Дуэнде - это больно

Se duele

Больно. Она выходит, одетая во все черное. Лишь крупные кружева белой нижней юбки при каждом новом, как будто через силу рождающемся шаге робко выглядывают из-под тяжелой завесы. Она идет, опустив голову, ни о чем не думает. Только сухой, жесткий импульс откуда-то изнутри, из неведомого центра заставляет пока что холодную кровь переливаться по застывшим венам в умирающий ритм, не успевшем родиться… Грубые, низкие, густые аккорды гитары зовут её в неведомую даль, за неожиданным пониманием. Она осознает то, что делает. То, что хочет сделать. То, что, быть может, не получится, но существует в её подсознании, а значит, это реально. Она делает шаг, всматриваясь в пустоту - такую же черную, как её нынешний облик, - медленно, почти в трансе, поднимая руки. Тяжело. Её тело изнутри захватывает напряженность, и вот она уже подобна дрожащей струне, которая продолжает петь… Каждый вдох разогревает кровь, и она уже отчетливо слышит ритм, колоколом, громко и настойчиво звучащем в её теле, он овладевает ею и вот наконец ядовитый уж духа ужалил - и она перестала быть прежней… Следуя витиеватой, трагично-нежной мелодии она прогибается под поворотом, взглядом устремляясь в центр невидимой точки. Больно.
Уже нет гитары, мелодии, заученных движений - есть нечто большее, всеобъемлющее, почти космической величины – её танец. Музыка ведет дальше: заставляет нырять, отчаянно и жадно глотая воздух, всплывать на поверхность, ощущая долгожданную легкость, заставляет балансировать на тончайших лучиках нот, как на кончике раскаленной иглы, настойчиво и безжалостно впивающейся куда-то глубоко под грудь. Больно. Вскрик гитары, последний аккорд, словно камень, срывается, падая вниз… Срываясь, останавливается и она. Поднимает глаза. С трудом возвращает отрешенный взгляд в этот мир, чувствуя себя в этой мгновенной паузе безысходно потерянной и ничтожно маленькой. Она молит о воскрешении мелодии, о новом аккорде, о продолжении страдания. Она чувствует. Более того, она понимает - и душой, и телом: кончиками чутких пальцев, говорящей бронзовой спиной, поднимающимися руками-крыльями хищной птицы, крупными, круглыми бедрами… Четкие, отработанные, техничные движения ног, подчеркнутые сперва «маленькими», а потом и «большими» узорами рук и кистей. Аккорды приносятся один за другим, все громче и раскаленней, все ярче рисунок, все ближе и понятнее становится она, закручиваясь в безумные повороты, подхватывая и бросая юбку; голову сжимает ритм, сдавливает терновым венцом неумолимое концентрирующееся вокруг силуэта время, все напряженнее, все больнее… Ай! Снова – сорвалась. Горло перекрыли эмоции, в глазах застыл блеск, а взгляд снова испарился. Она ослепла, оказавшись вновь одна среди расколовшейся тишины… Она хочет спрятаться… Скрип струны. Её грудь разрывают тысячи биений сердца, она медленно распрямляется. Рождающуюся мелодию сопровождают тихие, но четко различимый перестук каблуков. Дерево стонет под раскаленным железом, новый ритм вместе с неукротимой энергией переливается через оболочку, заставляя сконцентрироваться на аккуратной, запредельной скорости, что кажется: вот это конец. Гитара с нижнего аккорда переходит на высший, заставляя музыку кричать, а её – в один из последних ударов – напряженно-отчаянно согнуться, словно в тело вонзился до бела раскаленный кинжал. Больно!
....Медленно возрождаясь, она уходит, растерзанная сама собой, как будто исчезая в придуманной темноте. И только белые кружева в агонии всхлипывают под черной блестящей материей, и только трезвеющий ритм все тише и тише напоминает о себе. Больно было. Больнее сейчас. Еще больнее.