Керрианские Ключи

На этот рассказ меня вдохновил О.Генри и его "Последний лист".

Посвящается Полине Стэфан,
 давней и любимой подруге-художнице.



Элейн Мунфри не была безответственной. Не была она и легкомысленной или сердобольной. Более того, она даже не была «беззаботной хиппи». Но все перечисленные обвинения приходилось выслушивать ей сейчас, после досадного инцидента, имевшего несчастье случиться утром, в канцелярии фирмы «Платинум Роботикс», 1700, по Форест-стрит. Дело в том что, не относясь к упомянутым определениям, она обладала даром, затмевавшим весь этот словарный бардак. Она была художницей. Художницей Индустриального Века.
Элейн, или Энн, как звали её друзья – львица, на той прелестной возрастной стадии между «юная леди» и «молодая девушка» являла собой привычный двадцать второму веку образ художницы, бесконечно влюбленной в халаты, заляпанные краской так, что не видно их реального цвета, и апартаменты третьего класса, заваленные холстами и пропахшие сентиментальными букетиками цветов. Но, чего и следовало ожидать от образа художницы – все жилищные, финансовые, и прочие земные проблемы её совершенно не волновали. Энн по уши была влюблена в Музу, которая иногда проявляла взаимность. Сегодня утром Муза как раз удостоила вниманием Энн за чашкой кофе. Для молодой львицы это было сигналом схватить карандаш, чистый лист, и сделать легкие, интригующие наброски. Ну и, конечно, захватить на работу набор по уничтожению стерильности – тюбики масляной краски, кисти, карманный планшет. С пухлой сумкой на спине и антиобщественной улыбкой на лице брела Элейн по Бродвею, где сновали роботы, спешили подчиненные, мерно вышагивали управляющие, пока не добрела до большого рекламного экрана, гордо вещавшего о достижениях уже упомянутой фирмы. Львы, с которыми она поднималась в лифте на заоблачные высоты небоскреба, вежливо улыбались ей и интересовались самочувствием и погодой. Впрочем, это был стандартный диалог, скажем, с марсианином или венерианцем. Сюрприз ждал Энн за дверью в контору с табличкой «Тестиравание начальнаго уровня», ниже этой надписи маркером была оставлена и другая: «Джим, исправь опечатки, перед посетителями стыдно». Энн работала в этой почти милой и почти не требовательной, конторе за некое подобие зарплаты. Так вот, стоило ей ступить за порог, как лапы её начали разъезжаться в стороны на скользком полу, портфель перевесил, и, доканчивая комическую сценку, Энн растянулась на полу, под аккомпанемент высыпавшихся художественных принадлежностей. Стоило ей поднять голову, и, покраснев собрать свой инвентарь, над ней раздался голос, который можно было бы назвать напыщенным, не будь в нем нот чего-то среднего между сожалением и смирением.
– А вот… хм, наша сотрудница, очень, как там… да, подающая надежды, – голос принадлежал не менее напыщенно-созерцательному лицу босса.
Энн выпрямилась по неофициальной стойке смирно перед незнакомым, вкрадчивого вида тигром, с приметной блямбой на пиджаке «Шерхан: спонсор’c фирм».
– Рад знакомству, – голосом-шаблоном произнес тигр, пожимая лапу Элейн.
Ну, сколько клише из комедий за одно утро, в самом деле?! Синяя краска, плотно пристроившись к шерсти лапы Энн, не преминула познакомиться и с лапой тигра. Он хладнокровно осмотрел место происшествия, и, по-видимому, решив, что синяя краска и рыжая шерсть – не лучшее сочетание, молча вернул лапу на пол.
– Что ж, с делами в отделе я ознакомлен, полагаю время перейти к следующему, – заключил он.
Лицо босса, когда он выходил следом за тигром, красноречиво говорило, что он думает о делах в отделе, своих сотрудниках, да и вообще о своей работе в целом.
Три часа спустя робот-секретарь сообщил Энн, что босс ждет её в своем кабинете.
И вот, мысленно прогнав события дообеденного дня, и выслушав исчерпывающие комментарии своего босса – Джонатана Мелона, Элейн горестно вздохнула.
– Да, хорошо хоть отдел контроля качества вытянул все это, – признал Джонатан. – А то бы остались мы без такого спонсора. И все почему? Потому что пол-отдела хихикало, глядя на тигра, который оставил себе синий отпечаток на лбу, забыв помыть лапу.
– Ну, откуда мне было знать, что пол окажется таким скользким? – оправдывалась Элейн.
– О, это новый уборщик, марки Си-Джи 17. Недавно построили, – гордо сказал босс. – Еще, конечно, нужно откорректировать некоторые настройки.
Повисло выжидательное молчание. Элейн думала, чего еще ей ожидать, босс бормотал что-то о новом своем творении, которое, если отбросить случившийся инцидент, почти венец техническим способам уборки.
– Так вот, что я думаю, – продолжил Джонатан. – Энн, ты не обижайся, просто представь, если бы я был твоим отцом, – она честно попыталась представить, – разве это серьезно – быть художницей?
– А разве серьезно быть бухгалтером? – тихо сказала Энн.
– Ты что-то сказала?
– Разве серьезно быть бухгалтером «Скай Роботикс»? – поправилась она.
– Ха, ха, вот за что люблю тебя, так это за мозги и доброе сердце, – оценил босс. Энн с трудом ассоциировала доброе сердце с нелюбовью к фирме-конкуренту. – Вот если бы ты еще не таскалась везде со своими бумагами и красками.
– Вокруг столько всего, что хочется изобразить, – предприняла она слабую попытку убедить босса. – Чтобы потом можно было показать другим. Показать красоту, которые они, может быть, никогда не видели.
– Да ну, – отмахнулся Джонатан. – Посмотри за окно, малышка, кому сейчас это нужно?
И Энн, посмотрела, как смотрела десятки раз в день. Мегаполис серым бугристым ковром раскинулся до полосы горизонта. Небоскребы тысячами этажей взметались к небу, между них бежали паутины дорог и шоссе, на которых копошились миллионы крохотных машин. Зверей не было видно с этой высоты. У каждого было свое место, своя работа, интересы, сводившиеся к развлекательным заведениям и магазинам. И большинству из них действительно не было дела до искусства. Но, Элейн было легче спрыгнуть с небоскреба, чем согласиться с этим. Она вздохнула и отвернулась от распростертого внизу городского дна. Джонатан, по-видимому, принял её вздох за признание правды.
– Иди, работай. Только не бери с собой больше этих красок.

Элейн сидела за столом в офисе и тоскливо перебирала кипу бумаг. Муза так и не дождалась продолжения свидания. Передатчики объявили о завершении пятого, последнего рабочего часа, и Энн направилась домой, бросив по пути многоговорящий взгляд на уборщика-робота, безобидно протирающего и без того чистую раму.
Элейн жила в двухкомнатной, если их, конечно, можно было назвать комнатами, квартире в стареньком двадцати-двух этажном доме, занятом в основном студентами, и рабочими способными отдавать за него половину скромной зарплаты в месяц.
Робот-дворник, старый как дом, тяжело двигая суставами подметал двор от осенней листвы. Компания второкурсников лингвистов Венерианского диалекта устроилась на скамейке, что то горячо обсуждая, запивая свой спор чаем и заедая печеньем.
Поздоровавшись со всеми, получив миску национального Венерианского винегрета, и одарив почти любовным взглядом старенького дворника, Энн поднялась, наконец, до седьмого этажа, где она жила.
В маленькой комнатке, отведенной под прообраз спальни, Элейн положила на стол, незаконченные эскизы, миску с винегретом, и легла на диван, тесно прижав к груди лапы. Она улыбнулась, и горечь, которой в её улыбке было больше чем необъяснимой радости, взяла свое. Разыгралась маленькая чувственная драма, слишком обыденная, чтобы называться трагедией, пусть она изначально таковой и являлась. Элейн заплакала, приложив лапы к лицу, и увлажняя слезами щеки. Это не было моментом, этапным для рассказа, ведь в жизни творческого человека, каким бы сильным духом он не обладал, и какая бы теплая улыбка не озаряла его лицо, случается, что мир, теряет все свои оттенки, становится непроглядно черным. Спрут разочарования заглатывает хорошее и положительное, выплевывая бесформенные пороки и недостатки этого мира, и стягивает свои щупальца на маленьком теле, что корчится в его хватке. Энн уже приходилось встречаться со спрутом, и в этот раз, щупальца подержали её некоторое время, а потом, обожженные улыбкой надежды, скрылись в пучинах судьбы.
В дверь позвонили, и Энн поспешила растереть слезы на щеках. Билл Стрендж, её сосед сверху, и творческий друг удивленно оглядел её.
– Элейн, что-то случилось? – спросил он.
– Нет, просто день выдался тяжелый, – ответила она, пуская его внутрь.
Билл заходил к ней пару раз на недели, спросить о жизни, оценить новые картины, и дать Элейн возможность поговорить по душам. Когда-то его имя можно было прочесть на обложке новелл среднего уровня издания, но те времена прошли, и старый писатель не написал с тех пор ни одной значимой рукописи. Переместившись из-за нужды из просторных комнат дорого небоскреба в старые комнатушки этого дома, Билл коротал вечера и ночи в компании бутылки виски и настольной лампы, рассуждая о шедевре, который он когда-нибудь напишет. Из-под седых волос гривы смотрели усталые глаза, в которых, слабой искоркой горели надежды молодости, его душа, не готовая смириться с тем, что жизнь пошла другой дорогой, тяготела к искусству, к молодости и силе.
Элейн грела лапы о кружку с чаем, думая о Билле, и глядя сквозь него.
– Пейзаж красивый, но пессимистичный, да и в самом деле – мокро, зябко, комары летают тучами, – с искренностью матерого критика комментировал Билл картину с болотом. – А вот эта девочка ничего, и фон удался.
Элейн улыбнулась – редкая картина получала одобрение у старика Билла.
К восьми часам, когда усталое от созерцания планеты солнце удалилось за кулисы неба, и как на клетку с попугаем, опустило черный плед сумерек на землю, вернулся Гарри, студент биологического факультета, и возлюбленный лев Элейн.
– Ох, ну и день, – пожаловался он, прыгая на диван и ложась у её лап. – Начну с того, что марсианский таракан оказался немного больше, чем мы ожидали. Если быть точным, он достигает двух метров в холке. А какой у него характер! К концу дня мы боялись его пришибить ненароком.
Элейн ничего приятней и не воображала, чем лечь, потеплее прижавшись к любимому льву, слушая о его приключенческих буднях. Позже, правда, и Гарри поинтересовался её самочувствием, но, если Билл Стрендж проявлял молчаливое понимание, то Гарри не упокоился, пока она не пересказала ему сомнительную комедию своего дня.
– Снова он к тебе прицепился, – возмущался Гарри, подразумевая Джонатана Мелона. – Знаешь, пожалуй, я подарю ему на новый год марсианского таракана.
Элейн рассмеялась и обняла искрящегося праведным гневом биолога.
– А что ты думаешь? О том, чем я занимаюсь, – спросила она, стараясь добавить своему тону щепотку беззаботности.
– Ну, сейчас не то что бы самое подходящее время, – осторожно сказал Гарри. – Но… ведь тебе это нравится. А раз моей малышке это нравится, то она может этим заниматься.
Элейн это слабо утешило, и она перевела взгляд с взволнованного лица Гарри на улыбающееся с картины личико маленькой львицы, которую удостоил добрым словом Билл Стрендж.
– Слушай, а если я закажу сейчас пиццу на дом, я могу надеяться на такую же улыбку как на этой картине? – предложил Гарри.
Элейн хихикнула.
– Большую пиццу? – уточнила она.
– Огромную, сырную Чили, – пообещал он. – И этот сомнительный салатик со второго факультета на закуску.

На следующий день уборщик модели Си-Джи 17 уже не так усердствовал над полом, оставив его на стадии «можно ходить, но можно и кататься». Энн скрывшись за монитором, отвлеченно чиркала в блокноте, иногда поглядывая в экран, дабы удостовериться, что роботы фирмы «Платинум», характеристики которых бежали по экрану, как обычно высочайшего качества. День, ожидавший, что он будет как обычно скучным и будним, был бесцеремонно прерван звонком Гарри, чье взволнованное лицо отобразилось на экранчике телефона.
– Привет, милый, – поздоровалась Энн, чмокнув экран в область лба Гарри.
– Плохие новости. Старика Билла забрали в больницу.
Улыбка Энн поспешно уступила место потрясению.
– Кажется марсианская пневмония, – грустно поведал Гарри. – Прости, что расстроил.
Энн рассеяно покачала головой, что в этой ситуации подразумевало «нет, конечно, что ты».
– В какую именно больницу? Я навещу его, – пообещала она себе и Гарри.

Медицинский робот привел их на нужный этаж, к палатам, для больных марсианскими видами болезней, по пути рассказывая о симптомах, сопутствующих болезни и лечении, в котором большую роль играет сам пациент.
– Я не слишком большой психолог, – заметил он. – Но кажется, что ваш друг просто не хочет жить. А стремление биологического организма к выживанию в сложных для него условиях очень важно при борьбе с малоизученной марсианской пневмонией.
Билл Стрендж лежал, закутавшись в одеяло, и наблюдал полузакрытыми глазами, как садится за окном солнце. Когда Элейн села рядом и погладила его лапу, старик не без усилий повернулся к ней и улыбнулся, пусть и оттенка радости в его улыбке было мало.
– Рад вас видеть, – прохрипел он. – Как тараканы Гарри, еще не пробились в правительство?
– Нет, пока только смотрят достопримечательности.
Элейн не сводила глаз с Билла. Старик, как актер-дебютант самоотверженно изображал непринужденность.
– Почему ты не борешься? – тихо спросила Энн. – Мед-робот сказал нам.
– Что эта железяка может смыслить во львах? – проворчал Билл.
– Чтобы выздороветь, ты должен хотеть этого, – Энн бодро потрепала его за лапу. – Какое красивое солнце сегодня.
–Я выйду на минуту, – предупредил Гарри.
На фоне мягких лучей заходящего солнца возникла улыбка Билла Стренджа.
– Да, несмотря на все старания индустрии, закаты у нас дивные. Сегодня, совсем как тогда, на Керриане.
– Керриане? – повторила Элейн.
– О, ты не слышала об этой красавице-планете?
– Нет, – призналась она.
Взгляд Билла улетел далеко за пушистые облака за окном.
– Эта планета, словно мир из старых сказок. Моря, чистые и глубокие, на поверхность которых рябью опускается ветер. Они мчат пенные волны к берегам, омывают песчаные бухты, где в водорослях строят крабы свои норы. Ветер летит к горам, взметает густую листву, уносит запахи дубов и елей. Там живет народец, что умеет бегать, летать и плавать – керрианцы живут в листве древ, в коралловых рифах, и на полянах, где расцветают дикие цветы. И еще, высоко в горах, из земли бьют ключи. Прозрачные как слезы, ледяные. Старые керрианцы пьют воду этих ключей, и она наполняет их силой. Они не бессмертны, но живут достаточно долго, чтобы любить жизнь. – Старик вздохнул, и повернулся к Элейн. – Хотел бы я еще раз оказаться там.
Энн пыталась представить все то, о чем рассказал ей Билл. На земле не было ничего подобного, а может, не осталось.
– До чего красиво, – она коснулась лапы Стренджа. – Не унывай, может, мы все вместе еще побываем там. Ведь если существует такой поразительный мир… – размечталась Энн.
Старый лев вздохнул и опустил глаза. Вернулся Гарри со связкой бананов и пакетом апельсинов.

Время тянулось медленно, преступно медленно, так что полагайся ему за это статья – время отделалось бы большим штрафом. Элейн вперилась глазами в монитор: стоит ли упоминать, что качество производства Платинум Роботикс было по-прежнему на высоте? Львица отвлеченно разукрашивала характеристики в разные цвета и грызла карандаш. Пришел отчет из больницы – здоровье Билла упало еще на пару процентов.
Дверь кабинета ощутила стук на своей деревянной поверхности, а после была отворена. Элейн случайно перекусила карандаш пополам.
– Привет, сотрудница! – на редкость весело поздоровался Джонатан Мелон. – К тебе дело есть.
– Какое? – удивилась Элейн.
– Скай Роботикс опять хотят перед нами покрасоваться. Видела их новый логотип? Да, по мне тоже безвкусно, – не ожидая ответа Энн, прокомментировал он. – Вот я подумал, раз тебе все равно по душе дела с красками, может, и нам изобретешь рекламную картинку? Скажем, за премию в четыре зарплаты.
Элейн не потребовалось много времени, чтобы представить эту приятную сумму.
– Конечно. Что от меня требуется?

Вечером, Элейн сидела дома, у окна, откуда открывался не самый красивый вид фабричного корпуса за рекой. В блокноте, уже четвертый лист любовался вариантом логотипа фирмы. Мысленно же она была далеко отсюда. Она летела за волной, наперегонки до берега. Свежий ветер наполнял её крылья, а холодные брызги летели в лицо.
Телефонный звонок раздался над морем, вызвав рябь по всей его поверхности, и вернув Элейн к реальности. На экране появилось лицо Гарри.
– Я искал сегодня в библиотеке данные о Керриане, как ты и просила, – начал Гарри. – Боюсь, такой планеты не существует. В справочниках её нет.
– Нет? – нахмурилась Элейн. Она не сомневалась, что найдется информация о планете – Но… ты уверен?
– Я запрашивал университетский компьютер. Если там её нет… Хотя есть Кериада, но она не имеет атмосферы и в целом не приспособлена для жизни.
Элейн вспомнила разговор с Биллом. Выходит, эта прекрасная планета существует только в его мечтах?
Она повесила трубку. Белый лист тоскливо смотрел на нее с планшета. На подоконнике зазывно лежал блокнот с набросками логотипа для Платинум Роботикс. Элейн стала у планшета и нанесла первые штрихи.

Билл Стрендж проснулся с улыбкой. Каждый день он просыпался, чувствуя, как силы утекают от него. Каждый день Сон был ближе, а Жизнь дальше. И он не противился этому. Он проснулся сегодня, и осмотрелся, чтобы прогнать сонливость с глаз. Кое-что привлекло его внимание. Он сфокусировал взгляд на стене – это была картина. Сначала представшая как яркое пятно на белой стене, она приобрела четкость, стали видны детали. Чем яснее он видел, тем меньше верил своим глазам.
Солнце всходило из-за горных вершин. Его лучи наполняли воздух, и светились в фонтанах воды, бьющих из земли. Вода мерцала, опадая на траву. Пламенное солнце словно вспыхивало в ледяных ключах. А между ключей стоял лев, и смотрел в глаза Биллу. Золотая шерсть льва лоснилась, грива взметалась волной. Он был красив и молод. Его глаза смотрели с вызовом и безрассудной радостью. Лев был полон силы, полон жизни. И это был он. Билл Стрендж.
Билл на мгновение отвернулся, чтобы удостовериться, что картина не исчезнет, стоит ему повернуться. И тогда же он обнаружил маленькую записку на прикроватной тумбе. На маленьком белом листке было написано четыре слова.
«Восстань и живи. Элейн.»

В дверь постучали. Пришел Гарри, потрепанный и усталый.
– У нас новый курс, – поведал он. – «Марсианские существа способные убить вас за секунду».
Элейн поспешила согреть любимого льва объятиями.
– А ты, смотрю, снова над чем-то работаешь, – Гарри увидел незаконченный рисунок на планшете.
– Иллюстрация для книги Билла, – улыбаясь, пояснила Элейн. – Издатель говорит, что её ждет большой успех. Билл написал её сразу после выздоровления.
– Правда? – Гарри внимательнее присмотрелся к рисунку. – И о чем она?
– Об одном интересном мире. Его жители пьют воду из горных ключей и молодеют. Представляешь такое?