Пересадка души. Рассказ

 Владимир Штайгман. Германия. г. Гамбург

 Пересадка души.


 Русская эмиграция.

 Рассказы.

 Встреча на Эльбе.



Было немецкое лето, и кочевали неспешно в небе пухлые , будто из папье-маше облака, как неведомые материки, омываемые вышним океаном, и гуляли в поднебесье поблескивающие крестики натовских реактивных самолетов, расставшихся с собственным звуком, и будто привязанные теперь за собственный хвост.
На берегу речки Эльбы сидел, погруженный в грустные думы, русский немец по имени Нильс Герт, приехавший на родину предков два года назад Сидел и пил, с отчаяния, горькую, как его новые дни в настоящей зарубежности, водку.
Немецкая река Эльба, как и все другие великие реки мира, еще в древние времена, когда на Земле вместо людей жили динозавры и мамонты, и материки еще не вполне утряслись, и ничему еще не было дано название ни на каком языке, как ножом, изрезала свою громадную дельту на множество островов, притоков и каналов.
Потом здесь поднялся из болот, как и великий русский Петербург, немецкий город Гамбург, торговый и вольный, и на многие версты окрест задышало, загрохотало другое чудовище- Гамбурский торговый порт. С этого северного портала Германия всегда и поныне проникает на водные пространства планеты.
В путанице дельты есть множество по берегам мест, совершенно диких, и по- российски запущенных, где ничего не напоминает ухоженную Германию. Буйно произрастают здесь кустарники, осока и какие-то неведомые, терпко и загадочно пахнущие травы. Очевидно, в давние времена, дошлые гамбурские купцы, белобрюхие и кошелястые, плавая по свом торговым делам во все уголки света, привезли вместе с колониальными товарами и семена диковинных растений.
Сюда и забрел случайно снедаемый тоской бедный Нильс, ища успокоения смятенной душе.
Погода, между тем, ломалась. Над Эльбой, судя по всему, собиралась нешуточная гроза.
Еще час назад хорда реки серебрилась на солнце, и поблескивала ослепительно , как дуга электросварки, теперь же над ней, прогнувшись под тяжестью влаги, зависли мрачные тучи. Внутри их уже злобно порыкивало, и мигали белые клыки молний, готовые вспороть черную утробу.
-Та-ак! Водку лакаем, значит...Хороши, видать, дела твои, друг! А?
Нильс непроизвольно вздрогнул, услышав за спиной родную речь.Хотя, как утверждает статистика, в тот же портовый Гамбург, впросилось уже столько бывших советских людей, что каждый двадцатый житель его говорит по-русски. Это еще что! В период первой русской, так называемой "белой" эмиграции, в Берлине ,говорят, один коренной немец повесился от тоски по родине, слыша ежедневно вокруг себя одну лишь русскую речь. Теперь эмигрантов в Германии несравненно больше и все они, наподобие Колумбов, плывущих к неведомым своим берегам.
- Как угадал, что я русский?- не оборачиваясь, хмуро спросил Нильс.
Тоскуя, он сидел на плоском камне, и трогал кончиками пальцев теплую ласковую воду. Эльба доверчиво плескалась о его ладони, и, всхлипывая, точно обиженный ребенок, будто просилась к нему на руки.
- Как спрашиваешь? Да по роже видно...Опять же водку "Горбачев" потребляешь. Немец ее пить не станет. Для него она- капут! А русскому -горька, да мила! Как не узнать своего бедолагу. Угостишь земляка?
- Милости просим.
Нильс полуобернувшись, мельком оглядел пришельца. Тот был еще достаточно молод, роста выше среднего,хорошо упитан, одет с небрежной вольностью- просторный, на несколько размеров больше необходимого плащ, черная широкополая шляпа бывалого странника, а вокруг шеи, как пестрый удав, несколько раз обмотан двухметровый шарф ядовито -желтого, в красный ромбик цвета. Подобрав полы одежды, незнакомец грузно плюхнулся рядом с Нильсом. По крупному , широкому лицу его загуляли блики от воды, серые глаза оживленно всматривались в чужие окрестности.
- А говорят, будто это и не наш Горбачев вовсе, а совсем другой человек,- сказал Нильс на правах хозяина, наливая гостю в пластиковый стаканчик.-Есть еще водка Рахманинов, Борис Ельцин, Путиновка...Немцы думают, что русские пьют водку заместо воды...
- А хрен их разберет...Я так скажу. Вот их, колбасников, ругают за то, что их Гитлер за собой увлек. Мол, такая умная нация, и клюнула на фальшивку. Канты, да Гете чуть ли не в каждом столетии рождались. А наш Горбачев?! Одна шестая планеты, триста миллионов людей, как стадо баранов, пошла за ним в пропасть. И еще блеяли от восторга. Не помнишь разве? Слепое стадо повел незрячий вожак. А ведь тоже нехилая нация.Гришку Распутина имели, Жириновского...Я уже не говорю про Пушкина, или Шостаковича.
Пришелец снял с головы шляпу, обнажив густую шевелюру хороших волос, размотал на мощной шее шарф и полез в кусты, растущие позади себя.
- Ого! Непорядок!- возмущенно пробормотал он минуту спустя.- Ты зачем же это палатку мою распотрошил, дятел ты советский?
- Извини!- сказал Нильс.- Я тут впервые. Забрел случайно. Увидел в кустах баул какой-то. Полюбопытствовал. Сразу понял, что ночует кто-то здесь...
- Я и ночую,-нахмурившись, буркнул незнакомец.- Тоска собачья иногда находит. Место здесь тихое, безлюдное. Даже полиция ихняя ушлая сюда никогда не заглядывает. А ты чего блукаешь по этим берегам? Чего тебя в дикость потянуло?
- Имеются, значит, причины...
- Вот как! Горе у тебя вижу случилось...
- Есть малось!- уклончиво ответил Нильс, еще больше сгорбясь над водой.
- Баба к другому подалась?
- Как угадал?- невесело усмехнулся тот, глядя, как чайки, мотаясь над Эльбой, борются с крепнущим ветром, делая нырки над гармошкой волн.
- По роже видно. Такие глаза бывают только у обманутых мужиков, и влюбленных дятлов.
- При чем тут дятлы?- разраженно спросил Нильс, подбирая под себя острые коленки.
- А мы все по жизни дятлы. Человек не от обязьяны произошел, а от дятла. Мы долбаем эту жизнь, а она нас еще больнее клюет...Меня, между прочим, Вальдемаром кличут. А тебя как пьяный батюшка при крещении нарек?
- Нильс я! Нильс Герт!- и не состоянии удерживать свою боль продолжал.-Понимаешь Вальдемар- жена со мной развелась. Вчера только. Она русская красивая женщина. Молодая, грудь шестого размера,я на пятнадцать лет старше ее...Я ее привез сюда, все по-честному брак оформил, а она через два года- бац мне и развод. Подарочек такой... У нее другой появился. Бугай здоровый, навроде тебя...И зарабатывает- дай бог каждому. По жизни-как бульдозер! Электроприборами на Россию торгует. Не то что я! Пять работ уже поменял. Теперь вот окурки в турецком баре подбираю... Служба у меня такая. Все, подлюка, заранее рассчитала.Тоже пристроилась на работу- манекены в магазине переодевает.
Нильс опять выпил, худыми ладошками плеснул на лицо воду иностранной реки, вытерся подкладкой куртки, протяжно вздохнул. Потом дрожащими руками закурил. Ветерок похватил дым, тонкой пленкой расстелил по круглой, горячей, как каленые орехи, гальке обкатанной волной Эльбы.
- Все логично, Нильс!- невозмутимо произнес Вальдемар, снимая башмаки и с блаженным кряхтением окуная свои волосатые ноги в Эльбу.- Как сказал английский буржуй Шекспир:"Женщин не знает никто!" Буду откровенен с тобой. Ты, конечно, далеко не красавец. Маленький, тощий, никудышный можно сказать мужичок, и нос, как у дятла. А у нее грудь шестого размера. Нонсенс!
- На себя посмотри!- огрызнулся Нильс.- Разожрался как боров. Морда кирпича просит. А одет как? То ли клоун, то ли бомж немецкий. Ночуешь под кустами тут, как собака бездомная.
Вальдемар добродушно рассмеялся.
- Это соответствует моему роду занятий! Я поэт! Русский поэт Вальдемар Чесоткин! Настоящий поэт должен быть бос, наг, беден и вечно жажден...
- Ты? Поэт?- недоверчиво переспросил Нильс.-А ну произнеси моментально стих какой-нибудь.. Ну, скажем про меня. Могешь?
Вальдемар, приободрившись, вскинул руки:

Коварствами увенчана
услада бытия
О, как прекрасна женщина
когда уж не твоя!

Нильс всхлипнул. Потом бережно плеснул воду к ногам Вальдемара, обмывая их, точно у Христа.
- Это про меня! В точку попал Я ее, стерву, до сих пор люблю. Теперь верю, что ты поэт! Умеешь за душу щипнуть... А вот фамилия у тебя, уж извини, поганая.Я в детстве болел чесоткой... Знаю, что это такое .Не приведи господь.
- А что? Милая хворь! Почешешься раз и еще хочется!
- Что-то я не слыхивал про таковского поэта с твоим именем - откровенно признался Нильс.
- Логично! У меня в России всего три стихотворения опубликовано, и то в детском журнале. Я поэт , так сказать, широконеизвестный и общенепризнанный. Завидовали моему таланту в нашем заштатном Ярославле...Чернели от зависти, будто их через дымоход протащили.
- Так ты ярославский? А какого хрена в неметчине делаешь? Сам говоришь- русского ты корня..
- Стечение роковых обстоятельств.В редакции областной газеты, куда я долго пристраивал свои стихи, одна немочка, страшненькая такая, глаза навыкате, в Германию собралась. Она меня боготворила. " Вальдемар.- как-то говорит она ,- женитесь на мне , и вас на Запад вывезу. Там ваш талант заблистает во всю силу." Я детдомовец, женат никогда не был. Ну и сходил, на пробу, под венец! Вот так и швырнула меня судьба под эти широты...
- Ну и как, заблистал дар божий?- иронически спросил Нильс. У него понемногу отпускало на душе, как это бывает, когда мы встречаем людей с еще более нелепой судьбой, чем наша собственная.
- Хрен там!- обреченно махнул он рукой, и даже сплюнул от досады в реку.- Водки океан выпил,а стихотворения толкового ни одного не написал. Все по мелочам. А нетленных строк нет. Чужая страна, воздух другой- не пишется мне здесь, Нильс! Раньше, заметь, мы немцев в плен брали, теперь сами едем к ним сдаваться. Еще в России поднимаем руки вверх, и пошел через границу. Позор! Я здесь почему ночую вблизи Эльбы. Она мне Волгу напоминает. Вдохновения хочу набраться. А ты, дятел худосочный бомжом меня обзываешь.
- Извини, Вальдемар! Ты по-немецки как- хорошо уже изъясняешь ход своих мыслей? Выучил язык?
- Чтобы освоить другой язык- надо поменять душу. А эта операция посложней пересадки сердца будет... Мне немецкая душа- сухая, сжатая, упорядоченная- не подходит. Я русскую ширь люблю.
- Сколько тебе лет, дружище?
- Страшно сказать, Нильс! Тридцать. Небо коптить еще можно, а вот для поэта- глубокая старость. Хотя в России живых поэтов не бывает. Тебе,Нильс, наверное, побольше уже годков накатило? Седина вон на висках, вся рожа в морщинах.
- Сорок пять,- грустно признался Нильс.И опять, отравленный прорывающейся со дна души болью, продолжал,- Я еще в России почуял неладное, Чего это, думаю, такая шикарная женщина в любовь со сной играет? Во, коварство бабье!
-Сюда топиться пришел?- хладнокровно спросил Вальдемар._ Не рекомендую. Эльба- грязная река. Хотя Волга наша- еще больше тоску наводит. Сточная канава всей России. А из нее когда-то наши предки воду для самоваров брали. А теперь вспомнит ли кто имя человека, последним всласть напившегося из Волги?
А вот и не угадал на этот раз!- гордо вскинул свою маленькую голову затюканный несчастьем Нильс.- Поэт, блин! Знаток человеческих душ! Я стихозы не пишу, но жизнь эту, богом данную люблю.- Он еще выше поднял голову.- Я так про себя решил. Оставаться здесь мне больше никак невозможно. Стыдно перед собой и друзьями. Возвращаюсь домой. К матери. Она у меня под Рязанью живет. Все хватит- посмотрел мир... Матери на старость подмога нужна. Черт возьми, я же крестьянский сын, у меня, правда, всего восемь классов образования, но я все на свете умею, даже избы рубить. С топором я с детства приучен работать. Чем тут окурки собирать, я уж лучше дома срубы буду ладить. Домики для дачников, бани... Я терема могу возводить!
Вальдемар неожиданно резво вскочил на ноги, поднял руки к небу, и ликующе заорал. Так что даже белые чайки, поплавками качающиеся на воде, в испуге отпрянули от берега на середину реки, где пыхтел маленький тягач, оттаскивающий в море громадный контейнеровоз.
- Рязань! О, боже! Нильс? Ты сказал Рязань?!
- Ну! Чего так разволновался, поэт? Места у нас чудные. Да у меня Ока за огородом протекает. И вода в ней чистая.
- Друг мой, Нильс! Возьми меня с собой! Рязань- это же родина Есенина! Господи- вот куда мне нужно. Там я обрету настоящее вдохновение. К черту эту Германию и немочку мою...Не пропадет, хотя у нее совсем нет груди. Нильс, спасай русскую поэзию! Ну? По роже вижу, что согласен ты...что нужен я тебе.
- Ладно,- рассмеялся Нильс.- На всех места хватит. Но что ты в деревне будешь делать-то?
- Землю пахать... На комони. Я коня себе личного куплю. Босиком по росе ходить буду. В тумане ночном по грудь плавать. На звезды смотреть. Разговаривать с ними, с братьями по разуму. Россия , Нильс, так велика, что над ней даже звезды еще не все пересчитаны. Запахи пашни, родной земли вдыхать буду. Зори встречать и провожать.

Одиночество звезд безмерно
но я знаю, что с давних пор
еженочно мне брат по Вселенной
разжигает сигнальный костер

 
- Ну ты даешь!- восхищенно покрутил головой Нильс.
- Слушай, Нильс Герт? Немец рязанский- это тоже нонсенс! Вас ведь немцев услали в азийские степи, или спрятали в Сибирь под снега... Еще товарищ Сталин. Этот людоед с усами. Какая тебе Рязань?
- В точку говоришь Вальдемар! Я в Сибири родился. Мы с матерью недавно оттуда вырвались. Отец там похоронен. Еще в молости надорвался на лесозаготовках. Враги народа мы были... Как жили- рассказывать страшно. Беднота, голод, холод. Местные нас презирали. Одни староверы нам помогали. Пирогами угощали, рыбой, медом сотовым...Без них конец бы нам пришел. Знаешь, кто такие староверы?
- Знаю! Протопоп Аввакум был старовером!
- Со мной одна девчонка- староверка в школе училась. Красивая, крепенькая, кровь с молоком. Строгая- не подступись. После школы стал я просить ее у родителей в жены себе. Какой там! Они только за своих замуж выдают... Так я огорчился, что много лет потом о женитьбе и не думал. Пока эта, стерва, меня не окрутила...Опозорила теперь на два государства...Но я стерплю. Не все женщины такие...
- Все у тебя будет нормально, Нильс.,-твердо сказал Вальдемар.- Какая русская баба не позарится на мужика, который избы может рубить...Каждый плотник- это же поэт!
-Стихоплет! У нас водка кончается. Кто побежит в порт за горючим?
- Стоп, рязанец!- закричал Вальдемар, оборачиваясь к своему баулу в кустах.-Никуда не надо стопы направлять.Ты зря поэтов недооцениваешь. А они народ предусмотрительный. У меня запас вдохновения имеется в поклаже. И даже зонт пляжный. Потому что сейчас разверзнутся хляби небесные, и всех грешников смоет с этой земли. Но не нас! Мы страдальцы, мы мученики...Давай выпьем за возвращение в пенаты.
Небеса, действительно, вскоре обрушились над Эльбой и гамбурским портом. Пошел тяжелый, окатный ливень. Река закипела. Молнии с шипением залетали в глубину реки, отражались там и долго корчились, как оторванный хвост ящерицы. И над железными выями портовых кранов оглушительно бил гром. Будто там наверху кто-то настойчиво бил кулаком в закрытую железную дверь, тщетно пытаясь впросится на грешную нашу землю.


 Солнечный Зайчик.


 Рассказ



Это была уже пятая невеста в Германии, которой Вальтер ехал предлагать свою руку и сердце. Пятая и последняя. Просто не было у него больше одиноких знакомых женщин в этой чужой стране, в которой он мучительно приживался уже почти два года.
 Он ехал к Елене, нравившейся ему больше остальных русских женщин, и заранее для себя решил: если и она откажется ему помочь- бросит он заграницу и вернется в Россию. Ему уже сорок лет, никакого будущего он здесь не видит, а дома, как электрик найдет и работу,и новую семью.
 С Еленой он познакомился еще на курсах по изучению немецкого языка, и был несколько раз у нее дома, помогая развешивать люстры и отлаживать всякие электрические приборы.
 Ему тогда уже не хотелось от нее уходить. В ее квартире было как-то особенно покойно и по-особенному уютно. Он помнил, как сама она по- русски крупная, сильная женщина сидела с невозмутимым видом на диване и , поджав под себя ноги в меховых тапочках, вязала что-то, постукивая, спицами. Чужая страна, чужой язык, другие нравы и привычки, а ей хоть бы что! Сидит с грациозностью ухоженной домашней кошки, мурлычет что-то про себя, и с довольным видом мягкие клубки перебирает, будто у себя дома в Красноярске.
Она в отличии от него на удивление быстро освоила немецкий язык, нашла работу, и он, как мужчина, почувствовал тогда укор своей совести, своей бесхребетной натуре. Остро захотелось погреться у чужого, надежного огня...
Сегодня он сам позвонил ей и напросился в гости. Добравшись, поднялся в лифте на семнадцатый этаж, и, поздоровавшись, тотчас же, чтобы не улетучилась решимость, выложил цель своего визита.
 Она провела его на большой балкон, где были зеленые пластиковые стулья и стол. Была весна, уже вовсю светило яркое солнце, дробившееся внизу в бесчисленных лужицах. На столе ярко блестело нагретое солнцем небольшое,вертикально поставленное зеркальце.
- Замуж предлагаешь?- чуть приметно усмехнулась она.- Польщена, конечно... Большое спасибо. Не ожидала такой чести. Но ты же Вальтер, водку без меры пьешь.
- Ах вон оно что!Выпиваю, конечно,- не стал перечить он, пряча под стол свои длинные худые ноги с острыми коленками.- Но аккуратно. Хочешь- совсем брошу. Я смогу, клянусь, Лена! Плевое дело это для меня.
- Ой! Клялся волк овец не трогать! Скажи вот мне-ты когда на себя последний раз в зеркало смотрел?
 - При чем тут зеркало?- потер он щетину на худых впалых щеках.- Скажешь тоже... Чего мне в него смотреться?
 - А при том, что у тебя уже рожа хронического алкоголика! Вот, сам убедись! Я же бывшая медсестра...
Она придвинула к нему зеркальце. Солнечный зайчик, сидевший на крыше соседнего дома спрыгнул оттуда, и уселся на вершине дерева.
Любоваться на себя в зеркало Вальтер не стал.
Чего там смотреть. Он и раньше не был красавцем, а с теперешней заграничной жизнью, когда нервы напряжены до предела, и никакая водка не помогает- само собо потеряешь всякий товарный вид.
- Ты и в России пил,- продолжала Елена, запахиваясь в теплый халат,- Вместе с женой пьянствовали...Два сапога пара. Она тебя потом и выгнала.
- Опаньки! Откуда знаешь?- поразился Вальтер,
, отодвигая зеркало. Солнечный зайчик пересел на родной балкон.
- Откуда? Да уж не от верблюда!- покривила она уголки пухлых губ.- Сам и проболтался пьяный. Помнишь, окончание шпрахов на море всей группой отмечали? Выпил лишку и понесло тебя. Забыл?
 - Не помню.- честно признался он .- Как загорали помню, купались потом. Вода холодная была. Я даже простыл немного. А ты и не купалась,и не загорала...
- Куда мне с моей фигурой! - печально вздохнула она
- Зря казнишься ,Ленка! Фигура у тебя классная. Я люблю таких жещин. Раскладушек и вешалок не переношу! И возраст у нас подходит. Опять же я тоже родом из Сибири. Земляк! Из Омска только. Должны помогать взаимно. Я к тебе с открытой душой...
 - У меня, земляк такой к тебе вопрос? Ты почему ко мне напоследок женится пришел? Пятой, кажется, по счету!
- Опаньки! Все знаешь!Обалдеть!Женщин не проведешь.
- Разведка работает! Все четыре невесты, у которых до меня был, мне уже позвонили. Жди, мол, гостя! С открытой душой! Я, выходит ,самая завалящая? В конце списка состою? Не ожидала такого.
Она обиженно передернула губами, и вопросительно подняла на него сердитые глаза Вальтер не был знатоком женских душ, но эту ее непроизвольную обиду истолковал правильно- он небезразличен этой женщине! И даже приободрился духом.
- Наоборот, Лена! Ты самая лучшая...Ну их всех. Я просто робел к тебе напрашиваться.А сегодня решился. У меня семейные обстоятельства тяжелые... Посоветоваться с умным человеком надо! Ты же, как говорится, не глупая девчонка какя-нибудь...
- Ну и что же у тебя случилось?- нарочито беззаботным голосом спросила она.
- Жена моя бывшая померла. Про которую ты знаешь.По пьяному делу в Иртыш полезла купаться.И утонула. Через неделю труп рыбаки выловили. Мне ее тетка письмо написала. Нинка утонула и черт с ней, хотя жалко конечно бабу. Она неплохая была. Русская, а немецкий язык лучше меня знала...Запоминала все слова с лету.Способности от природы. Но не это главное. У нас с ней сын остался. Понимаешь? Я даже не знал прежде.Тетка сообщила...
- Вот как! Интересно!- В ее голосе уже проступила заинтересованность.
- Да! Ему нынче пятый год пошел. Нинка все скрыла от меня.Хотела сама, без моей помощи воспитать. Гордость у нее-будь здоров. А теперь сын вроде сиротой остался. Тетка хочет мальчонка в детский приют сдать. Ей семьдесят семь лет уже. Не под силу ей воспитание. А я говорю - не быть этому! Я отец его! И покудова еще живой! Не быть ему сиротой..
Вальтер заметно взволновался, задвигал зеркало туда-сюда. Солнечный зайчик бестолково заметался по кварталу, не находя себе места. Елена подвинула гостю чашку чая. Он сделал глоток, закашлялся, поскреб длинную худую шею.
- Вальтер? - вкрадчиво спросила она.- А ты абсолютно уверен,что это твой ребенок? Знаешь такую русскую пословицу: " Пьяная баба -ничья баба!"
- Да ты что!- возмутился он.- Я не сомневаюсь ничуть. Вот смотри. Тетка прислала...- Он провернулся в зеленом пластиковом сидении, вытащил из заднего кармана брюк фотографию, подал Елене.- Видишь? Это и есть мой Димка. Разгляди повнимательней. Уши оттопырены, как у меня. Подбородок мой. И брови тоже. Ну, смахивает на отца? Тетка так и пишет- вылитый я.
Она, мерцая зеленоватыми глазами, долго всматривалась в фотографию,несколько раз вскинула взгляд на Вальтера, сверяясь с оригиналом ,потом, неопределенно как-то вздохнула.
- Сходство есть. Но отдаленное... Я не полностью уверена, что это твой ребенок. И тебе, и тетке просто хочется верить, что этот мальчик- твой сын!
- А, чего ты понимаешь,- обиженно махнул он рукой.- У тебя самой дети есть?
Губы ее опять дрогнули, живой блеск в глазах потух , затянувшись тонкой пленкой непрошенной влаги.
- Не было, нет и , вероятно, не будет! Так уж вышло.
- Как так вышло? Ничего себе -шуточки! А почему? Вышло! Это можно в дверь запросто выйти...А тут дело житейское.
Он вдруг почувствовал себя гораздо сильней этой, только внешне благополучной женщины.
 - Вальтер, можно мне не отвечать на этот вопрос?-Она поочередно тыльной стороной сперва правого, а потом левого мизинца удалила слезы из уголков глаз, через силу улыбнулась.
- Как хочешь. Дело тонкое. Я не танк -душу переезжать не буду. В дальнейшем изложишь...
Рассмеявшись, она усмехнулась:
 - Это когда в дальнейшем? Ну ты нахал! Я тебе еще ничего не обещала.
-А я тебе еще не все досказал.
 Он снова ухватил зеркало, направил зайчик на лицо Елены.
- Сдурел! Прекрати!- Она с неподдельным раздражением выхватила у него из рук зеркало, и отправила лучик на дальнюю улицу, по которой ходили пунктуальные немецкие автобусы.- Ты еще что-то хотел мне сказать. Говори, а то у меня сегодня еще много дел. А ты приперся...
- Да так, мелочи! Не стоит. Я, пожалуй пойду!- решительно сказал он, вдруг осознав, что эта женщина на чужое горе не отзовется. Это выше ее сил.
- Здрасьте! Начал, так уж досказывай,- почти выкрикнула она
- Ладно! Дорасскажу! Только на фига тебе это нужно?
- Вальтер, прекрати паясничать! Ты что - выпил опять?
- Конечно! Для храбрости!
- Я что разве тигрица какая-нибудь? Говори же дальше толком.
- Я, Лена хочу поехать в Россию и забрать сына сюда.Привезу Димку и мы оба станем его родителями. Ты и я! У тебя смысл жизни появится...У меня само собой. Я пить брошу, язык выучу, работу найду. Я на Трансибе работал, никто кроме меня расщепители фаз не мог ремонтировать...Ты спрашиваешь, почему я к тебе последней пришел?У всех дети, внуки уже есть. А ты одна, как в поле былинка...Чего одной качаться? Хватит уж! О жизни будущей пора задуматься.
Он замолчал, и стал искоса подглядывать за ней. Елена явно пришла в замешательство. Он был почти уверен, что сейчас она прогонит его ко всем чертям. Зачем ей, в самом деле, делить его заботы?
Наконец она пришла в себя, и с какой-то недоброй усмешкой спросила:
- И тебе конечно же срочно необходимы деньги на дорогу?
- Сама понимаешь. Поистратился я.. В долг хочу попросить..
- Наличными я тебе не дам.-сразу отрезала она.- Пропьешь ведь. Я куплю тебе билет сама. Давай паспорт. Через три-четыре дня позвоню. А теперь , Вальтер, до свидания. У меня правда еще много дел,- сухо закончила она.-Извини! Давай я тебя до лифта провожу...
 Он уходил от нее по длинной, уже начинающей зеленеть аллее, уверенный в том, что Елена, покупая ему билет на самолет просто-напросто хочет избавится от него и, вероятно, рассчитывает на то, что он обратно из России не вернется.
И вдруг он почувствовал на спине мягкое тепло. Повернувшись, увидел, как с балкона последнего этажа высотки прямо в глаза ему бьет острый солнечный зайчик. Он зажмурился, и, улыбнувшись, помахал Елене рукой, но режущий лучик не позволил ему увидеть ее ответа.
 Через три дня Елена по телефону приказала ему быть в аэропорту.Голос ее был сух и строг. Вальтер быстро собрался и ринулся в путь. Елену от узнал с трудом. У стойки регистрации стояла высокая красивая дама с пышной прической на голове, и в теплой меховой шубе, одетой явно не по здешнему климату.
-Лена!? -ошарашенно вымолвил он, и его потрепанная, виды видавшая спортивная сумка съехала с плеча, и упала к ногам
- Что, своих не узнаешь?- весело сказала она.- А еще земляк!
Он немо кивнул головой, потом , не справляясь с одеревеневшим языком ,ткнул пальцем сначала в ее шубку, а затем в большой квадратный чемодан на колесиках.
- Я тоже лечу в Россию,- спокойно пояснила она.- Взяла на работе отпуск. После твоего ухода я позвонила в Красноярск своему бывшему мужу. Он намного старше меня, уже на пенсии. Это он когда-то не захотел иметь детей и заставил меня сделать аборт, который окончился плачевно для меня.. Но мой бывший муж хороший , очень опытный адвокат. То, что нам сейчас нужно. Дело с твоим сыном непростое. Тебе одному не справится. Евгений Николаевич неважно себя чувствует, но согласился прилететь в Омск и помочь нам. Так что в очереди на самолет будешь за мной! Вот скажи - дура я или нет? Чего, спрашивается, связалась с тобой? Онемел ты что-ли?
Вальтер, все еще не обретший речь, неопределенно замотал головой.

 



 Муха.
 Рассказ


.
- Вон пошла...Брысь! У, зараза летучая! Дай же мне поспать. Отстань, говорю!
 Маленький полный Николай беспорядочно замахал руками, будто утопающий, и окончательно проснулся. Было раннее, и довольно прохладное апрельское утро. По расцвеченным окнам было видно , как с востока в очередной раз привычно выкатывалось солнце.Николай, скосив глаза тоскливо посмотрел в ту сторону. Россия, откуда он три года назад впросился в Германию, была теперь для него страной восходящего солнца. Двуглавый орел был повернут одной стороной сюда, и смотрел на перебежчика то ли с недоумением, то ли с надеждой.
 В комнате брезжил утренний полумрак и все пространство ее, от пола до потолка было аккуратно, как по линейке разлиновано узкими световыми полосками от неплотно сомкнутых жалюзи.
 Николай был в квартире один. Жена еще потемну уехала на работу, она готовила завтраки в немецкой школе, дочка пошла в школу. И только безаработному Николаю, мужу и отцу, спешить было некуда..
Он спал обычно долго, но в этот раз его разбудила муха. То самое ничтожное крылатое существо, которое встречается всюду, и является космополитом. Обычная немецкая муха, неизвестно как залетевшая на высоту семнадцатого этажа.
 Сперва она настырно кружилась над лицом Николая, по-немецки обстоятельно прицеливаясь хоть за что-нибудь укусить его, потом, вдруг изменив свое подлое намерение, бочком, но довольно резво спикировала к полу, и стала на бреющем полете резвится в в острых, все более разгорающихся полосках света. Маленькие прозрачные крылья ее ее то вспыхивали на мгновение блестками чистейшего золота, то угасали до прежнего унылого цвета.
 Однако, лежавшего на кровати человека, она , дерзкая, в покое оставлять и не думала. Когда ей прискучивали собственные пилотные виражи, она опять с каким-то диким упоением бросалась на человека. То ли пыталась поднять его с постели, то ли требовала разделить с ней бурную радость от нового дня.
- Муха?- обратился к ней Николай.- Надоела ты мне, зараза! Как же ты будешь называться по-немецки? Что-то я никак не могу вспомнить...Муха...Муха! Цокотуха! Ну, память выручай!
Он минуты две старательно собирал складки на еще гладком, не покрытом морщинами лбу, таращил в потолок глаза, но внутренние ресурсы головы давали сбой. Что-то вертелось близко, приближаясь к языку, но исчезало, как зыбкое сновидение. Муха,между тем, усевшись на прикроватную лампу, стала энергично вычищать от пыли свои натруженные полупрозрачные крылья, шустро используя для этой санитарной цели задние, мохнатые у основания туловища лапы. Ее овальная несоразмерно большая с туловищем голова с нагло-выпуклыми глазами выражала полное равнодушие к поставленному вопросу, и вообще к судьбе человеческой.
- Господи! Я же ничего не знаю по-немецки,- ужаснулся своим достижениям в языкознании Николай, и, снедаемый досадой, безжалостно ткнул себя кулаком в подбородок.- Мать честная, я ведь уже три года живу за границей. Двое языковых курсов прошел. Жена освоила язык, дочка в немецкой школе свободно учится. Плакали поначалу, словари до дыр затирали. И ничего- добились своего. Вика сегодня ушла в школу, в седьмой класс, напевая какую-то немецкую песню. А прежде, бывало, ходила, как на Страшный суд. Бедная девочка, ей досталось от этого переезда больше всего. Четыре года училась в русской школе, а потом бац, по вине родителей- будто на другую планету высадили. Немцы –одноклассники поначалу смеялись над ее языком, а теперь у нее есть закадычные подружки. Сегодня, услышав веселый мотивчик дочери Николай сквозь полудрему порадовался за дочь. Она, уж точно, прийдется в этой стране к месту! Один я урод неподдающийся какой-то... А без языка никакую приличную работу здесь не найдешь Ни на одну фирму не возьмут. Зачем им,в самом деле, немой? Такие тут у них порядки.
- Муха? А ты небось с подружками своими по-немецки разговариваешь? Тут и воробьи-то по-местному чирикают И вроде даже листья на деревьях и то кажется шумят по-немецки.
Муха ничего не ответила, а только снявшись с лампы, на лету довольно остро цапнула его за ухо, и полетела к телевизору.
- А мелка ты будешь против наших российских мух,- стал унижать ее национальное достоинство Николай,- а все потому что у немцев мало свалок для твоего прокорма. Каждый день метут и мусор вывозят. Если хочешь- лети ко мне на родину, там ты втрое крупней будешь. У нас не мухи, а звери.. На свалках даже бомжи запросто прокармливаются. Вот так!
Муха, точно оскорбившись, что ей предлагают изменить отечеству, опять сделала короткий бросок на жертву, и в изящном полете спланировала на плоское стекло телевизора, здраво рассудив, что если Николай и в самом деле надумает изночтожить ее, то на экране он этого делать не будет. Телевизор для безработного упитанного мужика, день-деньской просиживающего дома-единственное развлечение.
- А я тебе, тварь ничтожная, все же досаду принесу,- сказал Николай, и нажал кнопку на пульте управления. Большущий телевизор мягко крякнул и уютно зашелестел, сразу пошла уже привычная, но в большинстве речевых нюансов все же незнакомая чужестранная речь, затем экран осветился четким, до мельчайших цветов и оттенков различимым изображением.
На этот телевизор семья копила деньги несколько месяцев. Намучившись в России с плохими, функционировавшими лишь после удара кулаком телеагрегатами, здесь купили огромный, чуть ли не впол- стены телевизор. В России на такой аппарат потребовалась бы голодать годика два, а здесь купили на пособие по безработице довольно быстро.
Пошла реклама немецких товаров. Муха черной точкой шустро засеменила по всем направлениям экрана словно пыталась запомнить, и потом приобрести все предлагаемое. Ни шум, ни свет ее нисколько не смутили. Она даже еще больше оживилась, будто экранное излучение добавило ей энергии.
Николай не любил роскошные немецкие магазины. Изобилие товаров раздражало его. Дело было в особенной покупательской психологии бывшего советского человека.
В те времена у всех имелись в достаточном количестве деньги, чтобы приобрести любой товар, имеющийся в любом магазине. Хоть ковер, хоть пылесос, или красивую одежду. Проблемма была в одном- этих товаров не было в достаточном количестве. Все приходилось не покупать, а доставать с боем в бесконечных, агрессивных очередях, где случались не просто ссоры, а настоящие мордобои. Из знаменитых советских очередей немало клиентов было увезено не только в больницы, но и прямиком на кладбище.
И здесь, на Западе все хотелось, согласно въевшейся психологии приобрести, купить, стать обладателем полюбившегося товара, но не было достаточных средств. Это и приводило в состояние некоего психологического ступора.
- Муха? Муха? Как же ты, вредная насекомая, ничтожество этакое, будь ты неладна называешься в ихнем языке?- продолжал шевелить полными губами обескураженный, Николай.- Убей не вспомню. И чего вспоминать, если я никогда этого и не знал. Вот проблемма! А может у меня вовсе нет способностей к иностранным языкам?А что? Бывают же такие люди! Сколько не изучай- результат ноль. К тому же мне уже сорок лет через пол-года будет. Какое тут обучение? Тупой до конца жизни. Вот бы мне такую справку от врача иметь! Не способен, мол, и точка! Нету нужных извилин! А может у меня в жизни было сотрясения мозга? А я про него уже забыл. Надо вспомнить. Ведь чего только со мной в жизни не бывало!
И он, не сводя глаз с беззаботно резвящейся мухи, откинулся на подушку и начал перебирать отдельные эпизоды своей уже довольно пространной биографии. Наконец, его осенило! Армия! Вот что повредило его мозги. Он служил на постройке знаменитой в те времена железной дороги- БАМа.
Газеты и телевидение твердили, что это комсомольская стройка, что магистраль от Байкала до Амура строит молодежь по комсомольским путевкам. Это не было сплошным враньем, но и правды в этом утверждении было мало. Основные тяжкие на трассе работы выполнили солдаты стройбатальонов и заключенные. Они вкалывали по принуждению, а комсомольцы ехали на БАМ добровольно. Сотрясения мозга, как такового у Николая не было, но его бедной головушке солдатской досталось немало. Стройбатовцы жили прямо на трассе в больших армейских палатках, где под утро было так холодно, что волосы примерзали к подушкам. Приходилось с треском отдирать их от наволочки, как ледяные макароны. Вот и простудил мозги. И лысина теперь от этого растет. А какая была у него шевелюра. Проклятый БАМ. Строили, строили, по нескольку раз отспыли в болотах полотно, уходившее неизвестно куда, летом парились в ядовитых туманах и кипящих облаках гнуса , верили, что эти новенькие блестящие рельсы сделают страну счастливой а дорога, говорят, теперь и никому не нужна... Рельсы заржавели, костыли расшатались, шпалы коробит вечная мерзлота.
Мухе скоро надоели утомительные гонки по экрану и она, отлипнув от стекла, бодро рекламирующего немецкие газонокосилки, и зубные щетки нам батарейках, , бочком перелетела на книжную полку и уселась на семейную фотографию Николая. Эту фотографию он привез с собой, вправил в изящную рамочку и поставил на видное место.
-Вот это правильно! Полюбуйся Россией, родиной моей.- сказал мухе Николай.- Видишь тайгу, речку, сопки... А впереди моя семья. Если бы ты разумела по-русски, я бы многое чего мог тебе порассказать. Детская еще фотография. Здесь все пока живые. Дед с бабкой, дядя Яков, отец , мать, старшая сестра, и я собственной персоной. Небольшой еще тут совсем. Только шесть лет. Меня дед с бабкой в то время хотели научить немецкому языку, да отец не разрешал. Он был русский, фронтовик. Женился на матери-немке, потому что она его от туберкулеза вылечила. У него дыра была в легком от пули. Мать козьим молоком отпоила. Он потом стал большим начальником, в партию вступил, но немецкий язык не разрешал учить. Меня даже отколашматил однажды крепко. Может уже тогда отбил он мне мозги. « На кой черт,- говорил он,- нужен этот немецкий язык, если советская влась утвердилась на веки. Скоро и в Африке будет социализм, и все негры станут говорить по-русски!» А на руках у меня маленький поросенок , видишь? У вас в Германии поросята в рекламах снимаются. Вот если бы мой поросенок до этих времен дожил! Он бы такую вам рекламму показал...
Фотография была сделана весной, во время посадки картошки. Взрослые работали, а он с поросенком носился по огороду. Николай до сих пор помнил, как он спотыкался и падал, а поросенок с азартным визгом налетал на него, и и с каким-то диким упоением принимался подтыкать мальчишку со всех сторон своим холодным жестким носом, требуя продолжить гонки. Николай не просто это помнил, он даже как будто и сейчас ощущал на теле эти упорные толчки маленького хрюкающего рыльца.
Николай вздохнул, припоминая эпизоды из своего детства.
Первым отчего-то вспомнился брат матери, дядя Яков, самый душевный человек в семье. Он то делился воспоминаниями о Германии, куда его со всей семьей забрали с оккупированной территории, то и о первых годах ссыльной жизни на Северном Урале, после возвращения на родину.,где они очутились, вопреки ожиданиям. Их не вернули на прежнее место, а увезли на Север.
« Тогда законы суровые были.- рассказывал дядя Яков,- Уже с раннего возраста человек считался взрослым. Я не скажу за всех, но мы немцы, должны были с четырнадцати лет должны были ходить на основную работу. А у нас одна была работа-лес валить. В первую зиму меня поставили сжигать на делянке сучки. Целыми днями ползал я по шею в снегу, складывал еловые лапки в большие кучи и жег костры...Уставал так, что дома не было сил раздеться. Меня мать будила и заставляла силой поужинать. К весне я так ослаб, что еле ходил.
 Весной как-то приходит в нам комендант, и говорит, что дает мне ответственное задание. Надо мол, перегнать корову из нашего поселка в другой поселок. Он назывался Богатырево и тоже стоял на реке. Только за сто километров вверх по течению. Толку мол, от тебя в лесу мало, того и гляди помрешь, поэтому собирайся в путь. Корова нужна в том поселке для детдома. На лодке ее не повезешь, пароходов у нас нет. Хоть ты и дорогу не знаешь, но с пути не собьешься, потому как все время будешь идти берегом реки. Сдашь корову под расписку и вернешься. Выполнишь задание- переведу тебя на пекарню дрова колоть. Только не забывай, что корову в пути надо каждый день доить, иначе она заболеет. Молоко хоть сам пей, хоть на землю лей...
- Но я не умею доить!
- Пусть мать научит...Даю тебе сутки на сборы.
На следующий день я вышел в путь. Собрали мне котомочку с сухарями, кружку, ведерко железное,ложку, две старые фуфайки, на одной спать, другой укрываться. Мать показала, как обращаться с коровой.
- Сынок! Если встретится медведь в тайге, бери кружку и стучи ею о пустое ведро... Как можно громче. Медведь железного шума боится, не задерет вас.
 Я пригнал эту корову к месту ее будущей жизни. И шел я почти две недели. Корова паслась, ночью я лежал рядом с ней, даже грелся под боком.. А главное я доил ее два раза в день, и пил вдоволь молока.
Во встречных поселках обменивал лишнее молоко на продукты. Местные милиционеры пытались меня арестовать, но я показывал бумаги, которые выдал мне комендант, и они меня не трогали. В обмен на молоко мне давали хлеб, пироги, яйца, мед в сотах... Корова была молодая, здоровенная, молока давала по два ведра в день. Меня она , наверное, считала за своего теленка. Потому что никогда не брыкалась, когда я подбирался с ведерком к ее вымени. Вообщем, эта корова подняла меня на ноги. Я постепенно окреп. Все болячки у меня зажили, ноги стали легкими, голова больше не кружилась. И когда я зашел в последний поселок, и узнал, что это и есть Богатырево, и мне показали, где находится детский дом, я приуныл. Я готов был гнать эту корову не только две недели, но и целый год, и не в этот поселок, указанный комендантом, а хоть на край света...
- Дядя Яков, расскажи про Германию,- просил Николай, прижимаясь к нему. От дяди Якова всегда шли приятные запахи конской сбруи, дегтя, смолы. Он работал конюхом, и нет смотря на тщедушность мог объезжать молодых коней.
- Я совсем мал был тогда, ничего не понимал. Мы до войны жили в Молдавии, оттуда нас и вывезли. Помню работали в Германии у фермерши одной. Строгая такая, сухая, высокая фрау, порядок любила. У нее муж и сын в России воевали. Врать не буду, не обижала нас, мы же все же немцами числились. Но за работу спрашивала строго. У всех были свои обязанности. Мать доила коров, отец ездил в поле за люцерной, я ухаживал за птицей, бабушка была поварихой. Хозяйке она варила отдельно, и носила на второй этаж дома. На первом жили мы. После того ,как у немки погиб на восточном фронте муж, она велела себе отдельно не варить. А садилась с нами за общий стол. Иногда к хозяйке приезжали в гости на лошадях - родители мужа. Наш дед подружился очень со свекром.
- Они оба были любители выпить, а подпив, начинали политические ссоры. Старый немец не любил Гитлера, а наш дед Сталина. Сперва они собирались идти на Берлин, чтобы убить фюрера, а потом на Москву, где уничтожить Сталина. « Вы что оба в гестапо захотели?- кричали на них женщины, и опасаясь за стариков, запирали их в отдельный сарай, налив, предварительно большой кувшин вина. А весной сорок пятого года пришли к нам прямо домой представители сознических войск. Как сейчас вижу их перед собой. Все в новенькой военной форме, молодые, бравые. Русский, агличанин и американец. Сапоги вычищены до блеска, все гладко выбриты, и немного подпитые. Самую чуточку, видать за дружбую Говорят взрослым: « Война заканчивается. У вас есть выбор- или остаетесь в Германии, или хотите вернутся в Советский Союз!» Наши в голос и завыли. Хотим домой! А их вместо старого места, где у них был свой дом, увезли неизвестно куда...
Размышления Николая прервал телефонный звонок. Звонил его старый друг Виктор, тоже уже много лет безработный но немецкий язык знал неплохо. К тому же он был на пять лет моложе Николая. У него была другая проблемма- он порядочно пил в своем Казахстане и продолжал хзашибать здесь. Работу находил легко, но долго не держался нигде. Его на родине и казахи не признавали за серьезного работника, а уж тут подавно.
-Хочу напиться!- коротко информировал по телефону Витюха.- Депрессия у меня.
- У меня тоже!- откровенно признался Николай. отозвался Николай.- Хотел отоспаться, да муха тут одна летает..
- Давай приеду и прихлопну ее,- хмыкнул Витюха.-А если серьезно, то я тебе работу нашел. Без знания языка. Шеф у тебя русский будет...Я знаю, что ты дома один.. Поддержи кампанию!
- Ну. Давай приезжай,- обрадовался Николай.- Обнадежил ты меня насчет работы. Особенно насчет языка. А то я даже не знаю, как «муха» будет по-немецки.
- Ну ты даешь!- хмыкнул Витюха.
- У меня голова вечной мерзлотой на БАМе простужена. Там зимой минус сорок. Вечером в палатке от печки жарища, плюс сорок. Утром просыпаешься- все внутри в инее. Старшина гад, еще заставлял снегом умываться. Вот и не даются иностранные языки...
- Ладно! Приеду- поддучу тебя местному языку. Две склянки водки нам хватит?
- С запасом!
Положив телефон, Николай отычкал взглядом знакомую муху. Она уже покинула семейную фотографию и сидела на окне, рассматривая немецкие пейзажи.
-Муха! Удирай быстрее,- дал ей дельный совет Николай.-Может в форточку вылетишь сама. Мотай отсюда, пока не поздно. А то Витюха приедет он тебе быстро к высшей мере приговорит. Он суровый мужик. Но друг хороший. Работу мне нашел.
Муха, точно уловив смысл, прониклась тревогой и спряталась среди пластинок жалюзи.
Заворкотала связь домофона. Скоро ввалился и Витюха, высокий, шумный, большеносый. В руках пакеты с выпивкой и едой.
После первой, исполняя традицию, не закусили. После второй Витюха начал гоняться за мухой, приспособив вчетверо сложенную газету как орудие убийства. Жизнь мухи коротка и бесславна, но эта не хотела погибнуть от руки иностранцев. Николай с нескрываемым удовольствием смотрел на эту корриду, но когда длиннорукий неуклюжий Витюху свалил на ковер горшок с какой-то экзотической пальмой, за которой ежедневно тщательно ухаживала жена, остановил друга.
- Муха!- обратился он к своей знакомой летунье.-Тебе капут отменяется. Ахтунг, живи!
- Нет! Я ее добью!- заводил из стороны в сторону своим покрасневшим носом Витюха.- Что она подумает теперь о русских.
- Скажи лучше как она по-немецки называется? Обещал же...
Витюха опустил нос и сгорбил плечи.
- Я как пару рюмок русской водки выпью- немецкий напрочь забываю. Извини! – признался Витюха.- Зато после второй бутылки говорю лучше Мартина Лютера...
- А кто такой Мартин Лютер? Политик что-ли? Или футболист ихний?
- Дубина! Он Библию на немецкий язык перевел.
- Подучил! Теперь толкуй о работе.
- Народы Африканского континета знаешь?
- Это что вопрос?
- Правильно понял!
- Ну знаю. Их тут до черта в Германии. Ползучая интервенция. Неграми называются.
- Забудь это слово. Они афро-европейцы. Мы все дети одной планеты. Каждый имеет право на жизнь.
- Ого! Гладко говоришь! Как по-писанному...Ты давай ближе к делу. Какую работу предлагаешь?
- Пойдешь в услужение к афро- европейцам. У них свой хайм есть, общежитие... Убирать за ними надо. Туалеты чистить, душевые, всякие места общего пользования...Усекаешь?
Николай вскочил с кровати, и как был, в одних трусах и майке нервно забегал по комнате, как недавно суетилась муха. Только муха была тощая, а Николай в хорошем теле. Витюха, тупо уставившись в одну точку, следил за ним одним перемещением зрачков, даже не поворачивая головы.
- Я , бывший советский...Я русский. Приехал из лучшей в мире страны, и буду служить чернокожим. Туалеты им чистить. Да я из тебя сейчас котлету сделаю за такое оскорбление...
- Придурок ты советский!Тебя коммунисты зомбировали... Русский, лучшая в мире страна... Короче я передаю тебе свою должность. С шефом все обговорил. Африканы- хорошие ребята, языки легко осваивают, только у них свои странности африканские бывают. Могут, например большую нужду в душевой кабине справить, а потом смотреть на тебя с невинным видом.
- О, господи!-простонал Николай.- За этим что-ли я сюда ехал...
- Воспитывай в себе толерантность!
- Чего? Переведи на русский.
- Терпимость к другим народам. Мы тут за границей со своими старыми профессиями никому не нужны. Я вот к примеру каменщиком раньше был. Хотел как-то устроится здесь на строительство. Шеф говорит- покажите свое умение. Нас было два претендента. Один немец молодой безработный и я. Дали спецодежду, инструменты, кирпич, раствор. Ну, думаю, покажу им сейчас класс. Я на родине не один десяток домов пост роил. Знакомое дело. Могу с завязанными глазами стену ровно вывести. Накинул ихнюю робу, схватил мастерок
- и за пол-часа справился с заданием. Я уже заканчиваю работу, а немец, соперник мой едва половину сделал. Радуюсь, что утер им нос. И что ты думаешь. Взяли немца , а не меня. Он, прежде чем работать, надел акукуратно форму, застегнулся на все пуговицы, разложил инструменты. Если раствор упадет, сразу убирает за собой, каждый кирпич прежде чем класть общупает, проверит. Я конечно этого не делал. По-русски работал. Шеф потом сказал. Этот молодой еще не настоящий каменщик, но его можно научить хорошо работать, мы его на курсы пошлем ,а вас уже никогда не переучить... Такие у них тут приколы!
- Знаю я ихние порядки!- сказал Николай.- В одной школе хотел дворником подработать. Хаузмайстер спрашивает: «Подметать умеете?» « Умею, чего тут хитрого!» И пошел метелкой туда-сюда дорожки мести. Он как закричит. « Хальт! Вы и этого делать не умеете! Зачем вы мусор разбрасываете, его же собирать надо!» А ты почему работу с Африкой бросаешь?
- Берут на фирму одну пузыри мыльные делать.
- Пузыри?
- У них все серьезно. По науке. Растворов больше, чем в аптеке. Пузыри любых размеров, форм, окраски и даже толщины...Можно гирлянды разноцветные выдувать. Все качество приборами меряют... Два химика в лаборатории колдуют... Ну я пошел, а то у тебя жена скоро вернется, разнос нам устроит...
- Да уж, извини! Пьянки она не любит. А на работу я завтра схожу. Разведку пока сделаю.
Витюха быстро выглотал остатки водки и ушел. Николай, забыв про муху, уснул. И снилось ему, что он подметает большой метлой Африку. Пустыни и саванны. Метет, метет, а она, Африка, никак не кончается. А над ним неустанно вьется муха цэ-цэ. Вьется настырно, преследует как тень, пытаясь укусить. .Последнее, что он расслышал сквозь сон был оглушительный хлопок.Это вернувшаяся с работы жена, прихлопнула таки немецкую муху. Он как будто услышал даже ее предсмертный крик, слабый такой, глухой, будто лопнул мыльный пузырь. И пожалел.
- Die Fliege ,- вот как называется по-немецки муха, неожиданно, будто в озарении вспомнил он, и счастливый заснул уже до следующего, приходящего с востока рассвета.
-





 Как семь раз выйти замуж

 Рассказ


Самолет разбежался по немецкому аэродрому, встал на крыло, и, задрав нос, устремился к редким облакам, несущимся со стороны моря. Внизу, все уменьшаясь в размерах, поплыли ухоженные германские рельефы: аккуратные поля, ровные, будто по линейке вычерченные автобаны, квадратики селений. И только какие-то маленькие речушки, не подчиняясь законам гармонии, петляли как им вздумается. "И почему они до сих пор не выпрямят их, не подчинят своему немецкому порядку?- отвлеченно думал Иван Николаевич Егоров, русский, средних лет мужчина, побывавший гостем в Германии у родственников."
Самолет, между тем, уже пробил облака и, зависнув над белыми их грядами, напоминавшими редкостно- красивые, сказочные горы, стал одолевать неблизкое пространство до российской столицы.
Иван Николаевич вдоволь налюбовавшись заоблачными видами, тяжело повернулся в узком кресле,и стал разглядывать соседей, тая намерение обрести собеседников в воздушном путешествии до Москвы.
 На русском языке, разумеется, ибо немецкий он никогда не знал, и этот месячный визит к сыну в Гамбург ничего в языкопознании не добавил. Рядом с ним сидела, находясь в полудреме, худенькая, в тонких поблескиващих очках женщина примерно одного с ним возраста, как он определил себе, с аккуратной прической, и цветным шарфиком на шее. Этот шарфик, собственно, и выдал ее возраст. Их обычно носят женщины, чувствующие, что они уже немолодые, но далеко еще не старые. На коленях у нее лежала сумочка, из которой выглядывали папки. "Деловая немецкая фрау!- холодно подумал он. - Едет в Россию от какой-нибудь фирмы охмурять наших бизнесменов. Они, сукины дети, готовы иностранцам Родину на корню продать. Главное для них-нажива. А вчера еще вся эта жадная свора в партии и комсомоле состояла, про любовь к отечеству, и про совесть эпохи говорила"
Иван Николаевич , скучая, опять повернулся к иллюминатору, и при этом нечаянно задел локтем сумку соседки. Сумочка упала в проход между креслами, папки вывались наружу. Женщина открыла глаза , сняла очки, и рассеянным, неопределенным взглядом, какой бывает только у очкариков, когда они остаются без своих линз, осмотрелась.
 - Простите! Я нечаянно! Вот черт. Я подниму все сам,- торопливо забормотал он, а сам внутренне напрягся ожидая непонятных ему немецких слов.
Надо сказать, что Иван Николаевич не просто не знал немецкого языка, он не любил его, и когда сын Валерка, учась еще в России в медицинском институте, сообщил, что женится на однокурснице, немке по национальности, которую звали Эльза Бранд, Иван Николаевич поначалу воспротивился довольно решительно, но потом, когда сын привез невестку на каникулы домой, смотрины прошли куда как хорошо. Особенно она понравилась матери Валерки, тогда еще живой и здоровой. Эльза была умной, тактичной девушкой, да и внешне не подкачала. Иван Николаевич даже про себя отметил, что попадись ему на глаза такая ладная девушка в годы его молодости, он влюбился бы в нее, не взирая ни на какую национальность.
 А потом сын с женой уехал в Германию. Оба они там уже нашли работу по врачеванию, воспитывали дочку,и были вполне счастливы.
 В старом семейном альбоме Ивана Николаевича хранилась единственная фотография деда, без вести пропавшего на войне. Сам он хорошо помнил своего отца он помнил отца, мучавшегося до смерти от фронтовых ран, и в итоге умеревшего от них раньше времени. Все это и рождало, помимо его воли, легкую неприязнь к немцам.
 - Вот незадача! А и ничего страшного не произошло! ,- добродушно воскликнула она.-Бывает! Да и не ваша тут вина.... Это я, недотепа, развалилась тут, как у себя в Рязани на домашнем диване... Да к тому же уснула. Потому что,- с легким вздохом призналась она,- я очень устала.
Иван Николаевич облегченно вздохнул- будет с кем поговорить до Москвы. И голос женщины, похожей то ли на секретаршу, то ли на учительницу сразу понравился ему. Мягкий, незлобивый,с добродушными русскими интонациями.
- Так вы из Рязани?- радостно спросил он.- Как здорово! Вы почти моя землячка. И чего это нам не сидится дома. Мотаемся ро свету...
- А что, разве я совсем не похожа на провинциалку?
- Нет! Я не подумад, что вы рязанская...Принял вас за деловую немку. Еще подумал, по делам бизнеса в Москву летит. С Россией нынче все хотят дружить. Она богатая. - он кивнул на сумочку , плотно набитую исписанными мелким почерком бумагами .
- Спасибо! Даже приятно слышать, что я похожа на бизнес-леди! А на самом деле-я у дочки в Германии гостила. И знаете в какой раз? Вы не поверите. Уже седьмой визит к моей Наташке. А заодно учу немецкий язык. Видите, сколько конспектов исписала.-она кивнула на бумаги.- Стараюсь, как первоклассница.
- Ну и какие успехи обучения достигнуты у вас в этом деле?
- Толку чуть. Немецкий язык- это неприступная для меня крепость. Еще бы! Ее по камешкам складывали много поколений немцев. Вы знаете, как штурмовали крепости монголо-татары? Они ведь не сразу лезли на стены, а долго объезжали их кругом, осматривали, примечали слабые места, подкопы. И только потом штурмовали. С визгом и криками. Любой город, взятый ими, на три дня отдавался им на раграбление. Нашу крепость, пожалуй, штурмом не возьмешь. Хотя слабые места у нее тоже имеются. Это, например, общие для обоих языков слова. Их тысячи. Они могут быть штурмовыми лестницами. Но нам в этом городе, в отличии от монголо-татар жить.- Она вскинула на него испуганный взгляд.
- Но вам, я вижу, это совсем не интересно! Тогда -простите! Вы уже или освоили немецкую речь, или ненавидите ее? Многие русские терпеть ее не могут.
- Да! Она меня тоже раздражает,- окровенно признался он. .- Она напоминает мне самое тяжелое в жизни моей семьи. Смерть, голод, оккупацию. И хотя я родился после войны, но мы еще долгие годы страдали от нее...
 - Тогда извините! Немцы ведь тоже должны нервничать, слыша нашу речь. Эту великую нацию впервые в ее долгой истории поставили буквально на колени люди, говорящие по-русски. Такое из истории вычеркнуть нелегко. И даже генную память заглушить невозможно. Я удивляюсь терпению и мудрости немцев. Вы впервые в Германии побывали?
-Да! У меня сын и невестка здесь живут. Сын вообще-то русский. Это невестка немка. Они еще студентами познакомились.
-Вам понравилось у них?
- Что и говорить! По нашим меркам-буржуи! Квартира- сказка, любая техника в хозяйстве имеется. Даже сыр и колбасу резать и то руками не надо...Есть же пословица такая:" У немца чтоб вошь убить- машинка специальная есть!" Теперь я верю этому. Но больше я к ним не поеду. Посмотрел как живут, и с меня довольно.
- А я Германии была уже в седьмой раз. У дочки в гостях,- сказала она.
- Неужели в седьмой? - удивился он.- Нужда, стало быть, какая-нибудь есть.
- Есть!- с печальным вздохом согласилась она.-Вы правильно про нужду сказали. И еще какая нужда.
- Интересно! С медициной что-нибудь связяно. У меня вот сердце давно пошаливает. Сын меня сводил к одному немецкому врачу. Тот снял показания на каком-то приборе и говорит: " Оставайтесь здесь на год, и я вас вылечу!" А мне здесь год не прожить. Умру от скуки. Опять же дом в России не бросишь.
- Нет! Медицина тут ни при чем!- усмехнулась она.- Я летаю в Германию, чтобы выйти замуж.- она покраснела и начала запихивать в сумочку оброненные бумаги.
- Ну и как успехи?
- В седьмой раз опять не вышла?- грустно призналась она.- Я хочу жить рядом с дочкой. Вот и все объяснение. И она об этом мечтает...Но пока ничего не получается у нас. Она, между прочим, тоже незамужняя. Комедия у нас , а не жизнь! Она замуж никак не выйдет, и я тоже. Знаете, как мне стыдно?- Она густо покраснела и, сняв очки принялась тереть глаза. Он удивленно смотрел на нее, поражаясь ее детской почти непосредственности. Она выкладывала ему, незнакомому человеку, свое сокровенное.
- Женихи, видать, плохонькие были! -усмехнулся Иван Николаевич.
- Может быть! - со всхлипом махнула она рукой.- Только я ни одного из них и в глаза не видела. Женихи нынче, ох, странные пошли. Сперва пишут, рекламируют себя в интернете, а как дело до реального знакомства доходит- исчезают, как нечистая сила на рассвете. Правда в этот раз один жених-немец живьем объявился. У него отец в России воевал, и завещал сыну женится на русской. И он,наконец, решил исполнить его наказ. Только почему на восемьдесят пятом году жизни? Я правда тоже не молодая, но этот жених мне в дедушки по возрасту годится. Ну, не комедия ли?- Она зарделась еще больше, тяжко вздохнула.
- Меня зовут Иваном Николаевичем!- решил представится он.- Приезжал не женится, хотя я вдовец- жена у меня умерла шесть лет назад, а просто тз любопытства. Лечу до Москвы, а потом электричкой до Твери. Слышали про такой город? Там у меня в пригороде свой дом, сад, маленький пруд с рыбой. Я токарь на заводе, целыми днями с металлом имею дело, приятно потом с живой природой повозится. У меня и голуби есть.
 - Тверь!?- как-то радостно и удивленно воскликнула она.- У меня отец был родом из Твери.Бывший Калинин. Такой же, как вы плотненький, крепко стоящий на земле мужичок. У вас там в старину говорили: " Муж в дверь, а жена - в Тверь!" Как я вам завидую! Яблони, сливы, вишни. Прямо рай какой-то! А у меня в Рязани только однокомнатная "хрущевка" в центре города и больше ничевошеньки. Ни дачи, ни гаража, ни кошки, ни собаки. А ведь я учитель биологии в школе. А зовут меня Лидия Артуровна. Я всегда мечтала покопаться в земле. Хотите я вам свой рязанский адрес и телефон оставлю? Я рада знакомству с вами.. Наши дети тоже похожи - по заграницам маются.
- Что же на следующий год опять жениха искать в Германии?
 - Нет! Пожалуй хватит. Замуж я больше выходить не буду! Устала! Довольно уже людей смешить,- сказала она и, достав блокнотик, черканула в него несколько строк.
Самолет пошел на посадку. Над Россией беспросветной чередой шли угрюмые дождевые облака. Была глубокая осень, и внизу сеялся мелкий назойливый дождь. Самолет потряхивало, и он долго шел в густой шуршащей тьме, а когда прикоснулся к родной бетонке, то оказалось, что на родине уже вечер.
Тверичанин Иван Николаевич и рязанская учительница Лидия Артуровна, а так же их багаж, и документы прошли строгий досмотр и, наконец, легализовавшись, они вздохнули с облегчением. Наконец они опять на Родине!
У обоих оказалось много багажа- заграница не отпустила их с пустыми руками. У Ивана Николаевича были в основном инструменты- немецкая электрическая дрель, портативный сварочный аппарат, набор слесарных ключей.
Уж каким убежденным патриотом он не был, но против качественно сработанной немецкой техники не устоял.
 Они наняли такси, которое быстро домчало их до вокзала. Но тут их подстерегало разочарование- последние пригородные электрички уже ушли по своим направлениям, а следующие ожидались только утром.
Они стащили сумки в одну кучу, и с привычной русской терпеливостью стали коротать длинную вокзальную ночь.
 Под утро Лидия Артуровна проголодалась. Иван Николаевич, оставив ее охранять багаж, отправился в буфет.Там он пробыл долго. Сперва неожиданно столкнулся с тремя своими земляками- бомжами из Твери, существами, живущими по заповеди божьей. Они, как птицы небесные, не сеяли, ни пахали, а каждый день сыты бывали. К тому же романтики пошли еще дальше в исполнении Писания, ибо кроме хлеба насущного незримая рука подавала им еще ежедневно и выпивку.
- Мы ,отец, тоже прочухали последнюю электричку...Кемарим до утра,- сказал один из них, молодой, подкопченного вида мужик, яростно почесывая спутанную шевелюру волос, в которой, вероятно, прокармливалось немалое количество вшей.- Днем мы в столице средства к жизни, а ночевать ездим на родину, на свой Тверской вокзал. Там лежаков больше, и менты не такие лютые. Такая вот у нас романтика! Как думаешь, перезимуем нынче, или подохнем, как собаки?
- Должны перезимовать!- заверил их Иван Николаевич!- А все бы лучше вам хоть какую , работу найти.
- Мы гордые, отец! Не лохи какие-нибудь. На мафию, и депутатов горбатится не желаем. Лучше горькая, да свобода!
За общением Ивана Николаевича с неприглядными обитателями московского вокзала пристально наблюдал дежурный милиционер. Едва тверской токарь отделился от земляков -романтиков сержант милиции двинулся ему наперерез и, механически козырнув, попросил предъявить документы. Бегло осмотрев паспорт, заявил:
 - Вы похожи на лицо кавказской национальности?- и похлопывая документом о раскрытую ладонь, вопросительно уставился на провинциала.
-Я?- изумился Иван Николаевич.- Сержант! Ты хорошо прочитал паспорт? У меня русские имя, фамилия , и отчество. Русские дальше некуда. Как квас, портянки., и банный лист, что к заднице прилипает.
- Тем более,- загадочно отозвался сержант, и посмотрел уже не вопросительно, но раздраженно, как учитель, теряющий терпение перед несмышленным учеником. - Пройдемте , гражданин со мной! В отделение милиции.
-Я только что прилетел из Германии. Ездил по визе к сыну,- сказал он, думая тем самым вызвать прежде так свойственное русским раболепие перед заграницей.
Но его, этого раболепия давно уже не было.
Пришлось Ивану Николаевичу, дабы его не потащили в отделение для установления некавказской национальности, вытаскивать из бумажника довольно крупную купюру.
 Но это, как оказалось вскоре, была не единственная, и не самая крупная потеря за эту ночь. Вернувшись к своей спутнице, Иван Николаевич недоуменно застыл на месте, не желая верить своим глазам. Лидия Артуровна, свернувшись калачиком в жестком вокзальном кресле безмятежно спала, а все их вещи были украдены. Унесены подчистую. Как ураганом смело. Это была классная работа московских вокзальных воров.
 Он быстро осмотрелся, пытаясь обнаружить хоть какие-нибудь следы похитителей, стремительно метнулся к сержанту, разглядевшего в нем кавказского джигита, но того уже не было на месте, даже бомжей-романтиков как ветром сдуло.
 Приближалось утро. Народ стекался к пригородным поездам. Мучаясь не столько от потери багажа, и таких нужных ему инструментов, купленных сыном, а оттого, что ему прийдется возвращать свою доверчивую спутницу в жестокую реальность, он, кашлянув, легонько тронул ее за худенькое плечо. Она проснулась не сразу, а только поморщилась чуть, и глубоко, по-детски вздохнула.Он потряс ее снова своей тяжелой рукой. Она открыла глаза и тотчас узнала его.Это было видно по счастливой улыбке,озарившей ее помолодевшее лицо.
- Вот и утро! - радостно произнесла она, пытаясь нащупать свою сумочку, которую воры тоже прихватили с собой.-Пора домой ехать...
- Что это? - она с ужасом в глазах, мгновенно захлестнувшим ее зрачки села и огляделась,- Иван Николаевич, а где же наши вещи?Ведь ничего нет!
 - Воры постарались.- с натянутой беспечностью сказал он.- Такие у нас дела! Вы заснули, а они, знают свое дело, никогда не спят. Их тут на вокзалах целые шайки орудуют. И свиделей теперь не найдешь. Опроси хоть всех подряд. Никто ничего не видел, никто ничего не знает. Такие нынче нравы. Все запуганы. Так что, Лидия Артурована, крепитесь, нам прийдется смирится с пропажей вещей. Я так мечтал голубятню новую сделать. Даже металл уже припас. Русская пословица говорит: "Как пришло добро- так и ушло!"
-Иван Николаевич,- дрожащим голосом произнесла она,- но у меня же пропали все документы и деньги. Даже ключей от квартиры нет. Господи, какой ужас!
И она заплакала уже по-настоящему, горько и безысходно.
- Что же это происходит...Москва называется,-всхлипывая, бормотала она,- я за это и не люблю ее. Здесь живут все лучшие люди и все негодяя страны. Что же теперь делать?
 Он решительно взял ее за хрупкую ладонь, приподнял с сидения, и властно потянул за собой.
- Куда? - выкрикнула она сквозь слезы.- В милицию? Правильно! Это ведь именно я во всем и виновата!
- Не будьте так наивны, Лидия Артуровна. Какая милиция?
-Тогда куда же вы меня тащите? Она упорно пыталась вырваться.
 -Вы поедете со мной! В Тверь.Поживете в моем доме, успокоитесь, а там что-нибудь придумаем. У меня и деньги и документы целы...
 Она продолжала вырывать руку из его сильной ладони. И только у самых касс сказала:
- Отпустите! Мне больно! Я теперь не убегу от вас. Поеду в Тверь! Большое вам спасибо!

 

 Читателям поклон с берегов Эльбы.