Польский август. Дядя Игорь, тетя Зюта, их дочь, зять и 4-ро вну

Наверное, «Записки путешественницы» должны прежде всего повествовать о местах, культурных особенностях и обычаях той или иной страны. И не предпологают простого рассказа о людях. Но мои замечательные родственники, которых я обрела этим летом, определенно заслуживают отдельной главы.
Дядя Игорь – двоюродный брат моей мамы. Его мать была полькой, а отец, брат моей бабушки, – белорусом (если так можно считать, в этой линии тоже была примесь польской крови). В последний раз мама видела своего кузена почти 40 лет назад. Естественно, мы с ней волновались перед встречей. Дядя Игорь обещал приехать за нами в Варшаву и на машине привезти в свой городок, Бжэско.
Целое утро ожидания, и, наконец, звонок домофона – они приехали.
Я, конечно, видела их впервые. Дядя Игорь – высокий, с круглым добродушным лицом, лысиной и усами. Тетя Зюта – маленькая, пухленькая, очень веселая и невероятно энергичная. Встреча была очень душевной, можно подумать, что мы знали друг друга всю жизнь.
Дядя Игорь довольно сносно говорил по-русски, почти совсем без акцента, и называл себя то коммунистом, то социалистом. Тетя Зюта знала всего несколько русских слов, но все понимала. С ними я совсем обленилась и перестала практиковать польский язык. По пути из Варшавы в Бжэско в машине русские песни типа «елочек-шишолочек» перемежались с красивым вокалом Фредди Меркьюри.
Приехали уже под вечер. В небольшей квартире у тети и дяди мы смотрели старые фотографии и обсуждали отдельные листики нашего общего генеалогического древа. Потом направились к их единственной дочери Касе, которая жила тут же, в Бжэско.
Кася оказалась симпатичной женщиной, выглядящей гораздо моложе своих сорока лет, очень стройной, несмотря на то, что является мамой четверых детей. Если бы я снимала фильм, то обязательно дала ей роль какой-нибудь доброй волшебницы: у нее такое характерное лицо и милая улыбка. И она с большим теплом приняла двоюродную тетю, которую видела только в возрасте полутора лет, и троюродную сестру, которую вообще никогда в жизни не видела. Ее муж, Мариуш, мужчина очень интересный и обходительный. И мои новоявленные племянники (по возрастному убыванию): Ясек, Игорь, Юлька и Симон. Вот так я узнала их, моих новых родственников.
Так как простые семейные разговоры и мероприятия читателю будут неинтересны, приведу лишь некоторые эпизоды.

Как я уже упоминала, дядя Игорь часто повторял, что он коммунист (но, как ни странно, в то же время очень гордился, что его дедушка – мой прадедушка – был шляхтичем). Поминая недобрым словом капиталистов Польши и Всея Земной Шар, он вдруг вспомнил несколько лет, проведенные в Америке. И глубокомысленно изрек:
– Если бы я знал, что в моей родной стране будет капитализм, то остался бы жить в Америке.
– Но в Штатах тоже капитализм, – хором возражаем мы.
– Да, тоже. Но там он лучше!
* * *
Как-то дядя Игорь сделал Касе замечание (и, по-моему, несправедливое) по поводу воспитания детей. Тетя Зюта, защищая дочку, возмутилась:
– Как будто сам ты ей маленькой много времени уделял!
На что дядя серьезно ответил:
– Ну, не уделял. Так у меня ж была причина. Ведь я строил социализм!
* * *
Проезжали мы все вместе мимо фермы. И, конечно, в нос ударил запашок коровьих лепешек. Тетя Зюта, пытавшаяся со мной говорить по-русски, объявила:
– Ваяет! (в смысле, воняет).
И тут же из-под сиденья (она сидела сзади за мужем) выудила огромный баллон освежителя воздуха, какой обычно у нас стоит в туалетах, и наподдала мощной струей прямо на лысину дяди Игоря. Тот от неожиданности поперхнулся, потом перешел на срывающийся польский:
– Ты цо, зваръявала? То за дужо! Цо робишь?!
А тетя Зюта, не обращая на него ни малейшего внимания, откинулась на сидение и довольно сообщила:
– Юже не ваяет!
* * *
В последний день перед отбытием в Варшаву мы всей многожисленной семьей посидели в пиццерии. К нам присоединились еще брат и сестра Мариуша. Потом прошло детское время, поэтому мы вернулись, Кася уложила детей спать, и посиделки продолжились дома. Кася решила похвастаться недавно купленной туникой (нечто среднее между длинной майкой и платьем, носят со штанами). В Польше на тот момент это был последний писк моды.
Павел, брат Мариуша, удивленно посмотрел на приобретение и неуверенно спросил:
– То ест таки... фартушек? («Это такой фартук?»)
Ох, мужчины!!!
* * *
Байкеров дядя с тетей называли «давальцы органув», то есть «доноры органов». Есть в этом определенное рациональное зерно...
* * *
Едем в машине обратно. Жарко. Очень жарко. Я скинула кожаниые сандалии с покрасневших ног.
– Правильно, – сказала мне по-польски тетя Зюта. – Я свои сняла уже давно.
Дядя Игорь, который не любит находится вне беседы, тут же полюбопытствовал:
– Что сняла?
Внимание тети Зюты уже переключилось на другое. Но дядя Игорь не отстает:
– Что сняла?
И тетя раздраженно выдает:
– Майтки!!!
(«Майтки» – «трусы»...)

Все время пребывания в этой части Польши мы жили у Каси, в красивом доме – таком просторном, что даже четверо детей в нем как-то растворялись и становились незаметными. Небольшой городок Бжэско – у нас бы его назвали «коттеджным селением» – очень напоминал мне север Италии. Только здесь, в Бжэско, были более понятные люди. И менее вредные комары.
Сам Краков находится в шестидесяти километрах от Бжэско. На следующий день после прибытия к дяде, а потом и к сестре, мы поехали туда.