На Комендане

Наступил 90-91 учебный год. Время авралов для школы в районе новостройки.
Помещений не хватает, нет учителей, учеников по 45 человек в классе! В универсам очередь на километр за яйцами, зато в школе действует система заказов - продовольственных наборов по приемлемым ценам.
Но сильнее всего трясет от наступившей сексуальной революции. "Христа на
вас нет!" - ворчит нянечка, глядя на молоденьких учительниц,
подрабатывающих в сомнительных местах после школы. Старшеклассники знают о
вопросах пола больше, чем их далекие от практики наставники.
Время бурлит, как горная речка весной, неся в потоках пласты земли и
кристально чистого льда. Вода пенится.

***

"Ирина Петровна, у Вас замещение в 10Б, Молотова опять на больничном", -
мстительно оповестила завуч всю учительскую.

Иду, как на казнь, в незнакомый класс. "Только бы не вынесли", - со
страхом открываю дверь. Говорю что-то, - меня не видят. В упор. Беру первую
попавшуюся книгу с полки. Располагаюсь поустойчивее у второй парты, рядом
с одиноко сидящим молодым человеком, очень взрослым и задумчивым.
Инстинктивно жмусь к нему, теребя книжку. Начинаю читать хорошо
поставленным голосом. У меня блузка, заправленная в черную юбку в обтяжку,
новые колготки и туфли на каблуках. Мне нет и 25, им... Впрочем, в нашей
зоне нет границ. Никаких.

Чувствую, как ОН не спускает глаз с моего живота, поднимающегося и
опускающегося в такт чтению. "Юбка тесная, только бы не лопнула молния", -
думаю и читаю Тургенева. Движения диафрагмы выдают мое старание. Слышу
себя отчетливее, гул спадает. ЕГО глаза направлены в одну точку под книгой,
которую удерживаю обеими руками.

Отрываюсь от текста и вижу мутный взгляд с последней парты. Прыщавый и
наглый отрок что-то затевает. Тигриным прыжком оказываюсь
рядом и смотрю с вызовом: "Ну?" Парень ухмыляется и скользит по мне. Я опять опережаю и говорю только одно слово: "Голубой". Кладу книгу на парту, медленно касаюсь блузки. Смятение в мальчишеских глазах, я победоносно разворачиваюсь, иду к первым рядам.

Но дорога мне перекрыта. Высокий брюнет с решительным лицом и
я, нам тесно в проходе. Не разойтись. Я поняла, что проиграла.

- Обними. Сама.
- Смотри! В небе самолет!

Молодой человек спокойно поворачивается в сторону окна, не двигаясь с
места. Вздохнув, как перед смертью, кладу голову ЕМУ на грудь. В классе
тихо, слышу удары сердец. В этот момент дверь распахивается, на пороге появляется завуч и рявкает: "Ирина Петровна, к директору!"

Сквозь гулкие удары наших каблуков слышится позвякивание ключей Веры
Степановны. По привычке прижимаясь к стенке, следую за ней и смеюсь: " Она
меня спасла!"

А дальше начался судебный процесс надо мной. Представители профкома сидели
по правую сторону от директрисы, по левую руку расположились коллеги.
"Просим отвечать на вопросы быстро, у нас нет времени", - открыла
внеочередную летучку бывшая парторг.
- Вы сказали Собачкиной из 6Б, чтобы она спрятала свои гениталии под
парту?
- Только так я смогла утихомирить ее. Признаю непедагогичность выражения.
- Вы давали нетрадиционную трактовку великих русских классиков?
- Если имеется в виду Пушкин, он бы меня сейчас поддержал! Я - за живую
литературу.
- У Вас одни пятерки в журнале. Где Ваша объективность?
- Я слишком люблю учеников и вообще я против отметок.
- Вместо темы по плану "Андрей Болконский и небо Аустерлица" Вы прочитали
лекцию о современных способах контрацепции?
- Я не хочу, чтобы мои ученицы делали аборты и вообще этот урок удался.
Вы, Вера Степановна, расслышали каждое слово, стоя за дверью! Я научилась
держать дисциплину.
- Вы не ходите на педсоветы, запираясь с детьми после уроков. Что Вы
делаете и почему игнорируете коллектив?
- Мы готовили литературный вечер, посвященный памяти Высоцкого. У меня нет лишнего времени.
- Вы украли две банки сгущенки, один пакет гречи и пачку маргарина?
- ???
- Лаборант Овцова засвидетельствовала Ваше появление в кабинете химии, где
хранились заказы. Вы - воровка!

Оглушенная нелепостью приговора, вышла из кабинета. По лестнице на
четвереньках поднимался мой сын-первоклассник в замызганной синей форме.
"У тебя кофта расстегнута", - сказал и повертел рыжей головой, как дворняжка.
Я села к нему на пыльную ступень и заревела в голос: "Надо же,
сидела почти голая перед ними, существами в футлярах!"

Мимо проходил ОН. Вскочила, застегнулась и ничего ЕМУ не сказала.
За подол тянул сын и канючил: "Пошли домой кушать!"

***
Костя не встретил меня в Пулково, не ответил на сообщение по телефону. К счастью, я возвращалась налегке. Села в автобус, доехала до метро «Московская», оттуда до «Пионерской», а дальше на троллейбусе.

Позвонила на всякий случай в парадную дверь. Не ответили. Открыла, вошла на первый этаж, села в лифт, доехала до пятого. На лестничной клетке опять позвонила в квартиру, тишина. Справившись с тяжелой связкой ключей, открыла все двери, вошла.

Чисто, пусто. Форточки распахнуты. Цветы на столике засохли. Костя следил за Декабристом и Чайной розой, как за детьми. Почва суха, листья поникли.

Стала звонить друзьям Кости. Его не видели давно. На работе сообщили, что Константин не появлялся неделю.

Костя пропал… Была в милиции, оставила заявление.

Мы разошлись десять лет назад, я уехала на ПМЖ в другую страну, забрав детей. Останавливалась в нашей квартире проездом, когда летала к маме, во Владивосток.

Через два месяца я опять в Питере. От Кости никаких вестей.

В квартиру вошла с чувством обреченности: пусто!

…С коляской, в которой сидел годовалый Вовка, а трехлетний Никита держался за ее ручки, мы приходили на строительство дома. На Комендантском, в районе озера Долгое, где собирали клюкву жители деревни Коломяги, уже сооружены дома-кораблики. Наши, 137 серии, считались последним словом архитектуры.

Родители Кости, участники войны, имели льготы. И мы выбили право на получение кооператива. Мои мама и папа, в то время обеспеченные дальневосточники, внесли вступительный взнос в размере 3 700 рублей.

Мы въехали в недостроенный дом, доделывали проводки, перестилали линолеум и выносили мусор. Дежурили по очереди с соседями в незаселенном доме по ночам, охраняли. Дружно клеили обои. До сих пор под ними сохранились газеты эпохи перестройки.

По распределению я попала в школу, построенную одновременно с нашим домом. РОНО обеспечило детей местами в детсаде, расположенном под окнами нашей двухкомнатной квартиры. Три года я отработала молодым специалистом в качестве учителя русского языка и литературы, а также преподавателем этики и психологии семейной жизни.

Помню огромные очереди в универсам за яйцами. Продукты выдавали по талонам. По утрам я гремела на кухне банками, которые нужно было нести в школьную столовую, чтобы получить творог или сметану.

Раз в неделю нам продавали заказы - кофе, консервы и еще какой-нибудь дефицит. Я кормила всю семью, так как Костя не работал.

Он называл меня коровой, мы часто ссорились. Он говорил, что у меня коровий бюст, «вымя». Мой бюст сыграл роль в дальнейшей судьбе.

Кто сказал, что Россия присоединила Финлядское Княжество? Его завоевали тихой сапой викинги. Они добрались и до города Ленина. Действовали по старинке: брали то, что плохо лежит. Так были положены тяжелые руки, покрытые рыжей порослью, на грудь славянки. Прощай, молодость, прощай, славянщина! Не будет больше в твоей жизни киевского богатыря Кости, появится кинжал булатный, отрезающий раз и навсегда. Возложил чужестранец руки свои на белы плечи Ярославны и молвил: " Хочу корову, а не стакан молока. Женюсь!"

Кот бежал за коровой. Дети сидели в повозке. Похититель подсыпал йаду русским таможенникам, нас вывезли!

Всем было весело, кроме Кости. Он нарисовал на обоях в большой комнате, напротив дивана, мой портрет. Я его видела: действительно шедевр! Костя учился в Академии Художеств, техникой рисования владел хорошо. Я получилась, как живая. Только вот страшно мне стало от мысли, что сказал портрету мой бывший муж. И я вздохнула с облегчением, когда через много лет художник ликвидировал свое творение.

Прошли годы, и Костя встал на ноги. Нашел работу, вел степенный образ жизни одиночки. Мы остались друзьями.

***

Я была пьяна, не могла открыть дверь. Соседка с 22 квартиры вышла, окинула взглядом меня, моего спутника. Он протянул ей шоколадку.

С Виктором мы встречались сначала в гостинице, когда он прилетал из Омска, а потом и в моей квартире.

Наконец я встретила мужчину, который сумел меня подчинить. С Костей были проблемы, я доминировала во всем. Викинг сначала покорил меня своей силой, но с годами мы привыкли друг к другу. Секс стал регулярен до отвращения.

Мне хотелось воплотить свои фантазии, я искала мужчину. К сорока годам я поняла, чего хочу. Меня интересовала не просто интрижка или связь за деньги с молодым любовником. Нет, я добивалась своей доли счастья, глотка молока. Я не собиралась разводиться с мужем, бросать отлаженный быт. Квартира в Питере давала возможность вести двойную жизнь.

Виктор – ровесник, нам интересно говорить о своих семьях, о работе, о ценах, о книгах. Но это до определенного момента. Как только мы оставались вдвоем, происходила метаморфоза. Он менял интонацию, он соблазнял меня, а я менялась на его глазах. Становилась его женщиной, он управлял мною с помощью голоса. В близости с ним я теряла чувство самосохранения, моя женская сущность обнажалась полностью. Наверное, и Виктор упивался безграничной властью, иначе чем объяснить наш длительный роман?

Общий быт и жизненные трудности нас не связывали, мы не касались материальных вопросов. Встречи были праздником, которого мы ждали.

***

Однажды мы с Виктором лежали на диване и слушали записи на старом магнитофоне. Коричневая лента с легким шорохом вращалась на бобинах. Песни Высоцкого звучали отголоском далекого прошлого.

" Куп--ола в России чистым зол--отом, чтобы чаще Господь за—ме—чал", - раздавалось по всей квартире.

Вдруг кто-то заговорил: «Очень люблю осень, когда по темной воде медленно плывут золотые листья. Над головой крик журавлей, они прощаются с родными местами. Задерешь голову, а небо словно океан. И вспоминаешь молодость, когда покидал полярные берега. Сидел наверху рубки подводной лодки, на прощание пару раз дал противотуманный сигнал. А лодка, как живая, вскрикнула...»

Кто-то из друзей записался на пленку, чтобы его услышали через много лет!

Когда мы расставались, Виктор посмотрел на меня, и я все поняла. Я поняла, что больше мы не встретимся. Зря я включила тогда старый магнитофон. Наверное, Виктор решил, что на пленке был записан голос моего мужа.

***
1. Я сидела за столом, в который раз пытаясь прочесть первую строчку детективного романа. Он прыгал, стол вальсировал, но мои мысли были точными, даже кристальными. Казалось, я что-то знаю такое… Пришел сын. Мне весело, протягиваю руку и говорю: "Terve!" ( по-фински "здравствуй" ). Его лицо дергается, а мне хочется еще выпить. Я прошу сбегать в ларек, потом заплачу, отдам все, что осталось. Сын из жалости приносит две бутылки пива. Я счастлива.
2. "Сегодня опять ехать, везти эти проклятые сауны. Горбатиться из-за 10%!" - ною, но отправляюсь в дорогу. После моста меня понесло. Не помню ничего. Очнулась в больнице, кошелек пуст, документов нет. ЕСТЕСТВЕННО! Этим и должен был кончиться мой бизнес. Слава богу, осталась жива. Это был звонок с верхнего этажа, что пора открывать нижний, как говорил мой дедушка. Наконец надо вспомнить, что я баба, а деньги должны зарабатывать … кто?
Шеф выжал из меня все: 8 лет последней молодости, отрыва от семьи. По сути, я была его наложницей, берущей на себя еще и риск ведения дела в России. Я работала в инофирме секретарем, но на самом деле была переводчицей, менеджером, кухаркой, массажисткой, психотерапевтом и просто влагалищем, бесплатным. Но теперь все. Проживем как-нибудь.
3. Три раза я рожала. Каждый раз, когда дрожали ноги, и все было позади, мне казалось, что и моя жизнь только начинается. С ним, моим первенцем, я училась брать грудь, поднимать головку, переворачиваться, вставать, делала первый шаг и произносила первые слова. Но как скоро он, мой двойник, вырастал и забывал свои, вернее, наши слова и шаги, и я опять оставалась сама по себе.
4. Я ищу до сих пор. У меня много увлечений, занятий, мне не скучно. Эти самые мужчины очень любят учить: сама не знаешь, чего хочешь! Они-то определились. А действительно, чего мне надо? Борща со шкварками, чтобы сама сварила? Да! Твердых рук на плече? Конечно! Голоса с небес: "Остановись, хватит"? Вряд ли.
Неужели я вызываю чувство жалости? Тогда это не правильно, я не такая. Просто есть люди, которые бегут, и если остановятся, умрут. А что касается литературы, то кто знает, для чего она?


***
Шурша синтетикой плаща, отстукивая шпильками "тут я", приблизилась к дому-кораблю с надписью "Шведский салон красоты".

В доме живешь ты, в парикмахерской трудно дышать. У соседки-клиентки колор 7G, у меня 8B, на тон выше, не считаю это преимуществом, мы во власти мастеров.

У двери канючит алкоголик. Он приходит сюда каждое утро. Администратор в фуражке капитана штудирует учебник шведского и ведет переговоры: "50 рублей нужно заработать".

Молодая женщина с длинными светлыми волосами моет полы шампунем, как работники ЖЭКов улицы города. В салоне пахнет смолою, на чистом Невском свежей корюшкой.

Я забралась с ногами на кожаный диван, стоящий в фойе. Парикмахер стерла остатки краски с прозрачной перелины на моих плечах. Стрекочет полиэтелен, запах вымытого пола смешивается с едва уловимым ароматом клейких зеленых листочков.

Поднимаю глаза и вижу высокого худого, до боли знакомого человека. Кажется, я знаю его по фотографии. Он улыбается ласково, как раннее солнце, протягивает руку и что-то говорит. Мои уши заложены берушами, голова увенчана чепцом из пленки. Я сохну.

Только что сделанный маникюр перламутром бисерится в коконе накидки. Запуталась. Во взгляде стоящего удивление, в моих глазах испуг: "Не подам руки!"

Со шваброй из пластика и губчатой тряпкой, испещренной мертвыми порами, капитан-администратор обращается к попрошайке:

- Вон! Мы имеем салон.
- А я здесь живу.

Мои руки прилипают к накидке. Чувствую себя цветком, завернутым в многослойную упаковку. Губы сжаты. Меня ведут мыть голову.

Длинные пряди волос мягки и нежны, как возможное рукопожатие.

Выхожу с новой прической и щедро одариваю чаевыми того, кто стоит в дверях.

Вечером иду на встречу с поэтами и поэтессами. Впрочем, между ними нет различия, они все авторы.

Там увидела того, кому подала деньги.

Шерстяной шарф повязан галстуком. Бледной рукой поэт водит по горлу томно и задумчиво. У него ангина.

От многократных расчесываний ворс превращается в королевский мохер. Кажется, что узел под подбородком раздувается, как зоб воркующего голубя.

- Как вас зовут?
- Распутин.

Смешно. Поэт в шарфе-муфте, с бледным лицом и наверняка красным горлом, похож на старца.

- Кто вас обескровил?

- Знаете ли, Комендантский аэродром, где я живу, никогда не был китайским. Черная речка, Пушкин, ну француз Дантес. Советские авиаторы, конструктор Поликарпов, дома-кораблики, паршивая 137 серия, коттеджи новых русских. При чем тут Шанхай? Пионерская стала Малокитайской.

- На моей Парашютной строят мечеть, рядом с кофейней.

- Кофе и ислам всегда рядом. У вас волосы цвета турецкого кофе, вы мусульманка?

Возвращаюсь с Удельной домой. Голубые купола церкви видны с вершины горы. Огни пестрой рекламы мельтешат в глазах.

Мне не одиноко здесь, в многоликом расхристанном мире.