Больше никогда

Больше – никогда.

Обида? Слишком громко.
Досада – слишком тускло.
Безразлично – не так уж.
Вопросительно – посмотрю на тех, кто был мне другом, но сменил формат.
Ползать – не дождётесь. Слизывать зловонный порошок с ваших туфелек, модных ботинок и кроссовок - противно. Ползала – слишком долго. Слишком часто притворялась послушной, пряча истинные эмоции под маской симпатичной любезности. Ползая, изорвала все свои крылья. Вы этого ли хотели? Вам это ли грезилось?
Роскошная чёрная птица в грязи ваших чувств. Уж слишком мозолили глаза мои перья, такие чистые и ухоженные, уж слишком высоко приходилось вам задирать свои головы, когда я пролетала над вами с юга на север.
Порок – не в отсутствии горячего любовника в постели, готового на мужественные свершения. Порок – не в той желчи, которую вы разглядели внутри меня. Порок – не в возможной нереальности того, до чего ваши короткие мысли не доросли, не сумели подпрыгнуть, а так и пошлёпались все отчаянно оземь - как не научившиеся летать голубята.
Прощаю – смело.
Прощаю – искренне.
За всё благодарю, потому что проклинать не за что. Не потому, что Господь учил смирению. Не потому, что все иконы из-под горящих бровей свечек шепчут мне забыть. Не потому, что, влюбившись в ангела, почувствовала, как его лёгкое дыхание беличьей кисточкой выметает серый пепел из самых недоступных закоулков сердца. Значит ли это, что я стала добрей? Милостивей? Стала ли я искренней в своих чувствах – всех, без разбору – и ненависти, и любви, и милосердия? Лучше или хуже – научиться не отворачиваться от плюющего тебе в лицо, а просто с улыбкой жалеть его – искренне и нежно, как провинившегося ребёнка.
Мои враги – дети. Они ещё не выросли. Для них трава истины – не по пояс даже, а по шею. Бредут они там, путая дороги, спотыкаются, натыкаясь на заблуждения, потому и злые такие, потому и сердца у них тревожные, мятущиеся, и ищут они мишень для поругания.
Я не одна такая – мишень. Есть особый сорт людей, для которых привычно подставлять незащищённую цинизмом грудь под дротики язв и оскорблений. Это какой-то странный вид самопожертвования. Это некий род смирения и снисхождения. Снизойти до грязи, до подлого и низкого – почти подвиг. Суметь простить и даже забыть.
Вот ты такой же. Я знаю, как тебе тяжело и до какой степени душа твоя измазана патокой. Ты ступаешь по взрыхлённой колёсами грязи медленно и осторожно, но серые брызги всё равно оставляют свои пошлые поцелуи на твоих белоснежных перьях. Перья, пёрышки, крылья. Улететь – забыть – пропАсть. ПропАсть в чёрных небесах светлой звёздочкой, разрешив неспособным составить тебе компанию ползать и шипеть своё.
Пусть говорят. Пусть ползают. Пусть даже жалят. Мне уже не больно. Мне никогда не больно от того, что приносит освобождение.

maanantai, 12. joulukuuta 2005