Прокурор начинает сердиться. Часть вторая

Следователь во время допроса называет задержанного обвиняемым, адвокат делает ему замечание: «Вы ошибаетесь, мой клиент пока еще подозреваемый!» На это следователь встает из-за стола, подходит к окну, и, показывая на спешащих по улице людей, говорит: «Вот они подозреваемые! А Ваш клиент – обвиняемый!»
(из любимых анекдотов следователей)


ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА 1

Утро пятницы не сулило ничего хорошего. Впереди было три выходных дня, но праздника это не создавало. Мартовский холод пробирался во все щели городского транспорта, пронизывая до костей необдуманно легко одевшихся пассажиров. И все же, каждый понимал, весна не за горами. Хотя говорить сейчас о весеннем тепле было бы просто неприлично. За ночь выпал снег, лежащий сейчас глубоким грязно-серым покрывалом повсюду, где не ступала нога человека. На асфальте ночной снег давно превратился в мерзкую грязь, сквозь которую я и пробирался, проклиная все на свете. Основной моей мыслью было не забрызгать свежеотпаренные брюки, с удовольствием ловящие малейшие капли жидкой массы, в которую превратилось белое покрывало ночных осадков. К моему счастью от метро до работы было не более ста метров, которые при всем старании, я так и не смог преодолеть, оставшись чистым. Благодаря Бога и начальника РЭУ, я вошел в теплый и просторный кабинет, где, не раздеваясь, вынул из ящика шкафа обувную щетку и, вооружившись ею, вышел на лестницу, где стал осторожно и быстро счищать грязевые капли с черной ткани брючин. Работая над своей внешностью, я попутно здоровался с запоздавшими работниками, поспешно поднимающимися мимо меня по лестнице на пятый этаж. Поскольку мой кабинет находился этажом ниже, я с плохо скрываемым злорадством подмечал, что обувь и ноги моих сослуживцев также пострадали от прихода весны.
Минут через десять я был готов к защите законных прав и интересов граждан, поскольку в этом, вот уже более двух лет, и состояла моя прямая обязанность и смысл моей работы. Собственно говоря, как я уже давно понял, цель работы была несколько в другом, но мне было намного приятнее считать, что я стою на страже закона. Преодолев в несколько прыжков два лестничных пролета, я оказался перед кабинетом прокурора Калининградского района Лукина. По прошествии довольно длительного времени работы под его руководством я успел сполна оценить удачу, выпавшую в моей жизни. Помнил я также и народную мудрость о поисках добра...
- Здравствуй, здравствуй, старший следователь по особо сложным и запутанным делам! Как настроение? - приветствие шефа отличалось стабильной оригинальностью и радушием.
- Дела, как погода, Тимофей Юрьевич, - уныло ответил я.
- Ну, я думаю, что смогу улучшить тебе настроение, - прокурор взял со стола десяток скрепленных листов и протянул мне. - Вот материал по дежурству. Убийство. Как ты любишь! - настроение начальника было великолепное.
- С лицом? - сделал я последнюю попытку не упасть духом.
- Вот именно! - лицо шефа расплылось в улыбке, - Сидит голубчик в 17-ом отделе, трезвеет. Тебя ждет. Представляешь, мать убил и хоть бы хны!
- Весна..., - грустно вздохнул я.
Случаи убийств детьми своих родителей уже встречались в моей небольшой практике, и поэтому ничего шокирующего в деле для меня не было. Для прокурора, впрочем, тоже, но он каждое дело преподносил, как сенсацию и старался сполна насладиться прелестью этой новизны. Кому-то такое поведение могло показаться кощунственным, но когда через день видишь полуразложившиеся трупы, начинаешь смотреть на жизнь другими глазами.
- Ладно. Что делать - знаешь... Получи номер у Алевтины и работай.
Попрощавшись, я вышел в приемную, где уже сидела за столом немного опоздавшая Алевтина Ивановна - старожил прокуратуры района, повидавшая за свой 30-летний стаж в качестве начальников аж четырех прокуроров.
- Доброе утро, Алевтина Ивановна. Вот дело новое дали. Номерок бы узнать.
- Опять дело? Господи, да сколько же можно, Володя! Какое оно у тебя будет-то?
- Тринадцатым, - вздохнул я. - А что делать? У всех большая нагрузка.
- Ну, это уж слишком!
- Да ладно, я уж привык, - соврал я. - Номерок бы мне...
- Да-да, конечно, - Алевтина открыла толстую канцелярскую книгу, где фиксировалось движение по делу с момента возбуждения. - 787362, твой номер. Какое там КП ?
- А нету, - посмотрев первый лист протокола осмотра места происшествия, ответил я. - Видно забыли поставить...
- Да ничего они не забыли! - вспыхнула Алевтина. - Просто в отдел не заезжали. Осмотрели место и по домам. А то, что человек задержанный ждет - не волнует.
- Очень может быть, - миролюбиво согласился я. - Ну ладно, пошел работать...
Из приемной я направился в канцелярию, где от Ирины узнал, что для меня сегодня почты нет. Поболтав пару минут с приятной девушкой, работавшей за 500 рублей, когда остальные сотрудники получали по две тысячи, я пошел к себе, размышляя, о несправедливости царившей в государственных органах. По нашим "человеколюбивым" законам работники канцелярии прокуратуры не аттестовались, а значит, не имели доплаты за выслугу лет, и их оклад не был связан с размером оклада генерального прокурора, регулярно повышающегося под влиянием инфляции...

Зайдя в родной кабинет, я вновь оценил работу местного РЭУ, обогревающего наше здание. Вернее, здание было не нашим. Прокуратура района занимала в нем только 4-ый и 5-ый этажи, остальные были отданы крупному коммерческому банку, в который постоянно стояли гудящие очереди жаждущих халявной наживы вкладчиков.
Прокуратура в этот дом переехала с Кондратьевского проспекта всего год назад. Новое помещение ждали почти три года и вот, наконец, свершилось. Все признавали, что соседствовать с банком было намного приятнее, чем с загаженной распивочной. Именно по причине такого соседства у нас всегда работала канализация, и исправно топили.
 
С такими мыслями, я окунулся в материалы нового дела.
Ситуация была до отвращения простой. В двухкомнатной квартире этой ночью обнаружили труп пожилой женщины с черепно-мозговой травмой. Судя по состоянию трупа, он пролежал в помещении 2-3 дня, от чего претерпел все прелести поздних трупных изменений, останавливаться на которых я бы не хотел. В материале имелось два объяснения соседей, из которых следовало, что покойную при жизни звали Веселкиной Лидией Николаевной, жила она одна, хотя вместе с ней был прописан ее сын Николай - тридцатилетний, сильно пьющий тунеядец. Завершал материал рапорт участкового о задержании Веселкина Николая Трофимовича и доставлении его в 17-ый отдел милиции, где он и был оставлен до вытрезвления, так как на момент задержания в квартире матери был мертвецки пьян и преспокойно спал на диване, стоящим в двух метрах от лежащего на полу подгнивающего трупа матери. Поскольку среди бумаг не было ни одной, где свою руку преложил бы дежурный следователь (за исключением корявого протокола осмотра), я согласился с Алевтиной Ивановной, что следователь, быстро осмотрев квартиру, без визита в отдел милиции, вернулся на Литейный, 4, где на втором этаже располагалась микроскопическая каморка, носящая гордое название "комнаты дежурных следователей", в которой мой коллега с чувством выполненного долга упал на продавленный диван, чтобы с доблестью продолжить свое дежурство по городу.
Знающие люди могли бы поправить меня, упрекнув в предвзятом отношении, заметив, что дежурный следователь мог спешить на другое происшествие и из-за этого не имел времени для задержания и допроса Веселкина. Таким защитникам я бы ответил весьма уверенно и даже со знанием дела, что если бы у моего коллеги "висел" новый выезд, то он бы обязательно поехал в 17-ый отдел милиции, где провел бы все возможные следственные действия с подозреваемым, вплоть до того, что свозил бы его на улицу Боровую, для определения степени опьянения. В общем, мой незнакомый "товарищ" сделал бы все, чтобы откреститься от второго выезда. И поступил бы он совершенно правильно, так как всегда на ковре у Николаевской лучше иметь один хороший материал, чем два плохих. Ну, а поскольку и этот материал был не то чтобы очень хорошим, мне оставалось только удивляться такому наплевательскому отношению к работе.
Следственная общественность Петербурга давно ставила вопрос в первом отделе об отмене ежемесячных дежурств по городу, и исключительном праве районных следователей самостоятельно выезжать на преступления своей "земли". Но Николаевская такую возможность «рубила» на корню, прекрасно понимая, что с отменой обязательных дежурств, она потеряет возможность "контролировать" всех следователей города, и хотя бы раз в месяц, мотать им нервы, возможно, получая от этого удовольствие. А избежать общения с "тетей Таней" ни мог никто, поэтому самым неудачным дежурством всегда считалась ночь с воскресенья на понедельник, с последующей поездкой в городскую прокуратуру и получением по полной программе за свои и чужие ошибки.
Хотя и идиоту было понятно, с каким желанием следак, предположим Московского района, «отпахав» целый день по своим 10-15-ти делам, после работы едет в ГУВД, где сидит всю ночь в ожидании выезда на гнилой труп в какой-нибудь Красносельский район, где его естественно не заботит раскрытие и, главное, грамотное оформление материалов возбужденного дела.
Вообще, у меня с момента работы в прокуратуре, сразу сложилось впечатление, что многие традиции в ней до сих пор были подчинены коммунно-социалистическим убеждениям и образу мысли о врожденной страсти каждого индивида к бескорыстному труду на благо всего человечества. Кому-то из "мудрого" руководства явно казалось недостаточным ежедневных дежурств следователей по району, когда дежуривший сутки следователь принимал к производству дело, по которому он же и выезжал среди ночи, а значит, был кровно заинтересован в тщательном осмотре и допросе всех свидетелей, немедленно, без отписок и поручений похмельному участковому...

В общем, материал был обычный. Равнодушно-наплевательское отношение другого породить и не могло.
 Руководствуясь выработанной привычкой, привитой мне Антиповым еще в первые дни работы, я расчертил чистый лист таблицей, составив список необходимых, а главное, неотложных следственных действий, главным из которых являлось задержание Веселкина в порядке статьи 122 УПК, т.е. на трое суток, как подозреваемого в совершении убийства матери. Что делал Веселкин в 17-ом отделе милиции с трех часов ночи, было совершенно непонятно. Личность его установили сразу, вытрезвляются у нас люди в медицинских вытрезвителях, так что матереубийца мог вполне, на законных основаниях уйти домой, не дожидаясь моего приезда. Но у нас, слава Богу, не Америка, где подобного типа через 3 часа выбросили бы на улицу, поэтому я сделал вполне логичное заключение, что Веселкин был просто поражен радушием сотрудников отделения милиции и решил погостить у них денек-другой.
 Следующими в списке я отметил проведение судебно-медицинской экспертизы Веселкину, чтобы он в суде не заявлял, что убил мать, обороняясь от ее смертоносных ударов; обязательно надо было произвести выемку одежды и обуви задержанного, и взять у него срезы ногтевых пластин, для последующего поиска на них крови потерпевшей. Естественно тут же я подготовил постановление о дактилоскопировании, чтобы в суде не возникало вопросов о присутствии Веселкина в день убийства в квартире матери. Ведь постоянно проживал-то он не с матерью, а с женой, да и убийство произошло не в день его задержания.
Узнав в канцелярии морга телефон, я созвонился с судебно-медицинским экспертом Хохляковым, который утром вскрывал убиенную Веселкину, и он сообщил мне, что причиной смерти стала тупая травма головы, то есть убийство. Дело было ясное...

Закончив с оформлением всех необходимых постановлений, я связался по телефону с дежурным 17-го отделения милиции, от которого узнал, то, о чем догадывался с самого начала: машина за мной будет только после 14-ти часов, так как у них УАЗик один, да и тот на заявках, а потом еще где-то, и никакой возможности привезти меня раньше, у них нет. Выбив у него обещание, прислать машину не позднее половины третьего, я повесил трубку и открыл сейф, намереваясь первую половину дня посвятить работе по старым делам.
Конечно, иной взыскательный читатель сделал бы мне замечание, упрекнув в снобизме и лени, на что я бы ответил, что первые полгода работы действительно бросался, очертя голову, в отдаленные отделы милиции, убивая на это по 2-3 часа на просторах нашего огромного 600-тысячного района, с нерегулярно ходящим транспортом и утомительными пробками. Что же до прав Веселкина на неприкосновенность личности и свободу передвижения, то они уже и так были нарушены моим коллегой, который не удосужился даже задержать его как подозреваемого, и лишние 3-4 часа роли уже не играли. Да и, кроме того, как доверительно сообщил мне дежурный, наш «клиент» еще не отоспался и вряд ли был готов к допросу. Звонить же в РУВД я не стал по той же причине приобретенного ранее горького опыта...
Как известно, в милиции машину предоставляет всегда тот дежурный, которому это надо. А для чего дежурному РУВД было давать УАЗик прокурорскому следаку, чтобы везти его через весь район в отдел, где эта машина есть?..

В подобных размышлениях, я довольно успешно проработал полдня, подшив дело, готовое к передаче в суд, назначив десяток экспертиз по разным делам и вызвав четырех свидетелей для допросов на следующую неделю. После этого, съездив с коллегами на обед в заводскую столовую ЛМЗ, где кормили посредственно, но дешево, я сделал контрольный звонок в 17-ый отдел, дежурный которого, божась, заверил меня, что в 14.30 машина будет...

Полчетвертого я уже садился в раздолбанный УАЗик, предоставленный в комплекте с веселым сержантом. В пути были обычные разговоры об отсутствии денег на ремонт отваливающегося глушителя, и вообще о тяжелой милицейской службе. Меня всегда раздражали подобные жалобы, исходящие от круглолицых и розовощеких сотрудников ОВД. На язык всегда просилась отповедь: "Не нравится - увольняйся!", но я знал, что буду не понят и легко приобрету еще одного врага среди тех, кто и так недолюбливал органы прокуратуры.
На Гражданском проспекте загудела рация и безликий голос, искаженный помехами, настоятельно попросил забрать следователя из 6-го отдела. Мы остановились, и вскоре к машине подошла невысокая девушка в коричневой дубленке. Лица я не разглядел из-за потертой меховой шляпы, глубоко надвинутой на лоб. Безразлично поздоровавшись, она залезла на заднее сидение, и мы продолжили свой путь, подпрыгивая на кочках, становящихся все многочисленнее с приближением 17-го отдела.
- Маркин. Прокуратура района, - удостоверение я уже давно не доставал.
- А-а, заждались, заждались, прокуратура! - дежурный привстал со своего места.
- Кто кого еще заждался..., - процедил я сквозь зубы, - Где Веселкин?
- В обезьяннике . Он уже почти трезвый. Жалуется на слабость. Похмелье...
- Опера работали?
- Да. Но они на выезде.
- Где материал?
- А следователь все забрал. У нас ничего нет.
- Так что, следователь заезжал в отдел?! А почему КП нет?
- Действительно, - дежурный тупо уставился на не проштампованный протокол осмотра. - Может он что-то забыл?..
- Понятно..., - к раздолбайству я уже давно привык. - Ставьте штамп. Да, еще мне кабинет нужен для допроса.
- Вот с этим сложнее. Опера на "земле", кабинеты закрыли. Что и делать-то не знаю...
- То есть, места для допроса нет?
- Ну, как же нет? Вот в красном уголке... Там столы, скамейки...
Дежурный вышел из-за стойки и, пройдя пару метров по коридору около “обезьянника” открыл облупленную дверь, следы на которой явственно сообщали о неоднократных взломах. Красный уголок был комнатой около шести метров, где с трудом умещались три допотопный школьные парты, а стены почти целиком закрывали посеревшие стенды с наглядной агитацией о правилах сборки-разборки ПМа и форме сотрудников ППСМ .
- Ну, вот и он! - дежурный втолкнул тщедушного мужичка лет 35-ти, весь вид которого взывал к состраданию его мучениям от похмельного синдрома. Пристегнув Веселкина к перекладине сиденья парты, дежурный с чувством выполненного долга гордо удалился.
- Моя фамилия Маркин, я следователь прокуратуры. Сейчас допрошу вас как подозреваемого в убийстве Веселкиной. Вы согласны давать показания?
- Да. Согласен..., - голос Веселкина был тихим и безжизненным. Информация о том, что он убил мать его не тронула. Собственно так обычно и бывает. Я неоднократно замечал, что у сильно пьющих атрофируются некоторые жизненные ценности.
 - Ну что ж, хорошо..., - я достал бланки протоколов допроса и задержания и начал их заполнять. Составляя протокол задержания по 122-ой статье, я, конечно же, отметил, что временем задержания является 16 часов настоящего дня. За его почти суточное нахождение в отделении я отвечать не собирался. Думаю, что и дежурный тоже. В тот момент я был готов спорить на месячный оклад, что в журнале о задержании Веселкина отметок еще не было.
- Ну, рассказывайте, - подбодрил я Веселкина, закончив записывать его анкетные данные.
- А что рассказывать - то? - он пожал плечами. - Я прописан с матерью, но живу с женой. Неделю назад стал выпивать, жена меня и выгнала, говорит: "Иди к своей мамаше, мне ты не нужен", я конечно и пошел, мать меня впустила, стала ругаться. Когда я пришел, она с дивана телевизор смотрела. Улеглась опять. Говорит: "Принеси воды с кухни". Я взял ковшик, налил воды из-под крана и к ней. Она чем-то опять недовольна... Меня вроде качнуло, я воду на ковер выплеснул. Мать стала меня ругать, привстала с дивана и, хрясть, мне кулаком по щеке... Вот, даже ссадина осталась, - Веселкин потер оцарапанную щеку. - Ну, я, понятное дело, озлился, да и дал ей ковшиком по голове.
- Куда попал?
- Около уха... Да так дал, что ковшик от ручки отломился и куда-то улетел. Мать упала на пол... Я ее не трогал больше.
- Она умерла?
- Не знаю. Я ее не трогал... Но упала она сразу.
- Так, дальше...
- А что дальше?.. Я на кухню, стал рыться по ящикам, искать водку. А у нее две бутыли самодельного вина по 3 литра в каждой, - Веселкин жадно сглотнул слюну. - Стал их пить...
- И сколько пили?
- Не знаю... Меня участковый разбудил. Я ж, как выпил лег спать, проснулся с похмелья, опять надо... В общем, отдыхал.
- Трое суток отдыхал, между прочим!
- Да ну?! Не может быть.
- Может. А мать твоя в этой же комнате на полу разлагалась!
- Ну, я не знаю... Я же не нарочно...
- Вот, что Веселкин, - я перешел на официальный тон. - Ударили Вы в висок, значит, умысел на убийство у Вас был. Орудие преступления мы нашли. На одежде, - я ткнул пальцем в засаленный рукав его рубашки. - Кровь! Так что все доказано. Поэтому я предлагаю Вам для смягчения наказания написать собственноручно чистосердечное признание. В суде это учтут.
Я подвинул Веселкину чистый лист и ручку.
- Да-а, дела... А что писать? - он заискивающее поднял на меня похмельные глаза.
- Пиши, я продиктую...

Через полчаса, убрав в папку чистосердечное признание на имя прокурора района и протокол допроса Веселкина, я вздохнул полной грудью. Главное дело было сделано. Ведь основная задача следователя состояла в собирании и закреплении доказательств. То есть сведения в единую картину признания и объективных доказательств, всего того, что от обвиняемого не зависело, той же крови на рубашке...
Признание было получено почти без усилий с моей стороны и какого-либо принуждения со стороны работников милиции, чем они частенько грешили. Но на оперативников жаловались очень редко, и до суда эти жалобы обычно не доходили, по причине пассивности тех же обвиняемых, которые весьма логично считали, что раз попались на "горячем", то отношений с ментами портить не стоит. И порою, бывало, что ко мне приводили на допрос действительно избитых людей, которые, честно глядя мне в глаза, заявляли, что упали с лестницы и жалоб ни на кого не имеют. Я всегда был противником насилия, предпочитая строить обвинение на объективных доказательствах, отказаться от которых в суде было намного сложнее, чем от собственных выбитых признаний. И иногда случалось, что, отказавшись он ничем не подкрепленных признаний, подсудимые вместе с адвокатом добивались полного “развала” дела в суде, и случалось на свободу выходили действительно виновные в тягчайших преступлениях лица. Так что "великий" Вышинский был не прав: признание не являлось "царицей доказательств"...

- Мать, говоришь, ударила...,- я повернул Веселкина к свету. - Ну-ка покажи щеку... Да, действительно кожа содрана. Сейчас эксперт приедет, осмотрит. А пока, вот постановление на выемку рубашки, распишись здесь...
Оставив задержанного сидеть в красном уголке, я вышел в дежурную часть.
- Звоните дежурному медику. Срочно нужен эксперт для осмотра человека.
- А постановление?
- Будет! Звоните, пока не перехватили.
Заполнив все необходимые документы и бланки, я напряг дежурного на поиск двух понятых для выемки рубашки.
- Да где этих понятых-то взять, - заканючил дежурный. - Поздний вечер уже...
- Решайте что-нибудь. Не писать же мне отдельное поручение..., - я вынул из рукава свой козырь: подобное поручение было обязательным для исполнения и за его игнорирование могли сильно "дать по ушам", особенно по убийству, по которому и так никто не работал.
Через полчаса помощник дежурного притащил двух пьяненьких мужичков, которые тупо выслушали свои права и обязанности, быстро поставили закорючки в отмеченных в протоколе выемки местах и, бросив сочувственный взгляд на пристегнутого наручниками бледного Веселкина, быстро покинули явно хорошо знакомый им отдел милиции.
 Еще через полчаса подъехал судебно-медицинский эксперт - Грушкин Георгий Геннадьевич - милейший человек и профессионал высокого класса. В судебной медицине он работал более 30 лет, и мне не раз посчастливилось наблюдать класс его работы на месте происшествия. Порою, он сразу определял причину смерти, что иногда без вскрытия сделать практически невозможно, и я не помнил случая, чтобы он ошибался.
Однажды мы выехали с ним на заброшенную стоянку в Московском районе, где около сторожки был обнаружен труп какого-то БОМЖа. Хозяин сторожки очень волновался, рассказывая, что три часа назад этот БОМЖ приполз к нему со стороны шоссе с просьбой о помощи и около часа назад умер. Осмотрев посиневший труп, Георгий Геннадьевич уверенным движением руки ввел ему в задний проход специальный термометр для определения ректальной температуры, которую необходимо знать для установления времени наступления смерти. Через некоторое время, взглянув на показания прибора, эксперт строго посмотрел на испуганного сторожа, и сказал: "А ведь вы врете, милейший. Бомжара - то умер около 8 часов назад!". "Не может этого быть! Я говорю правду!" - еще больше испугался сторож... В общем, старика-сторожа забрали в местный отдел милиции, для проверки его причастности к убийству, а через сутки выяснилось, что добрейший Георгий Геннадьевич просто прорвал термометром прямую кишку трупа БОМЖа, который при жизни страдал запущенным геморроем. Поэтому термометр и дал неверные показания о температуре, а значит и о времени смерти. Позже Георгий Геннадьевич возмущался, утверждая, что подобных инцидентов с ним никогда еще не случалось, а вконец обалдевшего сторожа благополучно отпустили с извинениями и благодарностью о быстром вызове милиции. Только, я думаю, с тех пор старик зарекся набирать "02" на телефонном диске. Здоровье дороже...

- Ну-с, молодой человек, в чем дело? Что-то я трупа не вижу, - эксперт был явно не в духе, так как выезд для осмотра задержанного хотя и являлся работой, но КТУ не приносил. А ведь именно от этого пресловутого Коэффициента трудового участия зависело получение судебно-медицинским экспертом надбавки к мизерному окладу. То есть, чем больше трупов за день осмотрел медик, тем больше он получал денег. Система была не просто цинична, она была чудовищна...
- Вот постановление на экспертизу Веселкина. Убил мать. Говорит, что она ударила его кулаком в лицо...
- Разберемся... Где задержанный?
Проводив ворчливого профессионала в ленинскую комнату, я вернулся в дежурную часть, где сел на скамью и начал сортировать отработанные сегодня бумаги.
- Как с машиной домой?
- Отвезем, конечно, только на УАЗике глушитель отвалился. Водитель делает... - дежурный грустно улыбнулся. - Что возбудили?
- 105-ю, первую .
Дежурный начал делать записи в свой журнал, и я был почти уверен, что именно тогда в нем появилась запись о задержании Веселкина. Передо мною был, несомненно, опытный сотрудник...

- Ну, вот и экспертиза, молодой человек...
Умница Грушкин не только осмотрел Веселкина, но и тут же написал свое заключение, на оформление которого закон давал ему целый месяц. Я пробежал глазами два листа убористого рукописного текста, из которого следовало, что у Веселкина обнаружена одна ссадина на правой щеке, которая могла образоваться от воздействия твердого тупого предмета при обстоятельствах, указанных обследуемым, за 2-5 суток до проведения экспертизы, т.е. с 01.03. по 04.03.98 года.
- Устраивает?
- Конечно, конечно! Огромное Вам спасибо! - я был действительно признателен эксперту. Дело только принято мною к производству, а одна экспертиза уже готова.
- Ладно... Будешь должен..., - Грушкин коротко пожал мне руку. - Дежурный! Машину до Главка !
- У нас сломана..., - началась старая песня.
- Ну, так звоните в Главк! Оттуда будет, - Грушкин бывал добр только со следователями, милицию он недолюбливал.
Через 20 минут я вновь остался один и, воспользовавшись свободным временем, углубился в "анекдоты" любимого Кивинова.
В это время к обшарпанной стойке дежурного устало подошла девушка. Это была та самая следователь, которую мы подобрали у шестого отделения. Но сейчас она уже никуда не торопилась, выглядела сильно измотанной и чем-то раздраженной.
- Вы меня обратно в шестерку отвезете? - почему-то заискивающе спросила она дежурного.
- Вот машину сделают, отвезу, - довольно грубо ответил тот, что для меня было совсем не удивительно.

Работая следователем прокуратуры, я быстро понял, что сотрудники милиции всерьез воспринимали только нас - десяток районных прокурорских следаков, к своим же следователям они относились как к равным и даже порой откровенно их игнорировали, не понимая, почему они должны выполнять указания и отдельные поручения таких же, как они, ментов, которые часто и образования-то юридического не имели, да, и вообще в основном были молодыми ребятами с лейтенантским погонами, сделавшими свою работу в милиции трамплином для дальнейшей адвокатской практики. А как смотрели в милиции на увольнения по собственному желанию, я прекрасно знал. Уходящие воспринимались буквально как предатели, на которых МВД тратило деньги и время, а они (негодяи!) потянулись за "длинным" рублем, предав пресловутое "ментовское братство". Вообще же к следователям ОВД относились не то чтобы плохо, но как-то пренебрежительно. Работник же прокуратуры воспринимался как некий символ государственной организации (маленькой, бедной, но грозной), которая не только имела право диктовать любому менту, что и как делать, но легко могла и посадить.
Все знали, что система вседозволенности и безнаказанности милиции всегда была «золотой мечтой» МВД, и только крохотная (всего 40 тысяч на всю Россию) организация, не имевшая оперативных и технических подразделений, которой являлась прокуратура, была тонким, но прочным щитом, стоящим на пути метновского беспредела. Только прокуратуры боялись все эти многочисленные ОМОНы, ОБЭПы, РУБОПы, УРы и паспортно-визовые службы вместе с ГИБДД, воспринимавшие остальных граждан просто как рабочий материал или источник нелегального дохода, уровень которого в структурах МВД превышал все мыслимые показатели. Прокуратуру уважали и ненавидели одновременно, любой следователь или помощник прокурора за глаза назывался "прокурором" и ему старались не переходить дорогу.
Помню, как в первые полгода работы я чуть было не попал под пресс МВД. В тот день я допоздна работал в 21-ом отделе: задерживал и допрашивал группу подозреваемых в похищении ребенка. Около половины двенадцатого меня привезли в РУВД, где благополучно оставили в дежурной части. Следователь я тогда был еще неопытный и не знал, что до дома меня должен отвезти отдел, где я работал. Спросив у дежурного РУВД, кто повезет меня домой, я получил однозначный ответ, что он не собирается выделять для этой цели машину, которая могла ему понадобиться в любую минуту. Зная, что в распоряжении дежурного во дворе стоят четыре УАЗика, я стал настаивать, и чтобы меня успокоить был приглашен, так называемый, "ответственный от руководства" - старший офицер, в обязанности которого входило руководство работой РУВД в отсутствии начальника и его замов.
- Метро еще работает. Мы можем довезти Вас до метро, - гнул он свою линию. - Машину до дома выделить никак нельзя.
- А если по дороге со мной что-нибудь случиться? А при мне материалы уголовного дела!
- Ну, тогда, я предлагаю вам свой кабинет. У меня стоит отличный диван, на котором Вы можете отлично выспаться, а утром прямо на работу... - раздобрился "ответственный".
- Нет уж, спасибо! Спите на своем диване сами, - мое терпение лопнуло. - В общем, так: или вы везете меня домой или завтра я напишу рапорт прокурору района, что вы поставили мою жизнь в опасность, оставив с материалами уголовного дела на ночной улице, отказавшись мне помочь добраться домой в ночное время !
- Выйдите на пару минут, - "ответственный" покрылся багровыми пятнами.
Стоя за стеклянной дверью дежурной части по артикуляции говоривших я понял их темпераментную беседу, смысл которой сводился к тому, что "не тронь говно, оно и вонять не будет" и что лучше со мной не связываться, себе же дороже. После этого "ответственный" выскочил из “дежурки” и, не попрощавшись, гордо удалился в свой кабинет с диваном, а меня без лишних слов отвезли домой.
После этого я всегда добивался транспорта в ночное время, и никто не мог меня остановить. Тогда-то я твердо усвоил одно правило, по которому, давший МВД палец, терял не только руку, но и уважение, которое десятилетиями формировалось у милиции при помощи страха перед ПРОКУРОРОМ.

 Эти мысли вихрем пронеслись в моей голове в течение того времени, которое понадобилось девушке-следователю, чтобы, оправившись от грубости дежурного, набрать номер по телефону.
- Привет, это я... В 17-ом сижу. Ты меня не заберешь?.. Так... Понятно, - трубка упала на рычаг разбитого аппарата и окончательно расстроенная девушка безжизненно опустилась рядом со мною на скамейку.
Глядя в ее наполнившиеся слезами глаза, тонкие руки без обручального кольца и на слегка потертую нелепую норковую шляпу с широкими полями, я будто в зеркале увидел ее жизнь: живет с родителями, мужа и детей нет, в милицию пошла от безвыходности, работу свою терпеть не может, хотя работает много и возможно с поощрениями (как и большинство одиноких), так как человек ответственный и серьезный. Но главное, что я понял: ее послал любовник, на которого она рассчитывала...
- Вы в шестом отделе работаете?
- Да. В шестерке..., - она, заметив мое присутствие, посмотрела удивленно.
- Давно?
- Года два... А вы эксперт? (хороший вопрос!)
- Нет. Тоже следователь... В прокуратуре.
- О-о... Прокуратура. Это серьезно, - в ее глазах мелькнула усмешка, и я прочитал ее мысли: "Ну, давай, покажи свое превосходство".
- У Вас сегодня дежурство? - перешел я на другую тему.
- Да. До 9 утра...
- И у меня тоже...
- А здесь что делаете? Наверное, что-нибудь серьезное?.. - было заметно ее желание заставить меня хвастаться.
- Да так, человека “забивал по сотке”
- Ясно... А я на кражу выезжала..., - тема ей явно надоела.
- Меня, кстати, Владимиром зовут.
- А меня, Анжелика.
- Варум? - сморозил я глупость.
- Почему обязательно Варум? - обиделась она. - Есть же целая серия романов про Анжелику...
- Анн и Серж Голон?
- Да. Голон, - контакт был возобновлен, благодаря моим случайным познаниям в женской слезывыжимательной романистике, читать которую мужчинам строго не рекомендуется.
- А дети дома не плачут, что мама ночью работает? - бросил я пробный шар.
- И дети не плачут, и муж ругаться не будет..., - в ее выразительных глазах опять мелькнула печаль.
- А вот такой нескромный вопрос можно? Сколько Вам лет?
- Почему же не скромный. Я и не скрываю. Мне 27.
Она была старше меня на четыре года.
- Ну, а почему же так с личной жизнью? - это была уже наглость с моей стороны, но ее, похоже, это не задело.
- Видно человека подходящего еще не встретила... - задумчиво ответила она и, посмотрев на меня оценивающим взглядом, спросила: - А Вам сколько лет?
- 23.
- А-а-а... Понятно, - рухнули одной ей известные надежды. Для нее беседа закончилась, но не для меня...
Нить разговора порвалась. Спас дежурный.
- Прокуратура! Машина готова, до дома довезут... Возьмете с собой следователя из шестерки? Ее в отдел забросить...
- Конечно-конечно...- мне стало неловко за хамство дежурного. Анжелика, заметив это, ухмыльнулась.
Мы сели на заднее сидение УАЗика, где в полной мере испытали все прелести езды по городскому бездорожью. Но тряска способствовала моему сближению с Анжеликой, так, что я почти прижал ее к дверце машины. Под дубленкой я ощутил стройное тело молодой женщины. Меня начало охватывать легкое возбуждение.
- Давай сделаем так, - я уже совсем обнаглел. - Обменяемся телефонами и встретимся. Сходим куда-нибудь...
- Когда? - она посмотрела на меня с вызовом.
- Можно завтра, ты свободна?
- Да. А куда пойдем? - она явно хотела отвлечься от своей жизни и, пусть хотя бы на несколько часов, забыть об одиночестве. Погулять с 23-летним мальчиком... Когда еще представится такая возможность?
- Можно в ночной клуб. Приезжай в пять на "Маяковскую"...
Потом я продиктовал ей свой телефон, а она сама записала мне в книжку свое имя и домашний номер. Оказалось, что она живет в пригороде, что вряд ли прибавляло оптимизма в ее взгляды на жизнь.
Через пару минут мы остановились у здания шестерки.
- Ты до утра будешь сидеть в отделе?
- А ты что, хочешь составить мне компанию? - в ее глазах играли "чертики".
- Нет... Просто спросил, - я смешался, она явно провоцировала меня.
- Ну, тогда, пока! - и дверь с грохотом захлопнулась, прищемив мне край куртки.


ГЛАВА 2

Анжелика опоздала всего на пять минут, чему я, привыкшей к врожденной не пунктуальности женщин, был приятно удивлен, увидев знакомую шляпку среди толпы вестибюля метро. Однако, выражение лица Анжелики мне не понравилось, оно было какое-то рассеянное и было заметно, что мысли девушки витали далеко от места нашего свидания.
- Привет. Я не опоздала?
- Разве женщина может опоздать? Она всегда желанна...
- Ну-ну..., - грустно улыбнулась она. - Куда пойдем?
- Предлагаю начать с "Голливуда", - я наобум назвал ближайший ночной клуб.
- Знаешь... Мне что-то не хочется сейчас никуда заходить. Давай просто погуляем по городу...

Разве можно описать удовольствие от общения с новым человеком, особенно если это довольно привлекательная и весьма неглупая молодая женщина. Окунаясь в чужую жизнь, мы не просто получаем, на первый взгляд, бесполезную для нас информацию о чьем-то прошлом, но как бы раскрываем душу другого человека, который еще пару часов назад просто не существовал для нашего сознания. В течение нескольких часов я узнал про мою новую знакомую практически все, что мне надо было знать о ее взглядах на жизнь и отношения мужчины и женщины, с удовлетворением сделав вывод, что сегодняшний вечер может получить логичное продолжение. Признаюсь, я преследовал исключительное личные интересы, встречаясь с Анжеликой; просто хотел приятно провести с ней время, испытав новые ощущения, которые могла мне дать эта незаурядная девушка, после чего расстаться с нею навсегда. Ни о каких долгосрочных отношениях я тогда и не думал. Парень я был молодой, жениться не собирался, и завязывать близкие отношения с женщиной на четыре года старше было бы для меня весьма необычным поступком. Однако, в процессе общения я заметил, что в Анжелике меня привлекает не только ее обаятельная внешность, но и нечто другое... Она оказалась очень душевным человеком, имеющим свои сложившиеся взгляды на жизнь, способной на понимание и сочувствие. Было видно, что в жизни ее преследовали не только розы и комплименты, но и воспоминания, от которых ей хотелось бы избавиться навсегда. Ее грустные глаза смотрели на меня из-под полей шляпы слегка иронично и немного недоверчиво, она слушала мою болтовню с печальной улыбкой, и было видно, что большинство моих банальных фраз ей не только знакомы, но и порядком поднадоели. Ощущая это, я всеми силами пытался перевести разговор на ее жизнь, но она порою замыкалась, надолго умолкая, с огромной неохотой пуская в свою душу постороннего человека, встретиться с которым ее подтолкнуло лишь невыносимое одиночество и еще то особое чувство, присущее только женщинам, из-за которого они годами живут с нелюбимым мужчиной, успокаиваясь присказкой: "Зато я не одна...".

Близился вечер. На Невском проспекте зажглись фонари, и всеми огнями заискрилась многочисленная неоновая реклама, благодаря которой центр Северной столицы стал нелепым англоязычным подражанием американским стритам и авеню.
- Я хочу чего-нибудь поесть, - мурлыкнула моя спутница, когда мы проходили мимо очередного "Кэролса", напоминающего ярко освещенный аквариум.
После пары микропирожков и стаканчика ненастоящего мороженного, изготовленных по "здоровым" стандартам американского быстрого питания, я решил завести тот самый разговор, ради которого и произошла сегодняшняя встреча.
- Собственно, какие у тебя были планы на выходные?
- Были планы, но теперь это уже глубокая история, - вздохнула Анжелика. - А что? Есть предложения?
- Да так... Просто выясняю, надо ли тебе завтра куда-нибудь с утра...
- Ах, вот оно что..., - она улыбнулась. - Думаю, что с "этим" у нас не получится...
- Почему же? Моя кандидатура не прошла конкурс?
- Дело не в этом... Просто мы сегодня первый раз встретились и...
- Ну и что, что в первый раз?.. Мы же с тобой прекрасно понимаем, что если мы продолжим встречаться, то рано или поздно "это" случится... А вдруг окажется, что в самом главном вопросе мы не будем подходить друг другу?..
- Ах, вот как... Ты не хочешь терять напрасно времени?
- А ты хочешь?
- Нет. Хотя я в жизни очень часто этим занималась...
- Ну, так, в чем же дело?!
Вместо ответа она протянула мне свои руки, и наши пальцы переплелись.
- У меня сильные руки..., - она пристально смотрела на меня, загадочно улыбаясь. Когда я ответил на ее прямой взгляд, то волна нежности и желания окатила меня, обжигая и унося в бездонный океан женской души, таинственной и непостижимой для любого мужчины.
- Я хочу танцевать.
Несколько растерявшись от внезапной потери инициативы, я оглянулся по сторонам:
- Но здесь не танцуют...
- Жаль, - огоньки в ее глазах стали потухать.
- Зато танцуют напротив! Идем в "Континент".
Смеясь и толкая друг друга, мы перебежали Невский и, бросив одежду в гардеробе бывшего кинотеатра "Художественный", вошли в ночной клуб.
15-летние парни и девушки толпились на небольшой площадке, совершая однообразные хаотичные движения в мигающих цветных вспышках ослепляющего света. Сумасшедший рэйв вперемешку с техно-денсом валил с ног, оглушая неподготовленное ухо и отупляя не сформировавшееся сознание подростков...
- Веселье в самом разгаре! - прокричал я на ухо моей несколько ошарашенной спутнице. - Давай-ка, переждем это безумие.
Мы заняли небольшой столик в самом темном углу зала и я, расталкивая дергающихся подростков, стал быстро пробираться к стойке бара.
- Удивительно вкусно..., - Анжелика поставила на столик бокал с принесенным мною мартини со льдом. - Потанцуем?
Мы вышли на импровизированную танцплощадку, и Анжелика обвила мою шею руками. Я ответно обнял ее за тонкую талию, и мы стали топтаться на одном месте под знакомую мелодию. Досадуя на ограниченное пространство, я катал во рту кубик льда, двумя руками обнимая Анжелику, и ощущая дрожание ее стройного тела, призывно прижимавшегося ко мне.
- Хочешь ледышку? - прошептал я ей на ухо.
В ответ она игриво посмотрела на меня и чуть приоткрыла влажные губы. Я не заставил себя ждать, и мы слились в глубоком поцелуе...

Знакома ли вам Страсть? Именно Страсть, с большой буквы. Этот пьянящий промежуток между желанием и удовлетворением, чувство которое невозможно объяснить и тем более описать, его можно лишь изведать. Утонуть в нем, захлебнуться, купаясь в его огненных волнах, погибнуть в них, без сожаления, и вновь возродиться для новой гибели, имя которому Страсть...
Мы бешено целовались уже на заднем сидении такси, везущего нас в заранее снятую мной квартиру. До боли, до стона впиваясь в губы друг друга, мы все крепче сжимали наши объятия, не желая ни на секунду разрывать невидимые нити, связавшие нас единым желанием. Расстегнув дубленку, я ласкал Анжелику через свитер, ощущая как горячо ее стройное тело, как каменеют под моими прикосновениями ее соски, и судорогой вожделения сводит бедра.
Мы не замечали никого, находясь вне времени и пространства, и только проносящиеся за темным стеклом огни ночного города, да внимательные взгляды невозмутимого таксиста, на мгновение возвращали меня к действительности. Нам не было дела ни до чего. Только бешеное влечение, внезапно охватившее наши тела, имело значение в эти минуты. Да, это было начало великой Страсти, которую нам было суждено пронести через многие годы...

Опытный таксист довольно быстро нашел нужный адрес и, молча, получив значительную сумму, оставил нас у темного подъезда, уехав с тайной надеждой встретить этой ночью еще одну парочку, обалдевших от влечения молодых безумцев.

Анжелика прошла в квартиру и осмотрелась.
Да, все здесь было создано для воплощения фантазий Страсти. И широкое низкое ложе со свежим бельем, и мягкий диван, и торшер, создающий интимный полумрак, все звало и манило окунуться в волны любовных утех...
Новые впечатления несколько успокоили нас. Я включил коротковолновый приемник, и наше уютное пристанище наполнилось бархатным голосом Джо Дассена. Это обстоятельство внесло романтичный настрой в происходящее и у меня возникло желание продолжить прерванный танец. Подойдя к уступавшей моим желаниям девушки, я обнял ее за гибкую талию и мы, слегка поглаживая друг друга, стали медленно двигаться по комнате.
- Ты знаешь, мне очень понравился "Мартини", - шепнула мне Анжелика, пряча глаза, чтобы я не заметил, игравших в них огоньков желания.
Я открыл купленную в "Континенте" бутылку и разлил прозрачный вермут по стоящим на столе хрустальным бокалам. Анжелика села на диван, поджав под себя ножки, и оттуда игриво посматривая в мою сторону.
- За нас! - я с удовольствием выпил, орошая живительной влагой пересохшие от волнения губы.
Не нужно было дожидаться действия алкоголя, чтобы вновь ощутить прилив волны желания. Поцелуи и объятия пьянили все больше. Изловчившись, я расстегнул под бадлоном ее ажурный лифчик и одним движением снял с нее лишнюю в эти минуты одежду. Увиденное превзошло все мои ожидания. Два белоснежных холмика с торчащими вперед вишневыми сосками очутились в моих нетерпеливых руках. Не медля ни секунды, я приник к ним губами. Бархат теплой нежности и опьяняющего запаха кожи Анжелики погрузил меня в волны блаженства, которые может изведать мужчина, ласкающий губами женскую грудь.
Анжелика, извиваясь в моих руках, изгибалась всем телом, оглашая квартиру стонами наслаждения. Когда я взял губами ее пунцовый окаменевший сосок и стал теребить его языком, она забилась в конвульсиях первого оргазма, и, уже не контролируя себя, кричала в полный голос, утопая в океане сладострастия. Не прекращая ласкать руками ее чудную грудь, я переключил свое внимание на ее плечи и шею, осыпая их горячими поцелуями, что вызвало у нее новый взрыв, казавшийся ее более сильным, чем предыдущий. Лаская ее молодое тело, я с восторгом осознавал, что наслаждаюсь женщиной, созданной для любви и страсти, женщиной моей юношеской мечты...
После третьего оргазма Анжелика запросила пощады:
- Обожди, давай немного передохнем. Я так с ума сойду... Вся ночь еще впереди...
Глядя в ее уставшие и счастливые глаза с расширенными зрачками, я испытывал неописуемое удовольствие и гордость, от вида удовлетворенной мною женщины, ощущая исходящие от нее теплые волны благодарности за сладостные минуты, подаренные ей...
Надо ли говорить, что дальнейшая ночь была посвящена взаимному обмену наслаждением телами друг друга. И чем больше мы отдавали, тем большее удовольствие получали взамен. Дважды мы забывались коротким сном, прибавлявшим сил, и мгновенно улетучивавшимся от нежных ласк, которыми мы награждали друг друга, просыпаясь одновременно.
Наша первая ночь любви закончилась около девяти утра, когда мы измученные, но счастливые и удовлетворенные, заснули, обнявшись, на смятых простынях, пропитанных соками нашей страсти.

* * *

Проснулся я от тихих всхлипываний, раздававшихся рядом. Анжелика плакала, отвернувшись от меня.
- Что случилось? - я нежно обнял ее за вздрагивающие плечи.
- Ничего. Это мои проблемы, - она повернулась, утирая слезы, положила голову мне на грудь. - Так жалко, что все кончилось. Мне было очень хорошо с тобой...
- Ну почему же кончилось? Можем продолжить...
- Нет, я не об этом.
- А о чем?.. А-а, ты о будущем. Ну что ж, я хочу с тобой и дальше встречаться...
- Когда? - она приподнялась на локте и испытывающее посмотрела мне в глаза. - Сколько раз в неделю мы будем встречаться? Я хочу знать, на что мне рассчитывать?
- Слушай, - попытался я перевести разговор на другую тему. - А почему ты все-таки плакала?
- Я же сказала, что это моя проблема, - теперь в ее голосе зазвенели стальные нотки.
- Но все же...
- Ты хочешь знать?
- Думаю, это связано со мной?..
- Да, с тобой.
- И как же?
- Как тебе сказать, - она покраснела, отводя глаза. - Мне было так хорошо этой ночью, как никогда прежде. И я думаю, что больше так не будет. Мне кажется, что мы расстанемся... Я ведь была на одну ночь. Правда?
- Нет. Ну что ты..., - я не хотел ей врать. Странно, но я не желал ее обманывать, однако, и правды говорить не хотелось. После этой ночи я начинал понимать, что пережил нечто большее, чем пару приятных часов в постели со случайной знакомой. Но чтобы разобраться в своих чувствах до конца, мне нужно было время, а для этого я должен был еще раз увидеть Анжелику. Но, рассказав ей, что затащил в постель лишь на одну ночь, а потом передумал, значило бы разрушить зарождавшиеся отношения, чего я совершенно не желал...
- Понятно..., - она замолчала. - Ну что ж, спасибо за то, что было.
- Ладно. У нас время еще есть, разберемся, - прервал я начинавшийся монолог “покинутой” женщины. - Подъем!

Воскресный день встретил нас солнечно и морозно. На улице было 8 марта 1998 года. Я проводил Анжелику до автобусной остановки, на прощание купил ей букет гвоздик, пообещав позвонить, на что она грустно улыбнулась и молча кивнула мне головой. В нашем прощании была какая-то неловкость, и я не мог ничего сделать, чтобы ее разрушить: я прекрасно понимал, что моим словам она не поверит, а молчать было нельзя.
- Ладно. До встречи..., - прощальный поцелуй и мы расстались.


ГЛАВА 3

9-ое марта было объявлено официальным выходным из-за переноса «женского дня», но сроки не ждали, и потому в 10 часов я уже стучал по клавишам разбитой "Любани" в своем кабинете.
Со спокойной совестью, подготовив постановление о заключении под стражу и получив у вышедшего в этот день на работу прокурора санкцию на арест, я поехал в ИВС к Веселкину. Он выглядел намного лучше, чем в день задержания.
- Добрый день, Николай Трофимович, Вы меня помните?
- Да... Помню. Вы следователь...
- Наш с Вами разговор припоминаете?
- Смутно... Я с похмелья был. Доктор ко мне приезжал, вроде...
- Веселкин, Вы хоть помните, что мать убили?!
- Убил?! Да нет... Не может быть такого!
Я достал из папки его чистосердечные показания и зачитал их вслух. Веселкин слушал молча.
- Это я написал?
- Ну, не я же!
- Да... Ну, ударил я ее ковшиком, было дело... Но убивать? Не убивал я ее!
- Так вот. Я говорил с экспертом, который производил вскрытие тру... тела Вашей матери. Он установил, что умерла она от тупой травмы головы. То есть, как раз от удара ковшиком.
- Да ведь нельзя ковшиком человека убить!
- Если в висок и с силой, то можно.
- В висок? Ну, да, конечно... Да-а-а, дела. И что мне за это будет?
- Ну, мы уже говорили на эту тему. Признание вины и чистосердечное раскаяние сбросит пару лет на суде. Вы уже раз все признали, так что не советую отказываться.
- Да я и не собираюсь... А вот, мне адвокат если нужен?..
- А деньги на адвоката у Вас есть?
- Нет, откуда деньги... Вот только квартира... Мы с матерью в ней вместе прописаны. Она приватизирована. Можно продать...
- А Вы где жить будете?
- У жены.
- Ну-ну... Вот постановление о Вашем аресте, распишитесь. Ну, а раз хотите с адвокатом, нет вопросов. Допросимся позже. Адвоката я вам конечно приглашу. И так и так надо на допрос. Работать он может и бесплатно, но Вы сами понимаете как...
- Да уж, догадываюсь.
- Ну вот. Вы тогда сидите здесь, а я схожу позвоню.
Оставив Веселкина под присмотром сержанта - конвоира в ИВС, я вышел в дежурную часть, откуда и позвонил в 301-ю юридическую консультацию, расположенную в 100 метрах от РУВД. Дежурным адвокатом в этот раз был мой знакомый Решеткин.
- Приветствую, Николай Игоревич, есть работа!
- Привет, привет, гражданин следователь. Сам понимаешь... по 49-ой я не пойду.
- Не знаю, не знаю... Товарищ грозится квартиру продать...
- Квартиру?! Ты где сейчас? - его уже не интересовали подробности.
- В ста метрах от тебя...
- Я уже иду! - трубку бросили.
- Вот так. На живца, - я ухмыльнулся.
 
Вообще поиски адвоката для следователя самая большая головная боль. Все адвокаты естественно желают заработать денег, а в их работе деньги это время. Присутствуя же на допросе по 49-ой, они его теряют, да и деньги тоже, так как добиться у следственных органов оплаты работы адвокатам удавалось не часто, хотя постановления на оплату следователями охотно подписываются и порой даже с завышением «трудодней». "Нам не жалко, все равно денег не получите..." А какие доходы от БОМЖа - рецидивиста, зарубившего двоих собутыльников топором, то есть совершившем часть 2-ю статьи 105-ой , по которой адвокат обязателен, всем и так ясно...

Дверь РУВД резко распахнулась, прервав мои размышления, и на пороге возник сияющий Решеткин:
- Я не опоздал?
- Пошли, Николай Игоревич, убивец ждет...
По дороге длиной в 10 метров, я рассказал адвокату суть дела и рекомендовал признавать вину полностью.
- Да, я тоже думаю, что это самое разумное. К тому же первоначальные признательные показания... Он тогда адвоката не требовал?
- Нет. Отказался не по материальным причинам, - мило улыбнулся я.
- Понятно. Как всегда, - понимающе вздохнул Решеткин. - Сам был таким...

Это был “секрет Полишинеля” всех следователей России. По закону человек имел право на защитника с момента задержания. Но именно в этот момент он почти всегда давал самые "горячие" показания и появившийся адвокат мог только все испортить, а значит, он был никому не нужен. Ну, "никому" это сильно сказано, так как задержанному он был просто необходим, но объяснять это было не обязательно, достаточно лишь туманно сказать, что "Вы, мол, имеете право на адвоката" и все. А потом вопрос в лоб: "А деньги для оплаты адвоката у Вас есть?!" 95% конечно отвечают: "Нет. Откуда?", и тогда идет демагогия: "Ну вот, видите. Я могу, конечно, вызвать дежурного адвоката, но Вы же понимаете, как он будет работать без денег?" В этом месте задержанный глубоко вздыхает и понимающе кивает головой. Тогда следователь "дружески" делает ненавязчивое предложение: "Может быть, мы сделаем так: сейчас вы от адвоката откажитесь, а на предъявление обвинения я Вам сам адвоката приведу?" И нагло соврет: "Может быть, и обвинения Вам не предъявят..." После этого 80% задержанных активно кивают головой и дают свое согласие. А хитрой тетенькой из первого отдела городской прокуратуры даже фраза специальная придумана: "Мне разъяснено, что с момента задержания я имею право на защитника. Однако, в настоящее время я от услуг адвоката отказываюсь, и мой отказ не связан с материальными проблемами". Вот под этой-то сатанинской фразой несчастный ставит свою подпись, после чего он целиком твой и можно выполнить все необходимые следственные действия, так закрепив его признания, что потом в суде никакой адвокат ничего поделать не сможет, даже если очень и захочет (что бывает за о-о-очень большие деньги, которых у такого обвиняемого нет). А фраза начальника первого отдела Николаевской действительно сатанинская. Если у человека нет материальных проблем, что же он от защитника отказывается? Сам что ли себя защищать собирается? Ну-ну, флаг, как говорится, в руки...
Или, я помню, пару лет назад читал в одном из протоколов задержания: "В услугах адвоката не нуждаюсь, поскольку виновным себя не считаю". Вот это да! Тут-то как раз адвокат и нужен, раз невиновного человека задержали... В общем "кругом обман, ****еж и провокация", как говорил один мой знакомый.

- Здравствуйте, я адвокат Решеткин, буду Вас защищать. Вы разрешите пообщаться наедине? - это уже ко мне. Я вышел.
- Ну что случилось, дружище? - Решеткин сразу перешел на "ты".
- Да вот, мать, говорят, убил...
- Говорят или убил?
- Вроде убил.
- А чем?
- Ковшиком эмалированным...
- Ковшиком?! Как это ты умудрился?
- В висок...
- Да, это серьезно. Удар в голову - прямой умысел на убийство. Ты признавал что-нибудь? Подписывал?
- Да писал "чистуху" , потом допрос...
- Хреново!
- Да уж, куда хуже...
- Есть куда! Если ты сейчас "в отказ пойдешь" .
- Почему?
- Да потому, что на суде тебя будут мордой в первоначальные показания тыкать! Да и вообще, судьи не любят, когда в начале признают, а затем "идут в отказ". Поверь уж мне, я знаю, что говорю.
- Я и не сомневаюсь. А как Вы мне можете помочь?
- Я могу организовать дело так, что ты получишь по минимуму.
- То есть?
- Ну, вот смотри: статья от 5-ти до 15-ти. Разница есть. Выбирай!
- Конечно - пять!
- То - то же. Теперь о главном: как у тебя с деньгами?
- Плохо. Нет денег... Но у меня квартира есть приватизированная. Могу продать...
- Это другое дело. Ну, хорошо, об этом позже. Сейчас придет следователь, предъявит тебе обвинение по части первой статьи 105-ой, ты признавай все полностью, раскаивайся. Понял? На суде все зачтется.
- Хорошо... Так и сделаю. А Вы меня не обманете?
- Я?! Да ты, что! Я тебя когда-нибудь обманывал? Нет? Ну, вот видишь...


ГЛАВА 4

11-го марта я чуть было не опоздал на работу. Проспал. Да и вообще настроение было весьма не рабочее. Все еще были свежи впечатление от ночи с моей новой знакомой. За эти дни я много думал о случившемся и все больше убеждался, что хочу еще раз встретиться с Анжеликой, которая оставила в моем сердце особое непередаваемое чувство своей душевной ранимостью и теплотой.
Зайдя в кабинет, я тут же набрал ее рабочий номер.
- Да? Алло? - ответил незнакомый женский голос.
- Анжелику Александровну можно услышать?
- А кто спрашивает? (ненавижу этот вопрос)
- Из прокуратуры района!
- Да-да, секунду! - трубку быстро сунули кому-то в руки, послышалась возня и женское шушуканье, после чего я услышал знакомый голос, от которого по телу разлилось тепло:
- Привет. Я ждала звонка.
- Здравствуй. А я специально не звонил. Думал...
- Ну, и что надумал?
- Что хочу тебя видеть...
- Я тоже. Очень! - Анжелика не могла скрыть вздоха облегчения. – Кроме того, мне нужно с тобой поговорить.
- Ну, вот и прекрасно. Я заеду к тебе?
- Нет. Я сама приеду после работы. Ну, пока.
Признаюсь, что этот день прошел для меня как во сне. На мое состояние вообще очень расслабляющее влияли романы. Они совершенно выбивали из колеи, и о работе просто невозможно было думать. А поэтому, я весь день проболтался по кабинетам прокуратуры, беседуя с коллегами о превратностях судьбы, бросающей нас в водовороты страстей и авантюр. Коллеги разделяли мое мнение, с удовольствием отрываясь от работы, и со своей стороны рассказывали поучительные случаи из личной жизни. В общем, день прошел легко и без происшествий, не считая того, что в столовой нас опять обсчитали, как и всех посетителей, но уже на 15 процентов, а не на 10, как было до мартовских праздников.
Вообще, о работниках заводской столовой, куда мы всей прокуратурой во главе с Тимофеем Юрьевичем ежедневно ходили обедать еще с 1996-го года, стоит рассказать особо. За прилавком стояла дородная раздатчица Вера, вместе с блюдом отпуская сальные шуточки в адрес каждого посетителя, а за разбитым кассовым аппаратом возвышалась увешанная ювелирными изделиями Надя, с надменной улыбкой обсчитывающая трудящихся на 10-20 процентов. Эти самые проценты были высчитаны группой активистов-следователей покупкой контрольного обеда, которая, впрочем, документального оформления не обрела. Произведя подсчеты стоимости каждого блюда и полученной сдачи, мы пришли к выводу, что следователи и помощники прокурора ежедневно обсчитывались на 10 процентов, а сам прокурор района - только на 5. Узнав о результатах нашей "ревизии", Тимофей Юрьевич весьма обрадовался и с чувством глубокого удовлетворения произнес: "Уважает, значит!", чем и поставил жирную точку на наших дискуссиях о необходимости натравливания на Веру с Надей ОБЭП. Таким образом, наши отношения с работниками столовой строились по принципу: "Вы знаете, что мы знаем, поэтому делайте выводы". Но Надя с Верой выводов не делали, и все шло своим чередом...

В шесть часов в дверь робко постучали.
- Да-да, войдите.
Анжелика заглянула в кабинет с обворожительной улыбкой:
- Привет. Ждал?
- Конечно! Заходи быстрее, - меня внезапно охватило волнение, я вскочил с кресла, чуть его не опрокинув, и стал суетливо помогать ей снять дубленку. Воспользовавшись близостью двери, я быстро замкнул замок и с жаром обнял мою гостью. Довольно скоро волнение переросло во вновь вспыхнувшую страсть и через минуту мы уже яростно целовались, кусая губы друг друга. Увлекая за собой Анжелику, я сел в кресло, посадив ее на колени, и не переставая наслаждаться поцелуем, запустил руку в ее горячую промежность.
- Обожди, обожди... Не тут же, - слабо вырывалась она из моих крепких объятий, но было уже слишком поздно. Сильным движением я стянул с нее шерстяную юбку и колготки с ажурными трусиками и положил ее животом на свой рабочий стол...
Войдя в Анжелику, я ощутил ее влажный огонь, принявший меня с той радостью и желанием, о котором можно было только мечтать...
Через несколько минут мы замерли в обессиленном наслаждении, растворяясь в чувстве нежности друг к другу.
- Господи, как хорошо, - Анжелика приподняла голову и, обернувшись, с благодарной улыбкой посмотрела на меня.
- А будет еще лучше! - ноги у меня подгибались. Я с трудом добрел до кресла и обессилено рухнул в него.
- Я так долго ждал этого...
- И я тоже, - она чмокнула меня в щеку. - Какие у нас планы?
- Все, что хочешь, - я смотрел на огоньки, горящие в глубине ее серо - голубых глаз и чувствовал, как силы возвращаются ко мне...




ГЛАВА 5

Спотыкаясь, я брел по какому-то темному коридору, осторожно ощупывая руками скользкие стены. Я медленно приближался к гигантской двери, черным пятном мерцавшей в конце этого мрачного тоннеля. Над дверью нависал огромный металлический звонок, похожий на те, что украшали школьные коридоры, и трель которых была так желанна для слуха утомленных учеников. Но этот звонок изматывал мои барабанные перепонки своим дребезжанием. Хотелось побыстрее дойти до проклятой двери и впустить незваного гостя, позабывшего, что ночью неприлично тревожить людей визитами...
- Володя, просыпайся! Тебя к телефону, - Анжелика толкала меня в бок, протягивая трубку.
- Убийство, Владимир Анатольевич! Надеюсь, вы не забыли, что дежурите? - Лукин был также раздражен, но по многолетней привычке умело скрывал свои чувства от подчиненных. - Дежурный машину вышлет. Отзвонись ему.
- Сделаю, Тимофей Юрьевич. Вы будете?
- Надо бы конечно..., - прокурор замялся.

По последнему капризу Николаевской, районные прокуроры должны были выезжать на все неочевидные (т.е. без подозреваемого) убийства, что ставило их в положение еще более тяжелое, чем у подчиненных следователей, дежуривших всего четверо суток в месяц. Поэтому, по негласной договоренности, да и вообще из уважения к нашему прокурору, мы постоянно отговаривали его от ночных выездов, вписывая, однако, его участие при осмотре в протокол. И всем от этого было хорошо: пожилой начальник высыпался, и у него было хорошее настроение весь следующий день, а следак работал на месте происшествия, сколько считал нужным и без постороннего вмешательства, не спеша, делал свою работу. Кому был нужен этот "усиливающий надзор за следственно - оперативными работниками" приказ, было не понятно. Хотя с другой стороны, если бы у городской прокуратуры возникла необходимость подставить кого-либо из непослушных прокуроров, то лучшего предлога и найти было сложно: "Не выехал на место преступления, чем не обеспечил должное руководство осмотром, тем самым проявил халатное отношения к своим обязанностям и т.д. и т.п." В общем, городская шла в ногу с нашим "человеколюбивым" законодательством.
Но поскольку в нашем Калининградском районе работали ЛЮДИ, то:
- Да что вы, Тимофей Юрьевич! Я сам справлюсь. Отдыхайте. Завтра в протоколе распишитесь...
- Ну ладно, Володя... Уговорил. Давай работай.
Я набрал номер дежурной части РУВД:
- Дежурный прокуратуры Маркин. Машина когда будет?
- Уже вышла.
- Медик и криминалист?
- В главк я позвонил. А ЭКОшник в машине.
- Хорошо. Когда приедет, пусть водитель поднимется.
- Какая квартира?
- 12.
- Понял. Передам.
Я начал неторопливо одеваться. Не спешил я потому, что знал, что в эту минуту дежурный звонит одному из экспертов домой и будит его, потом УАЗик поедет за ЭКОшником, и только затем заберет меня. Конечно, в РУВД постоянно дежурил криминалист, но за ночь случалось не одно происшествие и его естественно на всех не хватало.
Через пол часа в дверь нашей с Анжеликой квартиры позвонили. Эту однокомнатную квартиру я снял 17-го марта, после чего, покинув родительский очаг, стал сожительствовать с полюбившейся мне "следачкой".
- Мы в машине ждем, - молодой сержант уже в припрыжку спускался по лестнице.
Поцеловав свернувшуюся клубком Анжелику, я поехал на самое «романтичное приключение», которое только может быть в жизни следователя прокуратуры: на ночной осмотр места убийства.

Вообще, меня всегда занимал вопрос, почему большинство осмотров приходится на ночное время. За свою небольшую, но насыщенную практику, я лишь один раз выехал на труп мужчины в дневное время. Да и тот лежал в квартире уже больше недели, и было весьма сложно установить, в какое время суток он стал трупом. Уверен, что тоже ночью.
Как поведали судебно - медицинские эксперты, в обществе которых я ежемесячно дежурил по городу, если до трех ночи нет вызовов, то дежурство проходит спокойно. Это была их примета, проверенная годами ночных путешествий по спящему городу. Возможно, с наступлением темноты в людях просыпались захороненные в подсознательном животные инстинкты, заставляющие их убивать, насиловать, грабить...

В таких размышлениях я трясся в разбитом УАЗике в компании со знакомым криминалистом Юрой Поляковым, который, несмотря на особенности национальных дорог, спокойно посапывал на заднем сидении.
В квартире нас уже ждали. Сонный участковый у дверей, не интересуясь, кто мы, хотя я и Поляков видели его впервые, в двух словах обрисовал ситуацию. Видимо, он, как и многие сотрудники "топтавшие землю" , внутренним чутьем определял своих. Да и кому понадобилось бы в лютую, ночную стужу тащится в загаженный "бомжатник", чем и являлось жилище семьи Габрусенковых. Жили здесь 72-х летняя мать с алкоголиком сыном. Пили вместе. Приходил еще какой-то БОМЖ Федя. Милицию вызвали соседи, заслышав шум драки, а уже приехавший наряд обнаружил на диване подгнивающий труп хозяйки. Сына с БОМЖом забрали в отдел. Из оперов никого еще не было.
- Значит, и не будет, - заметил Поляков. - Дело-то раскрыто.
- Когда соседи вызвали наряд?
- Около полуночи, - участковый заглянул в блокнот.
- Ясно. Медика еще нет?
- Говорят едет...
- Ну, ладно. Юра, пойдем работать. А вы, - я посмотрел на намеревающегося уйти участкового. - Двух понятых обеспечьте.
- Да где ж я их ночью возьму?! (Старые песни о главном), - мгновенно проснулся лейтенант.
- А вот соседи, что милицию вызвали. Они на месте?
- Да. Спят, наверное...
- Они, что лучше нас? Не будут звонить в будущем! - Поляков явно был сегодня не в духе. Вчера он тоже дежурил и на заявку поехал только после угроз дежурного.
- Да-да, верно, - поддержал я. - Вот их и давайте.
Мы с Юрой зашли в квартиру. Это была двухкомнатная "хрущевка", сильно запущенная, однако с сохранившимися следами когда-то нормальной жизни. Подойдя к пустому серванту, я обнаружил рядом с ним засыпанный газетами и бутылками небольшой журнальный столик. Откопав свою находку, я аккуратно застелил ее парой чистых листов и, расположившись на трехногом табурете, начал выкладывать бланки для осмотра.
Протокол осмотра места происшествия и трупа составлялся в двух экземплярах под копирку. Копия шла вместе с сопроводительным письмом в морг вскрывавшему эксперту, чтобы он мог установить не только причину смерти и ее обстоятельства, но также получить общую картину обнаружения и сохранения трупа. Так как порой наличие открытой форточки в квартире, сдвигало время смерти на несколько часов, а порой и дней, если до обнаружения труп лежал долго на сквозняке. В общем, дело это было нужное, а потому медики требовали хорошей копии с разборчивым почерком, чем я не мог похвастаться.
Разложив бумаги на столе, я начал неторопливо заполнять графы протокола, приготовившись провести ночь в обществе "очаровательного" трупа полной женщины, заваленной ватными одеялами на диване, что в условиях хорошо отапливаемого помещения привело к значительному раздутию трупа кишечными газами, от чего лежащее на диване тело напоминало скорее шар, чем хозяйку квартиры.
- Ну, где тут клиент? - в коридоре затопал, стряхивая снег, приехавший медик.
- А-а, Георгий Геннадиевич, очень рад, - я встал на встречу Грушкину. - Просим, просим, к нашему столику.
- Привет, Володя. На сей раз труп? Молодец. Третий за ночь, кстати. Днем в Московском, вечером в Невском и вот один у вас.
- Зато КТУ хорошее, - успокоил я.
- Да, имел я этот КТУ! Что мы звери что ли? Людей жалко. Валят и валят, как деревья на лесоповале...
- Это точно. Вот еще одно дерево. 72 года. Габрусенок Мария Ивановна... Видимо давно лежит.
- Кто ж ее так? - Грушкин одел очки.
- Сынок с дружбаном. Так думаю. Они в отделе.
- Вот и расти таких говнюков... - эксперт тяжело вздохнул. - Ну, я начинаю.
- Да-да, конечно. Юра, как у тебя? - крикнул я на кухню, где возился Поляков.
- А ты сам подойди. Увидишь.
Вместе с медиком мы заглянули в пятиметровую кухню, весь пол которой был залит темно-красной жидкостью с какими-то сгустками. Вообще, порядком кухня не блистала. На столе валялись пустые бутылки и грязные стаканы. В раковине было наблевано, на полу гора немытых тарелок, засиженных тараканами. В общем, бытие и сознание друг друга не опережали, идя рука об руку.
- Ну, молодые люди... Авторитетно заявляю, что это не кровь... И не мозги. Это... Вот! - Георгий Геннадьевич пнул ногой разбитую трехлитровую банку "Протертой свеклы с чесноком" - Хорошая закусь под водку, надо сказать...
- Да, и выглядит аппетитно, - заметил Поляков, брезгливо счищая с ботинка красные капли куском газеты.
- А вы не смотрите, а ешьте, - усмехнулся медик и удалился в комнату.
- Пальцы есть? - поинтересовался я.
- Да. Пара на стаканах и бутылке. Но смазаны...
- Что все?!
- Ну, почти. Руки-то трясутся... - засмеялся ЭКОшник. - Да не бойся ты, есть пара пригодных.
- Лады... - успокоился я. - А кровь?
- В коридоре какие-то следы есть. Похоже на волочение.
Я присел и при свете фонарика действительно увидел две прерывистые дорожки бурого цвета, ведущие в комнату.
- Я эти следы вырежу... Благо, линолеум на соплях приклеен, - Юра полез искать нож. - А потом в комнате гляну...
- А вот и понятые!
В дверях участковый держал под руки двух стариков, один из которых при ближайшем рассмотрении оказался старухой. Это были те самые соседи - жалобщики. Судя по внешнему виду и равнодушным взглядам на состояние квартиры, в их жилище было не уютнее. Да и образ жизни они вели, вероятно, похожий. "Когда-нибудь и на их трупы кто-то приедет" - мелькнула циничная, но почти пророческая мысль.
- Так, граждане, я следователь прокуратуры Маркин. Здесь мы проводим осмотр квартиры и трупа Габрусенковой. Знаете ее?
Старик кивнул.
- Вы приглашены в качестве понятых при осмотре места происшествия и в соответствии со статьей 135-ой УПК имеете право присутствовать и наблюдать за ходом осмотра, делать замечания, которые подлежат обязательному занесению в протокол. Вам права понятны?
Опять кивок.
- Присутствовать хотите?
В этот момент добрейший судебно-медицинский эксперт вытащил из-под ватных одеял раздувшийся труп женщины и стащил его на пол, неосмотрительно положив на живот. На глазах труп Габрусенковой стал сдуваться, а квартира наполнилась невыносимым зловонием, от которого меня отшатнуло к приоткрытой форточке на кухне, а понятых вместе с участковым попросту сдуло на лестничную площадку, где они по-видимому стали держать дверь, оставляя весь аромат следственной группе. Позеленевший Поляков незамедлительно пристроился рядом со мной у единственного источника кислорода, и лишь улыбающийся Георгий Геннадьевич, стоя над смердящим трупом ласково приговаривал:
- Тихо, тихо, тихо... Ты что это расшумелась?
Через несколько минут мы с Поляковым пришли в себя (народ-то бывалый) и я выглянул на лестницу. Не делая попыток заманить в квартиру мелко крестившихся соседей, я милостиво разрешил им удалиться в свою квартиру, пообещав зайти после осмотра для ознакомления и подписи протокола и изъятых вещей.

Я, конечно же, шел на серьезное нарушение закона. Ведь по УПК присутствие понятых во время осмотра обязательно и если их нет, то судом осмотр может быть признан недопустимым доказательством, а все изъятые следы и предметы отведены, как добытые незаконным путем. Но это было по закону. А по жизни...
Попробуйте среди ночи поднять совершенно посторонних людей с постели и продержать их 3-4 часа в загаженной квартире рядом с гнилым трупом, и все ради гипотетической возможности приглашения их на суд, где бы они подтвердили, что бутылка с отпечатками и пропитанная кровью тряпка была изъята именно с квартиры, а не была принесена следователем с собой, чтобы сфабриковать дело и засадить бедного алкаша Габрусенкова. Любому здравомыслящему человеку понятно, что если у следственных органов возникает желание кого-либо посадить, по присутствие понятых не сыграет никакой роли. Однако, закон изначально занимал позицию недоверия следователю, и даже на осмотр, пардон, обосранных трусов потерпевшего, я должен был отлавливать в коридоре прокуратуры двух понятых. Несомненно, что при опознании или обыске понятые были необходимы, так как могли засвидетельствовать в суде и добровольность опознания злодея и происхождения изъятого в ходе обыска пистолета. Но при осмотре места происшествия и вещественных доказательств... Извините, но они только мешали. Наверное, по этой причине самые буквоедские и бюрократические правоохранительные системы: американская и английская, не применяли института понятых, полностью доверяя полицейскому, опровергнуть слова которого в суде могли, по крайней мере, три гражданских лица...

- Ну, как, Георгий Геннадьевич? Каков диагноз? - я почти закончил писать протокол, зафиксировав не только где и какие следы мы обнаружили, но и общую обстановку в квартире.
- Странное дело, - эксперт снял очки, - Вроде она получила несколько ударов в голову, да и на спину падала, вот видишь гематома, но что-то мне не нравится в этих падениях...
- То есть?
- Думаю: не они причина смерти. Ну-ка, какие таблетки она принимала? - медик высыпал на стол коробочку с медикаментами. - Так... сердечные... сосудистые... Не знаю, не знаю... может тут и не криминал. А свидетели есть?
- БОМЖ какой-то...
- Задержали? Хорошо. После осмотра поедем с ним потолкуем. Ну, готов? Пиши... Труп Габрусенковой М.И. на момент осмотра лежит на диване на задней поверхности тела, укрытый двумя ватными одеялами...
Через 20 минут Грушкин оставил в протоколе свой автограф и, заполнив карту регистрации трупных явлений, передал ее мне.
- Ну-ка, дай взглянуть на копию... Каракули, конечно. Но сойдет... Не то, что у Стаканова, светлая ему память...
Наш Владимир Иванович в свое время действительно отличался супер неразборчивым почерком, и один раз я пообщался с коллегой из Красного Села, получившего материалы ночного дежурства Стаканова, умолявшего по телефону хотя бы в двух словах рассказать, что и где осматривалось...

К счастью соседям покойной не захотелось выслушивать текст семистраничного протокола, и они, охая и ахая, что у меня "такая" работа, быстро расписались на конвертах с изъятым линолеумом и пальцевыми отпечатками на липкой ленте. Забирать сами бутылки со стаканами я и не собирался, хотя так раньше и делали, превращая следственные кабинеты в склады стеклянной тары. Но с появлением прозрачных пластин и липкой ленты, криминалистика сделала шаг вперед, лишив следователей "удовольствия" от перетаскивания картонных коробок с характерным позвякиванием. Кстати, сдавать бутылки было нельзя - они являлись вещественными доказательствами...
Работа на месте была завершена. Оставив копию протокола и сопроводительное письмо в СМЭС участковому, я в компании двух душевных специалистов загрузился в ожидающий УАЗик, и отправился в 15-ое отделение для допроса злодеев.

* * *

- Сначала, БОМЖа давайте! - заглянул я в дежурную часть.
Через минуту в крохотный кабинет, где мы разместились с Грушкиным, сержант привел невзрачного мужичка.
- Ну что, БОМЖ Федя, садись! - добродушно приветствовал я вошедшего. Мужчина опасливо опустился на ободранный стул.

С БОМЖами общаться было легче всего. Люди они простые, ранее уже знакомые с милицией, поэтому церемоний не признавали. В первые месяцы работы я этого еще не понимал. Как-то по дежурству я выезжал на заброшенный склад, где работала целая бригада таких БОМЖей, поссорившаяся из-за денег со своим бригадиром, в результате чего один из "товарищей" по фамилии Желтков забил бригадира деревянной доской, поделив в последствии с "коллегами" вырученные деньги по-братски. В ходе допроса я, как и положено, обращался к БОМЖу на "Вы" и весь допрос построил именно на том, что подробно выяснял у него как он лупил доской беднягу бригадира. БОМЖ медленно, тщательно подбирая слова и делая вынужденные паузы, чтобы не матюгнуться, откровенно живописал свои деяния. А в конце допроса тихо добавил: "Только ты, начальник, мне 102-ю не "шей". Один я был". "В каком смысле?" - не понял я. "Да вот, один я Семеныча замочил". "А я что говорю?" "Так ты ж, начальник, говоришь: "Расскажите, как вы его били..." А я один был. Зуб даю!" С того времени я к БОМЖам на "Вы" не обращался. Но тут мне попалось исключение...

- Здравствуйте, гражданин следователь. Вызывали?
- Давай, давай, садись Федя! Без церемоний.
- Спасибо.
- Ты как бомжевать - то стал? Не похож ты на "зэка" или "синяка", - допрос я решил начать со знакомства.
- Да, пока не похож... Но это дело времени. Я ведь инженер. Родители умерли. Пол года назад жену похоронил. Рак... Стал пить... Тут ребятки какие-то подвернулись. Квартиру отобрали... Теперь вот бомжую. А что делать? На работу не берут без прописки. По чердакам обитаю. Пока топят.
- А как же Вы квартиру-то потеряли, - перешел я на "Вы".
- Да, просто. Как все. "Кинули", как сейчас говорят. У нас с женой квартира была 2-х комнатная. Я решил, что мне одному много будет. Да и платить дорого. Решил разменять. А как сейчас менять? Только через продажу. Пошел в агентство. Там со мной сразу агент стал работать. Парень молодой. Быстро приватизировал квартиру, нашел покупателей. Мне однокомнатную нашел. Все документы оформил... Вообще все сам делал, я только подписывал, да ездил с ним по нотариусам. В общем, когда пошел я к нему за деньгами в агентство... А у нас была договоренность: мне с покупателями встретиться в агентстве том и деньги получить. А его нет. Я домой. А там уже жильцы новые, ремонт во всю делают... Я - то пока оформляли "бухал" сильно, жил у другана. Деньги - то на водку агент давал. Вот пока я "бухал", они и заселились. Мне новые хозяева говорят: "Ничего, мол, не знаем. Деньги отдали агенту. Документы все в порядке". Спрашиваю: "Почему не мне деньги отдали? Моя ж квартира!" А они: "У твоего агента доверенность от тебя была на получение денег. Сами видели". А я и точно по пьянке какую-то доверенность подписывал... Ну вот, так и получилось: квартиру продал, а на новую деньги уплыли...
- А что в агентстве? - мрачно спросил слушающий беседу Грушкин.
- А что там? Сказали, что не работает у них такой агент.
- Что ж он там делал, когда Вы пришли?
- Да мало ли что. Там много разных людей было, не только кто там работает. Но думаю, что он таких как я лохов поджидал. Вот и дождался...
- В милицию обращались? - спросил я, зная заранее ответ.
- Конечно. Но что толку. Возбудили дело по мошенничеству. Сейчас приостановлено, так как этого "агента" найти не могут. А я бомжую...
- Ладно. Все понятно, - я решил перевести разговор на другую тему, так как жалость к этому маленькому мужичку начинала разъедать мое сердце. А допустить этого было нельзя. "На погосте жить, всех не оплачешь" - гласит народная мудрость. А я на этом самом погосте и работал, ежедневно сталкиваясь с кровью и болью людей. Вот по этой причине и спивались люди на следственной и оперативной работе, потому что давали волю эмоциям. Пускали чужую боль в свою душу. А делать этого было нельзя. Пользы потерпевшим от этого не было, а сердце сжигало, до самых угольков сжигало...

- Так. Начнем допрос. Федор?..
- Иванович.
- Федор Иванович, расскажите, при каких обстоятельствах умерла Габрусенкова Мария Ивановна.
- Так Мишка, сынок ее и убил. Я сам видел.
- Убил? Как и когда это случилось? Давайте подробно...
- Ну, я живу на чердаке их дома. Иногда к Мишке заходил "бухать", выпивать то есть. С его матерью знаком. Она - то меня и жалела, кормила иногда.
- А Мария Ивановна пила? - встрял медик.
- А как же! Больше всех. Они по этому с Мишкой и ругались. Работал - то только он. Грузчиком в рыбном магазине. А она на пенсии сидела. Да какая там пенсия, сами знаете. Пшик. А пила она крепко. Мишка только купит, а она уж наливает... В общем, были ссоры...
- Драки?
- Да. Бывало. Он ей пару раз давал кулаками...
- А что в этот раз?
- Сегодня какое число?
- Уже 25-ое марта, - посмотрев на часы, ответил Грушкин. - Пять утра.
- Ну, значит, было 21-ое число. Мишка деньги получил. Зашел ко мне на чердак. Мы два "пузыря" купили, принесли домой...
- Мать дома была?
- Да. Куда же ей? Она инвалид на ноги, еле ходила. На кухне со свеклой возилась. Вот. Мы водку принесли, а хлеба дома нет. Мишка мне говорит: "Иди, сходи за хлебом", дал денег. Я только на порог, слышу сзади голоса. Мишка с матерью «лается». Она оказывается, втихаря одну бутылку открыла. В общем, стали они ругаться. А мать возьми, да случайно бутылку - то и уронила. Та не разбилась, упала на пол и стала кататься, а водка - то выливается. Мать за ней нагнулась, и банку со свеклой задела. Та на пол и вдребезги. Мишка не стерпел такое, конечно, и давай ее по голове кулаками бить.
- Куда он удары наносил, помните?
- В голову... По лицу, по затылку, по ушам. По голове, в общем...
- Бил только руками? Ногами не бил?
- Нет. Какое там ногами... Она упала после 3-4-х ударов на спину и больше не вставала...
- Умерла?
- Да, думаю. Я еще подошел к ней, она не дышала. Я еще сказал Мишке: "Ты что ж, гад, мать убил?!"
- А он как отреагировал?
- А он сказал: "Давай ее в комнату на диван отнесем". Мы потащили. Она тяжелая. Так что тащили, взявшись за руки, а ноги по полу волочились. В комнате на диван ее положили, накрыли одеялом.
- Зачем?
- А Мишка сказал: "Чтобы не видеть ее". Потом стали пить. Поминать, значит...
- Три дня, получается, пили?
- Получается, три... А сегодня... То есть вчера, деньги кончились. Мишка стал меня ругать, что я украл. Стали скандалить. Потом милиция приехала. Вот и все.
- То есть Вы подтверждаете, что Габрусенкова упала на пол и умерла именно после того, как ее избил сын Михаил? - заканчивал я писать протокол.
- Да. Подтверждаю. Все видел собственными глазами. Где расписаться?
- Вот. Прочтите и напишите: "С моих слов записано верно и мною прочитано" и подпись...
- Значит, Вы говорите: сын ее бил, когда она, наклонившись, стояла? - уточнил Грушкин.
- Именно так. Он по затылку - то ей и попал пару раз.
- Очень интересно... Ну что ж, Владимир Анатольевич, мне здесь больше делать нечего. Все понятно.
Когда БОМЖа увели, я повернулся к эксперту:
- Что скажите, Георгий Геннадьевич?
- А то и скажу, что сдается мне, ты время теряешь... Здесь инсульт возможен.
- Как?! А удары?
- Что удары? Ты смотри: возраст - раз, избыточный вес - два, повышенное артериальное - три, алкоголизм - четыре, наклон вперед, когда кровь к голове приливает - пять, да плюс стрессовая ситуация и вот тебе естественная смерть.
- А удары? Они не могли спровоцировать инсульт?
- Только теоретически, молодой человек, только теоретически. Вскрытие, конечно, покажет, но... Я врач, как - никак.
- И что Вы рекомендуете?
- А что здесь рекомендовать. Раз выехали - надо работать. Мишу "опустить по сотке" никогда не вредно, а арест... Думаю, что не будет оснований.
- Хорошо, что предупредили. Завтра отзвонюсь вскрывающему эксперту, - я пожал руку медика.
- Обязательно отзвонись, обязательно, - Георгий Геннадьевич накинул тулуп и вышел из кабинета.
Эксперт ушел, а ко мне привели Мишку Габрусенкова, еще не отошедшего от трехдневных поминок. Предположения предположениями, а я решил работать как по убийству.
- За что ж ты, Габрусенков, мать - то убил?
- Я не убивал мать, - медленно прохрипел сынок. - Не было этого.
- Ты ее бил?
- Бил...
- Кулаками по голове?
- По голове...
- Она упала?
- Упала...
- Умерла?
- Умерла...
- Значит, убил ты мать.
- Нет. Я мать не убивал, - Габрусенков был или не в себе, или просто тупой по жизни.
- Ладно, с тобой все ясно. Вот бумага. Пиши прокурору района чистосердечное признание.
- Но я мать не убивал, - возразил Габрусенков.
- А ты пиши, как было: после ссоры бил мать кулаками по голове, она упала и умерла. Так ведь было?
- Да. Так.
- Ну вот. Так и напиши... Кстати, Федя твою мать бил?
- Нет, не бил. Я бы ему это не позволил... Как это он мою мать будет бить? Это ж моя мать все - таки. Нет, я сам мать бил...
- Ладно, пиши, - мне уже надоело пререкаться с этим дегенератом. И пока Габрусенков коряво писал о том, что он бил, но не убивал мать, я быстро оформил протокол его задержания, его допрос в качестве подозреваемого и постановление на выемку его одежды. Кровь в квартире все-таки была, и требовалось выяснять, чья она.
- Написал? Теперь подпиши здесь и здесь... Так, хорошо. Теперь снимай рубашку.
- Зачем?
- Кровь в квартире откуда?
- Это моя кровь. Я нос разбил...
- Ладно. Разберемся. Снимай рубашку. Вот постановление на ее выемку.

Закончив с “интеллектуалом” Габрусенковым и “выбив” у дежурного машину, я устремился домой, где около семи утра с наслаждением забрался под одеяло к сладко спящей Анжелике, с удовольствием прижавшись к ее теплому телу.
- Что там случилось? - спросила она, не просыпаясь.
- Да опять сынок мать убил...
- Какой ужас... - она лишь сильнее обняла меня, засыпая.

* * *

На работе я появился только после обеда. Следователь, выезжавший ночью, мог это себе позволить, и я старался не упускать эту возможность, предусмотрительно назначая все допросы на вторую половину дня.
- Ну, как съездил? - у прокурора как всегда было хорошее настроение.
- Да опять сын мать убил...
- Да ты что?! Это у тебя второе дело такое? Везет... Куда мир катится. Родителей ни во что не ставят, - моя новость настроила Тимофея Юрьевича на философский лад. - Хотя не у тебя одного такие дела. Вон у Петра дело: отец сына топором зарубил...
- За что?
- А сын ему нагрубил. Так тот ему топором по башке. Говорит: "Будет знать, как отца уважать"...
- Да уж, с мертвеца уважения не много...
- Ну, это другой вопрос. Так что с Габрусенковым? Готовишь постановление на арест?
- Не все так просто, Тимофей Юрьевич, надо еще с медиком созвониться.
- А что такое?
- Да у дежурного эксперта какие - то сомнения были...
- Сомнения, говоришь... Ну, тогда все проверь обязательно. Не дай Бог арестовать невиновного. За это нам всем головы поотрывают, - прокурор задумчиво посмотрел в окно. - Ну ладно, иди работай.

- Марину Сергеевну можно услышать? Это из прокуратуры, - я звонил вскрывавшему эксперту, - Меня интересует труп Габрусенковой Марии Ивановны...
- Та-а-ак... Габрусенкова, сейчас посмотрю. Был такой труп... Она у меня уже пятая сегодня... Инсульт.
- Что?!
- Да. Инсульт. А что Вас удивляет?
- Но у меня признание ее сына о том, что он бил ее кулаками по голове, после чего она упала и умерла. Да и свидетель есть...
- Не знаю, не знаю, кто у Вас там что подтверждает, но Габрусенкова умерла сама от инсульта. Вот и все, что я могу Вам сказать.
- А следы от побоев есть?
- Очень незначительные. Два на затылочной области и один в височной...
- А нет ли причинной связи между побоями и инсультом? - хватался я за соломинку.
- Ну, это практически невозможно установить. У нее побои и на вред здоровью не тянут. Так что, смерть естественная.
- Спасибо, - трубка сама упала на рычаг. Аппарат обижено звякнул.

- Тимофей Юрьевич! Габрусенкова сама умерла, от инсульта. Я только что с медиком говорил, - ворвался я в кабинет прокурора.
- Да ты что?! - он аж приподнялся со стула.
- Но незаконного задержания тут нет, на него свидетель показал, - успокоил я начальника.
- А, ну тогда, ладно, - выдохнул Лукин. - Освобождай Габрусенкова. Где он? У нас в ИВС?
- Нет. В Выборгском районе, на Есенина. У нас же ремонт...
- Да-а, далековато ехать... Ну что ж делать...
- А как с машиной?
- Нет. И не проси. Сейчас начало шестого, а туда в один конец минут 45. Конец рабочего дня скоро...
- Ну что ж делать, я тогда поехал...- тащиться вечером на другой конец города мне не улыбалось. Но держать Габрусенкова в ИВС я уже не мог никак. Да еще и прокурору доложил, дурак. Поехал бы завтра, с утра...

Около восьми вечера я стучался в запертую стальную дверь Выборгского РУВД, находившемся на самом краю города.
Габрусенкова мучил похмельный синдром.
- Ну, повезло тебе, Габрусенков! Мать - то твоя от инсульта померла. Держи копию постановления об освобождении и распишись в оригинале... Все, свободен!
Процедура освобождения заняла пять минут, и я был абсолютно уверен, что Габрусенков так и не понял, что произошло с ним за истекшие сутки и зачем его тревожили какие - то непонятные люди, снимавшие рубаху и пачкающие руки черной тушью.
"А ведь Габрусенков оказался прав, мать он действительно не убивал..." - усмехнулся я, захлопывая тяжелую дверь РУВД.


ГЛАВА 6

Стояла середина апреля, а весной и не пахло. Также таял под ногами грязный снег, также навязчиво моросил питерский “снежный дождь” и абсолютно так же, как и в прошлом году, свирепствовала эпидемия гриппа. По этой причине половина нашей прокуратуры отлеживалась на больничном, а оставшиеся “у станка” уныло слонялись по кабинетам, простужено хлюпая носами. Болеть следователям было абсолютно противопоказано. За неделю больничного можно было пропустить срок не по одному делу, и, в конце концов, запустить свой десяток дел, который подобно нарастающему по ходу снежному кому, мог попросту “раздавить” замешкавшегося следователя. Поэтому следователи, как правило, болели на рабочем месте, что сказывалось на качестве оформления дел. Выхода здесь не существовало. Конечно, в критических случаях дела “вышедшего из строя” раздавались коллегам, что естественно вызывало “бурю аплодисментов” с их стороны и порой еще больше запускало расследование.
Причина данной проблемы была лишь одна - СРОКИ. О-о, это слово произносилось всегда значительно и порой с содроганием, любым сотрудником, так или иначе причастным к расследованию уголовного дела. Сроки висели Дамокловом мечом над головой каждого следака, и пропустить их было смерти подобно. УПК отпускал на предварительное следствие всего два месяца, после чего начинались “отсрочки”. Еще на месяц срок следствия мог быть продлен районным прокурором, после чего все продления шли через городскую прокуратуру, а именно через начальника 1-го отдела Николаевскую.
По закону следователь был процессуально независимым лицом и самостоятельно вел расследование дела, определяя, когда и какие следственные действия стоит проводить, но это было только по закону... На деле за ним надзирал огромный аппарат прокуратуры города, основной задачей которого было наблюдение за сроками расследования и недопущения их продления. Вернее продлевать расследование было можно и до 6-ти месяцев и даже до полутора лет (но уже в Генеральной прокуратуре), но отважившиеся на это не успевали считать у себя седые волосы, покидая “гостеприимный” кабинет Татьяны Александровны. За каждую неделю Николаевская билась так яростно, что порою создавалось впечатление, что эти дни она вырывает из собственной жизни, причем совершая данную операцию без анестезии...
Не спорю, бывали простые дела, по которым и два месяца было много, но порой, принимая к производству многоэпизодное дело с пятью и более злодеями, следователь просто терял голову, осознавая, что с этого момента его главной головной болью станут сроки расследования и их неизбежное продление. Но самым грустным моментом в этой истории было то, что такая проблема существовала лишь у следователей Санкт-Петербурга. В Генеральной прокуратуре срок следствия продлевался почти автоматически. Вопрос возникал лишь, когда к сроку следствия параллельно присоединялся срок содержания под стражей. По УПК он не мог превышать 18 месяцев, и с года его продлевали комиссионно. Об отказах в продлении мне было не известно. В Генеральной вообще смотрели на “отсрочки” проще: люди работают, зачем же им мешать. В конце концов, именно следствие было стержнем прокурорской системы, а различные надзорные отделы лишь мелкими, но злобными рыбками - прилипалами, сосущими кровь из тела кита - следака.

* * *
 
Размышляя над превратностями судьбы, я одевался, поглядывая в окно. 15-ое апреля вместе с рабочим днем заканчивалось, и пора было возвращаться домой, где любимая с нетерпением ожидала меня уже полтора часа.
Но тут раздался звонок телефона. Раздосадованный, я снял трубку.
- Дежурный 3-го отдела беспокоит. Изнасилование у нас, Владимир Анатольевич...
- Давно?
- Вот сейчас отец с дочерью заявление пишут. А было вчера.
- А почему не год назад? Ладно, давайте машину. Да побыстрее, хотелось бы до ночи успеть...
- Постараюсь, - связь прервалась, а я набрал знакомый номер
- Здравствуй, милая, это я...
- Ты еще на работе? Ну, сколько можно, Володя? Я извелась вся... Жду тебя...
- Придется еще подождать. Изнасилование у нас. Понимаешь?
- Да уж я - то понимаю. Вот вечно так...
- Что ж делать, закон подлости он и в Африке закон...
- Ну ладно. Тогда обедаю без тебя...
- Скорее ужинаешь. Время - то пол восьмого... Ладно, целую, на ночь приеду, так что грей постельку...
- Обязательно. Жду тебя с нетерпением...
Хорошо было иметь жену - следователя, понимавшую специфику работы и лишний раз не создающую стрессовых ситуаций.
Не раздеваясь, я опустился в кресло. “То-то днем было спокойно. Хотя, мне еще повезло, могли выдернуть из постели, как в прошлый раз...”
На удивление, машина приехала быстро. Около восьми часов вечера я сидел в прокуренном оперском кабинете и беседовал с 19-летней Еленой Пасадиной. Ее отец к тому времени ушел, оставив их коллективное заявление у дежурного.
- Я вчера на дискотеку пошла с подругой, около восьми...
- А что так рано? - я пристально рассматривал девушку, чувствуя ее робость.
- Да так... Они с семи работают. Там вообще - то кафе, но музыка постоянно, танцуют... Кафе “Буревестник”, знаете, может?
- У кинотеатра что ли?
- Да, точно. Это рядом с моим домом... Подруга меня в какую - то компанию пригласила. Там ребята были, все лет по 20. Мы сели, стали пиво пить. Там у одного парня день рождения был...
- Это он Вас?..
- Да. Он, - она покраснела, - Вообще он тогда был сильно пьян. А около десяти домой решил идти.
- Зачем?
- Не знаю... Вроде бы денег хотел еще взять, чтобы потом идти с ребятами куда - то в другое место. Я точно не помню.
- А кто платил в компании?
- Да все за себя. Но вот этот парень... Его, кстати, Виталием зовут. Так вот, он говорил, что всех приглашает в ночной клуб и, наверное, поэтому решил за деньгами домой сходить.
- А Вы как с ним оказались?
- Я решила его проводить...
- Зачем?
- Ну, он пьяный был и вообще попросил меня, чтобы проводила...
- Он Вам понравился?..
- Нет! - она вспыхнула. - Какое это имеет сейчас значение?
- Успокойтесь. Я просто выясняю, зачем Вы пошли к нему домой. Не более...
- Да, да, да! Понравился! Довольны?! Но я не думала, что все так будет...
- То есть Вы пошли провожать пьяного 20-летнего парня по имени Виталий, и зашли к нему домой, потому что он Вам понравился. И Вы рассчитывали на установление с ним близких отношений. Возможно в этот вечер. Я Вас правильно понял?
- Правильно, - она опустила глаза.
- Ну что ж, ясно. Что было дальше?
- Он на третьем этаже живет. Я адреса не знаю, но показать могу. Я довела его до двери, он открыл ее своим ключом и мы зашли в коридор, а дверь он захлопнул. Там замок такой со щеколдой... Он был сильно пьян... Я передумала у него оставаться и собралась уходить. Попыталась открыть замок, но не получилось, заело что - то... Я просила Виталия открыть дверь, а он...
- Что он?
- Он сказал, что изнасилует меня.
- Так прямо и сказал?! - я с трудом сдержал усмешку, уж больно странное это было изнасилование.
- Да. Так и сказал: “Я сейчас тебя изнасилую”, - Пасадина не заметила мою иронию. - Потом он подошел ко мне, я стояла у двери. Попытался снять с меня бадлон. Я его оттолкнула, тогда он меня и ударил...
- Чем ударил и куда?
- Кулаком в живот. Я согнулась от боли... На полу в коридоре стоял утюг. Я этим утюгом ударила его по голове...
- Утюгом по голове?! Он упал?
- Нет. Но кровь пошла. У левого уха...
- Как Виталий отреагировал?
- Когда он увидел, что у него течет кровь, то стал меня обзывать матом, потом стал меня бить уже по лицу, кулаками и по телу тоже...
- Сколько ударов он нанес?
- Я не считала... Около десяти, наверное. От его ударов я сползла по стене на пол. Он увидел, что разбил мне нос, у меня кровь шла. Стал ругаться, потащил меня в ванную, там прямо в одежде завалил в ванну, стал поливать из душа холодной водой. Намочил мне джинсы и бадлон... А сам пошел в комнату. Я вылезла из ванны, сняла мокрые вещи, повесила их сушить на батарею. Он в это время вернулся, увидел, что я разделась...
- Полностью?
- Нет, остались лифчик и трусы. Он схватил меня за руку и потащил в комнату. Там повалил на кровать, сорвал лифчик...
- Вы сопротивлялись, кричали?
- Нет. У меня уже сил не было это делать. Из-за его ударов у меня кружилась голова и все тело болело. Я не сопротивлялась... В общем, он лег на меня...
- Куда он эякулировал?
- Что?
- Кончил он куда? - перевел я вопрос.
- А-а, в этом смысле... В меня, кажется... Но это было не один раз.
- Что было не один раз?
- Я осталась у него в квартире на ночь.
- Зачем?! - я даже привстал от удивления.
- Он отказался меня отпускать... Тем более мои вещи были мокрые, да и я плохо себя чувствовала. Он заснул, держа меня за руку. Я лежала рядом, потом заснула...
- Во сколько Вы проснулись?
- Около десяти утра. Я попыталась слезть с кровати и уйти, но он проснулся и опять изнасиловал меня...
- Каким образом? - мне уже было все понятно с этим “изнасилованием”.
- Он посадил меня на себя сверху...
- Что?! Почему же Вы не сопротивлялись?!
- Я не могла. Я была сильно избита. Все тело болело. Он посадил меня на себя, я упала лицом в подушку, а он стал...
- ...совершать половой акт.
- Да. Кончил, кажется, на кровать. Потом он меня отпустил. Я встала, оделась и пошла домой.
- А дверь?
- Что, дверь? Ах, дверь! Он сам меня выпустил...
- На прощание он что-нибудь говорил? Угрожал?
- Нет. Вообще ничего не говорил.
- Куда Вы от Виталия пошли?
- Домой. Там стала мыться. Рассказала родителям, что меня избили и изнасиловали. Отец повез меня в травмпункт, потом в милицию...
- Вы сказали, что мылись дома... Подмывались?
- Конечно, - она покраснела.
- Плохо. Могла остаться сперма во влагалище... - я набрал номер дежурного. - Это Маркин, Пасадину на мазки возили? Возили? Молодцы. А где они? Хорошо я заберу... Да, вот еще что, нужна машина, ехать на осмотр квартиры... А я откуда знаю где? Это Ваши проблемы. Все. Жду, - я повесил трубку.
- Сейчас мы с Вами поедем в квартиру Виталия, и Вы покажите, где все происходило. Надо изъять кое-какие вещи... Кстати, трусы, в которых Вы тогда были где?
- На мне, - Пасадина удивленно посмотрела на меня. - Они чистые были, поэтому я их и одела...
- Нужны для экспертизы. Сейчас идите в туалет и снимите, - я уже заполнял протокол выемки. Понятых впишу потом. Кстати, тех, кто будет на осмотре квартиры.
Через десять минут совершенно смущенная Пасадина принесла мне белые хлопчатобумажные трусики. Я завернул их в лист бумаги и, расписавшись, заклеил.

* * *

Осмотр квартиры полностью подтвердил рассказ Пасадиной. В коридоре валялся сломанный утюг с явными следами крови на подошве. В ванной на полу блестели не успевшие высохнуть лужи, а смятое белье на неубранной постели явно свидетельствовало о проведенной здесь бурной ночи. Виталия мы конечно не застали. Криминалист сфотографировал место происшествия, а также снял отпечатки пальцев с мебели и входной двери, замок которой действительно заедал. Забрав простыни и утюг, около десяти часов мы уехали из покинутой квартиры. В отделении я попрощался с Пасадиной:
- Завтра жду Вас около здания СМЭС на Екатерининском проспекте 10. Это у больницы Мечникова. Найдете? Ну, вот и хорошо. Подъезжайте к десяти...

* * *

- Господи, что за пакеты ты притащил? - Анжелика уже засыпала, но женское любопытство было сильнее.
- Да вещдоки с изнасилования, - пробурчал я, бросая пакеты в угол.
- Ну и кого там изнасиловали, интересно?
- Да, одну... Сначала сама хотела, потом передумала, ну парень ей и дал пару раз, для ума... Принудил, значит...
- А меня принуждать не надо, - и Анжелика, обняв меня, повалила на разобранную постель.
- За что я тебя и люблю, - мои последние слова утонули в ее страстных поцелуях.

* * *

Изнасилование является самым специфическим составом преступления в уголовном праве. Начать с того, что изнасилование относится к категории дел, так называемого, частно-публичного обвинения, то есть дело возбуждается по заявлению потерпевшей, но прекращено по воле последней быть не может, в отличие от дел частного обвинения (оскорбления, клевета и т.п.). Конечно, имеется в виду лишь неквалифицированное, простое изнасилование, совершеннолетней женщины с применением насилия или угрозы его применения, все остальные: групповые, с угрозой убийством, изнасилованием малолетней и другие возбуждают лишь по факту их совершения.
Хотя по закону дело по заявление потерпевшей и не прекращается, но если во время следствия или на суде потерпевшая захочет отказаться от первоначальных показаний и заявить о добровольности сношения, то дело, конечно, прекратят, однако возникнет возможность привлечь заявительницу за ложный донос и такие же показания. Так что хода назад обычно не было, и зарабатывать таким способам женщинам было очень рискованно, до тех пор, пока у следствия фактически отобрали право возбуждать дела по статьям 306 и 307 УК РФ , передав эту функцию в компетенцию суда, который единолично решал, какие показания правдивые, а какие - нет. И с тех пор гонка за “легким” заработком возобновилась. Не многие женщины решались на такую авантюру, но те, кто решался, почти всегда вознаграждались сполна. И правда, что, казалось бы, могло быть легче: познакомиться с состоятельным мужчиной, переспать с ним не используя презерватив, “забыть” под кроватью трусики, а перед тем как покинуть его квартиру, нанести себе на кухне пару неглубоких порезов кухонным ножом, и можно смело идти в милицию с заявлением об изнасиловании. Все доказательства на лицо: сперма во влагалище, порванные трусы под кроватью, порезы от ножа, которым Он якобы угрожал, и сам нож с засохшей капелькой крови, ожидающий изъятия в ящике стола, стопроцентно создадут имитацию картины изнасилования. И не один следователь и судья не усомнятся в правдивости “взволнованного” рассказа женщины. А позже, когда все заявления, допросы и очные ставки с обалдевшим любителем халявного секса останутся позади, а он будет томиться в следственном изоляторе, можно с чистой совестью вести переговоры с его родственниками, которые не замедлят предложить оплатить моральный ущерб “потерпевшей стороне”. Иногда, это лучше делать через адвоката, который обычно с этого и начинает работу по делам об изнасиловании. А когда взбешенный следователь начнет рвать и метать, женщина, скромно потупив взор, заявит, что она ошиблась и ложно восприняла происходящие события: «Ножом, мол, порезалась случайно сама, когда хлеб для канапе резала, а Он увидел и сказал сурово: “Смотри, не зарежься”, а я, глупая, испугалась, думаю: “А вдруг он сам меня зарезать хочет?”, а Он (негодяй!) меня уже в койку тащит, ну, понятно, из-за страха и не сопротивлялась. И наговорила на мужика. Со зла, по глупости, за то, что шлюхой меня обозвал и на такси денег дать отказался. Вы уж простите меня, товарищ следователь, закройте дело, пожалуйста».
И прекращают дело следователи, скрипя зубами, и сделать ничего не могут с “потерпевшей”. Ну, восприняла она не так слова мужчины. Ну, дура она. Что ж тут поделаешь? За это не судят. Ведь состав - то изнасилования и складывается именно из показаний потерпевшей, в которых она излагает СВОЕ восприятие происходящего. А уж если это восприятие у нее будет ложным, так это не ее проблема, а того парня, что на нарах парился.
 А нам на ежемесячных курсах повышения квалификации седой профессор так и объяснял: “Если женщина вам сообщает: “Мужчина посмотрел на меня строго и сказал: “Раздевайся, а то хуже будет!”, выясняйте, что она поняла под этим “хуже”: насилие в отношении нее или то, что мужчина уйдет, оставив ее горевать в одиночестве...”
Иной читатель возмутится: “Неужто есть такие женщины?! И вообще, что за руководство к действиям дает автор читательницам?! На что толкает, негодный?!”
Со всей прямотой и знанием вопроса, заявляю суровым читателям: “Такие женщины есть и их, к сожалению, с каждым годом все больше и больше!” Мне самому, по долгу службы довелось прекратить дело, по “групповому изнасилованию”, где как раз добродушная девица использовала вышеописанный фокус с ножом, желая получить с двух наивных пакистанских студентов деньги, чего, в конце - концов, через адвоката и добилась.
А сколько раз я и коллеги сталкивались с ложными вызовами истеричных дамочек...
Однажды, выехав по дежурству, я выслушал от 18 - летней девицы душещипательную историю о ее поочередном соитии с двумя мужчинами, после совместного распития спиртосодержащих жидкостей. Когда она глубокомысленно умолкла, я задал ей единственный интересующий меня вопрос:
- Так почему же Вы считаете, что Вас изнасиловали?
- Ну как же?! - возмущенно вскричала девица. - Я же не кончила, удовольствия не получила то есть! Значит, изнасиловали они меня, гады!!!
Не стоит сообщать, каковы были мои дальнейшие слова и действия. Девице мало не показалось...
В другой раз, и я чуть было не совершил ошибку. Внимательно выслушав и запротоколировав показания двух 16-летних девчонок, о том, как их пригласил в гости сосед, у которого они выпили, после чего одну из них он зверски изнасиловал, угрожая убить, я стал “терзать” лысеющего толстяка, который тем соседом и являлся. Он признавал все, кроме самого полового акта, поскольку к своему несчастью (или счастью?) уже три года на почве алкоголизма страдал импотенцией. Окончательно прояснил ситуацию местный опер, шепнувший мне в коридоре, что девочки - подружки известные ему лесбиянки, посещавшие его отдел по паре недоказанных уличных грабежей. Перекрестившись и поблагодарив Бога, уберегшего меня от непоправимой ошибки, я, выгнав всех участников “изнасилования”, отбыл из гостеприимного отдела.

* * *

Думаю, что теперь, после занудных многосерийных объяснений, даже самый взыскательный читатель поймет мое скептическое отношения к делу Пасадиной...
Последняя опоздала всего на 15 минут, после чего я сопроводил ее на судебно-гинекологическую экспертизу к Усову Юрию Михайловичу, одному из самых приятных в общении экспертов, с которым мне посчастливилось вместе работать.
- Ну-с, товарищ следователь, кого привели на этот раз?
- Потерпевшая по изнасилованию, Юрий Михайлович. Вот постановление. Мазки, тампоны, простыни и трусы я сейчас занесу на биологию...
- С места происшествия что изъяли?
- Простыни и утюг...
- Утюг? Интересно, интересно... На нем, что же сперма? - Юрий Михайлович загадочно улыбнулся своим мыслям.
- Нет. Кровь. Она насильника утюгом по голове ударила.
- По голове? А трупа насильника на месте происшествия не нашли? Странно, странно... Однако, похвальный поступок, - Усов с интересом посмотрел на тихо стоящую у дверей Пасадину. - Но меня, милочка, не надо по голове ничем бить. Договорились?
- Хорошо. Не буду, - Пасадина слабо улыбнулась.
Находить подход к женщине была профессия Усова, и он этим владел в совершенстве.
- Ну ладно, я вас оставляю, - обратился я к Пасадиной. - Доктор Вас осмотрит, потом кровь и слюну сдадите, а я на биологическую экспертизу из занесу. Вы как освободитесь, меня дождитесь.
Я отправился по канцеляриям отделений СМЭС, назначая и собирая готовые экспертизы по другим уголовным делам. Кроме своих я забирал экспертизы коллег, что было принято делать среди следователей. К заключениям экспертов естественно прилагались пакеты с вещественными доказательствами.
Вернувшись через полчаса нагруженный тремя объемными полиэтиленовыми пакетами, я застал у кабинета Усова красную как рак Пасадину. Процедуру гинекологического осмотра она, похоже, проходила впервые. Отдав девушке два пакета, я повез ее в РУВД для дактилоскопирования, чтобы отделить ее отпечатки от “пальчиков” сбежавшего Виталия.
После прощания с Пасадиной, я позвонил заму по УР 3-го отделения.
- Сергей Иванович, это Маркин по делу Пасадиной. Какие новости о Виталии?.. Да что Вы говорите?.. Очень хорошо! Удачи! - я повесил трубку и удовлетворенно откинулся на скрипнувшее кресло.
Новости были отличные. Опера установили личность Виталия. Связались с хозяевами квартиры, которую тот снимал, и изъяли у них копию договора найма, где и были указаны паспортные данные нашего насильника. Им оказался 23-летний Бель Виталий Иванович, прописанный в Ленинградской области. Остальное было делом техники... Быстро напечатав отдельное поручение на установление личности и задержания Виталия, я отдал его в канцелярию Ирине для отправки в 3-ий отдел, после чего со спокойной совестью пошел обедать.
День начинался как никогда удачно.

* * *

Около четырех раздался телефонный звонок.
- Владимир Анатольевич? Эксперт Хохляков беспокоит по делу Веселкина.
- Да, здравствуйте. Готова экспертиза? Все сроки уже истекли... (с момента назначения экспертизы прошло почти пять недель, хотя УПК устанавливал лишь месячный срок).
- Да-да, я знаю... Но, видите ли, Владимир Анатольевич, тут есть одна проблема...
- Какая проблема? Не пугайте меня, - я шутил, но весело мне не было.
- Проблема с причиной смерти...
- Что?! Вы же говорили, что Веселкина умерла от тупой травмы головы. Да и в журнале регистрации трупов записано...
- Да-да, все верно. Предварительный диагноз был действительно такой...
- Ну, так в чем же дело?
- Дело в том... Вообще, я еще не уверен... Не сходится у меня. Я советовался с коллегами... В общем, видите ли: тупая травма головы должна была сопровождаться повреждением кровеносный сосудов в височной части, а значит обильным кровотечением, а из протокола осмотра места происшествия не видно, сколько там было крови.
- И что?
- А это значит, нельзя с уверенностью сказать о причине смерти...
- Обождите, обождите. Почему же Вы в начале дали такой диагноз? - меня начал раздражать вкрадчивый тон эксперта, который не понимал, что такое незаконный арест.
- Дело в том, что труп был в состоянии гниения. Височные ткани сильно разрушены, поэтому я и дал такой предварительный диагноз...
- Послушайте, уважаемый! - я несколько повысил тон. - Вы что же делаете?! Понимаете?! Вы же меня под монастырь подводите! Мы же человека арестовали за убийство. Он почти полтора месяца в тюрьме сидит! А Вы говорите: нет убийства? Выходит, мы его незаконно арестовали? Так получается?!
- Погодите переживать, Владимир Анатольевич. Мои выводы не окончательны. Возможно, дополнительный осмотр места происшествия даст новый материал...
- Так. Ясно. Завтра же едем на квартиру, - я ухватился за его слова, как утопающий за соломинку.
- Хорошо. Завтра утром я свободен. Давайте в 9 часов у СМЭС встретимся.
- Нет уж. Давайте у метро “Проспект Просвещения”. Это от дома Веселкина намного ближе.
- У метро, так у метро. Завтра в 9. До свидания.
- До свидания, - я повесил трубку.

ЧЕРТ ВОЗЬМИ!!! А как хорошо день начинался!
Прокурору докладывать я пока не стал. Зачем старика раньше времени беспокоить? К тому же еще ничего не ясно. Пока нет заключения Хохлякова, можно жить спокойно... Даст Бог, квартира окажется залитой кровью несчастной Веселкиной...
Мне оставалось только надеяться на чудо. Как известно: надежда умирает последней (вместе с тем, кто надеется).


ГЛАВА 7

Ровно в 9 утра судебно - медицинский эксперт Хохляков тряс мою руку в вестибюле метро.
- Очень рад познакомиться лично. А то все по телефону, да по телефону...
- Жаль, что при таких обстоятельствах, - я не разделял его оптимизма. - Ну что ж, поехали. Вот наш трамвай.
- Да Вы не расстраивайтесь так, - успокаивал меня по дороге Хохляков. - Может, я еще и ошибся...
- Хорошо бы.
Через грязное окно дребезжащего трамвая я с грустью наблюдал, как измученная зимой природа набирает силы для новой краткой вспышки жизни, чтобы в сентябре, сбросив золотистый наряд листвы, вновь забыться летаргическим сном, по имени “Петербургская погода”.
Не прошло и часа, как мы с экспертом стояли возле железной двери квартиры Веселкиных.
- Так. Ключи у меня. Нужны понятые, - я вытащил из дипломата два листа с объяснениями соседей и стал уверенно трезвонить в двери. Жильцы, согласившиеся пойти на контакт с милицией один раз, согласятся помочь и повторно. Это не аксиома, а практический опыт.
- Алевтина Андреевна. Здравствуйте. Моя фамилия Маркин, я следователь прокуратуры. Вот мое удостоверение, посмотрите в глазок, - всегда приятно беседовать с закрытой дверью, за которой раздаются тихие признаки жизни.
- Что Вы хотите? - сухенькая старушка выглянула, страхуясь стальной цепочкой.
- Алевтина Андреевна, извините за беспокойство. Я вместе с экспертом должен провести дополнительный осмотр квартиры Веселкиных. Поучаствуйте, пожалуйста, в качестве понятой, - вежливость - гарантия успеха (тоже опыт).
- Вы знаете, у меня времени нет...
(конечно, знаю: сериал, небось, идет)
- Ну, пожалуйста. Вы же один раз помогли...
- Ну, ладно. Так и быть. Только не долго, - старушка пролезла сквозь узкую дверную щель и быстро захлопнула дверь в свою квартиру. - Надо еще соседа позвать, - она быстро пересекла лестничную площадку и принялась яростно трезвонить в обитую дерматином дверь. - Сергей Петрович, открывайте!
Активисты - общественники нуждаются лишь в легком толчке, после которого несутся по инерции, порой с хорошим ускорением.
Разъяснив права понятым, я вставил ключ в ригельный замок и понял, что проблемы начались у самой двери. Замок не просто заедал, он основательно закусил и “моим” ключом.
- Это ничего. Это у них бывает. Сейчас откроем, - Сергей Петрович на мгновение скрылся в недрах своей квартиры и, вернувшись, возник с набором слесарных инструментов.
- Только осторожно. Нам еще закрыть надо будет, - предупредил я соседа, с видимым удовольствием вскрывавшего чужую квартиру. При этом он проявлял заметный профессионализм, несмотря на профессию электрика, указанную в объяснениях.
Через пять минут наша компания оказалась в квартире, где и произошло то самое преступление, квалификация которого так не хотела себя обнаружить.
Увидев на полу у дивана запекшуюся кровь, я окончательно осознал, что дела плохи. Лужа была совсем невзрачной.
- Ничего, сухая кровь занимает меньший объем. Сейчас я все соскребу, - Хохляков начал активно ползать по полу, широким ножом собирая сухие ошметки в бумажный пакет. - Вот еще тряпка в крови, - обрадовался он, вытащив из-под дивана какую-то рвань.
- Это Николаевны платье. Только старое, - уточнила Алевтина Андреевна.
- Платье Веселкиной? Ясно, - удобно устроившись в потертом кресле, я быстро составлял протокол дополнительного осмотра места происшествия. - Что еще заберем?
- Надо бы ее медицинские карты, - робко заметил Хохляков.
- Зачем? - я внимательно посмотрел ему в глаза.
- Да так. Могут пригодиться, - эксперт старался не встречаться со мною взглядом.
- Ну что ж. Возьмем и карты, - я полез копаться в секретере. Руководимый внезапно возникшей мыслью, кроме мед документов я забрал и документы на квартиру.
Протокол был готов. Все оставили свои автографы и после непродолжительной возни с капризным замком, опечатав дверь, мы с Хохляковым навсегда покинули дом, где когда-то жила Веселкина Лидия Николаевна.

- Вы куда сейчас? На работу?
- Да. Куда же еще? А что? - Хохляков стоял ко мне в пол-оборота, высматривая номер, приближавшегося трамвая.
- Я с Вами. За одно и постановление о дополнительной экспертизе заброшу. Когда ее сделаете?
- Ну, дополнительная экспертиза много времени не займет...
- Короче. Какого числа будет ответ о смерти Веселкиной.
- Думаю, до конца апреля успею.
- Точно успеете?
- Владимир Анатольевич, - тон эксперта изменился. - Я понимаю Ваше недовольство, но Вы и меня поймите. У меня каждый день по пять трупов и по каждому нужно заключение написать. Я физически просто не успеваю.
- Петр Николаевич, меня интересует лишь один труп. И Вы, надеюсь, осознаете, что виноваты в неправильном диагнозе, из-за чего мы арестовали человека. Надеюсь, это делает мою экспертизу исключительной? Или я не прав?
- Обождите, обождите! Во-первых, выводов еще нет, было лишь предварительное мнение о причине смерти. И потом, что значит “виноват”?! Я, что умышленно ввел Вас в заблуждение?
- Вина возможна не только при прямом и косвенном умысле, но и в халатном отношении к работе.
- Ну, знаете! - Хохляков всерьез разозлился. - Если Вас не устраивает моя работа, жалуйтесь моему руководству. А я не обязан выслушивать оскорбления в свой адрес!
- Ладно. Успокойтесь. Никто Вашей крови не желает. Мне нужна экспертиза по трупу и как можно быстрее, - я попытался заключить перемирие с экспертом. - Вот и все.
- Сделаю все, что в моих силах, - холодно ответил Хохляков.
В трамвае мы не общались.

* * *

Зарегистрировав постановление и вещдоки в канцелярии, я отправился по секционным искать Хохлякова, чтобы лично вручить ему документы. Судя по нашему разговору, сам бы он не скоро забрал новую работу.
Еще не пробило полдень, и работа в морге кипела в полную силу. Морг занимал почти весь первый этаж СМЭС и состоял из нескольких холодильных камер, куда складывались трупы и десятка секционных, где на четырех оцинкованных столах проходили ежедневные вскрытия доставленных трупов.
В свое время Александр Неврозов в 600 секундах довольно живописно знакомил обывателей с процессами исследования мертвых тел, и не единожды любопытного зрителя бросало в холодный пот омерзения и ужаса, когда камера давала крупные планы растерзанных трупов. И было трудно, невозможно, представить, что вот когда-нибудь и мы будем также недвижно лежать на холодном металле, а равнодушный практикант будет вяло ковыряться в наших холодных телах.

* * *

Но, конечно, самое сильное впечатление осталось у меня от первого посещения сего заведения, когда я, вместе со своими однокурсниками впервые прикоснулся к отвратительной тайне смерти...
Третий курс юридического факультета, где я успешно обучался, приближался к своей середине и в воздухе витал запах сессии. В этот раз одним из зачетов стояла судебная медицина, предмет небольшой по объему, но насыщенный по содержанию, который с блеском преподавала Ласточкина Нинель Сергеевна, в прошлом судебно - медицинский эксперт. Когда почти все темы остались позади, она предложила нашему курсу посетить здание Судебно - медицинской экспертной службы, чтобы непосредственно увидеть и ознакомиться с пройденным материалом.
И вот, я в составе группы из десяти человек, стою в “предбаннике” морга и с замиранием сердца слушаю напутственную речь добрейшей Нинели Сергеевны:
- Сейчас, ребята, вам предстоит увидеть нечто необычное. Многих увиденное напугает и шокирует. Возможно, кому - то станет плохо. Не стесняйтесь, это естественная реакция на подобные зрелища. Мы с вами будем наблюдать процесс вскрытия трупа и его судебно - медицинского исследования. Главное: ничего не бойтесь. Они уже давно умерли, - добавила она, мило улыбнувшись, заметив как побледнели наши лица.
И хотя нас было десять студентов, из которых четыре девушки, на улице стоял день, а мне было уже 20 лет, я с ужасом почувствовал, как впервые в жизни затряслись мои поджилки и ботинки намертво прилипли к кафельному полу. Судя по виду моих товарищей, им было не лучше.
Но Ласточкина распахнула перед нами дверь, и мы молчаливой толпой медленно погрузились в коридор морга. Кругом сновали какие-то люди в белых и синих халатах, забрызганных кровью, раздавались странные звуки, напоминавшие работу дрели...
В общем, вокруг была обычная рабочая суета. Но мы ничего не замечали, а лишь смотрели, уставившись безумными глазами, на стоящие вдоль стен ряды алюминиевых каталок, на которых лежали ТРУПЫ. Голые и одетые, мужские и женские, они заполняли почти все пространство коридора, и приходилось почти прикасаться к ним, медленно пробираясь к секционной...
Учитывая, что единственного покойника я видел на похоронах деда, когда только восковая бледность напоминала о смерти, зрелище здесь было поистине ужасающим.
Из стопора нас вывел молодой мужчина в белом халате и очках, под надзор которого поручила нас Ласточкина. Он представился и пригласил пройти в секционную. Мы двинулись за ним плотной гурьбой, стараясь не касаться холодных каталок с мертвыми телами.
Только сейчас я понимаю, что двигало нами не любопытство, а паническое нежелание остаться одним в этом коридоре мертвых.
Секционная представляла собой просторное помещение с высокими потолками. В каждом углу стоял оцинкованный стол с боковыми желобами, для стока жидкостей. Над столами висели огромные лампы. К нашему счастью здесь было занято только два стола. На них, вытянувшись на спине, лежали обнаженные мужчина и женщина. Под их шеями были подложены деревянные поленья, из-за чего головы трупов были сильно запрокинуты назад. Тела были чисто обмыты, и каких - либо повреждений не имели. Единственное, что напоминало о смерти: желто - серый цвет кожи и тяжелый устойчивый запах, пропитывающий всю атмосферу морга. Сравнить этот запах невозможно ни с чем, также как и забыть его. Наши одежды моментально впитали ароматы помещения, и позже каждый из нас будет усиленно и безуспешно пытаться выветрить обонятельное воспоминание из шерстяных свитеров и пуловеров. Некоторые из студенток тут же достали кружевные платочки, плотно прижав их к лицу, но это им мало помогло, в результате чего в ходе вскрытия наша группа уменьшилась до шести человек.
Новый преподаватель мало обращал внимания на состояние, в котором мы пребывали, он привычно делал свою работу, сопровождая действия краткими комментариями. И лишь в его прикрытых очками глазах играли огоньки лукавой и снисходительной усмешки.
- В начале делается продольный разрез от ключиц до лобка. Вот так, - и он острейшим секционным ножом провел по коже трупа. Края серой кожи разошлись, но кровь не брызнула, а лишь медленно вытекала, попадая в желобки стола. Сильным ударом эксперт пробил грудину и раскрыл ребра, как книгу. После чего левой рукой, запущенной под нижнюю челюсть, он зацепил язык, а правой, утонувшей в пахе, мочеточник, и вынул весь “мешок” внутренних органов, положив его перед нами на край стола. Туловище мужского трупа оказалось совершенно пустым. Мы будто заглядывали в темно - красный трюм корабля. Зрелище было неописуемое! Страх и отвращение довольно быстро прошли, уступив чувству удивления и интереса, от захватывающего зрелища, развернувшегося на наших глазах. Эксперт разрезал пленку “мешка” и внутренние органы расползлись по столу. Сердце, легкие, желудок с печенью, перемешались с перевитыми трубками кишечника, образуя багровую, кровоточащую, дурно пахнущую массу.
- Поскольку труп свежий и гниению еще не был подвержен, кишечник не раздут, в противном случае, его объем был бы значительным, - сухо продолжал комментировать наш учитель. Он быстро сделал срезы с каждого внутреннего органа, упаковав кусочки плоти в отдельные подписанные баночки. - Это для гистологического и химического исследования. По специфике изменений внутренних органов определят причину смерти. А вот, обратите внимание, на эти черные крупинки в легких, они свидетельствуют, что покойник был заядлым курильщиком и, кроме того, - городской житель. А сейчас, я приступаю к вскрытию черепной коробки. - Быстро побросав бесформенную массу в тело, медик уверенным движением сделал глубокий от уха до уха разрез на затылке трупа, после чего произошло невероятное: взявшись двумя руками за лоскуты скальпа, он, как кожуру с апельсина, закатал кожную ткань волосистой части головы на лицо. Мы, к своему ужасу, увидели изнанку человеческого облика! Теперь череп был почти полностью оголен, и настало время для трепанации. Эксперт кого-то позвал в коридоре и вскоре пришел невзрачный пожилой мужичонка в сером халате и забрызганном кровью клеенчатом переднике. В руках он держал маленькую циркульную пилу.
- Отойдите-ка в сторону, пацаны. А то будет брызгаться, - хмуро отогнал он нас от стола. После чего в течение пары минут, ловко орудуя визжащей пилой, срезал половину черепа “нашему” трупу. Но отпиленная полусфера зацепилась и не хотела открываться, тогда “резчик по кости”, ничтоже сумятившись, сильно ударил кулаком по голове трупа и костяной круг упал, гремя и подпрыгивая, на гладкую поверхность оцинкованного стола. К чудовищному запаху мертвечины примешался удушливый аромат горелой кости, и наша группа потеряла еще одного “бойца”, а самые стойкие стали покашливать в кулак, с надеждой посматривая на открытую дверь секционной.
Однако, наш “преподаватель” как ни в чем не бывало, продолжал “практические занятия”. Двумя руками он извлек из черепной коробки серый, подрагивающий как студень, человеческий мозг и положил его перед нами на стол.
- Вот видите эти небольшие “озера” жидкости на поверхности мозга. Это свидетельствует о злоупотреблении покойным спиртными напитками, о чем так же говорила его увеличенная губчатая печень. Сделав несколько срезов серой массы, эксперт положил мозг вместе с органикой в полость тела.
- Ну вот. Судебно - медицинское вскрытие завершено. Срезы с органов будут направлены на исследование, и мы узнаем причину смерти. Однако, предварительный диагноз мне уже известен, здесь классическое отравление этиловым спиртом. Если бы у трупа наличествовали какие-нибудь повреждения, то я бы срезал лоскуты кожи с этих мест и также направил их на исследование. Сейчас санитары зашью труп, приведут его в порядок, оденут, и он будет готов для передачи родственникам для захоронения. На этом практическое занятие окончено. До встречи, - мило улыбнулся нам на прощание судебно - медицинский эксперт.
Последние слова мы слышали лишь краем уха, торопливой гурьбой покидая веселого медика и безмозглый распотрошенный труп, одиноко ждущий своего часа на залитом кровью столе...
Однако, после этого практического занятия, мое отношение к смерти резко изменилось. Я уяснил для себя главную аксиому: бояться надо живых, а не мертвых. И с тех пор меня мало впечатляли тела убитых и умерших, осматриваемые на местах происшествий. Трупы воспринимались скорее как неотъемлемая часть обстановки. И этот выработанный циничный подход к смерти помогал работать. Помогал, не размениваясь на эмоции, качественно выполнять свои служебные обязанности.
Только немного позже, в приватных беседах с судебными медиками, я узнал, что выработка подобного отношения к мертвому телу была основной, а порою и самой сложной, частью их работы. Ведь от хладнокровия и отстраненности от чужой беды зависело объективное установление истины и изобличение виновного в самом чудовищном преступлении - убийстве человека.

* * *

Теперь, проходя по холодному коридору морга и заглядывая в ярко освещенные секционные, я лишь скользил равнодушным взглядом по распростертых на столах вскрытых трупах, вглядываясь в лица экспертов, и кивком головы приветствуя знакомых мне медиков.
В секционных Хохлякова не было, и я заглянул к заведующей моргом Наталье Николаевне. Раньше мы работали на паре следственных экспериментах, и позже продолжали поддерживать неплохие деловые отношения, что для молодого следователя прокуратуры было очень ценно.
- Приветствую Вас, Наталья Николаевна! - я заглянул в по-домашнему уставленный мягкой мебелью кабинет заведующей моргом.
- А-а, Владимир Анатольевич, рада Вас видеть. По делам к нам или как? - Наталья Николаевна приветливо улыбнулась и, массирую уставшие глаза, сняла очки.
- Да уж конечно по делам. Ради удовольствия сюда мало кто попадает, - я присел в предложенное мне кресло.
- А вот тут Вы не правы. Я вот, например, люблю свою работу. У меня 20 лет экспертного стажа и я не жалею.
- Не знаю, не знаю. Конечно, все может быть... Я вот давно хотел спросить Вас. Почему Вы в свое время не пошли в лечебную медицину? В хирургию, например? Ну, представьте, человек на Ваших глазах выздоравливает, оживает... Да, и, к примеру, операция: бьющееся сердце, теплая кровь...
- Теплая кровь? Бр-р-р... Фу, Вы такие гадости говорите, Владимир Анатольевич. Меня сейчас вырвет, - сложно было заметить, шутила она или нет.
- Я вот Хохлякова ищу. Мы утром на осмотр с ним ездили, потом сюда вместе вернулись. Он говорил, что в морг пойдет, а я прошел по секционным - нет его...
- А Хохляков сегодня не вскрывает, - Наталья Николаевна посмотрела в график на столе. - Он у себя в кабинете. А что, какие-нибудь проблемы с ним?
- Нет. Пока никаких проблем, - выдавать эксперта я не собирался, мне с ним еще работать. - Просто потерял его. Так где его кабинет? На 2-ом этаже?
- Нет. Там места уже нет. В конце морга у него комната. Там по коридору налево, комната 57.

* * *

- Еще раз здравствуйте, Петр Николаевич. Мы с Вами не хорошо расстались. Так что уж извините, если я погорячился.
- Да ладно, не страшно. Это рабочие моменты, - Хохляков отложил в сторону бумаги. - Я, признаться, сам виноват. Ошибся, Вас подвел... Вы постановление привезли?
- Да. Как и обещал. А вещдоки в канцелярии. Надеюсь, что не затяните с ответом.
- Хорошо. Я постараюсь, - Хохляков отложил мое постановление в сторону и вновь углубился в изучение каких-то документов.
- Так Вы не забудьте, - закрывая за собой дверь, я не очень-то надеялся на обещание эксперта. Да и закон был на его стороне. Он мог спокойно работать до 17-го мая, ведь длительность дополнительной экспертизы также измерялась месячным сроком. А толку от первой экспертизы, назначенной мною 7-го марта, без причины смерти не было никакого. Так что только от милости эксперта зависело, уложусь ли я в два месяца или придется брать отсрочку до трех.

Вечером этого же дня ко мне в кабинет зашел заместитель прокурора Антипов:
- Ну, как дела, Володя?
- Да нормально, Александр Степанович, потихоньку...
- А уголовные? - он засмеялся. - Какой выход в суд в этом месяце? Веселкина сдашь?
Я рассказал Антипову проблему по делу и получил от него совет: продлевать срок следствия до трех месяцев.
- А то подставит тебя этот Хохляков, и мы будем в жопе! - в выражениях зам прокурора никогда не стеснялся. - И не подкопаются к нему. Формально-то срок у него - 17-ое мая. Так что, бери отсрочку.
- А если там не будет убийства? Что тогда? - осторожно задал я волнующий меня вопрос.
- Что-нибудь придумаем. Не переживай. В любом случае Хохляков будет виноват. Он же дал неверный предварительный диагноз, на основании которого мы этого козла и арестовали? Он? Ну и все! Тебя-то это никак не касается.
- Хорошо бы... - заметил я, когда за Антиповым закрылась дверь.
По своему и чужому опыту я прекрасно знал, что следователь всегда останется крайним. А самого Антипова это уж точно не коснется, в начале июня он уходил в отпуск. Но, поскольку было устное указание начальника, я со спокойной совестью начал печатать постановление о продлении срока предварительного следствия и содержания под стражей обвиняемого Веселкина Николая Трофимовича до трех месяцев, то есть до 6-го июня.


ГЛАВА 8

Вечером этого же дня, после обильного ужина, приготовленного Анжеликой, сидя на диване, мы смотрели какой-то старый фильм из цикла “про милицию”. Советский детектив доставлял нам неописуемое удовольствие, так как воспринимался нами, следователями, как фантастическая комедия, реальными в которой были лишь отутюженные кителя милиционеров и новенькие “шестерки” Жигулей. Все остальные “факты” будней “следователей уголовного розыска” (!) и доблестных участковых инспекторов были не более чем фарсом, с далекими от реальности обстоятельствами работы и художественным языком персонажей. Последние грустные улыбки вызвало у нас упоминание в титрах некого генерал - майора милиции, приглашенного в качестве консультанта для съемок фильма.
Последним удовольствием этого вечера стал телефонный звонок дежурного РУВД, радостно сообщившего об обнаружении на Гражданском проспекте трупа неизвестного мужчины с множественными ножевыми ранениями.
Уложив расстроенную любимую в постель, я поехал на очередной ночной осмотр места происшествия.

Эксперт - криминалист и медик меня опередили. И когда я прыгал через ямы, пробираясь от УАЗика по перекопанному двору, они с энтузиазмом вытаскивали за ноги труп из зарослей сирени.
- Эй, специалисты! - окликнул я знакомые лица. - Вы первоначальное положение трупа зафиксировали?
- Обижаешь, начальник! - ЭКОшник Юра посветил на меня фонариком. - Мы здесь уже пол часа. Когда приехали - еще светло было, так что я даже панорамку отснял.
- Где же Вы ездите, Владимир Анатольевич? - Грушкин с укоризной качал головой, глядя на меня.
- Это не я езжу, а меня... Что там за труп?
- Мужчина, около 45-ти лет, похож на БОМЖа, множественные колото - резаные раны груди, шеи, лица. Сейчас считать будем, - Георгий Геннадьевич надел очки.
- Ну что ж, начнем, - пошарив в густых сумерках, я обнаружил еще прочный ящик, на котором с комфортом устроился, положив дипломат на колени, и приступил к заполнению протокола осмотра места происшествия. Добрый водитель УАЗика включил ближний свет, и площадка работы стала более заметной.
- Люблю уличные трупы, работы меньше. Верно, Георгий Геннадьевич?
- Вам - то может быть. А мне - непочатый край! Мужик - то, как решето...
Осмотр закончился около полуночи. Кроме трупа с 20-ю ранениями нашли прерывистый след волочения, удаляющийся к ближайшей девятиэтажке, где и обрывался. От дома тело, по-видимому, некоторое время несли на руках. Оперов я так и не заметил, хотя, по словам участкового, который собственно и обнаружил труп, они были на месте, а потом, отправившись по следу волочения, скрылись за линией горизонта.

* * *

Вместо будильника меня поднял телефон.
- Дядя Володя? - голос начальника “убойного” отдела Андрея Коноводова я узнал сразу. - Мы твою “мокруху подняли” .
- Сколько время? - я таращился на немой будильник.
- Шесть утра. А ты, что спишь? Ну, ни фига себе! Мы всю ночь работаем, убийцу ищем, а ты спишь! Давай, собирайся, приезжай.
- Куда?
- К нам. Мы в 61-ом сидим.
- Господи, Андрей! Ты что, очумел? Пожар что ли? Я в девять в прокуратуре буду.
- А как же она? - Коноводов был явно расстроен.
- Кто “она”?!
- Ну, как же? Сергеева! Это же она мужа убила. Во всем созналась, кстати.
- Неужели? Ну - ну. А ты это оформил?
- То есть, “оформил”? А-а, ну, объяснения сняли, конечно.
- Ясно. Я смотрю, тебе заняться нечем. Энергия так и кипит. Значит, сделаем таким образом: пусть она сидит в 61-ом отделе, а я из дома к вам в 9 утра подъеду. А пока получите с нее чистосердечное признание или явку с повинной, как сами решите. У соседей объяснения взяли? Она его дома убила? Ну вот. Кто что слышал, видел... Никто не видел? Плохо. То есть на ее признаниях все? Ладно, там разберемся. Квартиру, где убила, установили? Поедем на осмотр, готовь к 9 машину. Пальцы у нее откатайте до моего приезда. Ну, все пока.
- Обожди, обожди! Ты же не сказал самого главного! “Вы молодцы, ребята!”
- Были бы молодцы, если бы в шесть утра не звонили. А так просто: «хорошие парни».
Распрощавшись с Коноводовым, я упал обратно в постель, досыпать законный час.

* * *
- Нина Петровна Сергеева? Садитесь. Я Ваш следователь.
Довольно некрасивая женщина средних лет устало опустилась на стул.
- Товарищ следователь, можно я иногда вставать буду, а то спина сильно болит?
- Спина болит? Почему? Вас били?
- Нет, нет, что Вы? Никто меня не бил. Просто когда тело мужа тащила, растянула что-то. Теперь болит, сил нет.
- Ясно... Я прочитал Ваше признание... Расскажите еще раз, но подробнее, - я приготовился писать протокол.
- Вчера вечером мы с мужем... То есть, с бывшим мужем поругались. Он стал меня душить на диване. А рядом ножик лежал. Я этим ножиком его и...
- Обождите, обождите... - женщина заметно волновалась, и ей нужна была помощь. - Давайте так, я буду спрашивать, а Вы отвечать. Хорошо? В каком году Вы вышли замуж?
- В восьмидесятом.
- Развелись?
- В 95-ом.
- Жили где после свадьбы?
- У меня двухкомнатная квартира была, осталась после родителей. Там с мужем и жили. А когда развелись, то разменяли на однокомнатную и комнату для мужа. У меня сын 15-ти лет. Вот мы с ним и жили в квартире. А муж свою комнату пропил и переселился к нам.
- Когда?
- В 97-ом году, кажется...
- И Вы его пустили?! Зачем?
- Не сразу пустила... Он почти полгода ходил, в дверь ломился. Даже милицию пару раз вызывала... Ну, а закончилось тем, что опять с нами стал жить.
- А развелись вы почему?
- Пил он сильно. Меня бил, сына. А как развелись, стал еще злее. Два раза двери ломал. Да, участковый знает, он у нас часто бывал.
- Понятно... Так, что же было вчера? Только подробнее.
- Я ужин сготовила около восьми. Он уже пьяный был, а тут еще добавил...
- Вы с ним пили?
- Да... Немного.
- Водку?.. Сколько грамм?
- Ну, я не знаю... Рюмку водки выпила, конечно...
- Вообще, как у Вас с алкоголем?
- Да, знаете..., - Сергеева замялась. - В молодости - то я совсем не пила, а потом... Вы на меня не смотрите, что я такая... Это сейчас, а раньше симпатичная была. До болезни...
- Болели?
- Да. Типа оспы какая-то сыпь была на лице. Потом прошла, а рубцы остались. Смотреть страшно. Вот тогда и стала выпивать. Муж еще меня постоянно оскорблял... А я разве виновата?
- С какого года пьете?
- С 95-го.
- На учетах в ПНД и наркологическом диспансерах состоите?
- Нет. Я не состою. А муж был у нарколога. Ему после тюрьмы принудительное лечение назначили...
- После тюрьмы? За что же он сидел?
- За хулиганство. Побои. Я ж его и посадила. За год до развода избил меня сильно, руку сломал. Ему два года и дали...
- То есть Вы развелись с ним, когда он в тюрьме сидел?
- Да. А так бы он мне развод не дал. Он и бил - то меня, потому что ревновал. Сам так говорил, - в ее интонации была какая-то гордость, и мне стало понятно, почему она пустила мужа после развода и разъезда.

* * *

Вспомнилось давнее дело. Тоже убийство мужа женой. Вместе жили 27 лет. Вместе пили. Он ее бил постоянно, со дня свадьбы, и их “роман” закончился тем, что однажды супруг, случайно опрокинул сковородку и упал, поскользнувшись на пролитом масле, а жена, воспользовавшись ситуацией, забила его ногами. Удары наносила около получаса. Выместила всю боль за 27 лет. Когда я задал ей вопрос, почему она не развелась, женщина, удивленно посмотрев мне в глаза, откровенно сказала: “Любила я его, наверно, хотя человек плохой он был”. Что это: загадочный характер русской женщины, страх перемен или безразличие к собственной жизни? Этого я никогда не понимал...

* * *

- Так... Выпили вместе... А сын где был?
- Он в ванной был. Ничего не видел и не слышал, - Сергеева почему-то сильно заволновалась.
- Почему, не слышал?
- Он в ванну с плеером залезает и лежит в воде, музыку слушает, - ухватившись за эту версию, она облегченно вздохнула. - Сын ничего не видел.
- Из-за чего возник скандал?
- Да как обычно... Где деньги? Почему прячешь?
- Какие деньги?
- Ну, я официально - то не работаю, а так подрабатываю у “черных” на рынке. Картошку продаю. А зарплату от мужа прячу в комнате... А то, он найдет и пропьет все сразу.
- Потом что было?
- Он стал ругаться, драться полез. Потащил меня с кухни в комнату, хотел заставить отдать деньги. Я картошку на кухне чистила, так с этим ножом и пошла за ним. Вернее, он меня за руку в комнату тащил. Ну вот... В комнате он меня ударил по лицу, я упала на спину на диван. А он набросился сверху и стал душить...
- Куда Вы нанесли первый удар?
- Я не помню. Знаете, все как в тумане было. Я отмахнуться хотела от него. А в руках нож... Когда очнулась, он на мне лежит, весь в крови.
- Нож куда дели?
- В окно выбросила. Мы ж на первом этаже живем. Кусты под окном, вот туда и выбросила.
- А труп... то есть тело, зачем вытащили на улицу?
- Не знаю... Не хотела, чтобы меня нашли.
- Сын помогал тащить?
- Нет, нет, нет... Он так в ванной и был. Вышел, когда я с улицы вернулась. Спросил, где отец, я ему все и рассказала.
- Как Вы тело несли?
- Я его через окно на улицу выбросила, а на улице подмышки дотащила до каких-то кустов.
- Вас кто-нибудь видел?
- Не думаю. Уже темно было.
- Ясно... Так, встаньте-ка. Дайте, я Вас осмотрю...
На футболке Сергеевой виднелось небольшие бурые пятна. Под ногтями кровь тоже должна была быть... Стоп!
- Сергеева! Я вот что-то не понял! Вы сказали, что лежали на спине, а он сверху. Так? Грудь у Вашего супруга вся в ранах. Знаете, сколько крови должно быть на Вашей одежде?
- Я не знаю..., - Сергеева побледнела. - Как так вышло. А! Вспомнила! - лицо ее прояснилось. - Он не на мне лежал, а на полу, на спине. Я очнулась, а он на полу лежит, рядом с диваном. Да. Именно так и было.
- Ну, что ж..., - я подозрительно посмотрел на женщину, от чего она быстро отвела глаза. - Значит, так в протокол и запишем...
Оформив протокол задержания, я изъял у Сергеевой ее футболку, и дал маникюрные ножницы, состричь ногти.
- А это зачем? - удивилась она.
- Под ногтями кровь обычно остается...
- А-а, ясно. Кровь будет, - она почему-то улыбнулась.

* * *

Полный плохих предчувствий и будоражащих душу сомнений, я позвонил Коноводову:
- Здорово, Андрей. Это Маркин...
- А-а, проснулся уже, дядя Володя? Ну что, допросил Сергееву? Все признала?
- Все - то все... Вы нож нашли?
- Нет еще... Мы ж в квартире были ночью, темно было...
- Ну вот, сейчас и поедем искать. Я - то еще квартиру не осматривал...
- Нет вопросов. Машину сейчас организую.

* * *

Осматривая убогую обстановку однокомнатной “хрущевки”, я отметил про себя, что мне выпал тот редкий случай, когда место преступления и обнаружения трупа не совпадали.
В прокуратуру я увез целый ящик вещдоков. Паркетные половицы обильно были залиты запекшейся кровью. Кровь нашли также на подоконнике и на оконной раме снаружи. Забрали какую-то наволочку, о которую, видимо, вытирали окровавленные руки. Ножа ни в квартире, ни на улице так и не нашли, поэтому, по сложившейся традиции, я изъял из кухни все шесть, имевшихся в наличии ножей. Авось, какой-нибудь и будет с кровью и подойдет по размерам. Без орудия преступления любое дело выглядело неубедительно.

Сын Сергеевой уже ждал меня в прокуратуре. Он тихо сидел на стуле, низко опустив голову.
- Вы следователь Маркин? - он поспешно поднялся мне на встречу.
- Заходи, Сергей, - я открыл перед ним дверь кабинета. - Ну, рассказывай, как дело было.
- Я ничего не видел и не слышал. Мылся в ванной...
- С плеером? - усмехнулся я, и в упор взглянул пацану в глаза.
- Да... С плеером, - он опустил голову. - Потом мама пришла и сказал, что отца убила и унесла на улицу.
- Как ты к этому отнесся?
- Так ему и надо, гаду! - в глазах мальчишки вспыхнула ярость. - Он маму бил. Пьянствовал...
- Тебя тоже бил?
- Да. Довольно часто.
- В травмпункт обращался?
- Один раз было. Он меня с мамой сильно избил... Это давно было.
- Когда? Вспомни, пожалуйста...
- За год до развода, кажется. Его потом в тюрьму посадили.
- А он раньше мать бил?
- Да, конечно.
- Но, заявление в милицию она написала только тогда? Почему, как ты думаешь?
- Не знаю... Может потому, что он меня сильно избил. Мама меня всегда перед отцом защищала...
- Понятно... А почему у них были ссоры?
- Ну, отец надо мной все издевался. Словами. Говорил, что я слабый как девчонка, ни на что не гожусь. Я молчал, а мать меня защищала. Так часто было...
- И в этот раз? - я заметил, как парень дернулся.
- Не знаю. Я не слышал. Я в ванной мылся. Я ж говорил уже.
- Да, да, я помню... Ты помогал матери труп выносить? - опять пауза и растерянный взгляд.
- Нет. Я ж говорил, что когда вышел из ванной, она с улицы вернулась и все рассказала.
- Значит: ничего не видел, ничего не слышал? Так?
- Да... Так, - Сергеев грустно посмотрел на меня. - А что с мамой будет?
- Посадят в тюрьму за убийство.
- За что?! Он же сам напросился! Он сам виноват! - голос у парня задрожал.
- Напросился? Что ты имеешь в виду?
- Ну... Я это так сказал. Он маму постоянно бил... и вообще...
- Ладно. Прочти протокол... Где жить будешь?
- Там же, в квартире.
- Родственники у тебя есть?
- Есть тетя, сестра матери, но она в Новгородской области живет... А так никого.
- Давай ее адрес, телефон. Я свяжусь с ней. Заберет тебя к себе.
Получив от Сергея координаты тетушки, я долго сидел, глядя в окно на летающую над стоянкой банковских машин стаю ворон. Мысли у меня были самые невеселые...

* * *

Около шести в дверь постучали.
- Привет, дядя Володя, давно не виделись, - Коноводов улыбался, внимательно осматривая кабинет. - Хорошо устроился, кабинет большой, просторный...
- Да уж, не то, что в старом здании. Теперь как в офисе... Проходи, Андрей, садись.
- Нет уж, я лучше присяду... А мне больше на Кондратьевском нравилось. Бывало, привезешь человека, на дыру в стене покажешь и сообщишь по секрету, что вот, мол, подследственный общаться не захотел, вот и пострадал малость. Человек как шелковый становится. А теперь? И пугнуть нечем, и крюка в стене нет, опять же...
- Это вы у себя крюки в стены вбивайте. А здесь прокуратура, бумажные души сидят, протоколы пишут... Ты что зашел? Никак нож нашли?
- Да нет, не о ноже речь... Побазарить надо, дядя Володя, - Коноводов пристально смотрел на меня.
- Что такое, Андрей? Говори, не тяни...
“Вот оно!”, - мелькнуло в голове.
- Парень ты надежный, хоть и работаешь без году неделя... Но в органах, а особливо на опер работе, сразу человека видишь, кто говно, а кто нет... Поэтому, я не хочу тебе мозги трахать и в неведении держать... Да ты и сам, думаю, догадаться можешь и напортачить чего-нибудь по молодости. В общем, дело такое, дядя Володя: Сергеева убил сын, а баба на себя все взяла...
- Так я и думал! Так тебя и растак, Андрюха! Где ж ты раньше был?! Давай-ка, рассказывай подробно.
- В общем, взяли мы ее ночью. Стали общаться. Она все на себя сразу взяла. Чувствую я, что-то не клеится и в лоб ей вопрос: “Зачем пацана выгораживаешь?”. Она так и онемела, а потом и говорит: “Делайте что хотите, но сына не дам в убийство впутывать. Я убила, я тело спрятала, мне и сидеть, он не при чем. Если будите мальчика колоть, я в отказ пойду и скажу, что мужа убил собутыльник и будете его искать до конца жизни. А сын подтвердит, мы с ним обо всем уже договорились, поэтому и в милицию обращаться не стали...” Я, конечно, плевал на ее угрозы. Надо будет, дело сынку пришьем, и они расколются до самой задницы, но... Ты сам посуди: баба весь расклад дает, доказухи навалом. Мужик был говно - говном, у меня на него две распечатки по судимости и административки... Кстати, какую ты квалификацию даешь? Превышение обороны?
- Думаю, будет убийство в состоянии аффекта. Ранений очень много, все не глубокие. Плюс она на запамятывание ссылается. Ну и еще пара мелочей... Хотя окончательно только психиатры скажут: был аффект или нет.
- А какой там срок, по аффекту?
- До четырех лет.
- Ну вот. Это максимум! Да и то не получит. А если вы постараетесь, то и условно могут дать. И три зайца одним выстрелом будут убиты. У нас раскрытие, у тебя вагон доказухи, а пацану жизнь не сломаем. Из зоны сам знаешь, кем выходят... Ну как, согласен?
- Да я - то не против. Кроме того, мужика - то точно в аффекте замочили, вся картина... Только аффект у пацана был. Тип личности у него подходящий, тихий, но взрывной. Но, Сергеева - то согласится за сына сидеть? На суде не подведет? Не откажется от показаний?
- Нет. Это точно. Она баба крепкая. Я с ней об этом уже говорил. До конца пойдет, - Андрей внимательно смотрел на меня.
- Знаешь что, давай-ка к Антипову зайдем. Я на себя такую ответственность брать не могу...
Заместитель прокурора хмуро слушал доводы Коноводова, потом спросил мое мнение.
- Лично я не против, Александр Степанович. В этом деле закон и справедливость идут разными дорогами. Но меня беспокоят дальнейшие показания Сергеевой. Что б не отказалась только...
- Да не откажется она! Я отвечаю! - Коноводов аж привстал со стула.
- В общем, Андрей, мы так сделаем, - Антипов принял решение. - Первое: об этом разговоре никто знать не должен. Второе: делайте, как считаете нужным. И третье: если дело в суде посыплется, то у нас к тебе Андрей Александрович будут очень серьезные вопросы, да и ты, Володька, отгребешь по полной программе лично от меня. Поняли?
- Так точно, товарищ заместитель прокурора, - Коноводов встал из-за стола.
- Все. Свободны. И помните, ребята: если что случиться, я - то отмажусь, а вот вам не поздоровится. Идите.

Прощаясь, я протянул оперу руку:
- Ну что, Андрюха, пойдем по пути справедливости?
- Не впервой, - усмехнулся опер, крепко сжимая мою кисть.


ГЛАВА 9

- Сейчас подойдет адвокат, и я предъявлю Вам обвинение, Нина Петровна, - я внимательно посмотрел на Сергееву. Выглядела она плохо, но держалась так спокойно и уверенно, что было трудно поверить в то, что последние трое суток она провела в одиночной камере ИВС. - Как Вы тут? Жалобы есть?
- Нет. Все нормально. Спасибо, - она без волнения смотрела на меня и почему-то легко улыбалась.
- Сидите одна.
- Да, одна. Вчера была какая-то наркоманка, потом ее увезли на “скорой”. “Ломало” ее сильно...
- Как сотрудники ИВС относятся? - я все откладывал начало разговора, ради которого пришел на пол часа раньше назначенного дежурному адвокату времени.
- Хорошо относятся. Даже дали возможность помыться... Сигаретами угощают. Хорошие люди...
- Ну что ж..., - перестав бессмысленно перебирать бумаги, я в упор взглянул в глаза Сергеевой. - Нина Петровна, а я ведь знаю правду...
Улыбка мгновенно сошла с ее губ, и она сильно побледнела, в глазах появился страх.
- Это я убила. Я же все признала...
- Меня, собственно, больше волнует другой вопрос, Нина Петровна... Подтвердите ли Вы свои показания и дальше? В суде? Пойдете до конца?
- Да.
- Не передумаете?
- Не передумаю, - в ее тоне блеснули стальные нотки. - Я уже все решила для себя.
- Ну что ж, раз так..., - я положил перед Сергеевой постановление о привлечении ее в качестве обвиняемой. - Впереди еще судебно - психиатрическая экспертиза, но пока я предъявляю Вам обвинение в совершении убийства в состоянии аффекта. Судя по Вашим показаниям и количеству повреждений, у следствия есть основания полагать, что убийство было совершено в состоянии сильного душевного волнения, вызванного противоправными действиями потерпевшего, то есть в состоянии физиологического аффекта. Вам понятно обвинение?
- Да. Почти... А сколько мне дадут?
- От двух до четырех лет лишения свободы, если суд сочтет обвинение обоснованным.
- Четыре года? Ну, это ничего, - она, успокоившись, вздохнула. - Это ничего... Сереже еще и двадцати не будет...
- С кем же он останется, если Вас посадят?
- А сестра у меня есть. Живет, правда в Новгородской области, - Сергеева уже думала о чем-то своем. Уяснив для себя срок наказания, она перестала волноваться и терзать душу сомнениями в правильности выбора. Четыре года колонии казались ей мигом, по сравнению с 20-ю годами ежедневного ада, устраиваемого “любимым” супругом. Она задумчиво смотрела в зарешеченное окно, за которым набравшая силы весна уже во всю будила сонную природу. Но во взгляде ее не было тоски и отчаяния по потерянной свободе, а лишь покой и какое-то неподдающееся описанию достоинство, которое придавало этой немолодой некрасивой женщине внешний облик, заставляющий уважительно относится к ней даже бесцеремонных охранников изолятора. Невольно я почувствовал, как во мне просыпается уважение к несчастной женщине. Передо мною сидела МАТЬ, готовая пожертвовать всем ради единственного сына, подарив ему последнее, что оставила ей природа - свободу.
- Нина Петровна. Послушайте меня. Я не буду Вас арестовывать, и до суда Вы останетесь на свободе, но при одном условии...
- Условии? - она еще не понимала, что происходит.
- Да. Условии. Вы должны обещать мне, что не скроетесь от следствия, и будете проживать по месту прописки, являясь по первому требованию. Тогда я отпущу Вас под подписку о невыезде. Вы обещаете мне?
- Да! Конечно! Господи, ну, конечно же! Куда же я денусь? Неужели это возможно? Ведь я же убила, - у Сергеевой заблестели в глазах слезы.
- Ну, во-первых, здесь будет аффект, а во-вторых, учитывая личность Вашего супруга, и то, что у Вас на содержании несовершеннолетний ребенок... В общем, подписка вполне возможна. Закон это разрешает.
- Возможна? Я просто не верю. Вы отпускаете меня? - Сергеева плакала, не замечая капающих на постановление слез.
- Да. Но только до суда.
- Да-да, конечно. Конечно до суда. Я Вас поняла... Господи, просто не верится...
Загремели входные двери. Явился дежурный адвокат.
- Следователь Маркин, если не ошибаюсь? - мужчина энергично зашел в кабинет.
- Да, не ошибаетесь. А Вы адвокат Татарский? Присаживайтесь...
- Ну-с, какое здесь дело? - защитник неприязненно взглянул на утирающую слезы Сергееву.
- Убийство. В состоянии аффекта. Хотите пообщаться?
- Да. Хотелось бы... Пять минут, не больше.
Вернувшись, я застал Татарского в крайнем раздражении.
- Как это понимать, господин следователь? Тут уже все решили без меня... Похоже, Сергеева вообще Вам больше доверяет?
- Ну что ж, это приятно, - я улыбнулся.
- А меня зачем тогда вызывали? Я что-то не понимаю?
- А Вы разве забыли, господин адвокат, что отказ от защитника законен лишь в его присутствии?..

Через час я шел по Кондратьевскому проспекту, щурясь от первого весеннего солнышка, с удовольствием вдыхая еще холодный, но уже наполненный весенними ароматами сырой питерский воздух. В покачивающемся в такт моим шагам дипломате лежали подписка о невыезде и подробные признательные показания Сергеевой, а также ее заявление об отказе от услуг защитника, удостоверенное корявой подписью Татарского.
Начинавшийся день обещал быть удачным.

* * *

Утром 30 апреля я положил на стол прокурору “отсрочку” по делу Веселкина.
- А чего третий месяц берешь? - Лукин поставил свою фирменную подпись, напоминавшую частокол, и громко дыхнув, шлепнул гербовую печать, разрешая Веселкину “гостить” в Крестах до 6-го июня. - С чем проблемы?
- Дело в том, Тимофей Юрьевич, что эксперт медик до сих пор причину смерти определить не может. Обещал до 6 мая сделать, но я что-то не очень верю...
- И правильно делаешь, что не веришь! Какое там “до 6 мая”? Тут майские праздники на 10 дней! Ты что! Рисковать никогда нельзя. Ты ж меня знаешь, я не Николаевская. Если надо третий месяц, бери, не жалко. Только не забудь в “Кресты” уведомление о продлении забросить.
- Уже готово. Дело только за печатью, - я положил перед Лукиным отпечатанную на форменном бланке бумажку.
- Молодец. Так держать, - прокурор смачно припечатал уведомление к столу. - За мной дело не станет.
- Я вот думаю еще Веселкину наркологическую экспертизу провести. Он сильно пьющий. Да там без мед экспертизы не принимают дело.
- А ты скажи Антипову. Он позвонит, и примут. Наркологию быстро делают, - прокурор весело усмехнулся, весна сказывалась и на нем.

В этот же день я отвез подшитое уголовное дело в пятую психиатрическую больницу, где тогда находились амбулаторное и стационарное отделения судебной психиатрии и наркологии СМЭС. В канцелярии для порядка, конечно, поворчали, но предварительный звонок заместителя прокурора заведующей исправил ситуацию в мою пользу, и скоро я шел по проспекту Москвиной, весело помахивая пустым дипломатом. Экспертизу обещали сделать к 15-го мая.

* * *

- На выезд, Владимир Анатольевич! У нас развратные действия, - дежурный РУВД был в отличном настроении. - Насильник задержан.
- Какой отдел? - сонно пробормотал я, вылезая из постели.
- 21-ый. Машина едет.
Я еще прыгал на одной ноге по холодному полу, безуспешно пытаясь попасть в штанину, когда задребезжал дверной звонок.
В коридоре отделения милиции меня радостно встретил зам по УР Владимир Николаевич.
- Здрасьте, здрасьте. Давно ждем. У нас все готово.
- Что готово? Человека - то задержали или нет?
- Конечно, задержали! Только он, гад, в начале отнекивался. Под дурака косил... Но теперь все в ажуре.
- А именно?
- Явку пишет в соседнем кабинете.
- Ладно, давайте пока объяснения. А минут через пять и негодяя. Сколько лет потерпевшей?
- 10 лет. Девочка сейчас в детской больнице...
- Что, все так плохо? У нее какие-нибудь повреждения?
- Да нет... Просто, некуда ее было везти. Родителей - то у нее нет. На ночь пока туда.
- Ясно. Ищите пока педагога. После допроса я поеду в больницу.
- Какого еще педагога? Вы шутите. Два часа ночи!
- А Вы что хотели?! Ночью вызвали, ночью и работать будем. Ищите педагога, я сказал!
- А инспектор ИДН не подойдет?
- Никаких инспекторов. Только с высшим педагогическим образованием. Иначе, допрос не возможен. УПК откройте, статья 159-я.
- А у нее есть высшее...
- У вас инспектор ИДН с высшим педагогическим? - удивился я. - Ну, вы даете!
- У нас, как в Греции, все есть, - самодовольно ухмыльнулся опер. - Ну, так как, подходит?
- Раз так, нет вопросов. Звоните ей.
- А она как раз на дежурстве сегодня, - засмеялся зам.
- С вами приятно работать, гражданин начальник, - усмехнулся я, располагаясь в сумрачном кабинете на два стола.
Через 10 минут дверь несмело скрипнула, и предо мной предстал высокий худощавый мужичок лет сорока, перебирающий в трясущихся руках исписанный лист бумаги. Левая штанина его потертых тренировочных штанов была обильно залита засохшим пятном бурого цвета, подозрительно напоминающим кровь.
- Это что еще такое?!
- Вот. Явку с повинной принес..., - боязливо забормотал мужичонка.
- Я спрашиваю, что ЭТО такое, - указал я на огромное пятно украшавшее его замусоленные “треники”.
- Из носа кровь пошла. Ударился. Случайно, - заучено забормотал насильник.
- Ну, опера, работнички, так их..., - выругался я в пол голоса. - Ладно. Садитесь. Начнем допрос.
Ситуация была почти классической. Задержанный был БОМЖом, подрабатывающим грузчиком на местном рынке. После трудового дня, в компании собутыльников он направился отдыхать в один из притонов, где и остался на ночь, утомленный “Красной шапочкой” . В этой квартире иногда ночевали и беспризорные дети, среди которых была и 10-летняя Лена, спавшая в тот момент на кухне. Среди ночи Витя, так звали БОМЖа, решил загасить пожар в груди и выполз на кухню, продегустировать водопроводную воду, где и наткнулся на свернувшуюся комочком на грязных одеялах спящую Лену. Возбужденный увиденным, Витя стал лапать девочку за не сформировавшееся тельце, укусил ее за сосок. На крик Лены прибежали собутыльники развратника, которые, возмущенные неджентльменским поведением собрата, вызвали милицию. Под давлением обличающих показаний приятелей и “душевной” беседы с операми, Витя во всем сознался, о чем чистосердечно написал на предложенных ему бумагах. А учитывая, что ранее он уже привлекался по 117-ой статье, судьба данного субъекта была предрешена, и дело не представляло никакой сложности.
Съездив в больницу для допроса девочки и закончив все формальности, я выбил машину до дома, а на прощание дружески посоветовал веселому заместителю начальника сменить на БОМЖе Вите штаны, перед тем как отправить его в ИВС. Владимир Николаевич сердечно поблагодарил меня за совет, а также за то, что я не стал вдаваться в подробности душеспасительных бесед, проведенной с развратником. На том и расстались.
Дело передали моему коллеге Кузину, который весьма успешно завершил его, выяснив попутно, что 10-летняя Лена уже два года промышляла минетом на Калининском рынке. В последний день 201-ой, я случайно столкнулся с Лешей Кузиным в “Крестах”, где он “добивал” БОМЖа Витю.
- Ну что, извращенец, как жизнь в «петушатнике» ? - весело приветствовал я знакомца.
- А что Вы издеваетесь? - огрызнулся Виктор.
- Да, я по-дружески, не обижайся. Штаны - то тебе привезли тогда? - примирительно улыбнулся я.
- Да. Оперативники с квартиры брюки привезли. Вот на мне.
- А те, с кровью, куда дел?
- Никуда. Я сверху новые штаны надел.
- Как?! - опешил я. - Так в двух штанах и в ИВС и в “Кресты” заехал?
- Да. А что? Не жарко здесь... - непонимающе ухмыльнулся арестант.
- Ну, опера! Так их, растак..., - я выскочил из кабинета, хлопнув дверью.

- Владимир Николаевич! Это что ж такое творится?! - кричал я через пол часа в трубку телефона. - Мало того, что я глаза закрыл, что Вы задержанного избили. Так Вы еще и главное доказательство ему оставили!
- Какие доказательства? Мы ж ему новые брюки привезли... - обалдев от услышанного, забормотал испуганный зам по УР.
- Привезли - то, привезли. Но он брюки не переодевал, а сверху надел. Он и сейчас в “Крестах” в этих кровавых кальсонах сидит!
- Не может быть! Ах, они...!!! - раздался многоэтажный мат. - Ведь сказал же: переодеть! Под монастырь подвели с потрохами!
- В общем, быстро посылайте человека в “Кресты”, пусть отберет у этого БОМЖа рейтузы. Допуск возьмите у Кузина. Он на месте. Вы хоть понимаете, как подставляетесь? Это ж 286-я в чистом виде. Да и нас подводите. Дело в суде рассыплется, если будет доказано, что признание получено избиением...
- Да, я все понимаю, Владимир Анатольевич. Спасибо огромное, что предупредили. Я сейчас все организую. Век не забуду, - и нерадивый начальник бросил трубку.
Чем закончилась это трагикомедия, мне так и не стало известно, однако я бы не удивился, если бы БОМЖ Витя сел на скамью подсудимых в залитых запекшейся кровью рейтузах. Старинная русская поговорка: “Пока гром не грянет, мужик не перекрестится”, к операм подходила на 100%.


ГЛАВА 10

- Чертов эксперт! Вод подставил, гад! - я со злостью швырнул заключение на стол и судорожно стал крутить диск телефона, набирая номер Хохлякова.
- А он с 10-го мая в отпуске. Будет только в конце июня, - приятный женский голос совершенно вывел меня из себя. Я бросил трубку на рычаги жалобно задребезжавшего аппарата.

“При исследовании трупа Веселкиной были обнаружены две рвано-ушибленные раны в лобно-височной области слева, образовавшиеся от действия твердого тупого предмета, имеющего в следообразующей части ребро; раны могли образоваться от воздействия кухонного ковшика, изъятого с места происшествия и представленного на исследование, и могли образоваться от одного сильного удара ковшиком, который был нанесен в направлении слева направо и несколько сверху вниз по отношению к пострадавшей; не исключается взаиморасположение нападавшего и потерпевшей, когда последняя находилась лицом к нападавшему, лежа на кровати; исключается возможность образования ран при падении Веселкиной с высоты собственного роста на пол. Обнаруженные повреждения головы не являются опасными для жизни и не привели к смерти потерпевшей; аналогичные раны у живого человека обычно оцениваются как повреждения, причинившие легкий вред здоровью. Причиной смерти Веселкиной явилась ишемическая болезнь сердца, осложнившаяся внезапной острой коронарной недостаточностью. Повреждения мягких тканей головы в прямой причинной связи со смертью не стоят”.

Сухой язык экспертизы окончательно подточил мои силы, и я с каким-то тупым безразличием опустился в кресло и замер, уставившись в окно. Солнце скрылось за сизыми тучами.
Что же теперь будет? Веселкина умерла от ишемической болезни сердца, а я арестовал ее сыночка за умышленное убийство. Тогда я, конечно, не знал, но... Должен был знать. Хохляков - то всегда вывернется, медицина - наука резиновая. Лукин вообще не при делах - ему так доложили, он и арестовал. Остается бедный доверчивый следователь Маркин, совершивший “незаконное привлечение к уголовной ответственности и арест заведомо невиновного лица”. Очень оптимистическая картина. А главное, с радужными перспективами... Строгий выговор, как минимум...
Я сгреб бумаги с охапку и поплелся к прокурору на пятый этаж. Антипов был уже неделю в отпуске, и советоваться было больше не с кем.
- Что не весел, товарищ Маркин? - Лукин как всегда был настроен игриво. - Или сроки пропустил?
- Хуже, Тимофей Юрьевич. Хуже...
- Садись-ка к столу, рассказывай. Что случилось?
- Это по делу Веселкина... Возбудили 6 марта по факту обнаружение трупа его матери с травмой головы. Эксперт Хохляков дал предварительную причину смерти “тупая травма головы”, повреждения височной области... А сегодня вот... Получаю от него, - я протянул прокурору заключение эксперта. - А сам, гад, вчера в отпуск ушел. Мало того, что экспертизу почти два месяца делал, так еще и подставил.
- А Веселкин давно сидит? - Лукин быстро пробежал глазами выводы экспертизы.
- С 6 марта. Я продлевался до трех месяцев.
- А сегодня 11-го мая? Так, так... Хреново, Владимир Анатольевич. Незаконным арестом попахивает...
- Да уж, - я опустил голову. - Кто ж знал?
- Надо было знать! - тон прокурора стал ледяным. - Думаешь, в городской будут разбираться?! Дадут тебе по шапке, да и мне достанется... Не досмотрел, не обеспечил надзор... Ладно, хрен с ним... Что делать? Сам - то, как думаешь?
- По идее, выпускать надо, Тимофей Юрьевич...
- Выпускать? Хорошая мысль. Главное законная. А ты знаешь, что все изменения меры пресечения через Николаевскую проходят? Она обоснованность освобождения проверяет. Знал это? Нет? Ну, тогда понятно... Это ее инициатива. Лишний повод для наказания... Так что отпустить Веселкина сейчас, значит сразу засветиться перед первым отделом. Усек? Еще мысли есть?
- Понятие не имею, что делать... Похоже безвыходная ситуация, Тимофей Юрьевич?
- Эх ты, салага! - ухмыльнулся прокурор. - Сразу видно, что опыта нет. Это тебе не дела за Милина подделывать... В общем, сделаем так. Сейчас идешь и печатаешь постановление от моего имени об изменении квалификации на 115-ю . Эксперт хоть и сволочь, а зацепку нам оставил. Повреждения - то есть...
- Точно! Как же я просмотрел? - силы постепенно возвращались ко мне.
- То-то же, что просмотрел. Это, батенька, опыт, а не зрение... Так вот, в постановлении укажешь, что 105-ю прекратить и возбудить 115-ю. В делах, имеющих общественное значение, прокурор может и без заявления потерпевшей дело возбуждать.
- Какое же тут общественное значение?
- Ну, не в этом дело. За уши притянем. Здесь разбираться никто не будет. Сколько у нас по 115-ой дают?
- До года, вроде.
- Вот и отлично. Так и отметишь: меру пресечения оставить без изменений. И пусть сидит, красавец. А когда в суд дело передадим... Кстати, когда срок?
- 6 июня.
- Ага. Когда в суде оно будет, я шепну председателю, чтобы в распредзаседании меру Веселкину изменила. И все!
- Здорово, Тимофей Юрьевич!
- Еще бы. Только есть одна проблема... С адвокатом вопросы возникнут.
- Вопросов не будет, - улыбнулся я. - Адвокат мой человек. К тому же у меня наживка имеется.
- Это что же?
- Веселкин квартиру ему обещал, а документы у меня. Вот я на этом и сыграю...
- Не плохая мысль. Только смотри, палку не перегибай...
- Не волнуйтесь, Тимофей Юрьевич, здесь уж не облажаюсь.
И я радостно побежал печатать постановление. Солнышко за окном вновь заиграло весенними лучами.

* * *

- Николай Игоревич? Как жизнь молодая? Это Маркин...
- Да, потихоньку... Случилось что-нибудь, Владимир Анатольевич?
- Кое-что приятное для Вас в деле Веселкина...
- Что ж там такое? Неужели документы на квартиру нашлись?
- И документы тоже...
- Ну, слава Богу, а я уж обыскался...
- У меня, у меня они. Подъезжайте, надо один вопросик обсудить...
- Отлично через час буду.

- Здравствуй, здравствуй, господин следователь, - сияющий Решеткин протягивал мне руку. - Приятно по таким делам в прокуратуре появляться.
- Что ж в этом приятного?
- Ну, как же? Вы ж документы мне отдаете на квартиру?
- Не совсем так, Николай Игоревич. Не все так просто...
- Как же так?! Вы ж по телефону сказали...
- Присаживайтесь. Есть серьезный разговор.
- Да я - то присяду... А как же с документами. Вот у меня и заявление от Веселкина: “Прошу документы на мою квартиру передать адвокату...”
- Давайте-ка это заявление в дело. Пригодится. Но с документами надо подождать.
- Сколько же ждать? - Решеткин был явно расстроен. - У меня и нотариус, и покупатели готовы...
- У меня для Вас хорошие новости, - прервал я адвоката. - Вчера я получил заключение судебного медика, из которого следует, что Веселкина умерла от ишемической болезни сердца...
- То есть как?! - Решеткин привстал. - Он же арестован за убийство!
- Да. Верно. Эксперт в начале напутал, теперь поправился. Вчера прокурор вынес постановление о переквалификации действий Веселкина на 115-ю. Так что окончательное обвинение будет по причинению легкого вреда здоровью.
- А там лишение свободы есть? - Решеткин что-то быстро обдумывал, глаза его блестели.
- Есть, есть, до года, не беспокойтесь. И не прикидывайте в уме тексты жалоб и ходатайств, иначе мне придется Вас огорчить.
- То есть? - адвокат блеснул глазами. - На что Вы намекаете?
- А на то, что будете рыпаться - бумаг на квартиру не увидите!
- Как?! Они же у Вас!
- Может и у меня, а может и потерялись. Сейчас еще не известно. Вам понятно?
- Но это же...
- Шантаж? Вы правы. Но другого выхода нет. Вам нужна эта квартира или вы выбираете борьбу за справедливость?
- Господи! Конечно, квартира! О чем речь? Извините, Владимир Анатольевич, это я так по привычке стал прикидывать... Конечно, квартира. Не о какой борьбе и речи быть не может. Я все понимаю...
- Ну вот и чудно. Значит, договорились?
- Конечно, конечно. А когда же Вы отдадите мне документы?
- Вот 201-ю подпишите, тогда и получите свои бумаги.
- Ясно. А 201-я когда?
- Я бы хоть завтра, но нет еще заключения по наркологии. Да и дело Веселкина на экспертизе...
- Да я бы и без дела, Владимир Анатольевич. На что нам дело?
- Вот как? - я улыбнулся. - А как же Веселкин?
- Он согласится. О чем речь? Да он как узнает, что на 115-ю перебили, умрет от счастья!
- Это верно. Вы - то уж явно намекнете, что без Вас не обошлось? - поддел я адвоката.
- Ну уж! Вы совсем плохого мнения обо мне..., - он притворился смущенным. - И все же, когда?
- Значит, сделаем так. Срок до 6 июня. За пару дней до конца срока я проведу 201-ю. О дате Вас уведомлю отдельно.
- Ну что ж, сегодня 12-е. Три недели у меня вполне терпит.
- Вы Веселкина пока подготовьте.
- Об этом не думайте, Владимир Анатольевич!
- Но, смотрите: если что-нибудь выкинете, я сразу сажусь за рапорт о потере документов!
- Нет, нет, нет! Что вы! Мы же договорились, - и Решеткин, выскочив из моего кабинета, резво поскакал вниз по лестнице, спеша сообщить Веселкину как он умело добился переквалификации, подкупив эксперта и следователя, тем самым, доказав, что на 100 % отработал полученную двухкомнатную квартиру.


ГЛАВА 11

“В результате судебно - медицинского исследования трупа Сергеева, на трупе всего установлено 22 раны, две из которых имеют признаки резаных ран, одна - признаки ушибленной раны и 19 - колото - резаных ранений. На лице трупа установлено 7 колото-резаных ран, на шее - 9 ран и на груди - 3 раны, которые образовались от действия острого предмета, обладающего колюще - режущим действием, имеющим лезвие и обушок. Две резаные раны получены от скользящего воздействия предмета с заостренным краем. Названные раны могли быть получены от направленных ударов ножом: всего установлено 21 точка приложения силы для острого орудия, в каждом случае сила удара была различной, однако достаточной для образования повреждений. Принимая во внимание ушибленный характер раны на голове и ее локализацию, можно говорить, что данная рана была получена при падении с высоты первого этажа.
Резаные и колото-резаные раны являются прижизненными, все повреждения получены незадолго до смерти одно за другим в короткий отрезок времени, в связи с чем, установить последовательность их причинения не представляется возможным. Наличие тонкого кровоизлияния в месте расположения ушибленной раны в теменной области не исключает ее образование в ближайшее время после смерти.
Смерть Сергеева наступила от множественных колото-резаных ран шеи с повреждением крупных сосудов, щитовидной железы, колото-резаных ран лица в совокупности с проникающими колото-резаными ранами груди.
На теле потерпевшего повреждений, характерных для борьбы или самообороны не выявлено. В крови трупа найден этиловый спирт в концентрации 2,2%, что у живых лиц соответствует средней степени алкогольного опьянения”.

Я аккуратно вложил заключение судебно-медицинской экспертизы в уложенную в станке стопку бумаг и, не торопясь, стал подшивать дело Сергеевой. Следователи действительно “шили дела” и, причем, обычно белыми нитками, огромная катушка которых хранилась в каждой канцелярии.
Завтра идти с Сергеевой на психиатрию...
Признают медики аффект или откажут, было для меня загадкой. В психиатрическом отделении СМЭС работали закаленные годами и тысячами испытуемых профессионалы, обмануть которых было чрезвычайно трудно. Собственно их работа и заключалась в разоблачении симулянтов. Но надежда все же была.
Повреждения на трупе были причинены лицом в состоянии аффекта, а показания Сергеевой со ссылкой на запамятывание деликта органично вплетались в картину сильного душевного волнения. Однако ее алкогольное опьянение могло сильно испортить ситуацию. Для экспертов было аксиомой, что алкогольное опьянение и аффект не совместимы. Кроме того, играла роль и личность обвиняемой, ее психологические черты и характер. Общеизвестно, что к аффекту склонны люди тихие, спокойные, обычно несущие на себе бремя комплексов. Сергеева же была скорее лидером, попавшим под давление более сильной личности своего бывшего мужа... Но надежда была.

- Нина Петровна? Это Маркин. Помните, что завтра мы идем на экспертизу? Помните? Ну, хорошо. Дорогу найдете? Только приходите раньше. Часов в 7, очередь займете. А то народу много, можем не попасть. Я около 9-ти подойду. Ну, ладно, до встречи, - я повесил трубку. Сергеева обещала не подвести. И я ей верил. Решившись на самопожертвование, она была готова идти до конца.

* * *

Зевая и поеживаясь от утренней прохлады, в 8.30 я открывал тяжелую дверь 5-ой психбольницы.
Коридор у экспертного отдела был полон. Утренние посетители делились на две категории: молодые девушки и юноши оживленно болтали между собой, флиртовали и заводили знакомства, порой бросая косые взгляды на стоящих вдоль стен потрепанных мужчин и уставших женщин, разбавленных порою двумя-тремя худощавыми подростками с отсутствующим взглядом наркоманов. Контингент посетителей был обычный: следователи милиции и прокуратуры со своими обвиняемыми, находящимися на подписке.
Сергеева стояла у самых дверей канцелярии.
- Доброе утро, Нина Петровна. Неужели Вы первая?
- К сожалению нет. Третья. Я пришла пол седьмого. Здесь уже двое были...
- С ума сойти можно! Скоро с вечера будут с раскладушками занимать...
Проблема была вечной. На амбулаторной психиатрической экспертизе принимали испытуемых только с 9-ти до 12-ти, после чего эксперты разъезжались по следственным изоляторам, где также проводили экспертизу, но уже арестованным подследственным. Из-за ограниченности времени по утрам принимали только по 10-12 человек, что естественно создавало очередь и нервозный ажиотаж. Выигрывали обычно “жаворонки” и владельцы громких будильников. Остальные брали “отсрочки” и получали взыскания за волокиту по делам.
Хотя мы и были третьими в очереди, но ушли из больницы лишь в начале первого. Эксперты многократно вызывали Сергееву и через пять минут выставляли ее за дверь для очередного часового ожидания. “Проводят какие-то тесты”, - доверительно сообщала мне женщина, впервые попавшая под столь пристальное внимание врачей - психиатров. Исследования последних закончились тем, что я был приглашен в кабинет, где четыре специалиста в белых халатах сообщили мне “приятную” новость об отсутствии физиологического аффекта у Сергеевой в момент совершения преступления, поскольку она находилась в состоянии легкого алкогольного опьянения.

* * *

Начиная с 15 мая, я терроризировал канцелярию амбулаторной экспертизы. Мою фамилию, номер уголовного дела и ФИО Веселкина знали уже все. И абсолютно все сотрудники канцелярии давали мне похожие ответы: “Экспертиза еще не готова;
 готова, но не напечатана;
 печатается, но еще не готова;
 напечатана, но не проверена и, наконец, проверена, но не подписана”.
Эти варианты запудривания мозгов следственным работникам не следовали друг за другом, как это можно было бы предположить, руководствуясь формальной логикой. Они чередовались! Вариант ответа зависел от пола, настроения и времени суток отвечавшего мне по телефону. И порою складывалось устойчивое впечатление, что мы общались на разных языках, эпизодически переставая понимать предмет нашего разговора.
Все мои ссылки, на то, что: “Мне же обещали...;
 Уже давно сдал дело...;
 Сроки “горят”... и, основной аргумент: “Сколько же можно?!”, разбивались о гранитное казенное хамство, смысл которого сводился к тому, что если я не прекращу скандалить, вообще ничего не получу. На мою беду заведующая ушла в очередной отпуск, и напоминании о договоренности с ней встречали лишь злорадную ухмылку “девушек” из канцелярии.
Во истину, единственным человеком, кого боялся следователь, и кто мог безнаказанно грубить последнему, был работник канцелярии АСПЭ СМЭС!
* * *
3-го июня я созвонился с Решеткиным и пригласил его явиться в “Кресты” для выполнения процедуры окончания следствия по делу. На следующий день, предъявив радостному Веселкину окончательное обвинение в совершении преступления, предусмотренного статьей 115-ой УК РФ, и сообщив, что считаю на этом предварительное следствие законченным, я вывалил перед удивленным Решеткиным на стол все имеющиеся у меня материалы уголовного дела, состоящие из постановления Лукина о переквалификации обвинения, моего постановления и короткого протокола допроса обвиняемого Веселкина, в котором он чистосердечно во всем признался и каялся, что нанес своей матери один удар ковшиком по голове, без умысла на убийство.
Взглянув на четыре исписанных листка, жалко желтеющих на коричневом от грязи столе следственного кабинета, и перехватив мой суровый многообещающий взгляд, Решеткин сразу все понял.
- Ну, что ж, Коля, все ясно. Следствие закончено. Я вчера с твоим делом уже ознакомился, там все правильно. Так что давай, подписывай протокол и свободен.
- Николай Игоревич, а я разве не должен с делом ознакомиться? - Веселкин с недоверием взглянул сначала на адвоката, а затем на меня.
Я принялся внимательно рассматривать потолок.
- Коля, ну мы же обо всем уже договорились. Статью я тебе “перебил”, - адвокат бросил на меня лукавый взгляд. - Скоро выйдешь на свободу. А с делом тебе знакомиться незачем, у тебя же есть адвокат. Я все уже прочитал...
- Но все же, хотелось бы посмотреть...
- Слушай, ты! - Решеткин вскочил со скамейки. - Хочешь фотографии мертвой матери посмотреть?! Так это мы тебе можем устроить! Правда, Владимир Анатольевич?
- Можем. Если хочешь, - рисунок потолка интересовал меня все больше и больше.
- Нет, нет! Ну, что вы? - Веселкин явно испугался. - Не надо. Она и так мне снится постоянно. Ничего я не хочу. Раз вы говорите, что все в порядке, значит, так оно и есть. Где подписывать - то? Давайте! - он схватил ручку.
- Так-то лучше, - успокоился адвокат. - Владимир Анатольевич, покажите ему...
- Вот тут напиши: “С материалами уголовного дела ознакомился в полном объеме, ограничений во времени не имел. Заявлений и ходатайств не имею” и подпись.

Когда Веселкина увели из кабинета, я, не торопясь, стал складывать бумажки в папку.
- Ну, Вы даете, Николай Игоревич! Не ожидал от Вас. Как Вы его...
- А что он дурака валяет? Повезло идиоту, а он еще спрашивает “почему”. Дело - то где? На экспертизе задержали?
- На “психушке”. Где ж еще?
- Я так и понял... Ну, теперь я могу получить документы на квартиру?
- А как же? Пишите расписку...

Расставшись с Решеткиным, я побрел в родную прокуратуру, по дороге размышляя о морально-этической стороне работы защитника на предварительном следствии.

В этот же день 4-го июня, за подписью прокурора района в Следственный изолятор № 1 ушло уведомление о том, что уголовное дело по обвинению Веселкина направлено в Калининградский районный суд, за которым обвиняемый и перечисляется содержанием под стражей.
Фактически дело ушло в суд только 15-го июня, но от этого в жизни Веселкина ничего не изменилось.

Как я позже узнал от Решеткина, 1-го июля Веселкин был выпущен из “Крестов” судом под подписку о невыезде, а через десять дней его труп с признаками отравления этиловым спиртом был доставлен для вскрытия в СМЭС к судебно - медицинскому эксперту Хохлякову.

* * *

После окончания дела семьи Веселкиных, моя жизнь потекла по другому руслу. Дело в том, что на следующий день после выполнения веселкинской 201-ой, у нас с Анжеликой состоялось бракосочетание и свадьба, а следующие четыре дня, я, с благословения Тимофея Юрьевича, вкушал все прелести супружеской жизни, купаясь в блаженстве законного брака. “Медовый месяц” мы отложили на конец июля, купив путевки за границу... В Феодосию, на южный берег Крыма. И теперь передо мною в качестве основной стояла задача закончить все дела до 20-го июля.
Подстегиваемый предвкушением приближающегося отпуска, я с удесятеренным рвением принялся за работу, и в иные вечера молодая супруга вспоминала о факте своего замужества лишь глядя на блеск новенького обручального кольца. Но поскольку ее проблемы были аналогичные, к конфликтам мои вечерние отсутствия дома не приводили. Мы много работали, рассчитывая потом хорошо отдохнуть.

 
ГЛАВА 12

День 15-го июня вообще стал чрезвычайно напряженным. Отнеся многострадальное дело Веселкина в районный суд, находившийся также как и все изоляторы в пяти минутах ходьбы от прокуратуры, я вернулся к ожидавшему меня под дверью заключению амбулаторной экспертизы Сергеевой Н.П.. Успешно не наступив на скучающие листы, оказавшиеся на полу благодаря девочкам из канцелярии, частенько подсовывавших адресованные неуловимым следователям бумаги под двери кабинетов, я подошел к занавешенному жалюзи окну и распахнул форточку. Воздух, наполненный знойными ароматами летнего города, радостно хлынул в мое отремонтированное логово. Стоящая жара упрямо напоминала о необходимости отдыха. Но до отпуска было еще далеко, а работа не уменьшалась и порою была не самая приятная. Трое моих коллег - следователей уже ушли в очередной месячный “отгул” и нагрузка увеличилась. Суточные дежурства теперь посещали “следопытов” дважды в неделю.
С наступлением теплых белых ночей криминальная активность граждан возрастала пропорционально температуре. Трупы все чаще обнаруживали во дворах “спальных” районов. А оставленные в душных квартирах тела не вызывали оптимизма даже у “некрофилов” экспертов. Один из “клиентов”, лопнувший гнойным пузырем, после падения со стула от толчка веселого медика, совершенно испортил мое настроение, навеянное “медовым месяцем”, и принудил отказаться от уважаемых мною “макарон по-флотски”, любовно приготовленных на ужин молодой женой.
Однако, вскоре мой жизненный тонус был мастерски поднят помощником прокурора Громоотводским. В тот момент, когда я наслаждался июньским зноем, он, улыбаясь, заглянул в приоткрытую дверь и поинтересовался, почему из меня вместо песка сыплются бумаги.
- И не напоминай, Михал Палыч! Это экспертиза с “психушки”. У бабы аффект, а они не подтвердили.
- Как так? - удивился мой гость. - Обычно проблем не бывает.
- У нее легкое алкогольное... Поэтому. Но 20 неглубоких ножевых ранения, плюс он ее душил, плюс запамятывание, куда ты денешь? А они не подтвердили. Не знаю, что теперь и делать...
- Да-а... Ситуация странная. Легкое алкогольное, говоришь. Не ясно, почему они на нем зациклились?
- Шаблоны психиатрии. Ты же знаешь.
- Конечно, знаю! В шкуре следователя, дай Бог, больше семи лет проходил. Только в мое время экспертиза не была истиной в последней инстанции...
- То есть? - я удивленно взглянул на его ухмыляющуюся усатую физиономию.
- УПК не знаете, гражданин начальник! Статья 71-ая: следователь дает оценку любых доказательств, и только он. Выскажи свое мнение, аргументируй, оформи оценочным постановлением, и суд тебя поддержит.
- Черт! Как же я забыл?! - я с досады ударил рукой по столу. - Ну, конечно же! Вынесу постановление и все дела. Останется 107-ая!
- Просто, как все гениальное, - усмехнулся Громоотводский. - Если это все твои проблемы, то я тебе просто завидую. Молодожен!
- Да, какое там! Видишь, как “медовый” месяц провожу. На гнилых трупах, да упрямых экспертах...
- С женой - то куда едите?
- В Крым собираемся в отпуск. Бывал?
- Еще бы! Райское место. Во время Союза весь берег объездил. Климат там классный! Особливо для любви и секса...
- Вот и проверю. Если доживу... У тебя - то, как?
- Да вот, повеселился сегодня на очередной комиссии по делам несовершеннолетних... Девчонку одну разбирали. 12 лет. По полтиннику в день зарабатывала!
- Это как же? Поделись, может, и я попробую...
- Не-е, у тебя не выйдет, - засомневался Михал Палыч.
- А что рожей не вышел?
- Не рожей, а... другим. Вот, слушай. Эта мандавошка каждую перемену подходила к старшим классам. К парням. “Ребята, мол, потрахаться хотите?” Те ясное дело: “Хотим!” “Тогда скидывайтесь до червонца, и айда за мной в туалет!” Те скидываются и за ней. Один на стреме. Трое дерут ее раком у унитаза. За 15 минут перемены всех четверых и обслужит. И так каждую перемену. А их у нее пять штук! Вот и полтинник готов.
- Обожди! Они, что же вчетвером ее трахали?
- Обычно да. Бывало и впятером.
- Круто! А она забеременеть не боялась или подхватить что?
- Не-а, у нее еще месячные не начались, а про заболевания, думаю, и сама не знала. Девчонка же совсем еще. У нее и груди - то еще нет...
- А ведь все пацаны, клиенты ее, под 131-ю попадают. Она же малолетка!
- Да. Только, тогда все старшие классы сажать придется. Она же всю школу перетрахала...
- Большое будущее у девочки! Хотя, какая она, к черту, девочка... Ну и что решили?
- А что? Как обычно: в спецшколу. Но думаю, и там будет также. Дело - то это затягивает. Сам знаю...
- Да уж, затягивает... Как болото. А эта... мандавошка - то, что сама говорит? Как объясняет свое поведение?
- А как объясняет? Не понимает “об чем речь”! Говорит: “Я больше матери с отцом - алкоголиком зарабатываю. Деньги в дом приношу. Не пью, курю мало, наркотой не балуюсь. А то, что своей ****ой зарабатываю, так это мое дело! Не ваше!” И не объяснить ей, сыкухе такой, что нехорошо это, не правильно... Ну ладно, Володя, пошел я, а то тебя посетители, вернее посетительница заждалась, - и Громоотводский скрылся в коридоре, оставив на пороге моего кабинета Пасадину.
- Здравствуйте... Елена, если не ошибаюсь. Что случилось? Я вроде Вас не вызывал.
- Не вызывали. Я сама... Что с моим делом - то? Нашли его?
- Проходите, присаживайтесь...
- Да, да, конечно, - девушка грустно подошла к моему столу. - Вы нашли его?
- К сожалению, нет. Личность преступника установлена. Он в розыске. Но пока... Кстати, должен Вам сообщить, что сегодня я приостанавливаю расследование по вашему делу...
- То есть - все? Дело закрыто? - Рассадина грустно улыбнулась.
- Нет! Ни в коем случае. Прошло два месяца. Все следственные действия, возможные без подозреваемого, я выполнил, всех кого надо допросил, экспертизы проведены. Расследование по делу просто приостанавливается. Но, когда насильника найдут, я вновь возобновлю расследование...
- Кто же его будет искать, если Вы дело приостановили?
- Как всегда - уголовный розыск. Я же только оформляю бумаги в суд, а ищут они...
- Ясно. Все мне ясно, - Рассадина медленно поднялась со стула. - Я так и думала... Ну что ж, мне пора.
- Вы не расстраивайтесь. Его обязательно найдут.
- Да ладно Вам, я ж все понимаю. Слышала уже, как вы тут работаете! - девушка быстро направилась к дверям, внезапно резко обернулась. - Прощайте, Владимир Анатольевич, надеюсь, больше с Вами не придется встречаться, - и с этими словами дверь захлопнулась.
- Господи! Что же за день - то сегодня такой?! - я опять отвернулся к запыленному окну. – Главное: изнасилование реальное...
В памяти всплыли выводы эксперта Усова:
“... При обращении в медицинское учреждение у Пасадиной имелись следующие телесные повреждения: сотрясение головного мозга, при наличии гематомы мягких тканей левой височной области; множественные гематомы в области лица; закрытый перелом костей носа со смещением. Все указанные повреждения возникли у потерпевшей от воздействия тупых твердых предметов по механизму удара и могли образоваться 14.04.98 г.. Обнаружение спермы в содержимом влагалища потерпевшей, взятого 14 апреля 1998 года в больнице, свидетельствует о совершении с ней полового сношения 14.04.98 г...”

* * *

- Ну вот, Нина Петровна, сегодня у нас последняя встреча. Сейчас я ознакомлю Вас с рядом экспертиз, предъявлю окончательное обвинение и вы почитаете свое уголовное дело. А завтра, послезавтра Ваше дело мы передадим в районный суд.
- Как время - то быстро прошло, Владимир Анатольевич. Ведь совсем недавно мы в ИВС говорили. И уже - в суд.
- Ну уж, не так и недавно. Два месяца прошло. А время вы не заметили, потому что на свободе его провели. Сидели бы под стражей, так эти 60 дней годом бы показались.
- Да, да, конечно. Спасибо Вам, еще раз.
- Главное, на суде от своих показаний не откажитесь. А меня благодарить не за что.
- Нет, нет, не откажусь. Я ж все понимаю...
- Ну, тогда, за дело! Кстати, адвокат Вам так и не нужен.
- Нет. Зачем он мне? Я ж во всем признаюсь...
- Тогда напишите еще раз заявление, что желаете проводить следственные действия и ознакомления с делом самостоятельно, без защитника. А я попытаюсь кого-нибудь из юридической консультации выдернуть к нам.
Пока Сергеева, вздыхая и охая, читала заключения медицинских и биологических экспертиз, я названивал в ближайшую консультацию, безуспешно пытаясь завлечь адвоката в свой кабинет. Трижды узнав статью и позицию обвиняемой, защитники интеллигентно посылали меня к... Уголовно-процессуальному кодексу, где в статье 49-ой были перечислены основания обязательного участия защитника в процессе. Плюнув на это безнадежное дело и понадеявшись на порядочность Сергеевой, я оставил телефон в покое. Нина Петровна в это время с недоумением перечитывала заключение судебно-психиатрической экспертизы.
- Вот здесь врачи пишут, что у меня не было аффекта. Как же Вы меня по аффекту привлекаете? - задала она вполне правомерный вопрос.
- А вот, постановление. Ознакомьтесь, - я положил на стол свежеотпечатанный лист бумаги:

“... Как следует из выводов амбулаторной судебно-психиатрической экспертизы, назначенной обвиняемой Сергеевой Н.П., в момент деликта она находилась в состоянии выраженного эмоционального возбуждения с острым переживанием страха за свою жизнь и стремлением защитить себя. Это состояние сопровождалось выраженным снижением интеллектуально - волевого контроля и ограничивало возможности Сергеевой к произвольной регуляции действий, оказывало существенное влияние на ее поведение в ситуации деликта. Однако, по выводам экспертов, это состояние не носило характера аффекта, так как отсутствовали признаки пост аффективной астении. Таким образом, по мнению экспертов, Сергеева в момент инкриминируемого ей деяния психическими заболеваниями не страдала, у нее не было временного болезненного расстройства психической деятельности, и она могла отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими, т.е. ее можно считать вменяемой.
Однако, по мнению следствия, действия Сергеевой Н.П. следует квалифицировать именно по ст.107 УК РФ, как убийство, совершенное в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения (аффекта), вызванного насилием со стороны потерпевшего, а равно длительной психотравмирующей ситуацией, возникшей в связи с систематическим противоправным и аморальным поведением потерпевшего Сергеева.
Данный вывод следствием сделан, исходя из тщательного анализа собранных по делу доказательств и объективных обстоятельств совершения Сергеевой преступления. К которым относятся: многолетние издевательства и побои, наносимые ей и ее сыну потерпевшим Сергеевым; попытка Сергеева, пребывающего в алкогольном опьянении, убить обвиняемую; характер нанесенных потерпевшему ранений: их обильность и в то же время незначительность проникновения в тело; ссылки обвиняемой на запамятывание события деликта, а также другие обстоятельства.
На основании вышеизложенного, руководствуясь ст. ст. 20, 21 и 71 УПК РСФСР,
П О С Т А Н О В И Л:
Квалифицировать действия Сергеевой Н.П. по ч.1 ст.107 УК РФ, как убийство, совершенное в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения (аффекта)...”

- Таким образом, Нина Петровна, по мнению следствия, заключение экспертизы ошибочны, и с учетом объективных доказательств и материалов уголовного дела, следствие считает, что Вы совершили убийство мужа в состоянии аффекта. Что Вам и вменяется в вину...
Сергеева подняла на меня заплаканные глаза.
- Спасибо Вам, Владимир Анатольевич. Я никогда не забуду, что Вы для меня сделали...
- Это не для Вас, а потому что... Понимаете, порой Закон и Справедливость не идут по одной дороге. Я просто сделал выбор, и надеюсь, верный... Просто, запомните это. И не подведите меня.
- Я обещаю, - Сергеева решительно взяла со стола ручку. - Показывайте, где подписывать?

* * *

Спустя два месяца я узнал, что приговором Калининградского районного суда Сергеева Нина Петровна была осуждена по статье 107-ой УК РФ к двум годам лишения свободы, условно.


ГЛАВА 13

- Ну? Что же Вы молчите, Владимир Анатольевич?! Где, я Вас спрашиваю, работа по делу?!! Почему до сих пор не задержан заказчик убийства?!
Я виновато опустил голову, подыгрывая трагифарсу, в очередной раз устраиваемом Николаевской. Распекать следователей, задавая угрожающим тоном риторические вопросы, было ее хобби. И лучшим выходом для подвергшегося экзекуции было виновато молчать, тупо уставившись в коричневую полировку стола начальника первого отдела городской прокуратуры.
Отвечать, а тем более возражать, было категорически противопоказано для здоровья следователя. Здоровью же Николаевской ничто уже не могло повредить. Всей прокуратуре было известно о ее давней ЧМТ , ежегодных курсах лечения и медицинском противопоказании работать с людьми. Однако, покидать кресло она и не собиралась. Власть над людьми, даваемая ей работой, была намного слаще и привлекательнее пенсионной перспективы. Работа была для Николаевской всем...
Краем уха слушая постоянно усиливающиеся упреки в некомпетентности и лени, я вспоминал обстоятельства лежащего передо мною уголовного дела...
В ноябре прошлого года два молодых русских бизнесмена решили “закрутить” очередную аферу по максимальному получения прибыли при минимальных вложениях. Только на этот раз своим партнером она избрали азербайджанца Вугара, предложившего ребятам партию водки “Финляндия” по весьма умеренной цене. Забыв, что бесплатный сыр бывает лишь в мышеловке, “новые русские” сели в “девятку”, принадлежавшему одному из них, назовем его Алексей, и, предвкушая большой барыш от перепродажи “огненной воды”, отправились на встречу с Вугаром. Деньги, как и положено в России, они передали азербайджанцу наличными в долларах, после чего на двух машинах покатили на склад, где якобы стояли контейнеры с вожделенной водкой. По дороге импровизированная колонна завернула к дому Вугара, где последний внезапно вспомнил о запланированной встрече, и в качестве проводника посадил в машину Алексея своего “брата”, некого Рахманова, обещавшего показать дорогу на склад, где бизнесменов якобы давно ждали. Рахманов долго плутал по городу, постоянно ошибаясь адресом, после чего попросил затормозить на пустом шоссе и из выхваченного из-под куртки пистолета ТТ застрелил сидящего за рулем Алексея выстрелом в упор в затылок. Компаньон убитого, назовем его Сергей, в шоковом состоянии обернулся к сидящему на заднем сидении Рахманову, и увидел зияющее дуло пистолета в пяти сантиметрах от своего лица. Улыбающийся Рахманов нажал на спусковой крючок, но ТТ дал осечку. Сергей видимо родился в “рубашке”, потому что и последующие две попытки выстрела у Рахманова не получились. Между русским и азербайджанцем началась борьба, в результате которой Рахманов выскочил из машины и, отстреливаясь из “ожившего” пистолета, побежал за угол соседнего дома, где его, возможно, ожидала машина заказчика Вугара. Очумевший от чудесного спасения, Сергей решил испытать свою судьбу повторно, потому что бросился вдогонку за Рахмановым. Однако, погоня продолжалась недолго. В какой-то момент бизнесмен понял, что пистолет у Рахманова настоящий и в следующий раз может не повезти, поэтому прекратил бессмысленное преследование убийцы и вернулся к смертельно раненому Алексею, умершему вскоре на руках своего удачливого компаньона.
Получив в ноябре материалы этого дела, я спокойно положил немногочисленные бумаги в папку, сделав на ней карандашную пометку “Глухарь”, так как ни я, ни сотрудники “убойного” отдела не сомневались, что найти азербайджанского киллера будет невозможно. Однако, через неделю нас с операми ждал сюрприз. Была установлена съемная квартира Вугара, на которой остался, видимо специально забытый заказчиком, паспорт Рахманова. Хотя прописка была в Азербайджане, у сыщиков была фотография убийцы, а значит, поиск преступника обещал быть успешным. И действительно, через пару дней, Рахманов был задержан в Выборге, где скрывался в общине земляков, базировавшейся на очередной съемной квартире.
Чудом оставшийся в живых Сергей уверенно опознал Рахманова, дав подробные обвинительные показания. Через некоторое время старичок - пенсионер случайно, выгуливая собаку, обнаружил и оружие преступления - пистолет ТТ, брошенный Рахмановым во время погони в сугроб снега. Как показали баллисты: пистолет был тот самый.
Практически по всем параметрам дело было раскрыто: арестованный опознанный убийца сидел в “Крестах”, пистолет, после экспертизы - в моем сейфе, Сергей сменил место жительства и ждал начала суда, опера отмечали редкое “поднятие заказухи” , Вугар (фотографию и данные которого удалось добыть) объявлен в розыск...
Дело было готово к направлению в суд, но... Вмешалась Николаевская, заявившая, что без заказчика Вугара дело в суд не пропустит. Все были в недоумении, и Лукин в частности. Такого еще не случалось. Обычно, если один из участников преступления скрывался или установить его не представлялось возможным, уголовное дело в отношении него выделялось и с другим номером и поручением на розыск, хранилось в прокуратуре. А основное дело успешно направлялось в суд, где преступник, получив заслуженное наказание, отправлялся отбывать его в места очень отдаленные, ожидая там прибытия подельника.
Но в этот раз из-за немотивированного каприза начальника первого отдела все застопорилось. Для розыска азербайджанца Вугара брались бесконечные отсрочки. Каждый раз Николаевская устраивала истерику: почему негодяй еще не пойман? Я в который раз забрасывал уголовный розыск отдельными поручениями, регулярно получая стандартные отписки о ведущихся ОРМ по делу. Всем было понятно, что ничего сделать нельзя. По неофициальным данным, Вугар в день убийства отбыл на историческую родину, подставив Рахманова милиции, и найти его на территории Азербайджана было практически невозможно. Однако Николаевская дело в суд не пускала, требуя фантастических вещей. Порою складывалось впечатление, что она еще живет и работает в светлые времена Советского Союза, когда созвониться по телефону с коллегами из Баку было также легко, как на выходные съездить в Нарву.
Азербайджан был другим государством, со своими законами и традициями. Связаться с ним можно было лишь через Генеральную прокуратуру, что означало долгие месяцы ожидания нулевого результата. Возможно, Николаевская это и понимала, но отменить свое указание не могла. Не в ее это было правилах. И поэтому...

- Владимир Анатольевич! Я к кому обращаюсь?! Почему Вы не выполнили моих указаний?! Я же четко их написала.
- Каких указаний, Татьяна Александровна? Все следственные действия были проведены, - я поднял на кричащую женщину усталый взгляд.
- Как это “все проведены”?! А это что?! Вот! На сопроводительном письме в ваш район. Найти гильзы на пути следования преступника. Они найдены?
- Всего с места преступления было изъято 4 гильзы, две из салона машины, когда Рахманов после осечек передергивал затвор и две рядом с машиной, когда он неудачно стрелял...
- Так. Мне это ясно. Но где остальные? Ведь пенсионер, нашедший пистолет, показал, что в нем был один патрон, да и тот в патроннике. Так?
- Да. Он для проверки оружия выстрелил в землю, и затвор остался в крайнем заднем положении...
- Вот! Значит, магазин был пуст. 4 гильзы - с места, одна у пенсионера. Где оставшиеся гильзы? Молчите?! Ясно же, что они остались на пути отступления Рахманова! Почему Вы их не нашли? А ведь я указала на это!!!
- Дело в том, что в тот вечер был глубокий снег. Горячие гильзы, скорее всего, просто утонули в нем. А электромагнита у наших районных экспертов нет...
- Снег?! Какой еще снег?! Я отлично помню 20-ое ноября 97-го года! Никакого снега в тот день не было!!!
И тут я сделал грубую ошибку:
- Как же не было, Татьяна Александровна? Вот фототаблица, - и я наивно положил перед онемевшей от ярости Николаевской фотографии вечернего заснеженного Северного проспекта.
Что тут началось...

* * *

Из кабинета Николаевской я вырвался только через 40 минут и отправился переваривать все услышанное о себе в кафе городской прокуратуры, базировавшемся в европодвале под самой надежной “крышей” Петербурга.
Общеизвестно, что язвы желудка и двенадцатиперстной кишки образуются от излишней сентиментальности, отягощенной ненормированным питанием. Поэтому я подумал о совмещении приятного с полезным, решив плотно пообедать. Цены в кафе держались на высоте птичьего полета, но качество соответствовало, и заведение пользовалось известной популярностью среди работников прокуратуры.
К своему немалому изумлению, за одним из столиков я увидел Андрея, с аппетитом поглощавшего куриное чахохбили из горшочка.
- Вот так встреча! Андрюха, ты, что здесь делаешь?
- Я - то работаю. А вот Вы, Владимир Анатольевич, по какому праву прохлаждаетесь, уклоняясь от борьбы с мировой преступностью?
- Ни фига себе “прохлаждаюсь”! Сейчас тетя Таня так “пропарила”, и в баню ходить не надо.
- А-а, ну понятно. Сам виноват. Не надо было волокиту разводить.
- Кто бы говорил! Сам - то...
- Что было - то прошло. А кто старое помянет... Сам знаешь.
- То есть как “прошло”? Ты теперь все дела за 2 месяца кончаешь?
- Кончают сам знаешь когда, а дела заканчивают и направляют в суд, для рассмотрения по существу.
- Ладно, Андрюха, кончай умничать! Колись, в чем твоя проблема.
- Кому Андрюха, а кому и Андрей Владимирович... А о проблемах я теперь забыл. С тетей Таней даже не здороваюсь.
- Ты что в следственную часть перешел?
- Бери выше!
- Неужто к Иван Иванычу в замы?
- Ну, это в следующем году. А сегодня я прокурор отдела по надзору за соблюдением законов органами ФСБ.
- Круто! Кто ж тебя пропихнул?
- Пропихивают, сам знаешь что, а меня пригласили за трезвый ум и твердую память.
- Да уж “за трезвый ум”... Это точно о тебе! Величенко помог? Он же теперь зам Иванова.
- Ну, наконец - то догадался! Не прошло и часа. До того как стать прокурором Московского района он был начальником моего отдела... А ты не знал?
- Я в прокуратуру работать пришел, а не слухи собирать...
- Надо быть в курсе всех дел. Здесь этому быстро учишься. Не то, что в районе. Я тут 2 месяца, а уже столько знаю... Рассказать?
- Ты лучше расскажи, почему из района ушел? Ты же был просто в восторге от работы. Мне все уши прожужжал, о том, как здорово с операми в засадах ночью сидеть.
- Было дело. Жужжал...
- Ну, так что случилось?! В чем дело?
- Случилось..., - Андрей замолчал, демонстративно пережевывая обжигающий кусок цыпленка.
- Ну, давай. Колись.
- Знаешь, Вовчик, не думаю, что мне хотелось бы об этом говорить, но... Рано или поздно, ты все равно узнаешь и возможно в другой редакции. Так что, расскажу авторскую...
Андрей доел чахохбили, вытер рот салфеткой и начал меланхолично помешивать ложечной остывший чай.
- Весной мы с операми из ОБЭП закрутили одно дело по Комитету здравоохранения. Вдаваться в подробности я не буду. Но смысл в том, что один крупный дядя из Комитета подделывал кое-какие бумаги, связанные с импортом накросодержащих лекарств. Вот мы его и крутили. Негласно, конечно. Были собраны кое-какие доказательства. Но все косвенные. Свидетелей не было. Вернее они молчали... И вот, однажды мне позвонили на работу, и вежливый мужской голос предложил решить мои “материальные проблемы” за прекращение расследования...
- Какую сумму предлагал?
- Хорошую. Тебе не предложат... Я его послал подальше. Вечером позвонили домой. Это был другой человек... Тоже очень вежливый, - Андрей поднял на меня покрасневшие глаза. - Он сказал следующее: “Уважаемый, Андрей Владимирович. Мы не будем Вас убивать. Это бессмысленно. На Ваше место придет другой. Мы сделаем следующее: завтра Вашу мать изобьют неизвестные. Если Вы будете упорствовать, то послезавтра мы убьем Вашего отца”. После чего этот голос подробно, по минутам, рассказал мне, как провели мои родители этот день...
- И что же ты сделал?
- Утром я пошел к Величенко. Он тогда еще не перешел в городскую... Сообщил ему обо всем. Он сказал: “Охрану мы Вам, Андрей Владимирович, конечно обеспечим. Но Вашим родителям вряд ли. Людей нет, сами знаете. Да и долго охранять Вас не будут. Неделю, не больше. Если ничего не случится, охрану снимут”... Тогда я написал рапорт на увольнение, - Андрей отхлебнул ледяной чай. - Но Величенко предложил мне перевод. И вот, я здесь, - он грустно улыбнулся. - Знаешь, если бы дело касалось только меня, я бы ни минуты не колебался, но мамы... Самое ужасное было не в том, что говорил этот... подонок, а как он говорил. По его голосу я понял... Нет, почувствовал, что он сделает все, что обещает... И мне стало страшно... По настоящему страшно. Я именно тогда понял, что игры в детектив и сыщиков закончились, и началась настоящая жизнь... - Андрей поднялся из-за стола, с шумом отодвинув стул. - Ладно, Вовчик! Мне пора работать... Привет тете Тане! - и Андрей, опустив голову, пошел прокурорствовать.

* * *

Не успел я зайти в свой кабинет, как загудел местный телефон.
- Володя? Приехал уже? Зайди-ка ко мне, - голос Лукина был встревоженный и не обещал ничего хорошего.
- Ты что в городской прокуратуре натворил? Звонила Николаевская, сказала, что тебя увольнять надо! - начал прокурор, как только я вошел в кабинет.
- А она не сообщила, за что?
- Сообщила! По делу Рахманова. Запустил, говорит, совсем. Загубил перспективное дело. Гнать, говорит, таких следователей надо из прокуратуры. Вот так. Что скажешь?
- Я ничего не скажу... Прошу Вас ознакомиться с делом, - и я выложил на стол предусмотрительно захваченную папку, со специально для такого случая приготовленной справкой о проделанной работе.
Минут пять Лукин молча листал двухтомник, после чего задумчиво поднял на меня глаза.
- А почему дело до сих пор не в суде? Его еще в феврале можно было в гор суд загнать. А сегодня 30-ое июня.
- Так ведь сама Николаевская и запретила. Сказала, что пока заказчика Вугара не найдут, дело в суд не пропустит.
- Что за бред?! - прокурор захлопнул папку. - А если его вообще не найдут?! Она что, 26-ю статью забыла? Что-то я ни хрена не понимаю...
- Не знаю. Может и забыла. Только ее истерики я уже третий раз выслушиваю, а сегодня она Вас подключила.
- Та-а-ак... Ну, мне все ясно. Кстати, на завтра она меня с замом вызывает к себе на ковер. Сказала, чтобы и ты был... Но тебе ехать не надо. Мы сами... Ты справочку по этому делу подготовь для меня.
- Уже, Тимофей Юрьевич! - я вынул из папки свежеотпечатанный листок.
- Хорошо... Но только, не нравится мне эта ситуация, Володя. Похоже, решила она за тебя взяться. Всерьез.
- За что же, Тимофей Юрьевич? Она ж сама меня в 97-ом году к подарку представила в приказе...
- Да что ты! Разве это для нее имеет значение... Понимаешь, она человек такой. Надо ей постоянно кого-нибудь грызть. Со света сживать. Не может она без этого. Только на моей памяти она восьмерых хороших ребят под увольнение подвела... Так-то вот.
- Но почему именно я?!
- А это, как повезет. Ты просто сегодня ей под руку попался. А у нее обострение, - Лукин многозначительно покрутил пальцем у виска. - Вот и отоварила тебя по первое число. Теперь не забудет... Я ее знаю.
- Но ведь я ни в чем не виноват...
- А это не важно. Помнишь старый анекдот: “Семья гостей проводила, утром звонят. “Вы вот вчера были у нас, ушли, а у нас ложка серебряная пропала. Так что больше к нам не приходите!” “Так ведь мы ничего не брали!” - оправдываются гости. “Да. Знаем. Мы сегодня ложку нашли. Но, знаете... осадок неприятный остался”. Так и с тобой...
- Что же мне теперь делать? Самому что ли увольняться?
- Нет, увольняться не надо. Работник ты хороший. Я тебя в следственный отдел порекомендую. В городскую прокуратуру. Там сейчас как раз новый начальник кадры набирает. Кириллов Петя. Мы с ним раньше работали в транспортной прокуратуре. Думаю, возьмет тебя... Я поговорю.
- Спасибо, Тимофей Юрьевич...
- Ну что ты, Володя. Думаешь, ты один в такой ситуации оказался? Да только из нашего района пять человек из-за Николаевской уволились. Лешка Милин, каким у нее любимчиком был! А потом прогневил чем-то. Запил и понеслось... А Володька Стаканов? Пил? Пил. Но мужик был порядочный. Тоже съела... Меня - то она не тронет. Возраст все-таки. Уважает, наверное. А кто помоложе, тех она и за людей не считает... Завтра я тебя прикрою. Приказа о взыскании не будет. Не волнуйся. А потом уж, думай сам...
- Я уж подумал...
- У тебя отпуск - то когда?
- С 20-го июля.
- Ну вот, осталось всего ничего. Как с делами?
- Три закончу. А два придется передать. Рахманов этот несчастный, по нему “отсрочка” до августа, да дело Опаршина и компании, там еще двух надо задержать. Там до сентября годовая отсрочка...
- Ну, ясно. Это не проблема. А три дела в суд, говоришь? Это отлично! Вот завтра и уведомлю Николаевскую, какими сотрудниками она разбрасывается...

* * *

Успокоенный прокурором, я отправился в свой кабинет заканчивать работу по двум бытовым убийствам и 318-ой .
Около семи радостно зазвонил телефон.
- Владимир Анатольевич? На месте? Очень хорошо! Из второго отдела главка беспокоят. Беля только что задержали!
- Да вы что?! Где же?!
- Он на проверке документов попался. Сейчас к нам везут. Мы за Вами машину высылаем.
- Отлично! Но главное - потерпевшую на опознание и очную ставку привезти. Записывайте ее адрес...
Продиктовав данные Пасадиной, я начал лихорадочно искать дело Беля среди 42-х “глухих” дел, аккуратными стопками лежащими в моем сейфе. Постановление об аресте, санкционированное прокурором, к счастью лежало в деле. Схватив пустые бланки опознания и очной ставки, я галопом спустился вниз к сигналящему УАЗику ГУВД.
Вечер только начинался.

* * *

Бель уныло сидел, прикованный к ножке стола, в компании трех дюжих оперативников. Мое появление не произвело на задержанного ровно никакого эффекта.
Я представился и Бель, с трудом преодолевая охватившее его волнение, тихо произнес:
- Мне нужен адвокат.
Его слова вызвали дружный хохот оперов, пообещавших ему 12 адвокатов в камере “Крестов”. Однако, я достал блокнот и, найдя номер круглосуточного дежурного поста адвокатов Объединенной коллегии, “заказал” защитника на сегодняшний вечер. Ситуация была неординарной и закрепить доказательства хотелось намертво. А лучшего признания, чем в присутствии адвоката на суде и не ждали.
 Через пол часа привезли испуганную Пасадину. Она приехала вместе с отцом, которого я видел впервые. Мужчина внимательно взглянул мне в глаза и отошел к стене длинного коридора ГУВД, утопавшего в сумраке частично отключенных ламп.
- Ну вот, Елена Сергеева, - отойдя с потерпевшей в сторону, начал я “инструктаж”. - Мы задержали того самого Виталия. Сейчас я проведу опознание. Вы осмотрите трех мужчин и укажите мне, который Вас..., который совершил в отношении Вас преступление. Вы вкратце, в двух словах опишите произошедшее: такого - то числа, там-то, совершил то-то и то-то, подробностей не надо. Вы уже давали показания. Потом подъедете адвокат Беля...
- У него есть адвокат? - испугано пролепетала Пасадина.
- Да. Я только что пригласил дежурного. Да не бойтесь Вы. Ни Бель, ни адвокат Вам ничего не сделают...
- Это Вы так говорите...
- Я это не только говорю, но и обещаю. Ясно Вам? Вот так. Успокойтесь. В общем, подъедет адвокат, и мы начнем очную ставку. Я попрошу Вас рассказать произошедшее, Вы более-менее подробно расскажите. Потом спрошу у Беля, подтверждает ли он сказанное. Затем Бель и адвокат смогут задавать Вам вопросы. Но отвечать на их вопросы Вы не обязаны. Я у Вас сам буду спрашивать: хотите ли Вы отвечать. Договорились?
- Это все, что от меня сегодня будет нужно?
- И сегодня и вообще. Дело фактически готово. Осталась пара экспертиз. Так, что, возможно, наша встреча будет предпоследней.
- Предпоследней?
- Да. Когда дело будет окончено, я приглашу Вас в прокуратуру для ознакомления с делом. Но это будет потом, а сейчас..., - и я открыл дверь в кабинет, где Бель в окружении двух немного похожих молодых оперов из соседнего отдела ожидал своего путешествия по длинным лабиринтам уголовно - исполнительной системы.
К моему удивлению дежурный адвокат приехал быстро, и все следственные действия мы завершили еще до 23-х часов. За эти несколько часов, проведенных в обществе Беля и Пасадиной, я убедился в правдивости ее слов. Ни что так не раскрывает истину, как очная ставка... И хотя в 90% случаев стороны опровергают друг друга, настаивая на ранее данных показаниях, внимательному следователю отлично видно кто из допрашиваемых врет. Другое дело, что доказать ложь бывает очень трудно, но для формирования, так называемого, внутреннего убеждения, такой опыт бывает весьма важен.
Бель был потрясен случившимся. Похоже, он и забыл о событиях многомесячной давности. И только сейчас, со всей ужасной очевидностью перед ним раскрывалась перспектива дальнейшей жизни.
Адвокат вел себя абсолютно индифферентно. Только поинтересовался у осмелевшей к концу очной ставки Пасадиной, зачем она пошла в квартиру Беля, на что потерпевшая довольно дерзким тоном ответила: “Проводить. Потому, что он был сильно пьян. Но оставаться у него я не собиралась, если Вы это имеете в виду”. На этом вопросы сторон были исчерпаны.

Провожая Пасадину до выхода из ГУВД, я заметил новую перемену в ее поведении. Она перестала бояться ситуации.
- И чего я, дура, волновалась? Он же просто подонок. Он меня сам боится, - заявила мне на прощание девушка, открывая тяжелые входные двери, чтобы навсегда покинуть мрачные стены “Большого дома”.

* * *

Утром 1-го июля, подписав у прокурора 30-ым числом постановление о возобновлении следствия по делу и получении месяца на расследование, я рысью начал выполнять за две недели то, на что УПК отводил месяц.
Мое заявление Пасадиной о готовности дела не было ложным. Дело действительно было готово в том смысле, что все следственные действия, возможные без участия обвиняемого были выполнены. Но теперь появился тот самый обвиняемый. И мне предстояло: получить у Беля образцы крови и слюны, для проведения сравнительной биологической экспертизы его выделений со спермой из влагалища потерпевшей, спермой на постельном белье и трусах Пасадиной, а также кровью на подошве утюга из злополучной квартиры. Получив заключение экспертизы, я предъявил бы окончательное обвинение арестанту, и ознакомил бы его и Пасадину с материалами дела.
Проблема заключалась в том, что на руках у меня были путевки и билеты в Феодосийский пансионат, датированные 20-ым июля. И отмена данной поездки была невозможна.
Таким образом, начало июля стало для меня сплошным цейтнотом в раскаленном пыльном городе. Мой бронзовый загар в основном был заработан в результате путешествий в окрестностях Мечниковской больницы. Чтобы уменьшить работу экспертам, а значит увеличить скорость выполнения, я разбил одну экспертизу на три, поставив каждому специалисту единственный вопрос. И таким образом, получив моральное право бегать с просьбами о скорейшем ответе.
Титаническими усилиями воли, исчерпав до дна все отпущенное мне природой мужское обаяние, к 15-му июля я добился получения трех вожделенных заключений экспертов биологов.

* * *

17-го числа, жмурясь на обжигающее летнее солнце и тихо напевая навязчивую хитовую мелодию, я, не спеша, возвращался в прокуратуру. Желая продлить наслаждение прекрасным летним днем и внезапно свалившейся на меня свободой, я брел по запыленной Арсенальной набережной, легкомысленно помахивая потертым “дипломатом”, в котором лежало дело Беля с только что подписанной 201-ой.
Пожалуй, только следователю известно это чувство... Когда недели, а порой и месяцы напряженной, отбирающей все нервные силы кропотливой работы, рождают единственную бумажку. Протокол ознакомления с материалами уголовного дела. Десятки допросов и экспертиз, изнуряющие ночные выезды на места происшествий, сотни листов документов завершаются одним типографским бланком, подписи под которым подводят итог многомесячной работе на пределе сил.
Но какое блаженное облегчение ощущает этот скромный чиновник в сером костюме, получив вожделенную подпись обвиняемого... Наверное, только обезумевшему фану, прорвавшемуся сквозь неистовую толпу поклонников к обожаемой “звезде” за автографом, знакомо нечто подобное, когда он возвращается домой, прижав к груди измятый листок с желанной закорючкой...

- Владимир Анатольевич!
Я обернулся. Рядом со зданием районного суда стояла Пасадина с отцом.
- Владимир Анатольевич, обождите. Мне надо поговорить с Вами, - она, смущаясь, подошла ближе.
- Что случилось? Мы вроде все закончили...
- Да, да, я знаю, но... В общем, я хотела бы поблагодарить Вас за сделанное. Честно говоря, я не верила, что Вы его посадите. Слышала раньше всякие вещи о работе следователей... Но Вы оказались не такой. Я очень этому рада. Владимир Анатольевич, спасибо Вам огромное, - в ее глазах блеснули слезы.
- Ну что Вы. Это же просто моя работа, - я был искренне растроган.
- Нет, нет. Вы не правы, - отец Пасадиной подошел ближе. - Петр Сергеевич. Очень приятно с Вами познакомиться. Я присоединяюсь к словам дочери. Огромная Вам благодарность от всей нашей семьи, - он с чувством пожал мне руку. - Вот. Если что-нибудь потребуется, я всегда к Вашим услугам...
Мужчина протянул мне “визитку” главного инженера Петроэлектросбыта.
- Еще раз спасибо. Спасибо, что честно выполняете свой долг. Всего хорошего...
Отец, обняв дочь за плечи, не спеша, удалялся к станции метро, а я, ошарашенный произошедшим, остался стоять у обветшавшего здания суда с бесполезным кусочком картона в руке.
Впервые за три года меня благодарили за выполненную работу.