервольф, подобно обычному животному, отряхнул шкуру и скрылся в чаще.
Аргон твердо знал, что делает. Ему необходимо «случайно» показаться на глаза лесорубам, чтобы поднять панику. Вечером трактирщик, внимательно слушавший рассказ «паломника», подтвердит слова их догадки, обязательно приукрасив опасность. Для пущей уверенности эти деревенщины обязательно отправятся искать крест у дороги, раскопают могилу и обнаружат труп настоящего паломника, чью одежду одолжил демон. А утром начнется большая охота, лесорубы, в поисках логова оборотня, уйдут глубже в лес, и наткнутся на целую стаю полуволков.
Шесть вервольфов, обосновавшиеся в этом лесу еще до того, как была построена деревня, вели скрытый образ жизни. Никогда не заходили за пределы своей небольшой территории, охотились только на животных и всячески избегали встреч с людьми. Как в любой стае, у них был вожак, черный оборотень, наделенный недюжинной смекалкой и силой.
Природу оборотней никто не изучал, но демон хорошо был с ней знаком. Человек, укушенный вервольфом, претерпевал значительные изменения, в том числе и внутренние. Это болезнь, отчасти магическая - проклятье, от которого можно избавиться, убив за первые три дня оборотня, что укусил тебя. Этот промежуток времени является самым сложным для зараженного, он постоянно бредит, впадая то в жар, то в озноб, видит кошмары, так умирает человеческое начало. На четвертый день происходит первое перевоплощение, и существо – и не зверь и не человек – не может контролировать себя, нападая на все живое. Поэтому вервольфов ненавидят, стараясь как можно быстрее уничтожить. Жажда крови длится ровно месяц, остатки человеческого разума и инстинкты хищника больше не мешают друг другу, а объединяются, порождая новое существо, хитрое и опасное. Перевоплощений больше не случается, хоть слухи утверждают обратное, вервольф остается в одном обличии до самой смерти.
Аргон, почувствовавший стаю, решил воспользоваться оборотнями в своей борьбе против Катароса, для чего устроил это представление с паломником и убитым путешественником. Демон накинул на себя тень, став невидимым, и устроился на сон. Утро будет жарким.
***
Однозначно, центром Катрада являлась крепость Тира, величественный храм, гордо возвышающийся над сотнями городских домов. Архитектор крепости хорошо знал свое дело. За высокой внешней стеной из прочного серого камня был глубокий ров с водой, который поставил бы в тупик возможного неприятеля, сумевшего преодолеть первое препятствие. По другую сторону рва, в трех метрах от его края располагалась внутренняя стена, к ней, помимо моста, связывающего две стены, нигде нельзя было подвести осадные орудия. А мост, в самом тяжелом случае можно было разрушить при помощи тайного механизма и тяжелых огромных камней, находящихся на вершине крепости. Враг, осмелившийся взять крепость штурмом, понесет невосполнимые потери, прежде чем ворвется внутрь, где его со свежими силами будут поджидать пятьсот отборных рыцарей во главе с магистром.
Только символ Тира – весы, укрепленные на молоте – может намекнуть смотрящему на громаду, что внутри располагается храм. Ворота в крепость всегда были открыты, так как на Катрад не нападала ни одна армия. Рагол Мрачный, ученик Катароса, проник в крепость со своим отрядом при помощи заклинания переноса, застав паладинов врасплох. С тех пор к многочисленным защитам крепости прибавилась магическая.
С самого утра жители столицы тревожно посматривали в сторону приспущенных флагов на шпилях каменного великана. Весь город разговаривал вполголоса, почти шепотом спрашивалась причина неожиданного траура, женщины ходили бледными, беспрерывно молясь о том, чтобы боги уберегли их мужей и сыновей от беды. Встревоженные родственники, неделями не получавшие известия о рыцарях, посвятивших свою жизнь служению ордену, писали письма.
Геррован, облаченный в сине-фиолетовые одеяния с белым шарфом, быстрым шагом направлялся к покоям Вариса. На его глазах был повязан шарф из прозрачной ткани, что отражало слепоту его бога. Рыцари, встречавшие советника по пути, прикладывали левую руку к сердцу, закладывая правую за спину, и кланялись ему, на что он отвечал легкими кивками.
Лорд Варис сам шел навстречу жрецу. После обмена приветствиями, соответствующими их статусу, паладин спросил:
- Все готово к церемонии?
- Да, - они шли в главный зал, советник, как было положено, немного отставал. – Варис, почему ты не послушал меня? Зачем нужно было объявлять траур?
- Это утвердил Совет, твой голос оказался в меньшинстве. Пойми, Геррован, погибли наши товарищи, мы не можем отказать им в почестях.
- Половина города трясется от страха, в канцелярию безостановочно шлют письма! – чуть повысил голос молодой жрец. – Мертвым уже не помочь, мой лорд. Не нужно давать людям повода для волнения.
Они остановились, развернувшись лицом к лицу. Коридор опустел, рыцари, решившие, что им не следует слышать разговора, разошлись кто куда.
- Людям следует знать об этом происшествии. Нельзя ограждать ложью от возможной опасности!
- И, сказав правду, мы им, конечно же, поможем?! Глупости, Варис! Неужели даже магистр Корстер не смог убедить тебя?
- Твои убеждения звучит иначе, нежели речи жреца Тира! Ты ставишь под сомнения догмы Справедливого?
- Моя вера непоколебима, Тир мне свидетель, - оттачивая каждое слово, произнес Геррован, глядя прямо в глаза паладину. – И я, как истинный его служитель, занимаюсь правосудием! Наш орден исправляет несправедливость и творит месть. Мы, а не они, - жрец указал рукой на стену, словно желая показать невидимый за ней город. – Мы - служители Тира, а не они. Мы знаем правду, а им она ни к чему!
- Геррован…, - попытался что-то сказать Варис, но советник не остановился:
- И если ты рассказал всему городу, что кто-то из нас погиб, скрой правду о том, как это произошло! Пять паладинов, защищавшие деревню от мародеров, достойны почетных похорон. Ты понимаешь меня, Варис?
- Никто не собирался рассказывать простолюдинам о происшествии на кладбище, - пробормотал глава ордена, смущенный неожиданным напором молодого соратника. – Знаешь, Геррован, ты нашел себя в ордене… а будь в тебе хоть капля королевской крови, Шарас стал бы великим государством.
- Я рад, что ты меня ценишь, - склонил голову Геррован, - и прислушиваешься ко мне.
- Нам пора идти, церемония вот-вот начнется.
- Подожди, еще одно… Аргон был призван.
- Ты уверен? – взгляд Вариса стал пронзительным.
- Абсолютно. Но мне не известно где и кем.
- Беда не приходит одна… пошли, Геррован, сейчас с этим мы ничего не можем поделать.
В главном зале собралось больше двухсот человек, в большинстве своем паладины. Варис и Геррован встали рядом с магистрами Корстером, Роландом и Сентиком. Паладины стояли позади них полукругом. В центре зала, у статуи Тира поставили пять гробов, пятнадцать жрецов, стоя на коленях у гробов, в один голос читали последнюю молитву.
Рыцари ордена искренне скорбели о погибших товарищах. Пожилого Игиса знал каждый, и в этот момент все вспоминали его как доблестного воина и верного друга, забывая об обидах, которые он порой наносил своей грубостью. Немногие успели познакомиться с Вариклавом, почти мальчишкой с ослепительной улыбкой, остальные жалели о том, что не узнали его поближе. Двадцать из присутствующих, в чьей компании Фарол был центром внимания, еле сдерживая слезы, старались не смотреть на дубовый гроб, обитый бархатом. У Эдора остались маленький сын и молодая жена, а у Огтуса родной братишка, мечтавший стать похожим на великого лорда Вариса, о котором паладин ему постоянно рассказывал.
По традиции паладинов хоронили в полном обмундировании, положив именное оружие на грудь, но их доспехи и оружие были уничтожены неизвестными магами. Пришлось облачать тела в старую броню, но этого все равно никто не видел – так как трупы были сильно изуродованы, гробы были закрыты.
Жрецы закончили молитву и, встав, удалились. Теперь каждый из присутствующих мог попрощаться с погибшими. Почти все рыцари поочередно подходили к гробам, кто ко всем сразу, кто лишь к одному, и тихо говорили прощальные слова. Для многих в этом зале время перестало существовать.
Начали прибывать гонцы, которых отправили оповестить родственников, они осторожно подходили к Герровану, шепотом сообщая, кого следует ожидать. Через некоторое время заходили стражники, так же тихо оповещая, что на церемонию хочет попасть тот или иной человек. Советник кивал в ответ, и около гробов в скорбной тишине зала зарыдали мать Вариклава и жена Эдора. Лорд Варис обнимал женщин, начинал говорить о вечной памяти в ответ на разрешение в последний раз увидеть лицо усопшего, но на душе скребли кошки.
Каждый гроб подняли по шесть человек, и процессия медленно отправилась на кладбище ордена. Жаркое летнее солнце не смогло уничтожить мысли о смерти. Гробы осторожно опустили в заранее выкопанные могилы, засыпали землей, и установили каменные кресты с именами. Теперь не жрецы, а паладины начали читать молитву. Церемония заканчивалась.
- Игис… Фарол… Огтус… Эдор… Вариклав…, - глава ордена услышал дрожащий шепот старого Корстера. – Простите меня…