Конец представления...

***


--Вы что тут –совсем охренели?- брызгая слюной и тараща свои , и без того выпуклые, как у мадагаскарского лори, испуганные , с желто-сальными белками глазищи, шипел администратор , нервно размахивая руками, безуспешно пытаясь придать их движениям некую плавность и торжественность- руки не слушались его и продолжали выписывать свои сложные, геометрически совершенно бессистемные траектории, выдавая крайнюю нервозность их обладателя…
 - А вас что, Лев Аронович, разве не предупредили? Да мы совершенно… без задней мысли…, мы и не думали…все и так знают…, зачем лишний раз акцентировать внимание?…, да и , собственно говоря, что тут такого? Ну, выступите, как обычно, отработаете программу, какая вам разница? Деньги заплачены, спасибо, спонсоры не поскупились, что вы так переживаете?- Наоборот, это даже как-то бодрит артиста- такая аудитория…, кстати, вы не забывайте о нашем персонале, они-то за что страдать должны? Нееет, дорогой вы мой Лев Аронович,- умерла так умерла, - ласково приобняв вспотевшего от волнения администратора за плечо, неторопливо, но убедительно, нараспев вещал слегка пропитым басом директор,- кстати,- директор понизил голос и заговорщически кивнул головой куда-то в сторону медизолятора- Сама-то знает?
- так в том-то все и дело, что нет…- Лев Аронович тяжело вздохнул, качнул головой, достал из заднего кармана брюк скомканный носовой платок и вытер со лба выступившие капельки пота…- если узнает, она же меня убьет….
- Да нормально всё,... вы ей и не говорите ничего, она и не заметит…а если и заметит,.. во-первых, -директор убедительно загнул обкусанный мизинец на левой руке , -все равно не сразу, а во-вторых -она что- со сцены побежит, что-ли?
Под напором убийственных директорских аргументов Лев Аронович стал понемногу успокаиваться .
-Не ссы, Капустин, по…ём- отпустим- загоготал директор и несильно хлопнул Льва Ароновича по круглой ребристой спине,- Все будет тип-топ, Лева, давай-ка лучше по коньячку дернем для укрепления здоровья ..
Директор достал с нижней полки обшарпанного совнархозовского сейфа с незакрывающейся гнутой дверцей пол- бутылки азербайджанского коньяка «Баку», треснутую тарелку с двумя засохшими бутербродами и два граненых стакана с рельефной надписью на донышке: «сделано в СССР цена 7коп.».
 «кто-ж такое дерьмо разливает?» съежившись от выпитого коньяка крякнул Лев Аронович, судорожно дернул плечами и сосредоточенно стал жевать бутерброд.
 Коньяк, действительно, любовно бодяжился городской азербайджанской диаспорой в нескольких старых чугунных ваннах в грязном подвале немаленького кирпичного дома, на соседней улице имени Карла Либкнехта, и вот уже много лет с неизменным успехом продавался через торговую сеть «Гюзель-Лаваш»…
-Ладно, поехал я , - задумчиво посмотрел на поцарапанные кварцевые Тиссо Лев Аронович, - будем надеться, пронесет…Ну давай, до вечера…- и , сутулясь, походкой пионера-отличника, получившего первую в своей жизни двойку, двинулся к выходу …



Небольшой, мест на 200, актовый зал санаторного клуба был почти полон. Почему-то бросалась в глаза однообразная одежда основной части собравшихся зрителей- что-то нечто среднее между больничными пижамами и тюремными робами. Местами в общую однообразную зрительскую массу белыми пятнами вкраплялись небольшие группы людей , одетых в белые халаты. Кроме наличия вселяющих подсознательный страх белых халатов от остальной собравшейся публики они отличались присутствием той или иной растительности на головах - сидящие в зале зрители в пижамах-робах все, как один, были подстрижены «под ноль», или почти «под ноль»…
 
В зале раздались неуверенные аплодисменты, которые, почему-то не были подхвачены собравшейся публикой, которая с нескрываемым интересом разглядывала шевелящиеся складки линялого, с буроватыми разводами и наспех зашитыми пробоинами, когда-то, возможно, бывшего бархатным, занавеса.

Почти все места в первом ряду были заняты белыми халатами, среди которых выделялась широкоплечая коренастая фигура директора. Белые халаты вяло аплодировали, периодически оглядываясь на сидящих сзади бритоголовых пижамщиков …

- Левик, это что за сброд ?,- прищурив левый глаз задумчиво спросила Римма Михайловна у администратора разглядывая из-за кулис через пробоину в занавесе собравшуюся в зале публику ,- ты куда нас, твою мать, привел, Сусанин? – оторвалась она от пробоины и вопросительно уставилась на Льва Ароновича, в ее голосе зазвучали неприятные металлические нотки…
 Администратор мужественно держал паузу и , пытаясь расслабиться, ждал основного удара…
-Это , на хрен, что за санаторий-лепрозорий?- она махнула рукой куда-то к себе за спину, пытаясь остро заточенным бордовым акриловым ногтем выткнуть глаз невидимому супостату- ты кого тут, б…ь, собрал, Левик, твою мать? Я кого, сука, спрашиваю? – В сильном нерве утонченная Римма Михайловна , несмотря на свой публичный, годами отшлифованный имидж всесильно-доброй покровительницы артистов-юмористов, переходила на международный матерный, на который, впрочем, никто из её коллег-подчиненных по цеху юмора особо не обижался, скорее наоборот….
 - Рахиль, дорогая, я тебе все сейчас объясню..- Лев Аронович от волнения даже стал немного заикаться, -Рахиль, ты понимаешь, этот хренов директор мне же ничего не сказал, когда я с ним при первой встрече договаривался, и аванс, сучара, мне сразу наличкой дал, ну я и расслабился…Да и кто его знает, санаторий да санаторий, у них же тут как у всех- синие стены, говно по углам, белые халаты, а этих…своих они тогда, видать, попрятали с глаз подальше…суки…Руша, ты , главное, сама не волнуйся, пусть ребята выступают, как всегда, проведем быстренько мероприятие, да и дело с концом, ариведерчи рома и бабки на карман…- Лев Аронович по дружески-интимно приобнял за талию уже слегка поостывшую Рахиль Мееровну Левинзон, которую он знал с далеких студенческих стройотрядовских лет…

- ну, смотри, Левочка, если что…ты же меня знаешь…зарежу…- Римма Михайловна ткнула администратора бордовым ноготком в мягкий живот и уверенной походкой, прижав к груди папку со сценарием, двинулась на сцену…
 
Вялые аплодисменты, как ни странно , не усилились при появлении её на сцене,
 Публика с интересом молча разглядывала, как Римма Михайловна усаживалась за стол, стоящий в углу цены, регулировала громкость микрофона, раскладывала листы
со сценарием…
 
-Здравствуйте, дорогие мои….Начинаем наш …



Директор был доволен. Все шло отлично. Даже самые буйные сидели тихо, и раскрыв щербатые рты и вытянув тонкие цыплячьи шеи внимали всему, что нескончаемым потоком лилось со сцены…. Иногда они заходились полуистерическим смехом, бодались бритыми головами, тыкали пальцами в сторону сцены и хлопали друг дружку по тощим спинам. Дауны вели себя поспокойнее, но иногда и они, подняв бровки домиком и, сморщив маленькие вздернутые остренькие носики, беззвучно хихикали, причем в самых неподходящих местах, сбивая с мысли
Выступавших артистов-юмористов…Санитары периодически негромко ржали, но, старались не выпускать из виду буйных и бузотеров.
 

Выиграл-таки директор спор у главврача районной поликлиники, когда по-соседски, за рюмочкой спирта на 23-е февраля, он поспорил с ним на ящик коньяка ( опять-же, «Баку»), что устроит у себя в летнем профилактории для психбольных концерт заезжих артистов-гастролеров. «Да не будут они перед твоими дебилами выступать, они –что совсем штоли?»-крутил пальцем у виска главврач. «- а вот спорнем, что выступят…»,- не сдавался уже «хорошенький» от спирта директор, встряхивая взлохмаченной шевелюрой…

А тут и подвернулся позавчера этот, потный, в районной администрации…Как раз у них концерт срывался на химзаводе из-за внеплановой инспекции на производстве…
Вот и подсуетился…Хорошо, деньги с собой были….

Директор изредка победно поглядывал на сидящего рядом главврача, легонько толкал его в бок локтем и кивал в сторону сцены,- « ну как? А я тебе че говорил?..»

 Никто не заметил, как оказался на сцене Ваня-Садист…Садистом буйного Ваню
Прозвали за его многолетние навязчивые обещания всех и вся зарезать и застрелить. «..И для тебя у меня пуля отлита…» - дико тараща кривой мутный глаз, шепелявя щербатым желтозубым ртом первым делом сообщал он новоприбывшему психу или санитару, «- А еще я тебе седня ночью глаза выколю…». Дальше страшных угроз дело у него не доходило, все это знали и спокойно соглашались с ним, терпеливо выслушивая его ахинею… Лишь несколько старожилов психушки знали, что в дальнем заброшенном уголке территории лечебницы Ваня-Садист время от времени аккуратно закапывает в землю отрезанные головы невесть где пойманных им бездомных котов и кошек…
 
Истошно-дикий крик Риммы Михайловны разрезал тишину зала…Ваня за волосы выволок её на середину сцены, навалился коленом ей на спину ,отчего у Риммы захрустели позвонки, и так задрал ей голову кверху, что её пронзительные крики и визг мгновенно перешли в леденящие душераздирающие хрипы…Одной рукой он хватко держал Римму за волосы, другой же судорожно размахивал, сжимая костлявыми побелевшими пальцами заточенную до остроты бритвенного лезвия недавно украденную ложку из нержавейки. Зловещие отблески отполированного лезвия веселыми весенними зайчиками бегали по обшарпанным стенам зала…
 «- а че она над нами смеется? АААА? че она….ААА…зарежууу….. »- с диким восторгом заорал со сцены Иван Иванович Гринько, психический больной с многолетним стажем… « чё она издевается , а? мы тут че совсем дураки штоли ? аааа…застрелююю….»

 Директор застыл, вцепившись в драные подлокотники сиденья, санитары оцепенели, лихорадочно поглядывая то на сцену, то в зрительный зал….Остальная публика- кто тупо-равнодушно, кто с нескрываемым интересом наблюдала за разворачивающимися событиями на сцене - « а чё он, Ванька-то, и вправду её зарежет че-ли?...»

Директор бросился к сцене … Споткнувшись об осветительный фонарь он, скорчившись от боли, грохнулся на грязный дощатый пол сцены, руками судорожно хватая воздух, пытаясь дотянуться до Вани-Садиста… Не замечая боли, он быстро вскочил… Сквозь хрипы, страшный дикий рев, взмахи рук директор сделал последнее нечеловеческое усилие…
Прямо в лицо ему ударил горячий, липкий, сладковатый на вкус, алый фонтан, заливая глаза, растекаясь по груди, темными пятнами расплываясь по одежде…в своем последнем движении навстречу этому фонтану он почувствовал, как что-то колюче-острое ударило ему в грудь, словно какая-то остроклювая железная птица вонзила в него свою стальную иглу, и пытается добраться до сердца…
Разпластавшись в дымящейся луже тёплолипкой римминой крови, незадачливый начальник уже не видел ни несущихся к нему надсмотрщиков-санитаров, ни кричащего главврача, ни безмятежно – спокойных бритоголовых зрителей …