Мои приключения в Москве

Мой отчим дядя Федя в Москве
Контролеры и дядя Федя.
Цыганки. Почти маньяк и я.
Хочу срочно домой, в Комсомольск-на- Амуре.
 
 Он приехал на профсоюзную конференцию. До войны дядя Федя приезжал в Москву на слет передовиков - лесозаготовителей и сидел в президиуме, о чем свидетельствовал фото этого президиума в газете " Правда". Дядя Федя был великий труженик и общественник от всего своего искреннего сердца. В чем я убедилась.
 Помню, у него за плечами был большой рюкзак. В метро тогда рюкзаки были редкостью, и женщины неприязненно косились на провинциальную фигуру крепкого мужчины. В электричке он хотел взять билет , но я уверенно запретила ему это сделать.
Через пять минут в вагон уже входили контролеры и оштрафовали нас с дядей Федей. Всю жизнь проживший в необыкновенной честности он был ошеломлен своим позором и долго спрашивал меня, как, как я могла сказать ему не брать билет. Я и сама не знала,как.
 Приехав, отчим дал мне две огромные купюры.. Они лежали у меня в сумочке, когда я проходила через площадь Курского вокзала и меня остановили три цыганки. Они взяли мою руку, попросили позолотить. Я дала им сколько- то , что было в кармане. Помня о своем богатстве в сумочке, я старалась от них отвязаться. Удалось мне это с трудом.
 Ходили мы с дядей Федей и по универмагам. В каком-то старом, с деревянной лестницей магазине, я оставила его в пролете лестницы, а сама копалась в пуговицах на третьем этаже. Спускаюсь и вижу - ему плохо, сердце. Он долго стоял у окна бледный и держался за сердце. Московская духота сломила закаленного таежника. А прожил он 98.
 Дядя Федя жил в гостинице, а я однажды поздно возвращалась из Москвы. В руках у меня был портфель, в котором лежал вельветовый костюмчик для семилетнего брата Валеры. Я почти достигла калитки дедовского сада, в глубине которого стоял дом, как меня догнал парень и схватил за руку. Он стал вытягивать меня из палисадника, матерясь и угрожая. Огни в доме еще горели, мои подруги еще не легли спать. И вдруг девчата погасили свет в комнате. Парень становился все наглее и все больше угрожал мне. И вдруг, видимо, от безысходности со мной случилась истерика. Я обозвала его сволочью, стала дико орать и вырываться. Парень неожиданно отпустил меня,послав вдогонку пинок ногой, слегка задев меня. Я не верила, что вырвалась. Прибежав в комнату, стала орать на девчат, повторяя без конца:» И они еще погасили свет!». Все стали оправдываться, особенно Рита из Калинина. Я долго еще всхлипывала и отходила от истерики.
 Вся моя жизнь вдали от родного дома, где меня все любили и берегли, теплого , уютного, заботливого дома показалась мне бессмысленной. И я сразу горячо стала мечтать уехать отсюда. Уехать , как можно скорей и именно с дядей Федей. Прощай , Москва.
 Так я и уехала из Москвы. Многое я там бросила: своих школьных подруг, тетю Тоню Моисееву, своих родных в Калинине, отца. Перед отъездом мы с дядей Федей побывали в Калинине. Тетя Аня, дяди Никина жена сказала тогда странную фразу :» Жаль, что уезжаешь. Значит, замуж в Москве уже не выйдешь».
 Я бросила свой аттестат зрелости, который остался в приемной комиссии. Не сдала постельное белье, из-за которого мне полгода не высылали аттестат. Поддавшись моменту, плохому настроению, я не пожалела своих потраченных сил. А их было положено очень много. Ведь я уже училась в московском институте. А теперь надо будет начинать все сначала.
 О том, что меня осудит мать, у меня и в мыслях не было.
 И вот мы уже мчимся по просторам страны в поезде. Снова я смотрю в окно и думаю о своей жизни. О том, что было и что будет. Мечтать – это главная черта моего характера. Мечтать -это значит и планировать.
 В Иркутске я сошла с поезда, а дядя Федя поехал дальше. Здесь меня встречали другие наши одноклассники- студенты – финансист Люба Абрамова, геолог Петя Скляр.
 В деканате университета мне предложили учиться на историческом факультете. Я хотела на филологический. И уехала.
 Пять дней в поезде и я дома. Глаза матери сияли , настроение у всех было самое прекрасное.
 Мне было ровно 2О лет.