Пятнадцатое весны. Третья глава

Третья глава

- Пришли-и-и!.. – раздался громкий радостный вопль, что-то загромыхало, затренькало, и вся честная компания высыпала в тесную прихожую. Тот и Он снимали гитары с плеч и улыбались. Математик и Поэт выглядывали из-за их спин и толкались локтями.

- Спокойно! – остановил встречающих Тот шутливо. – Не порвите нас на части раньше времени.

- Витька! – орал где-то рядом Фан. – Кружки тащи!.. И стаканы! Они уже пришли.

- Тащу!..

- А хозяин где? – осведомился Он, снимая куртку.

- Туточки я, туточки!

В дверях появился улыбающийся до ушей Виталя. Одет он был в узкие черные брюки, черную рубашку и черную жилетку из искусственной кожи, украшенную булавками и цепочками. Волосы у него тоже были черные и довольно длинные, на голове – причёска а-ля Битлз. Впрочем, так же выглядели и все присутствующие.

- Прошу! – шутливо раскланивался Виталя. – Можете располагаться со всеми возмож-ными удобствами, поскольку моя комната площадью всего одиннадцать квэ мэ...

- Всё в норме... Моя меньше в два раза...

- Пжалста! Диван, раскладушка... Кто любит китайские обычаи, может сидеть на полу...

- И есть двумя карандашами? – со смехом поинтересовался Он.

- Хха!

- Если угодно, то да! Нам никто ничего не может запретить!

Народ быстренько рассовался по местам. Майк и Гребешков, похожие друг на друга, словно близнецы – с одинаковыми чёрными гитарами и в одинаковых тёмных рок-н-ролльных очках, забрались на раскладушку, которая закряхтела и завизжала всеми пру-жинами. Спартак, Артур, Тот, Он и Гарик примостились на диване. Фан забрался на по-доконник и весело сверкал оттуда железным зубом. Шейкер уселся прямо на стол, у ко-торого шаталась ножка, и тут же загремел с него. Все засмеялись и устроили Шейкера на единственной табуретке. Математик и Поэт уселись в разных углах комнаты и стара-тельно отворачивались друг от друга. Виталя, задрав коленки до ушей, устроился прямо на полу.
 
- Народ! – заявил он. – Не забываем, что время, которое у нас есть, это деньги, которых у нас нет... Так. Поэтому ближе к делу! Сегодня здесь присутствуют Спартак, Майк, Ар-тур, Гребешков, Гарик, Витька, Шейкер, Фан и, конечно же, я.

- Куда ж без тебя!

- Это математик...

- Здрассьте...

- ...Поэт...

- Добрый вечер...

- И мы. Добрый вечер. Поехали! Кто поёт?

- Спартак, Артур, гряньте нам чего-нибудь! – предложил Тот.

Спартак и Артур были очень отчаянными и немного буйными молодыми людьми, кото-рым не менее отчаянно хотелось понравиться всей компании несмотря на то, что эта компания давным-давно признала их за своих, хотя и продолжала относиться к ним, как к младшим братьям, то есть тепло и немного снисходительно..

- Грянем, - серьёзно сказал Спартак и начал энергично рвать струны и петь:


- Отстукивают такт
Колёса поездов.
Играет хмурый ветер
На струнах проводов.
За окнами столбов
Звучит нестройный хор.
Симфония дорог....

- Тональность ми-минор, – подпевал Артур, нещадно терзая свою раздолбанную двена-дцатиструнку, которая жалобно дребезжала и тренькала. Майк с озорным лицом пощёл-кивал языком и отстукивал ритм с помощью двух вилок и нескольких разнокалиберных стаканов.

И они перешли на припев:

- Сколько раз мы хотели
Выйти на остановке
И забыть про симфонию дорог.

И не спать на вокзалах,
Или в чьих-то квартирах,
Где кому-то мы пели, и не видеть этих снов.

Но срывает нас с места
Неумолимый
Железнодорожный зов.

В своём дырявом кармане
Звеним, как медяками,
Далёкими огнями
Чужих городов.



Все почтили последний аккорд совместным молчанием, а потом захлопали. Гребешков, который был самым старшим и заслуженно считался экспертом во всех музыкальных во-просах, серьёзно сказал:

- Для начала неплохо.

- Угу! – Артур расплылся в довольной улыбке.

- А как же Виталькина любимая? – спохватился Он.

- Да! – вскинулся Виталя с притворно обиженным видом. – Почему про меня забыли?

- Желание хозяина квартиры – несомненно, закон... - сказал Тот и заиграл вступление.

- Пустынной улицей вдвоём с тобой куда-то мы идём,
И я курю, а ты конфеты ешь...
Ммм-м-м-м-ммм, восьмиклассница...

- Виталя, подпевай!

- Ммм-м-м-м-ммм, семиклассница...

И Виталя поиздевался над своей любимой песней как только мог. Несчастная восьми-классница превратилась в семиклассницу, в шестиклассницу, затем помолодела до пяти-классницы, четвероклассницы, третьеклассницы, а в конце концов стала первоклассни-цей и второгодницей. Все веселились от души.

- Ммм-м-м-м-ммм, второгодница... - допевал Виталя. Поэт скромно сидел в уголке и, не в силах сдержаться, давился от смеха, закрывая рот руками.

- Представительная группа! – прокомментировал Он.

Все засмеялись. Виталя шутливо раскланялся.

- Ой, мамочки-и-и! – заверещал Поэт, побледнев, и взлетел с ногами на диван.

- Поэт, ты чего? – с недоумением спросил Он, оглядываясь, и увидел шмеля. Огромный полосатый шмель с гудением кружился над столом.

- В окно, наверное, залетел! – догадался Фан.

- Поэт, чего ж ты так его испугался? – с иронией поинтересовался Он. – Это же просто обычный шмель!

- Мохнатый шмель на душистый хмель, - затянул Шейкер, перебирая струны и подми-гивая, и все дружно подхватили, смеясь:

- Цапля белая в камыши!..

Поэт покраснел и отвернулся, но Он этого не заметил.

Виталя вооружился толстым томом "Жизни Максима и Фёдора" и с самым невозмути-мым лицом прогнал шмеля за окно.

- Инцидент исчерпан!..

Внезапно раздался звон и треск стекла и какое-то неопределённое бульканье. Все вздрогнули. Виталя сорвался с места и, чертыхаясь, убежал на кухню. Фан побледнел и незаметно втянулся под стол.

- Мама!!! – снова подскочил Поэт.

- Поэт, спокойно! – остановил его Он. – Тебе нельзя волноваться... Что это за взрыв?

- Фан, тебя щас бить будут... - предположил Гарик.

- Тэбя чэго папрасылы здэлат, а? – свирепо вращая глазами, проговорил Шейкер.

Все засмеялись.

- А чего случилось-то? – недоумевал математик.

- Да мы до вашего прихода три бутыли сухого засунули в духовку подогреть, - беспечно откликнулся Майк. – Фан должен был проследить, и теперь...

- Мне ужасно жаль, - серьёзно сказал Фан, вылез из-под стола и потянулся за сигарета-ми. В его глазах прыгали смешинки.

- Всё в порядке, что-то ещё уцелело! – крикнул из кухни Виталя.

- Тогда тащи, что осталось.

Виталя приволок две тёплые бутылки и бухнул на стол. Математик оживился.

- Математику не наливать! – предостерегающе сказал Он. – Пусть чай пьёт!

- Я, что, ребёнок?.. – взвился тот.

- В этом смысле – да... Ладно, шучу, но много ему лучше не давать. Или, лучше всего, налейте ему молока... Или, там, кефирчика...

- Кто-то щас получит... – многообещающе сощурился математик, но быстро утихоми-рился и замолчал.

Вино разлили по разнокалиберным стаканам. Помолчали.

- Ну, что?

- За нас, - печально сказал Он, - за нас, которые никому не нужны и которым не нужен никто.

Все дружно опрокинули стаканы и зашумели. Поэт незаметно отодвинул свой стакан, а математик ещё незаметней пристроился рядом с откупоренной бутылкой. Фан торчал на балконе с беломориной в зубах и незаметно подслушивал, пуская дым в чёрную ночь.

- Спой нам свою последнюю, - попросил Его Витька. – Ну, ту, про трамвай.

- Ту, про анархию, - пробулькал математик.

- Ту, про дорогу, - сказал Поэт.

- Угу! – оживились все. – Классная песня! Давай, грянь!

- Подыграй мне, пожалуйста, - сказал Он Тому и взял гитару.



- Сегодня утром холодно и дует.
Забыть придётся про домашний уют.
На остановке ругаются и курят,
Читают объявления, чего-то и кого-то продают.

Сегодня утро не из лучших, без сомненья,
И с неба сыплет то ли дождь, то ли снег.
На лицах сумрак, на асфальте тени.
Рядом со мной трамвай замедляет свой бег.

И это был
Трамвай, который идёт без контролёра,
Трамвай, который идёт без контролёра,
Трамвай, который идёт без контролёра,
Такой замечательный трамвай!

Трамвай, который идёт без контролёра,
Трамвай, который идёт без контролёра,
Трамвай, который идёт без контролёра,
Трамвай, который идёт!..

- Бе-е-ез контролёра! – подпевал и прищёлкивал пальцами Майк. Все, у кого были гита-ры, подыгрывали, те, у кого не было – пели, за исключением математика, который музы-ку немного презирал, и Поэта, который петь стеснялся и только тихонько мурлыкал себе под нос.

- В нём нет ни гениев, ни глупцов,
В нём нет правдивых и нет лжецов,
В нём нет ни умных, ни дураков,
В нём нет друзей, зато нет и врагов!

В нём нет уродливых и нет красивых,
Ни молчаливых, ни немых, ни болтливых,
В нём нет несчастных, зато нет и счастливых,
В нём есть просто люди. В нём едем мы!

В нём нет таких, кто знает, зачем мы живём,
В нём нет философов – и, честно говоря,
В нём нет таких, кто бы меня обожал,
Но нет и тех, кому нет дела до меня!

В трамвае, который идёт без контролёра...
Трамвай, который идёт без контролёра,
Трамвай, который идёт без контролёра,
Он приветствует вас, он идёт через все города!
...который идёт без контролёра,
Трамвай, который идёт без контролёра,
Трамвай, который идёт...
И если встретишь его, не забудь заглянуть туда!

- Не забу-ду! – шутливо пропел Майк, и все засмеялись.

- Обычно тот, кто стёкла бьёт в трамвае,
Бывает зол, что дует ветер в окно.
Обычно тот, кто гадит, а зачем – не знает,
Бывает зол, когда наступит в... неизвестно во что.

Обычно тот, кто очень любит выражаться,
Не терпит от других коротких словец.
И будет, словно барышня, краснеть, сопеть и жаться,
Когда случайно он услышит... "кошмар"!

- Уау!!! – довольно подвывал расторчавшийся математик, уловивший скрытый смысл, который, впрочем, лежал не так глубоко.

- Браво! Ура знатоку трамваев! – орал заказавший песню Витька, хлопая в ладоши; он был на самом верху блаженства.

 - ...Обычно тот, кто занял тёплое место,
Не собирается его уступать.
Сидеть удобно, а стоять, конечно, тесно,
На остальных ему вообще наплевать.

Обычно все, кто едут в трамвае,
Ругают машиниста: почему не свернёт?..
Но он - трамвай, он не объедет яму или гору,
Не вырвет провода и с рельсов не сойдёт.
Ведь он –

Трамвай, который идёт без контролёра,
Трамвай, который идёт без контролёра,
Трамвай, который идёт без контролёра,
Трамвай, который идёт...
Трамвай, который идёт без машиниста,
Трамвай, который идёт, куда – не знает,
Трамвай, который идёт без всякой цели,
Трамвай, который идёт...

Куда мы едем? На все четыре стороны.
Дорога скатертью, когда она за спиной.
Куда мы едем? Туда, где хорошо и нас нет.
Не зная брода, мы в воде с головой.

Кто в этом виноват? Сам чёрт не разберёт.
Чёрт знает, кто! Но, правда, нам не сказал.
Куда ж мы едем? Куда нас бог пошлёт.
А он и сам уже не рад, что послал.

Жить сам наш народ никогда не умел,
Но мы контролёров не терпим.
Анархия - мать, а отец - беспредел,
А мы - непутёвые дети.

Мы едем, не зная, зачем и куда,
Куда нас выводит кривая.
Авоська с Небоськой сидят у руля,
И вся наша жизнь вот такая...

И ноги сами вынесли меня наружу.
Летели в небе облака, как в трамвайном окне.
И на секунду показалось мне – мы всё ещё едем,
Мы все в одном вагоне, все в одной стране,

В трамвае,
Который идёт без контролёра,
Трамвай, который идёт без контролёра,
Трамвай, который идёт...
Мы протираем стекло и с надеждою смотрим туда...
...который идёт без контролёра,
Трамвай, который идёт без контролёра,
Трамвай, который идёт...
Но хоть стекло не замёрзло, мы не видим впереди ни черта!




- Стоп, камера! – со смехом проговорил вернувшийся с балкона Фан. - Чего молчим?

- Фонограмма!!! – пискнул Шейкер.

- Ха-ха-ха!

- Я сказал – фонограмма!!! – продолжал кипятиться Шейкер, хитро сверкая глазами. – Хто выключил фонограмму?!!

- Приколист, - довольно сказал Он. – Виталя, кстати, давно хотел у тебя спросить. Объ-ясни мне, что за знаки у тебя на обоях нарисованы?

- Это буквы, - сказал Виталя с улыбкой. – Древнегреческие.

- Вижу, что не китайские. А что это значит-то?

Виталя подошёл к Нему и прошептал на ухо. Он недоумённо посмотрел на Виталю, а потом захохотал, дрыгая ногами.

- О, чёрт... Ещё один приколист... Откуда ты греческие ругательства знаешь?

Виталя не успел ответить. Из угла, где сидел Поэт, внезапно послышались нечеловече-ские вопли:

- Ммяууу!!!

- О господи!.. Что это такое?.. – растерялся Поэт.

- Мммяяууау!!! Уау!!!

- Поэт???

- Поэт!!!

- Н-нет, это не Поэт...

Из пакета Поэта высунулась взъерошенная голова Василия. Василий, одуревший от громкой музыки и сигаретного дыма, мотал головой и орал.

- Ты зачем кота с собой приволок?

- Да я и не знал, что он ко мне в пакет забрался! – воскликнул Поэт с досадой, покрас-нев.

- О да... - задумчиво произнёс Гребешков. – А я ещё не верил, что все великие люди та-кие рассеянные. Теперь вижу – чистая правда.

- Зверюга!!! – вскипел Поэт.

- Ребята!.. – икая и стеня, слабо защищался кот. – Без нападок! Я имею право на сво-бодный выбор своих действий...

- Спокойно! Поэт, успокойся! Тебе нельзя волноваться... Дайте знатоку прав кошаков чего-нибудь выпить. Чай, вино?

- Издеваетесь, что ли?.. – возмутился Василий, отвернув морду от стола.

- Ладно, налейте ему молока в блюдечко, - посоветовал Тот.

- Я ничуть не против молока...

- Нет, пусть сначала что-нибудь нам расскажет... - сказал Фан и хитро подмигнул По-эту. – Он же умный, мы знаем. Правда, Поэт?

- Правильно! – горячо поддержал его Спартак. – У нас же тут... Как это? Что-то вроде творческого вечера.

- Вообще-то уже три ночи... - беззлобно буркнул кот и с сомнением поглядел на молоко.

- Пунктуальный зверь, - отметил Фан. – Это же неважно. Обычно по ночам нормальные люди, то есть мы, не спят. В общем, расскажи нам стишок.

- Опять издеваетесь?..

- Нет. Расскажешь, дадим молока.

- Только петь не надо! – встрял математик.

- Математик, тих-ха!

- Ну хорошо... Кхе-кхе. Сонет.



В те дни, когда в садах Лицея
Я безмятежно расцветал,
Погиб Поэт, невольник чести,
Пал, оклевётанный судьбой.

У Лукоморья дуб зелёный,
Златая цепь на дубе том.
Под ним струя светлей лазури,
Над ним луч солнца золотой.

Вот кто-то с горочки спустился,
Наверно, милый мой идёт.
Враги сожгли родную хату,
Сгубили всю его семью.

Вот так убил он восемь лет,
Утратив жизни лучший цвет.

Василий закончил и гордо поклонился. Ему вежливо похлопали.

- Эх, маразм, маразм... - вздохнул Поэт.

- Ну я же просил не петь! – запетушился математик. – Уй-я... Когти убери, зверюга!..

- Сплошной плагиат! – заметил Шейкер. – Это же Бетховен! Нет, нет... Или Малевич? Я в поэтах не силён... А как же авторское право, знаток прав?

- Защитник вольности и прав
 Во всяком случае неправ! – гордо процитировал кот. – Это Пушкин, дерёвня!

- Неважно! – прервал спор Майк. – Браво кошаку! Дайте, в конце концов, ему молока... Или чаю. Раз вино он не потребляет...

А дальше началось неизвестно что. Все пели одновременно, своё и чужое, тихо и гром-ко, сидя на месте и приплясывая: дым стоял коромыслом.

- Всё на мази, всё в кайф, в струю и в жилу, - пел Фан,
- Наша дорога пряма, как школьный коридор.
В брюхе машины легко быть первым пассажиром,
Имея вместо сердца единый пламенный мотор.

- Я – никто, и хочу им остаться, - пел Шейкер,
- Видно, в этом и есть мой удел -
Никогда никем не называться,
Не устраивать скандалов и сцен!

- Чувствую себя, как негатив на свету, – пел Гребешков,
- Сухая ярость в сердце, вкус железа во рту.
Наше счастье изготовлено в Гонконге и Польше.
Ни одно имя не подходит нам больше.

- Дождь идет с утра, - пел Виталя,
Будет, был и есть.
И карман мой пуст, на часах шесть.
Папирос нет, и огня нет,
И в окне знакомом не горит свет.
Время есть, а денег нет,
И в гости некуда пойти.

- А сейчас займемся самосозерцаньем, - пел Майк под общий смех,
- И у кого с собою лотос - а ну, садись в него.
Эй, ты, чувак, пора б те знать, что лотос -
Это такой цветок, а не стиральный порошок.

- Поколение Икс, поколение Ноль, - пел Витька,
- Мы странны, нас узнать можно с первого взгляда.
Мы забыли про боль - перекатная голь.
Я не знаю, кому из нас здесь ещё что-нибудь надо.
Моё настроение зависит от количества выпитого пива.
Я никому не нужен, и никто не нужен мне.

- Чёрные стены. Зелёный потолок, - пел Он,
- Всё валится из рук и уходит из-под ног.
На светофоре синий и оранжевый свет.
За пятьдесят копеек - путёвка в смерть.
Нет, мама, это не депресняк,
Я тебе не скажу, ты не знаешь,
Что такое ЛСД.
Он везде, он всюду, он преследует меня,
Он на каждом шагу, он везде -
Этот ЛСД.

- Ну-ка, мечи стаканы на стол,
Ну-ка, мечи стаканы на стол,
Ну-ка, мечи стаканы на стол
И прочую посуду! – неожиданно заорал математик, про которого все забыли. Матема-тик дрыгал ногами и руками и хрипло распевал во всё горло. Очевидно, ему было очень весело.

- Все говорят, что пить нельзя,
Все говорят, что пить нельзя,
Все говорят, что пить нельзя,
А я говорю, что буду!

- Гребешков, это же твоя песня!.. – с укором сказал Фан.

- Очевидно, он её не совсем правильно понял, - ответил Гребешков печально, хотя в его глазах прятались смешинки.

- Математику больше не наливать! – предостерёг Он.

- Эк как его проняло...

- Думаешь, ему кто-нибудь наливал вообще? – с иронией спросил Шейкер. – В этом нет необходимости...

– ...А я говорю, что буду!.. - орал математик, наверное, уже десятый раз.

- Успокойте его кто чем может... - устало попросил Поэт.

- Народ! – предложил Виталя, когда все остальные вдоволь наорались и прекратили безудержное музыкальное бесчинство. – Поскольку здесь присутствуют непосвящённые и непросвещённые, прошу просветить их насчёт нашей братии. Расставить всё по своим местам, объяснить, ху из ху...

- Ху из ху?

- Ххууиисс...

- Возможно...

- Для тех, - хитро сказал Шейкер, - кто совсем ничего не знает – ху есть кто, или кто есть ху.

Математик заулыбался.

- Хха!

- Что за люди, откуда и что играете? – с интересом спросил Артур.

- Нну... Попробуем.

В первый раз мы приехали в M-ск год назад и... три дня, - начал рассказывать Он. – Са-ми знаете – всегда в столицу тянет. У нас был один концерт на квартире Майка – вот он сидит, вы все его знаете. Концерт был такой – не очень...

- Как всегда... - самокритично пояснил Тот.

- После записали плёнку, и вот – мы поём вместе год с небольшим.

- Это всё.

- Или ещё анкетные данные – рост там, вес... - поинтересовался Он с улыбкой.

- Хха!

- Ну, насколько это возможно, - серьёзно ответил Артур.

- Такой, знаете, нормальный рост, и вес неплохой... У него немного хуже – но всё-таки...

- Угу... А давно поёте, играете?

- Я – как только в руки гитара попала, - ответил Тот. – По-моему, даже играть не умел, а уже что-то пытался сочинить.

- А я – с самого рождения, - хитро сказал Он.

- Да ну! Ты часто врешь?

- Очень часто. Почти всегда, честно говоря.

- И сейчас, в том числе?

- Ну, не знаю. Минут через десять скажу.

- А где вы выступаете? – спросил Гарик.

- Ну, вы знаете, везде, - со смехом ответил Тот. – Вот в последний раз мы выступали в отделении милиции...

- Да ну!

- Чистая правда. Туда нас привели за нарушение общественного порядка, распитие спиртных напитков в квартире Фана и распетие песен в три часа ночи. Правда, мы не доставляли общественности дома ни малейшего беспокойства – все соседи сверху, снизу и сбоку, которые не уместились в полукомнатную квартиру Фана, блаженствовали, слу-шая нас, и орали на всю улицу, подпевая, но тех, кто за нами пришёл, это особенно не волновало. Фан может подтвердить – это чистая правда.

- Бросаем говорильню! Грянь мою любимую...

- Математик спит... - растерянно сказал Поэт.

- Я же просил ему больше не наливать! – вздохнул Он. – Как мы его домой поведём?

- Фиг с ним, пусть ночует... - обречённо махнул рукой Виталя. – Предлагая свою квар-тиру как место этого сборища, я был готов ко всему... Так что полумёртвый математик...

- А ещё лужа вина под духовкой, полный развал всего и три лопнувшие струны... - по-мог перечислить Фан.

- ...не такая уж большая плата за доставленное удовольствие.

- Ладно, ребята, - сказал Он устало и улыбнулся. – Всем спасибо. Спасибо! Разбредаем-ся...

И все понемногу стали разбредаться.