Вернись в Сорренто

 ВЕРНИСЬ В СОРРЕНТО

Лифт не работал, зиявшая темнотой лестница, видимо, давно не убиралась, подошвы ботинок давили что-то мягкое или бумажно-целлофановое, попадалась яичная скорлупа и еще какая-то дрянь. После того, как убили сына тети Нины и она, похоронив его, куда-то исчезла, наверное, другой уборщицы так и не нашли. Юра перевел дыхание на площадке перед квартирой и достал ключи.
Хорошо, что не встретил никого из соседей, русских никого не осталось, а встречаться с кем-то из местных кланов пока было рано.

Почти два месяца Юра не был дома, думал обернуться быстрее, но Петрозаводск встретил неприветливо. Никого у него не было в этом городе, и с Карелией он не был связан никак. Денег на квартиру в Питере, где прошла его студенческая молодость и жил кое-кто из друзей, не хватило, а Петрозаводск подвернулся случайно. Ладно, все-таки поближе к Питеру, только бы зацепиться, а там даст Бог, если получится продать свою трехкомнатную и тещину однокомнатную, может быть и в Питере удастся что-то найти. Больших иллюзий питать не следовало - квартиры в Грозном у русских покупались за бесценок, но лучше хоть так, чем просто бросить или отдать спустившимся с гор переселенцам.

В последнее время перед отъездом участились случаи силового захвата квартир и домов русскоязычного населения города. Тянуть дальше с отъездом было никак нельзя. Продать квартиры и ехать с женой, дочерью, тещей и деньгами было самоубийственно. Уехали налегке, вроде, как в отпуск, и теперь Юра вернулся один, чтобы попытаться продать жилье. У него уже была предварительная договоренность с Магомедом, его коллегой по университету, но тот тянул, говорил, что пока не может собрать нужную сумму. Юра в это не очень верил, он знал, что деньги у Магомеда есть, но он просто выжидает дальнейшего падения цен. Других вариантов Юра пока не искал - это было не безопасно. Магомед, хоть и гнида, но все же интеллигентная и кидать внаглую коллегу не станет. К тому же он обещал помощь – довезти Юру до Моздока или Владика - выезжать русскому мужику даже одному, с деньгами – стать легкой добычей дудаевских бандитов. Своих, вроде, не трогали пока.

 Все эти мысли неоднократно прокручивались в голове пока Юра ехал в поезде и терпел наглые выходки соседей по вагону. Русских в вагоне было человека три, и они отводили глаза при встрече друг с другом. Не замечать – так было легче переносить постыдное бессилие воли, прятавшейся за неучастие, за скольжение тенью к туалету и обратно на свое место, только не высовываться. Поезд шел по русским равнинам к еще далеким чеченским горам, но власть в вагонах сразу установилась не русская. Прибить наглую сволочь в тамбуре и соскочить где-нибудь в Ростове, отчаянно и лихорадочно соображал Юра, в очередной раз не врубившись в специфический чеченский юмор соседей по плацкарте. Чем прибить, как прибить, как выйти из вагона, да и схватят ведь сразу? Редких наших мстителей находят буквально из –под земли свои же ассы криминалистики. Свои ли?

Русские люди давно уже потеряли чувство локтя. Русский, приехавший из Узбекистана в Россию, для всех узбек. А Юре придется мириться в Петрозаводске с тем, что он чечен. Никаких преимуществ это ему не даст, как раз наоборот. Если был бы настоящим чеченом, в администрации с готовностью пошли навстречу. Чего, мол, изволите, дорогой представитель репрессированного народа? И выкатили бы кафе или магазин в хорошем месте в долгосрочную аренду. А на таких «чеченах», «узбеках» и «таджиках» трусливые и злобные ксенофобы российской глубинки только вымещали свои интернациональные чувства. Комфортно, безопасно и еще патриотами себя суки чувствуют. Юра много размышлял об этом. Вот они своего никогда не сдадут, пусть даже он сто человек русских или армян заодно с евреями прирежет. Почему же у наших напрочь отбито чувство элементарной солидарности, кто отбил, кто в этом виноват? Да, кто виноват? Вопрос получался извечным и традиционным. Юра вспомнил еще про две Российские беды, но ни дураки, ни дороги подсказать, что же делать и куда бежать не могли.

 
Вот говорят, народу у нас много, и связи от этого ослабевают, а у них мало -они это чувствуют и друг за друга горой стоят. Вроде логично, но логика какая-то странная, это примерно, как у жирафа шея длинная потому, что он за листьями тянется или ветер дует потому, что деревья качаются. Что-то здесь не то, неувязочка. А как же с китайцами тогда быть - их в 15 раз больше чем русских? Значит, по закону взаимного отталкивания чересчур разросшихся этносов вообще должны глотку друг другу перегрызть, ан нет, не грызут, да еще чайна-таунов по всему миру свили немеряно. Видимо, есть какой-то клей, соединяющей людей в единый этнос, какое-то силовое поле, притягивающее их, где бы они ни находились. Это, как у Фазиля Искандера, когда его герои спрашивают: -Что случилось с этими русскими?- Ответа пока у Юры не было, так, одни смутные подозрения и обрывки мыслей. Весь в этих обрывках он стоял перед дверью собственной квартиры с ключами в руке.

 Что такое? Ключ не хотел влезать в скважину, не заржавела же она за два месяца. Юра наклонил голову посмотреть, что там не так с замочной скважиной. Дверь открылась внезапно, и что-то тяжелое ударило его сверху по голове. Когда он очнулся, на улице была уже ночь. Узкое окно на лестнице, выходившее во двор, смотрело на него глазами пары звезд. В голове плескались мозги, и нести её надо было крайне осторожно, как кастрюлю с борщом, чтобы чего-нибудь не выплеснуть. Волосы на затылке слиплись от засохшей крови, но тошноты не было. Если и было сотрясение, то не очень сильное, иначе была бы рвота, он знал это из детского опыта. Значит еще легко отделался, хотя сознание и отключилось на какое-то время. Делать тут было нечего, квартиру захватили, и поделать с этим Юра ничего не мог.

Жаловаться в Ичкерийские органы власти было бесполезно и раньше, а теперь, возможно, и не безопасно. Надо было выбираться в сторону Первомайской улицы, где находилась однокомнатная квартира тещи. Если там такая же засада, то второго удара за день можно и не пережить. Попробовать позвонить по телефону. Если в квартире чужие, а захватчики не очень стеснительны, то кто-нибудь обязательно снимет трубку. Почему эта мысль не пришла в голову еще в Петрозаводске? Видимо, после удара прострация, в которой они находились все последнее время, выпала из головы, и ничто уже не мешало мыслям складываться ясно и четко. В редких телефонных будках с разбитыми стеклами и искореженными каркасами висели автоматы, с оторванными трубками. Интересно, а работает ли вообще телефон в городе? Вообще-то должен работать не война же. Тьфу ты, у меня же нет телефонного жетона. А зачем мне жетон, я, что с ними собираюсь разговаривать? Хотя, если позвонить этим гадам и сказать, что квартира заминирована, можно бы понаблюдать, как они обосрутся. Что-то меня клинит, я еще не знаю, есть ли там кто или нет.


-Да нет, тем гадам, которые на Августовской остались в моей квартире. Ах, тем, тем бы не помешало и взаправду гранату кинуть. Кто-то беседовал с Юрой в голове, но он не особо удивлялся, может, оно и к лучшему, одна голова хорошо, а две лучше.
- Слушай, Юра, если не найдем телефон, можно посмотреть на окна - света нет и врагов нет,- в диалог вмешался кто-то третий, конечно, его совет был не лишен логики, но третий голос в одной голове звучал перебором.
-Умный ты какой, а сколько времени сейчас знаешь? Может, спят уже все, а может, на разбой отвалили.
Юра уже не вмешивался в прения, он только слушал.
-Трубка! Трубка не оборвана, смотри, вон на углу автомат.
В будке стоял парень и разговаривал по-чеченски.
Юра прислонился к стволу тополя и слился с деревом.


- Хако, хаде…парень хлопнул дверью, двинул будку ногой, но трубку пощадил, наверное, не все слова еще были сказаны.
Юра набрал тещин номер, тот самый, который отпечатлелся еще с поры знакомства с Альбиной и их первых встреч. Они жили с матерью в однокомнатной квартире на Первомайской, недалеко от школы №7.Ему на секунду показалось, что сейчас ответит глубокий голос Альбины, ну пусть даже сварливый голос Зинаиды Наримановны, его тещи. Но все гудки ушли и растворились в сиротливом пространстве брошенной однокомнатки, ни один не вернулся родным или чужим голосом. Чуда не произошло, но и так было не плохо. Свет в окнах не горел. Этот в мирное время недобрый знак сейчас придавал дополнительной уверенности. Тем более, что у соседей окна светились.


На всякий случай Юра позвонил в звонок, никаких шевелений за дверью не было. Ключ вошел в скважину и замок поддался. Дверь напротив приоткрылась, из щелки пересеченной цепочкой на Юру кто-то смотрел. Он или она был небольшого роста, в щелку виднелся силуэт, скорее всего, небольшой женщины.
-Тамара Саркисовна?- неуверенно и тихо спросил Юра.
Дверь открылась шире, и пожилая армянка вышла ему навстречу.
- Юра, дорогой, здравствуй, я так напугалась. Думала, эти сволочи пришли, боюсь каждый день, ночами не сплю, как бы квартиру охраняю. Давай заходи, а то тут стоять не очень хорошо.
Он прошел в квартиру соседки, и она закрыла дверь на несколько засовов.
- Сурен на заводе сделал, но, если захотят- дверь все равно сломают.
Ой, что это, что у тебя с головой?

Юра рассказал соседке, что с ним случилось на Августовской у собственной квартиры.
-Давай промоем перекисью, у меня есть, и перевязать надо.
-Кость, вроде, цела, кожа только рассечена и шишка здоровая, болит сильно?
-Нет, ничего, сейчас уже почти не чувствую.
-У вас вроде все в порядке, посмотришь потом, я хоть тебя покормлю ты, наверное, голодный с дороги. Сурен поехал подкалымить на жигуленке, пенсию нам не платят, хоть с голоду помирай. Уже несколько раз чуть машину у него не отняли, хоть бы самого не убили, Бога молю. Квартиру охраняю, а что я могу сохранить или даже Сурен.
Убьют, как букашек раздавят, совсем страшно стало, как вы уехали. Никого из соседей наших не осталось, все убежали, одни мы с Суриком остались, чего ждем, не знаю. У него родственники были в Кировокане, кто во время землетрясения погиб, а племянник с семьей в Америку уехали. Нам и ехать некуда и не к кому. Если даже квартиру продадим, в России за эти гроши ничего не купим, останемся бомжами на старости лет. Решили, лучше уж здесь, где могилы предков, будь, что будет.
Выпили чаю, еще поговорили о том о сем и Юра, почувствовав сильную усталость, извинился, что не дождется Сурена Мартиросовича и пошел к себе. В квартире уже стоял нежилой дух, но коммуникации пока работали исправно. Юра решил не откладывать дело и позвонил Магомеду.
 
-Але?- женский голос, наверное, Зулай, но Юра решил не представляться.
-Але, здравствуйте, Магомеда можно?
-Магомед, это тебя, хавол чахк.,- послышался в трубке удаляющийся голос.
-Але, кто это?
-Магомед, это Юра Гордин.
-Ааа, привет дорогой. Я думал, куда пропал, наверно, совсем в Ленинграде остался.
-На Ленинград денег не хватает, вот приехал здесь поискать, ты, как еще не передумал насчет квартиры?
-Да я то не передумал, только мне квартира нужна, а не документы на квартиру.
Вот сволочь, знает, что квартиру захватили или так просто говорит, нет, похоже, знает, у них нохчи-телефон работает лучше правительственной связи.

-Магомед, ты же знаешь, все документы в порядке, я хозяин квартиры. Оформляем документы на тебя через нотариуса и хозяин ты, квартира твоя.
-Да? А этих из Ножай-Юрта, кто будет выгонять?
-Ну, ты же хозяин, ты –нохчи, они тоже, договоритесь между собой, власть же еще есть, милиция, суд, наконец, и я могу уступить в цене.
-Отстал ты от жизни, здесь власть у того, у кого она есть, твоя квартира уже не твоя и никакие документы не канают, все соседи подтвердят, где хочешь, что эти в твоей квартире уже сто лет живут. И они сами еще до имама Шамиля сюда вселились и ничего, что еще Грозного не было, у них тут селение было.

- Ладно, Магомед, я понял. У меня к тебе другое предложение, однокомнатная на Первомайской. Отсюда выселять никого не надо, я здесь живу.
-Однокомнатная мне зачем? Мне минимум три комнаты нужно.
-Ну, у тебя Асланбек уже школу заканчивает, будет жилье сыну.
-У нас пока не женятся, дома с родителями живут
-Магомед, обменяешь, продашь, квартирантов пустишь, выручай, мы же, вроде, как друзьями были.
-Слушай, Юра, у меня сейчас с деньгами не очень хорошо, зарплату в универе ни хрена не платят.
-Магомед, кончай гнать, ты всерьез полагаешь - я такой лох и думаю - ты на зарплату живешь?

-Это хорошо, что ты умный, значит, тогда без глупостей, сейчас я могу тебе дать только половину, а вторую половину - через месяц в Москву привезу. Если тебе этот вариант подходит, тогда считай – договорились. Завтра встретимся, отдашь мне документы, а деньги я тебе отдам в Моздоке или в Орджо, я тебя туда довезу, сам ты не доедешь. Годится?
-Годится,-Юра скрипнул зубами,- Магомед, прошу тебя, как друга, ты меня не кинешь? Деньги привезешь?
-Юра, дорогой, если бы я хотел тебя кинуть, я тебе ничего бы не дал и в Осетию бы тебя не вез. Ты это понимаешь?
-Понимаю, Магомед, понимаю, спасибо тебе, я этого никогда не забуду.
-Да ладно, ты в беде - я помог, я в беде- ты поможешь. Ты же мне с диссертацией тогда здорово помог, без тебя я бы не защитился.

-Спасибо, спасибо тебе, Магомед, что ты добро помнишь, я тоже помнить буду.
-Юра, завтра встречаемся у Аракеловского в два часа, возьми с собой все документы на квартиру, хорошо?
-Да, Магомед, договорились. До завтра.
К двум часам Юра не спеша, подошел к Аракеловскому гастроному и стал у дерева со стороны касс аэрофлота. Магомед подъехал минут через пятнадцать на белой «волге» и по чеченски обнялся с Юрой в приветствии.
-Давай сядем в машину, там посмотрим все,- предложил Магомед
Вот, здесь все, квартира кооперативная, выплачена полностью.
-Да мне это по барабану, кто сейчас за квартиру платит, все вокруг народное, все вокруг мое.

-Слушай, Магомед, но ведь это долго продолжаться не может, я то уже сюда не вернусь, но ты же образованный человек, кандидат наук, ты же понимаешь, что все это плохо кончится. Ну, нельзя же не убирать мусор, не платить за квартиру, тебе здесь жить, твоим детям.
- Сейчас это пока революционная эйфория, генерал отдал город на разграбление своей гвардии, но скоро это все закончится и будет железный порядок. У нас есть все для хорошей жизни. Плодородные земли, природа, климат, нефть, газ, все есть. Дудаев мудрый стратег, скоро он выгонит всех чушек и ему понадобятся умные люди в правительстве. Запад его поддерживает, мусульмане всего мира, в России у него полно друзей и союзников и деловых партнеров на самом верху. Ваш кабан Ельцин ему в подметки не годится. Если бы такой человек управлял всей Россией, это было бы круче Сталина.

-Сталина вспомнил, мало вы от него натерпелись?
-Это был бы наш Сталин, не грузинский, не русский , а наш – чеченский, и в России бы он навел порядок не то, что этот пьяница.
Юра почувствовал, что дальнейший разговор в таком ключе пользы ему никакой не принесет, а повредить может.
-Не знаю, Магомед, может быть ты и прав, я сам Ельцина не перевариваю, такого наворотил.
-Вот видишь И я тебе - о том же, Россия спилась, всем все пофигу, кто правит страной не понятно. Зато нам все понятно, мы не хотим сгинуть вместе со старшим братом, да и не брат он нам, русский Иван. Ты не обижайся, к тебе это не относится, ты из другого теста.
-Спасибо за комплимент.

-Брось ты, это не комплимент и мы не женщины, ты настоящий мужчина, не пьяница, дружбу уважаешь, наши мужские дела Я только поэтому к тебе отношусь, как к мужчине, поэтому хочу тебе помочь. Я сейчас документы у тебя возьму, своим покажу, у меня племянник, ну ты его знаешь, прокурор.
-Прокурор?-с сомнением в голосе переспросил Юра,- он же по уголовному праву...
-Да, какая разница, нотариус, адвокат, прокурор, главное – юрист, он все понимает в этих делах. Мы все оформим без тебя. Тебе это еще лучше, здесь сейчас русским оставаться опасно, слышал, что с ректором сделали, хоть он и евреем был? И деньги тебе сейчас брать нельзя –убьют. Завтра в шесть утра я заеду за тобой, заберу ключи от квартиры и повезу тебя в Орджо, там и отдам тебе все, как договаривались. Годится?

Юра напрягся, договаривались не совсем так, он считал, что деньги против документов более естественная сделка, но почувствовал, что банкует здесь не он.
-Хорошо, согласен.
Магомед подъехал ровно в шесть, квартиру он смотреть не стал, сказал, что ему без разницы, что там и какая мебель, Зулай все равно выкинет на помойку всю эту рухлядь. Юру покоробила помойка и рухлядь. Велика сила привычки человека к вещам тленным, среди этой рухляди выросла его жена, не думая о ней столь уничижительно радикально. Без роскоши, но вещи были вполне добротными. Их даже доставали, эти книги ковры и хрусталь. И там, в Петрозаводске они бы даже очень пригодились. Но в новом Кувейте, какой мнилась Ичкерия, конечно, всему этому место было на помойке.

Он подумал о том, как завершается эпоха, нет, не та колониальная эпоха, когда бежали из Конго бельгийские или французские колонисты, порой, бросая недвижимое, но вывозя коробочку с алмазами. Здесь бесславно скончалась советская цивилизация когда-то объявившая Царскую Россию тюрьмой народов. С наскоку пытаясь решить национальный вопрос, она заложила мину замедленного действия под самое свое основание, подарив народам право на самоопределение вплоть до отделения. Потом, правда, некоторые из этих народов волею вождя народов самоопределялись в Сибири и Казахстане. Сейчас же верный наследник Ульянова –Троцкого Е. Б.Н. предлагал народам усеченной России столько суверенитета, сколько они могут проглотить. Понятно, что кончится это, могло только одним. Новой Сибирью, Казахстан, к сожалению, уже откочевал на вольные кыпчакские пастбища.

Не тонка ли кишка, окажется у Президента всея Руси загнать телят туда, где их Макар не пас? Такое случается в истории, одни баловни судьбы разбрасывают камни и дарят суверенитеты, а после них другим приходится их тяжко собирать. За деньгами пришлось заехать на армянскую Бароновку, Магомед сказал, что денег немного не хватает и надо одолжить у родственника. Поехали по Бутырина, по Чехова, мимо старого корпуса Нефтяного института и второй школы, где когда-то учился Юра. Он смотрел на знакомые улицы и дома родного и такого враждебного города, стараясь запомнить все. Он понимал, что врядли когда –нибудь вернется сюда, даже на могилы предков. Свернули на Красных Фронтовиков и поехали почему-то в сторону Грознефтяной. Юра подумал, что надо бы ехать через Минутку в сторону Черноречья и дальше в сторону Назрани и Владикавказа. Но спрашивать ничего не стал, Магомеду виднее, как лучше выехать из города и добраться без проблем и потерь до места. Дорогой много не разговаривали, только однажды, как бы сам собой возник их старый разговор об отношении к женщине, к жене, у русских и чеченцев.

-Вы много говорите о любви, стихи слагаете, песни поете, но никогда не знаете, что на сердце у ваших жен. А сердце их, как колодец в пустыне, что там на дне, живая вода или дохлый ишак?
-Наверное, это потому, что мы не покупаем своих жен и цены их рыночной не знаем, а вы, уплатив калым, знаете точно на сколько баранов тянут ваши жены.
-Да, мы знаем цену многим вещам и не болтаем о любви на ветер, мы любим. Смотри, какая солидарность между нашими, а вы не уверены даже в собственном брате.
-Магомед, давай не будем продолжать этот разговор, мы уже говорили не раз о плате имперской нации, за свой статус.
-Причем здесь империи и статусы? Все очень просто, ни одна чеченка никогда не предаст своего мужа, вот и весь статус.

-Это ты к чему?
-А к тому, что у нас прочный тыл, и с ним мы непобедимы.
-Вы, что же, воевать собрались?
-Один Аллах знает, что нас ждет.
-Ты вроде в Бога не веровал никогда.
-В Бога нет, а в Аллаха всегда.
 Один раз их остановили на выезде, сразу, как только миновали водохранилище, с амбициозным названием Грозненское море и второй - где-то за Асиновской на границе с Ингушетией. Разговор шел на чеченском, но Юра понимал, что спрашивают о нем, кто такой, куда его везут? Магомед сказал ему накануне, что по легенде он классный штукатур и везут его в Назрань на большую президентскую стройку. За Назранью остановили ингушские гаишники, здесь Магомед просто отбоярился взяткой.

Вот, наконец, и граница, условная конечно, Юра пересекал ее раньше много раз. Иногда по выходным с друзьями ездили в Орджоникидзе, просто попить хорошего пива. Грозненское можно было пить только в ларьке на улице Лермонтова, прямо напротив пивзавода. Шутники говорили, что под дорогой проложен пивной трубопровод из цеха розлива .в пивной ларек. В остальных местах вода было слегка разбавлена пивом и сдобрена для пены стиральным порошком.
Теперь граница выглядела совсем не условно, а даже очень внушительно в связи с Осетино – Ингушским конфликтом и общим обострением обстановки на Кавказе.

Магомед довез Юру до вокзала, отдал ему деньги и, попрощавшись с ним, обещал привезти остальное через месяц в Москву. Билетов на сегодняшний поезд не было, но Юра не расстраивался потому, что всегда можно договорится с проводником. Половина мест в вагоне были свободными, и он ехал в купе вообще один, да так и спокойнее за жизнь и за деньги. Деньги он засунул в пакет, пристегнув его к внутренней стороне бедра. Писать было немного неудобно, зато он не боялся, что его ограбят во сне, открыв купе и умыкнув сумку. Он ничего не сообщал с дороги жене, что едет домой и, как у него дела.

 Квартира в Петрозаводске все еще находилась в стадии оформления, поскольку денег не хватало, и они жили в общаге. Телефон там был только на вахте. Школа, куда вроде взяли Альбину, еще не работала до сентября, да Юра и телефона тамошнего не знал. Чтобы купить квартиру пришлось продать драгоценности, доставшиеся Альбине от Юриной покойной матери. Камни были старые, дореволюционные, но настоящую цену за них получить не удалось, не то было время.
 Квартиру почему-то оформляли на тещу. Альбина объяснила Юре - ей совершенно некогда этим заниматься. Даша болела, его самого не было, а квартира могла уплыть, поэтому пришлось оформлять на маму. На резонное Юрино замечание, что мама могла бы оформлять квартиру на Альбину по доверенности, она ответила, что ей бегать по нотариусам тоже некогда да и очереди там сумасшедшие, а ребенок совсем больной.

Теща, узнав, что случилось с Юриной квартирой, сначала поплакала, а потом сказала, что раз ты свою квартиру просрал, а деньги выручены от продажи моей квартиры, то значит, эта квартира в Петрозаводске получается моя. Возразить на это было трудно, правда, Юра пытался вспомнить мамины бриллианты. Теща резонно заметила, что они не мамины а Альбиночкины, а она не против чтобы квартира была оформлена на нее, на Зинаиду Наримановну.
-Ты какой-то чужой приехал из Грозного тебя там как будто подменили, наверное, свою Ингу встретил.
-Подменили? Мне там голову чуть не проломили, я живым оттуда едва вырвался, какая Инга, ты чего плетешь? Ты же про Канкалика слышала, там такое творится, ты себе представить не можешь.

- Ты так говоришь как будто я там не жила.
-Жила, тогда зачем такую чушь несешь? Там за эти два месяца с ума сошли, убивают, насилуют, квартиры, машины отнимают.
- Не знаю, ты может, сгущаешь краски, по телевизору ничего особенного не показывают и в газетах ничего такого не пишут. Там же всегда так было, скоро они перебесятся. Конечно, мы уже туда не вернемся, а другие очень может быть.
-Альбина, ты может, забыла почему мы оттуда сбежали?
-Ну, не сбежали, а уехали.
-Да, уехали, Разве так уезжают, бросив все?

 -Мы же еще точно не знали, останемся или вернемся, все еще в воздухе висело. Если бы не подвернулась эта квартира, может быть, и вернулись бы.
-Куда, Альбина, ты, что идиотка, куда вернулись? Квартиры нет, работы нет, людей никого не осталось из знакомых только Тамара с Суреном, им и бежать некуда и не на что, они готовы ко всему.
-Юра с тобой что-то происходит,- Альбина заплакала,- ты никогда меня раньше не называл идиоткой, с тобой там что-то случилось.
-Альби, родная, прости, со мной действительно что-то произошло, меня чуть не убили, но я не о себе думал, боялся не за себя. Я думал, что, если я не вернусь, что будет с вами?
-И ты меня прости, и на маму не обижайся, какая разница на кого квартира записана, все равно все Дашуньке останется.

-Да, конечно, Дашуньке, только я боюсь закидонов Зинаиды Нариманвны, она в моей-то квартире меня строить пыталась, а теперь вообще тормоза откажут.
- А ты сам ей не хами, не строй из себя такого интеллигентика и она помягчает и строить никого не будет.
- Интеллигентики, как раз не хамят.
- Не придирайся к словам, ты знаешь, что я имела в виду твою неуловимо скользкую улыбочку, она твоей тонкой иронии не понимает.
-Альбина, о чем ты, я со всеми так улыбаюсь, а легкая ироничность наш фамильный стиль?
-А наш фамильный – правду матку в глаза, а не за спиной прикалываться.
-Я так никогда не делаю, я всегда в глаза человеку смотрю и, если улыбаюсь и шучу, то стараюсь, чтобы это было не зло, не обижало человека.
-А мама обижается, не надо с ней шутить
-Хорошо, больше не буду.
-Ну, вот умница, пошли спать.

В Местный университет Юру на работу не взяли. Видимо, не глянулся он завкафедрой иностранных языков. На кафедре был один мужичок, но совсем затюканный тетками в предпенсионном возрасте. Юрин английский и французский был высшего качества. Языкам его обучала бабушка, сама знавшая их блестяще, мама с отцом говорили так же прекрасно. Когда они жили в Алжире, где работал Юрин отец, они частенько разговаривали с французами, тоже нефтяниками, и те говорили, что не смогли бы отличить их речь от речи обычных французов. На таком уровне на кафедре в Петрозаводске не разговаривал никто, к тому же Юра был мужчиной еще достаточно молодым. Такие качества делали Юру опасным конкурентом, и его отшили.

В школе зарплаты были тоже мизерными, но дело было даже не в этом. Без универа Юре было никак, без его бурлящей жизни, без студенческой братии, которую он любил всем сердцем. Школа, в которую удалось устроиться на работу, видимо, находилась под контролем каких-то западных спонсоров. В ней тоже бурлила жизнь, но как-то иначе. Даже такой, казалось бы, рутинный предмет, как физкультура и тот сопровождался новыми веяниями и методиками дыхательных упражнений. С восторгом и придыханием в учительской толковали о возможностях валеологии и дианетики, о стажировках и зарубежном обмене. Заветной мечтой каждой училки была поездка с учениками по приглашению и за счет зарубежной стороны. Томная директриса, положившая глаз на Юру, намекала, что перед ним открываются большие перспективы, как носителе языка. Что они вполне могли бы съездить хоть в Париж, ей бы совсем не помешал переводчик.

Юра вел себя уклончиво и осторожно. Директриса вела осаду по всем правилам военного искусства и, похоже, никуда не торопилась. Во всяком случае, события до летних каникул, когда она рассчитывала поехать в Париж, не форсировала.
Денег катастрофически не хватало, нужно было заново покупать все вещи, необходимые в быту: от вилок и посуды, до стиральной машины и холодильника. В купленной хрущебе ремонт не делался с момента постройки, и водились полчища тараканов. Но все это было мелочью по сравнению с необходимостью жить с тещей под одной крышей. Она была очень озабочена, можно ли дать ей меньше пятидесяти и, если можно – решать вопрос, что делать со второй молодостью? Спала она чрезвычайно чутко, в связи с чем интимная жизнь молодых и здоровых супругов забуксовала.

Юра пытался иногда пригласить Альбину в ванную, ну там потереть спину, но теща при этом делала круглые глаза и говорила, что Юра совсем не ребенок чтобы его мыть в ванной и, что у взрослых людей руки должны быть устроены так, чтобы доставать любую точку спины, а Юра просто ленив или придуривается.
Альбине на это возразить было нечего, и в ванной Юра шаркал по спине длинной мочалкой в полном одиночестве. Ночью ложились поздно, Альбина быстро засыпала, а, когда он, услышав храп тещи, потихоньку пытался приникнуть к телу жены, та спросонья возмущенно шипела ему:
 -Ты, что дурак, мама не спит, Дашка рядом.
-Да спят они обе, только пузыри отскакивают.
-Ты какой-то бесчувственный, мне завтра чуть свет в 8 часов вставать, а у тебя одно на уме.

Он вздыхал, теща просыпалась, толи от его вздохов, то ли от шипящих звуков Альбининого шепота и, вскинув голову от подушки внимательно прислушивалась.
-Маму разбудил, идиот.
Юра вздыхал последний раз, теперь уже точно надо было трубить отбой, и, повернувшись к Альбине безопасным мягким местом, засыпал мятежным сном вынужденного воздержания.
Истек месяц, потом еще один, но до Магомеда Юра дозвониться не мог. Дважды трубку снимал, кто-то из детей, но отвечали на чеченском, а дальше шли гудки.
В Чечне происходило что-то невразумительное, отряды оппозиции попытались при поддержки танков войти в Грозный, но в городе оппозиционеры разбежались, а бронетехнику без поддержки сожгли на улицах города дудаевские гранатометчики.
По телевизору показывали пленных русских танкистов, они просили о помощи, но командование отреклось от них, заявив, что эти офицеры не числятся в Российской армии и, кто их посылал в Чечню ему, командованию не известно.

Наконец, удача улыбнулась Юре и он попал прямо на Магомеда
- Магомед, что случилось, Я не могу до тебя дозвонится уже пол года, ты же обещал через месяц.
-Юра, я ровно через месяц был в Москве, все, как договаривались, но у меня нет ни твоего телефона, ни адреса. Я ждал звонка от тебя, чтобы конкретно договориться о встрече, предупредил жену на случай твоего звонка, оставил свои координаты в Москве.
-Магомед, я звонил все время, два раза дозвонился, ответил кто-то из детей и повесили трубку.
-Я ничего об этом не знаю, может быть, ты же знаешь - у меня дети не все взрослые, есть, которые не говорят еще и даже не ходят.

-Магомед, ладно, дети есть дети, это понятно, давай договоримся конкретно, где и когда?
-Послушай, дорогой, ты наверно по телевизору видел, что здесь творится, о чем конкретно можно договариваться? В Россию люди добираются, чуть ли не через Владивосток. Трудно сказать, когда я вырвусь.У тебя есть хоть какой-нибудь телефон, куда можно позвонить или передать для тебя информацию?
Да, можно позвонить в школу, запиши телефон учительской.
-Что так? Ты, что не в университете?
-Нет, не взяли, здесь своих, как собак не резаных.
- Я их не понимаю, с такой квалификацией, как у тебя?
-Магомед, здесь сейчас это не имеет никакого значения.
-Я говорил тебе, ты помнишь?

-Да, я помню, только очень нужны деньги, иначе мне хана, я отсюда не вырвусь никогда.
-Юра, я понимаю, но сделать ничего не могу.
В смысле? Ты, что не хочешь отдать мне долг?
-Разве я так сказал? Если тебе так приперло, приезжай в Грозный, я все тебе отдам.
-Магомед, ты же понимаешь - я не могу приехать в Грозный. Хорошо, давай не в Москве.
Орджоникидзе, Моздок, Махачкала, где хочешь?
-Сейчас деньги из республики вывезти не возможно. Банки не работают. На границе обыскивают, люди исчезают, ни человека, ни денег. Уже не смотрят, кто ты по национальности, свои своих убивают, грабят, в рабство продают.
-Если я что- нибудь придумаю – дам тебе знать, не думай, что я хочу тебя обмануть.
-Магомед, я очень надеюсь на твою порядочность и жду.

Он понял, что деньги Магомед не отдаст. У того в Москве была куча родственников, весьма не бедных людей. Они постоянно курсировали еще с советских времен между Москвой и Грозным, а с началом перестройки вышли и на зарубежье. Так же беспрепятственно перемещались и их капиталы, по сравнению с которыми Юрина сумма была величиной бесконечно малой.
Отношения в семье окончательно зашли в тупик, когда Альбина устроила Юре скандал в присутствии тещи и дочери.
-Я почувствовала, я тогда еще почувствовала, только думала, что у тебя это от поездки в Грозный, сдвиг по фазе после того, как тебя по башке треснули. Мало того, что с этой коровой директрисой своей путаешься, так тебя теперь еще на школьниц потянуло!

-Альбина, что за бредятина? Прекрати истерику! Откуда ты эту муть взяла?
-Об этом уже все знают, в Гороно даже дошло, только я, как дура узнаю все последней.
-Альбина, я собрала вещи этого подонка, пусть выкатывается из моей квартиры, я такой беспардонной наглости в отношении своей дочери не потерплю.
-Вы, что с ума посходили? Куда выкатываться? Какие вещи? Альбина, ну ты же не такая дура, как эта, подумай, что ты творишь?
-Это я дура?- Взвизгнула теща, ах ты мерзавец, кобель приблудный, интеллигента из себя сволочь корчит, а сам… педофил!

Даша испугано плакала, забившись в кладовку. Зинаида Наримановна бросила чемодан в прихожую, где стоял Юра. Нос у Альбины припух и покраснел, глаза тоже были красными, она не смотрела на мужа, а лишь с выражением злого страдания, чуть повернув голову, уставилась в окно. Выяснять отношения, когда на Альбину накатывало, было бесполезно. Юра перешагнул чемодан и, хлопнув дверью, вышел из квартиры.
Идти, собственно, было некуда, оставалась только общага, из которой выехали несколько месяцев назад.

"Ладно, перекантуюсь денька три – четыре, пройдет этот бзик у Альбины, тогда вернусь и выясню, что за сволочь все это устроила, кто пустил эту клевету?"
Несколько девиц в школе, симпатизировали учителю английского. Так, ничего особенного, обычная школьная игра взрослеющих девочек. Директриса тоже не могла чем-либо похвастать, Юра по-прежнему ловко уклонялся, фигурально выражаясь, от ее силовых приемов, применяемых с грацией защитника у бортика хоккейной коробки.

Спустя неделю он сделал попытку вернуться домой. Жена и теща сидели на кухне и рассматривали Альбинины фотографии. Фотки были новые, Альбина на них как бы специально позировала и выглядела очень эффектно. Никто ничего не предложил Юре, ни присесть, ни поесть, ни просто чаю. С ним даже не поздоровались.
-А где Дасик?- миролюбиво спросил он.
-В гости пошла к подружке,- Альбина ответила, не поднимая глаз от фоток и продолжала их внимательно изучать.

-Хорошо получилась, можно на конкурс красоты отправлять,- он искал зацепку в разговоре, с чего бы можно было начать примирение.
-Вот и отправим, тебя не спросим,- теща демонстрировала неприязнь и презрение, и неистощимую готовность собачиться до дондышка.
-Ты чего пришел, нагулялся или тобой уже наелись?
-Аля, не надо разговаривать в таком тоне, ты же не даешь мне сказать слова. Я ни в чем перед тобой не виноват.

-Я знаю, что врать ты умеешь, только слушать это не желаю, у меня свои мозги есть, мне не нужно даже никого слушать. Вы сами дураки, думаете, что жены ничего не чувствуют.
Мы с тобой за последние пол года даже не..., при маме
не удобно говорить.
-А чего неудобно, я, что глухая, что ли? Я же слышу, что он тебя как женщину полностью игнорирует. Приходит, как кот с сытой мордой, конечно, ему жена не интересна.
-Аля, ну, почему я должен выслушивать весь этот бред, ты же знаешь, что все совершенно наоборот?

-Ничего не наоборот! Естественно, у меня совершенно нормальное чувство элементарной брезгливости. А ты действительно, как нашкодивший кот пытался пускать искры из глаз, пытался симулировать желание. Ты плохой артист, твоя гордыня не позволяет тебе перевоплощаться. Нам без тебя очень даже неплохо, спокойно, никто не скандалит, не ёрничает, не врет и не строит из себя оскорбленного достоинства. Иди туда, откуда пришел и не забудь забрать свои вещи, женщины не любят несвежего белья или ты уже обновил гардеробчик?

Юра стал давать частные уроки, это позволяло хоть какую-то степень экономической свободы, позволяло не только сводить концы с концами, но и полностью переводить зарплату Альбине.
С Дашей ему удавалось видеться только урывками, один раз в неделю у него занятия заканчивались раньше, чем у дочери, и он ждал ее на скамейке рядом с ее школой.
-Мама познакомилась с каким-то иностранцем, его зовут Боссе, он старый и лысый,- Даша сказала это без всякой связи с предыдущими словами о школе, уроках и подругах.
-Какой иностранец, откуда здесь иностранцы?

-Не знаю, он швед или норвег,они познакомились по переписке. Бабушка записала маму в кружок, где знакомятся люди. Они посылают свои фотографии друг- другу и, если понравятся, то, потом приезжают и женятся. Мама тоже послала, и ей пришло много писем, но жениться хочет только Боссе. Бабушке он очень нравится, а маме нет.
"Все ясно, вот зачем она фотографировалась".
-А бабушка что, не понимает? Мама замужем за мной и никакой Боссе не может жениться на замужней женщине. Пусть она сама за него замуж выходит.

-Она бы с радостью, только Боссе нужна молодая хозяйка, у него старая была много лет и она его разочаровала.
-А ты откуда знаешь, кто кого разочаровал?
-Он сам так в письме написал, и еще он рад, что мама знает английский, а бабушка ведь не знает. Ему надо поручения давать, а если человек не понимает, это очень трудно сделать.
Бабушка теперь очень жалеет, что не выучилась на английском, а на бухгалтера, она говорит, что даже сейчас с языком далеко бы пошла.
-Да, язык у твоей бабушки, что надо, далеко может завести, без компаса и карты не выбраться.

-Боссе скоро приедет к нам в гости, он хочет меня удочерить.
-Мерзавец, при живом отце, да я его персоной нон грата сделаю.
-Папа, не ругайся при мне, это не красиво. Я сама удочеряться не хочу, хоть он и заманивает меня. Пишет, что покажет Карлсона настоящего, и Пепидлинныйчулок у них в музее есть. И бабушка пристает, говорит, что нам надо вырваться из этой жопы, как можно быстрее и потом ее вырвать.
-Ты сама ругаешься, как сапожник, а еще на меня говоришь, разве первоклассницы ругаются такими словами?

-Я же тебе говорю, что бабушка говорит, я сама ей сказала, что так некрасиво выражаться, а она заявляет, что некрасиво в жопе жить, это ужасно не удобно и пахнет плохо.
-Да уж, обоняние у нее, как у бабы-яги. Когда, говоришь, Боссе приезжает?
-Через неделю, он сразу не может, ему надо сделать большую работу, купить кучу подарков для нас, потому что у нас нищая страна.
-Ладно, через неделю значит приедет богатый жених с подарками, надо встретить заморского гостя хлебом-солью.

-Папа, мне пора, я кушать хочу и уроки делать надо.
-Хорошо, Дасик, иди, я еще посижу здесь минут пять.
Даша сначала пошла неохотно и медленно, оглянулась два раза и помахала рукой, затем побежала вприпрыжку.
Последний месяц Юра не показывался дома, и Альбина с Зинаидой Наримановной не предпринимали никаких особых действий чтобы визит Боссе остался для него в тайне.
Правда, они говорили Даше, чтобы она не болтала об этом с папой, но особо не настаивали. Да и что он мог поделать, чем помешать? Его согласия для развода не требовалось, вопрос с новым замужеством и отъездом на ПМЖ в Швецию еще решен не был. Альбина тоже для себя решения не приняла, так, плыла по течению. Её пугал возраст шведского жениха - разница в возрасте более тридцати лет, что они с ним будут делать?

Но знакомые по клубу невест наперебой уговаривали и объясняли, как ей повезло.
-Они там не то, что наши импотенты сорокалетние, у них даже на пенсию выходят, чуть ли не в семьдесят лет,-таково было общее мнение коллектива невест и администрации клуба знакомств. Такое здоровье, очевидно, было наградой за правильный образ жизни и определялось облегченной, в отличие от нашей тяжелой, наследственностью.
-Но ему же шестьдесят пять лет!- В очередной раз пыталась испугаться Альбина.
-Ну и что, у них такая фармацевтика, таблетки разные, людям на кладбище пора, а у них эрекция. Поживешь, осмотришься, там же демократия, никто тебя к нему гвоздями не приколотил, найдешь помоложе и еще может, десять раз выйдешь.

-А этого куда?
-А тебе то что?
-Он пишет, по контракту нужно будет обеспечить ему уход и ведение хозяйства.
-За мамашей его закрепишь, будет ему уход и хозяйство.
-А если он потребует признать брак фиктивным, мне же гражданство не дадут, там же срок получения длительный?
-Что ты за нытик? Найдешь партнера молодого, желательно черного, будешь его домой приводить, старичок сам от тебя сбежит. А еще лучше партнершу, шведское законодательство к этому относится с пониманием, вполне лояльно. И тогда инициатором семейного конфликта будет муж, который дедушка, а жена, то есть, ты - законопослушной овечкой, пасущейся на травке Сконе.

Боссе приехал в субботу, и первая встреча произошла в клубе. Шведский живчик всем очень понравился, несмотря на красно-рябое лицо, вставную челюсть и потную лысину. Он много улыбался, громко ржал и дарил всякие безделушки. Случилась даже попытка увода из стойла жеребца-першерона, но Альбина, опомнившись от ипохондрии, пресекла ее жесткой рукой наездницы и крепко взяла уздечку в свою руку.
Вечером накрыли стол в однокомнатной тещиной квартире и славно посидели, разомлев от восхитительной заморской еды и напитков. Боссе показывал Даше фотографии своего дома в каком–то захолустье, а кухонный женсовет решал, куда положить молодого?

Выпроводить в гостиницу было как-то неловко, да и мест, скорее всего, нет. Хотя для заморского гостя, конечно, найдут что-нибудь люксусовое. Но там же эти путаны, и клубные стервы трутся каждый вечер. Обезоружат викинга, это уж как водится, стреножат и сведут. Дома спальные места все наперечет, свободное только мужнино, рядом с Альбиной, но это непедагогично по отношению к Дасику.
В этот ответственный момент принятия судьбоносного решения, куда определить на ночевку женихающееся тело, звякнули ключи, и в прихожую вошел Юра.

В театральных пьесах такие сцены предваряются фразой от автора: "Те же и муж".
Живописцы, создавая полотна подобной тематики, называют их одинаково пошло «Не ждали»
Не то, что бы совсем не ждали, замок ведь сменили, но как же старый ключ подошел к новому замку? То ли замки в целях экономии стали штамповать с одинаковыми механизмами, то ли слесарь Огрызько пропил новый замок, а замену ловко имитировал, изготовив свежие ключи. Последнее - всего вероятнее.
Юра прошел в комнату и вежливо поздоровался с гостем.

-Гуд ивнинг, мистер…Эээ
-Айм Боссе, Боссе Персон
-Хау ду ю ду, мистер Персон.
-О, велл, еврисинг из о кей!
-Папа, папа, мне Боссе подарил конструктор, называется «Лего», давай поиграем.
-Дасик, сейчас не удобно, надо гостя занять, его что-то хозяйки бросили, Эй, хозяйки, займите гостя и предложите продрогшему путнику рюмку черносмородинного «Абсолюта»
Юрин иронично–миролюбивый тон не обманул бдительности тещи, но скандалеза нужно было избежать любой ценой, даже, наступив на горло собственной песне о блудном зяте.
-Юра, проходи на кухню, здесь поговорим.

-Это правильно, свои собираются на кухне, здесь как-то теплее и разговоры задушевнее.
-Юра, ты же не пьешь, зачем тебе, давай лучше кофе налью.
-Ты многого обо мне не знаешь, дорогая Альбина. Я теперь вполне даже выпиваю, а с хорошим человеком грех не выпить. Из такой дали каналья-пенсионер перся.
-Он не к тебе перся!
-Ну, знамо дело - не ко мне, он, наверное, Зинаиды Наримановны внучатый племянник.
-Как был хам, таким и остался,- не выдержала накала внутренней борьбы теща.
-Не срамитесь перед иностранной державой, любезная Зинаида Наримановна, вы же воспитанная женщина, почти главный бухгалтер в душе.

-Ну вот, сама видишь,- обратилась мать к дочери, как бы оканчивая какой-то внутренний непростой диалог между ними.
-Юра, принеси бутылку из комнаты, там стоит на столе.
Муж послушно пошел и взял бутылку шведской ароматизированной водки, сделав при этом приглашающий жест в сторону Боссе.
-О, ноу, ноу! Итс нот соу изи - ту дринк афтер найн. Я нид гуд релакс анд слипинг.
-Будет тебе релакс и долгий слипинг,- почему-то, мешая русский с тем вариантом английского эсперанто, на котором говорил швед, пообещал Юра.

Последняя рюмка, как известно, всегда лишняя, но так же известно, что по русско-советскому обычаю начатая бутылка должна быть выпита до конца.
Швед вперся на кухню как-то неудачно, и чудо стоматологического искусства, его вставная челюсть, сломалась одновременно в трех местах, предварительно прокусив Боссе язык.
Юра занимался в студенческие времена боксом и был даже кандидатом в мастера, а мастерство по определению не пропиваемо.
Рафик «скорой» забрал Боссе, а ментовский козел- Юру. Они встретились в этом чужом для обоих городе, шведский пенсионер Боссе и молодой русский учитель английского для того, чтобы сразится за женщину.

На взгляд любой букмекерской конторы ставки на Юру против боссе должны были приниматься 100:1, и задорный комментатор должен был прокричать в микрофон: «Победила молодость!» Но в делах сердечных не все так просто, как в спорте, даже с его закулисными интригами. Порой, даже бывалые геронтологи затрудняются объяснить невесть откуда взявшуюся прыть своих пациентов.
Подлечившийся в Петрозаводской клинике Боссе не только не потерял желание сочетаться законным браком с Альбиной, но воспылал к ней утроенной страстью и, похоже, был готов в дело даже без афродизиаков.

Вот оно, сердце викинга, душа скандинаского воина и, возможно, кровь легендарного Эрика Рыжего в красно-рябом потомке Боссе. Завоеванная в поединке женщина приобретает особую привлекательность и желанность трофея, доставшегося в бою дорогой ценой.
Юру осудили на три года за злостное хулиганство с нанесеним телесных увечий подданному шведской короны.
-Легко отделался,- полагали сокамерники и адвокат, нанятый гуманистом Боссе не смотря на протесты Зинаиды Наримановны.
 
Пораженному в правах заключенному трудно сражаться из камеры или из лагеря за семью, жену и самое главное свое сокровище, Дасика. Развод с зеком Альбине оформили с первого захода. Никаких бумаг на подпись Юре о выдачи им разрешения на выезд Даши она возить в тюрьму не стала. В Швецию они выехали вдвоем с дочерью по туристической путевке, там оформили продление визы по приглашению Боссе, а потом остались уже на законных основаниях, пройдя процедуру бракосочетания в мэрии маленького городка.

Лагерное начальство, зная Юрину историю, сочувствовало ему, да и зэки его уважали за страдание, за бой, который он дал заморскому гусю и за его грозненское происхождение.
Здесь, на зоне люди относились к этому пункту Юриной биографии совсем иначе, чем на воле. Духов в зоне и не любили, и побаивались, а Юра, вроде, как и от них пострадал.
За хорошее поведение и помощь детям лагерного начальства по подготовке в институт его освободили немного раньше и даже дали рекомендацию в тюремный спецназ. Денег там платили гораздо больше, чем в школе, да и в школу бывшему зэку вернуться бы не получилось. В Тюремный спецназ раньше таким, как Юра путь был заказан и сейчас абы кого не принимали, но страна воевала, а Юра был физически крепок, кандидат в мастера по боксу, и имел рекомендации лагерного начальства.

 Ему предложили службу в ОМОНе, и он согласился. Никакой живой связи ни с одним местом на земле у него не осталось, а новых - еще не образовалось. Сердце тосковало по утрате, и еще не готово было впустить в себя ничего и никого нового.
Когда началась вторая чеченская он был все еще один, такой же неприкаянный и одинокий. Жил в ОМОНовской общаге, в меру выпивал, с женщинами не общался вовсе и писем ниоткуда и ни от кого не получал. Единственным его занятием, кроме службы, были переводы с английского и французского. Он делал их, повинуясь, скорее какому-то инстинкту, чем прагматичному желанию быть в форме.

 Где-то в далекой Швеции жила и подрастала его дочь. Альбина развелась с Боссе, работала и жила непонятно с кем. Эту информацию он получил еще в тюрьме от начальника, а тот добыл ее своими каналами, видимо, через бывшую Юрину тещу. Она прозябала попрежнему в Петрозаводске и, похоже, смирилась с тем, что никогда не увидит живого Карлсона.
Информацию о предстоящей командировке в Грозный Юра воспринял даже с каким-то одушевлением и облегчением. Тиски невзгод и крушений последних лет затянулись чрезмерно, весь он был перепоясан каким-то жестким обручем и ему хотелось, наконец, не терпеть и выживать, а действовать. Пусть даже не очень осмысленно и не в направлении собственных интересов, а просто действовать физически, даже подчиняясь командам старших по званию, но в обстановке, допускающей свободу принятия решений.


Думал ли он о мести своим обидчикам в Грозном, предвкушал ли встречу с ними? Нет, во всяком случае, эта мысль, а не возникнуть совсем она не могла, не жгла Юру и даже не согревала.
Рейд на центральный рынок, базар, сказал бы грознинец, не носил никакой боевой задачи, просто омоновцы были поблизости и рассчитывали сделать кое – какие покупки. Юрин дом находился метрах в двухстах и притягивал его тем гравитационным полем, которое чувствуется даже на большом расстоянии, а вблизи становится непреодолимым. Обстановка была спокойной, зачистки, проведенные накануне, вынудили духов покинуть город.

 Юра с Николаем Захаровым, его приятелем, выбрали направление для обследования местности в сторону Августовской. Юрин дом не очень пострадал, серьезных разрушений не было, только битое стекло окон и щепки от разбитых рам хрустели под ногами Дверь в Юриной квартире была выбита, видимо, взрывом снаряда.
В беспорядке валялась чужая опрокинутая мебель.
Стены спальни были забрызганы чем-то похожим на кровь, но уже побуревшим. Кто нашел здесь свою смерть от влетевшей гранаты, новые хозяева или случайные люди, а может быть кто-то из наших ребят, не успевших оставить автографа на стене?

Обычно в грозненских квартирах редко можно было встретить стены, оклеенные обоями, традиционно делали накат, но в их квартире обои были всегда. Теперь они висели в некоторых местах грязными лохмотьями. Под одним из обрывков Юра увидел детские каракули: Гордин Юра родился 19 августа 19… последние цифры и дальнейшая информация были содраны. Что было там, данные о росте или что-то еще Юра не помнил, он только помнил, как ругала его мама, такого взрослого мальчика, пачкающего обои. Надо обязательно добраться до кладбища, навестить их, правда, там много мин, но ничего, как-нибудь. Он себе не простит потом, если не воспользуется случаем, другого - может и не быть.

 Вошел Николай, во рту у него дымилась сигарета, а из маленького приемничка тихо лилась нежная итальянская мелодия. Кто-то умолял кого-то вернуться в Сорренто. Юра не очень хорошо знал итальянский, но мелодия была красивой, и ему самому до ужаса захотелось вернуться туда, где он никогда не был, в солнечный городок с ласковым морем, где жило счастье. Конечно, курить вот так и слушать музыку не очень осмотрительно, но ему не хотелось сейчас думать об этом.

 Отравляющая волна острой жалости к себе и своей жизни, такой не сложившейся здесь и обещающей счастье в неведомом Сорренто, затопила его сердце и сконденсировалась влагой в глазах. Казалось, еще чуть- чуть, и он вернется, но в это же мгновение в окне, в доме напротив ощетинилось рыло подствольника. Асланбек прошептал: - Аллаху Акбар,- и нажал на спуск. Последней Юриной мыслью была: «Гордин Юра умер, какое сегодня число? Вот и навестил, вот и встретились».