Груз

Остановившись, полковник прижался спиной к склону узкого оврага, сплошь изрытому жёсткими проросшими корнями.
- Шире шаг! Шире шаг! Быстрее! Поднажми! Не растягиваться! – вполголоса произносил он по фразе на каждого проходившего мимо него разведчика. Пять человек. Пять из девяти, снаряжённых для обеспечения его безопасного перехода. Старший лейтенант – командир группы сопровождения и трое рядовых бойцов погибли вчера в случайной короткой, но ожесточённой перестрелке. Теперь он вынужден сам непосредственно командовать своими телохранителями. Он, полковник генштаба, секретоноситель высшей категории, обязан любой ценой прибыть живым в конечный пункт своего маршрута. И только вместе с грузом – тяжёлым металлическим контейнером, находящемся в вещмешке у идущего третьим номером белобрысого Шурки. Запоминать фамилии разведчиков теперь уже нет ни времени, ни желания. Только имена и прозвища. Так проще. И в бою надёжнее: перепутать их меньше шансов при отдаче приказов.
За почти двое суток тайного рейда через подконтрольную врагу территорию поневоле пришлось ближе познакомиться со своим эскортом. Первым идёт бдительный коренастый Клоп. За ним – Пашка, длинный и худой любитель анекдотов и солдатских баек. Следом, тяжело дыша от бесценной ноши, старается не отставать Шурка, обычный деревенский паренёк. Предпоследним продвигается Танк. Прозвище своё он, скорее всего, получил за кряжистую фигуру и обыкновение низко держать голову и смотреть исподлобья. Тем не менее, шёл он едва ли не бесшумнее всех остальных. Замыкал цепочку молчаливый Сыч, очевидно, городской начитанный мальчик. Самому старшему из них вряд ли перевалило за двадцать два. Полковнику весной исполнилось тридцать шесть.
Гибель командира группы разведчиков взвалила на его плечи дополнительный груз. Чудовищный в своей обыденности по меркам военного времени, привыкнуть к которому, оставаясь человеком, всё же невозможно. Груз права обрекать людей на верную смерть. Право, которое переносимый ими секретный контейнер перевёл в категорию безусловной обязанности. Аналитический ум полковника давно уж просчитал кем, когда и в какой последовательности он будет жертвовать в зависимости от боевой обстановки и "списочного состава оставшейся живой силы". В прямом открытом столкновении с противником всё более-менее ясно. А как прикрыть отход группы? Увести преследование по мнимому следу? Отвлечь врагов ложным прорывом? Кто-то однозначно будет это делать. Идти-то дня два, не меньше. Не на одну засаду нарваться придётся, уж это как пить дать. Чьё имя назвать? Как выбрать из этих пацанов того, жить которому он отмерил минуты? Как определить того, кому, быть может, удастся вместе с ним донести стратегический груз к цели, а для кого этот день станет последним? Как после всего этого оправдываться перед совестью, объяснить самому себе критерии выбора, глядя на оставшихся и вспоминая павших? То, что сам он должен дойти живым и донести контейнер - даже не обсуждалось. Война есть война. Она сама пишет свой собственный моральный кодекс. Совокупная ценность информации, хранящейся сейчас в полковничьей голове и в грузе за плечами этого сельского паренька, перевешивала любые его нравственные терзания. И он как никто другой понимал это.
- Слышь, Клоп! А полкан-то, вроде, ничего. Хоть и штабной. - Пашка почти дышал в затылок товарища. – Спокойный и, похоже, тот ещё волчара! Может, и прорвёмся.
Шесть человек рысью продолжали скрытно продвигаться змеящимся через густой лес оврагом. Они обязаны выполнить боевую задачу – доставить бесценный груз. Любой ценой. И платить они будут эту цену сполна. Кто-то собственной жизнью. Кто-то очередной зарубкой на сердце. Сколько ещё таких шрамов-зарубок выдержит сердце – неведомо. Не всякий груз человеку под силу. Но на войне нет места сантиментам. Может быть, правильным тогда является незнание этим Пашкой того, что уж определён ему первый номер в страшном списке. Ему первому при необходимости прикажет полковник отвлекать огонь на себя. И не секрет, что шансов не будет никаких. Все они это знают. Но все равно упрямо идут к цели. Идут, хоть и понимают, что у каждого из них уже есть собственный порядковый номер. Понимают, но идут. Идут, так как верят, что, может быть, хоть последнему из этого списка будут ещё продолжать улыбаться рассветы. Долго. До следующей рулетки нового задания.
А le gerre, come a le gere...