Вервольф

 Крохотное красное солнце плавится в мутном мареве у самого горизонта. Я стою на пыльной грунтовой дороге. Позади - загораются огни вечернего мегаполиса, впереди - бесконечность. На языке - вкус крови. Чужой. Человеческой. Немного соленой... на самом деле она сладкая, безумно сладкая. Ветер взъерошивает волосы... нет, шерсть на загривке. Странно видеть мир в таком ракурсе. Намного ниже, объемнее, более выпукло. Тысячи запахов - прелой листвы, влажной земли, травы, щекотный запах дорожной пыли, острый животный, слабый людской - пота и страха. Запахи манят за собой - туда, через луг, за кромку леса, где вьется еле заметная тропа. Я делаю свой первый шаг.

 Танец на лужайке - глаза глядят в глаза - огромные, темные, как всегда отражающие не то, что существует на самом деле. Я мог бы смотреть в них до скончания дней мира.
 Зеркало. Еще одно.
 В темной глубине бездонных зрачков:
 Звездная ночь. Море, окаймленное серпом каменистого пляжа. Утес, нависающий над гладью большого соленого зеркала, узкая тропинка ведет к замку, прилепившемуся на самом краю. Замок склонился над пропастью, над бездной - а над ним нависла полная луна. Говорят, если долго вглядываться в лик полной Луны, можно разглядеть в ее улыбке очертания зародыша человеческого ребенка. Это не так. В своем брюхе Луна носит миллионы самых отвратительных, непредставимых существ, которые во время полнолуния изливает со своим светом на поверхность земли. Твари ныряют в глубины моря, расползаются по норам, зарываются под землю -и ждут своего часа...
 А в замке на краю утеса - бал. Горят тысячи свечей, играет оркестр, на кавалерах - черные фраки, дамы одеты в пышные платья. В бокалах свежей кровью искрится вино. Смех и улыбки, отразившись в последний раз от черного мрамора стен, испещренного змеистым узором, стихают. На часах - без пяти минут двенадцать, и пары замерли в ожидании финального танца, времени, когда можно будет сбросить последние маски... Луна льет и льет вниз сонм самых мерзких существ, и вот уже море бьет скользкими щупальцами в небо, пытаясь схватить мутный холодный диск и утащить вниз, в разверстую голодную пасть... Полночь наступила.
 Я отвожу взгляд. Отражение пропадает.

 Тропинка разветвляется и петляет, но я бегу, словно за невидимым поводырем, по призрачной нити, протянувшейся ко мне от самого Бога. Иногда я срезаю путь, пересекая распадок или перепрыгивая канаву. Но неизменно попадаю на ту же самую тропу.
 Шорохнется испуганно в сторону мягкопузый еж, зашипит из травы черным глянцем скользкая змея. Становящаяся уже ломкой желто-зеленая листва хрустит под лапами - осенью пахнет в воздухе, осень берет свое право. Время смерти для тех, кто не будет с ней заодно.
 Лес становится гуще. Деревья смыкают кроны, сплетают купол ветвей - я уже не вижу неба ... Да оно мне уже и ненужно. Все в мире теперь мое - свобода, сила, движение, ярость ... Словно стальная пружина, сжатая все эти годы, наконец распрямилась, словно семя чуждого племени дало наконец свои всходы, яд - испробованный когда-то давно, начал действовать. Мне тяжело бежать, я еще плохо владею этим телом - но кажется мне, что от этого бега зависит моя жизнь... И я продолжаю...

 Человек сидит на стуле развалясь, самодовольно разглагольствуя о малопредставимых им самим вещах.
Глупая улыбка, глаза без единого проблеска мысли, лягушачий рот открывается в преддверии произнесения очередной чуши. Человек не представляет, насколько глупо он выглядит.
 Темный клубок внутри улыбается. Снисходительно, властно. Достаточно дать чуть-чуть свободы, немного
воли - и лопнет тонкая пленка мыльного пузыря , сдерживающая, как зародыш, пульсирующую внутри силу.
Один удар опрокидывает щуплое тело навзничь, один взмах головы уносит в пасти кусок плоти, липкая горячая струя бьет в грудь, заливая черным роскошную серую шерсть. Последний проблеск ужаса в угасающих глазах... Глазах - в которых отражается черная, ощеренная клыками пасть. Ухмылка зверя в предвкушении грядущего пиршества...


 Стоп. Этого не было.

 Было так:

 Изящный, аристократический профиль - словно набросок пером в десяток росчерков, светлые, чуть вьющиеся волосы, худые изящные плечи. Шея тонкая, гордая. Перегнувшись сзади, почти прижавшись щекой к щеке, стою рядом. Она пишет и объясняет что-то, но я уже ничего не слышу - еле уловимый, но такой дурманящий, дикий запах - ее запах, заполняет весь мир, мутной поволокой затягивает глаза, растворяет в безумном желании последние крохи рассудка. Хочется впиться зубами/клыками - нет, не в шею - в мускулистое поджарое плечо, в нежную молочную кожу, испить толику света, струящегося внутри, навалиться всей тяжестью тела, увидеть злобный и страстный оскал в молниеносно изменившемся лице... Получить ответный укус, устроить дикую свару - так, чтобы летели в стороны клочья шерсти, капли крови и пота. Сплестись в тесном мохнатом клубке, визжа от боли и наслаждения...

 Тропа ведет в гору, становится уже. Здесь она уже подзаросла травой, лопушками. Бежать, как ни странно, становится легче - мышцы наливаются новой силой, бой крови в ушах стихает. Деревья вокруг редеют, хотя над головой по прежнему темнота.
 Но вот на черном смоляном небе одна за одной загораются звездочки, а за спиной и немного сбоку я слышу чужое, но такое близкое дыхание. Потом еще и еще. Обернувшись, вижу, что тьма расцветает все новыми и новыми углями глаз. Кто-то уже обгоняет меня, кто-то держится вровень, бок о бок. Кто-то, не выдержав темпа, отстает - но ждать уже никто не будет.
 И мы бежим... Бежим туда, где замшелый замок нависает над мертвым побережьем, а холодные волны жадно обглодывают камни. Туда, где волна выбросит порой на песок останки античного корабля - а порой тело морского гада - а может, и детскую сломанную куклу без руки. Туда, где пространство сжалось в точку, а время растянуто за пределы Вселенной. Туда, куда Солнце не заглядывало и не заглянет никогда. Туда, где полная Луна, точно так же как и миллиарды лет назад, ведет свою бесконечную войну с древним, седым морем.