Апрелев

рассказ


Апрелев

1


Сергей Леонидович Апрелев, несмотря на столь «веселую» фамилию, был почти полной противоположностью тех ассоциаций, которые вызывает весна. А если сказать еще, что и родился он первого апреля тридцать пять лет назад, – то ситуация и вовсе может показаться парадоксальной. Хотя, кто – по большому счету – решил, что Сергей Леонидович Апрелев должен непременно соответствовать такому уж «шутейно-несерьезному» образу проецирования фамилии на окружающую жизнь. Отнюдь. И что б больше не задерживаться на этой теме, скажем, что нечто подобное, быть может, и могло быть. Но вот только не с ним.

К портрету Апрелева – помимо той серьезности, которая практически не сходила с его лица – стоит добавить, что само лицо (в самом буквальном понимании) имело столь тонкие (а кто-то добавит, и изящные…) черты, – что практически сразу сойдут на нет все сомнения о том, что должно оно было принадлежать исключительно интеллигентному человеку. Да так, в общем-то, и было. И тогда еще стоило добавить, что был Апрелев всегда идеально (более чем) выбрит, носил очки с толстенными линзами, имел высокий рост и достаточно объемное телосложение. Хотя, быть может, казался больше грузен, чем атлетичен. К тому же очки (несмотря на красивую оправу, которая и должна была – по мысли его обладателя – забирать на себя основное внимание) так вот, эти самые очки, – практически безуспешно скрывали слишком боязливый взгляд Апрелева.
Взгляд, иной раз прячущийся под маской излишне напускной отчужденности… А то и важности…
И тогда уже, быть может, и стоило заметить, что иногда – благодаря росту – подобным взглядом кого-то и удавалось вводить в заблуждение. Особенно если учесть, что для того чтобы достаточно пристально посмотреть в глаза Апрелеву (ситуация, которой он панически боялся, и при наступлении которой как-то слишком быстро исчезала его «недоступность», обнажая мечущуюся душу запутавшегося в себе человека), – требовалось какая-то особая решительность. Решительность, которой и не каждый, вероятно, обладал. Или мог себе позволить.
 
Однако, если не сказать что та показная отрешенность, которой Апрелев сопровождал появление на людях была действительно напускной, – то значит не сказать о Сергее Леонидовиче почти что и нечего. Ибо уже как минимум последние несколько лет Апрелев ощущал такие странные метаморфозы, происходящие с психикой, что, искренне пытаясь поначалу с ними бороться, – вскоре был вынужден попросту махнуть рукой. И смириться.
 Лишь, быть может, как-то попытавшись скрыть то от окружающих.

Сложившаяся ситуация была на самом деле печальной. Но что страшнее всего, – в последнее время проблема еще больше усилилась. И если раньше (не считая школьных лет, когда Апрелев еще мог все списывать на юношескую застенчивость, и начать сразу с институтских – когда ему, быть может, впервые пришлось задуматься о причине появления страха, – страха общения с людьми), и так вот, если раньше Апрелев мог себе позволить не обращать внимание на эти, появившиеся у него «странности», – то в последние годы (и когда он остался в институте аспирантом-филологом, и когда уже стал работать преподавателем, – Апрелев читал курс по зарубежной литературе), – так вот, в эти самые «последние» годы, – Сергей Леонидович, пожалуй, был вынужден впервые признаться в том, что ситуация начинает выходить из-под контроля. Из-под контроля сознания. И тогда уже приходилось проявлять неимоверные усилия, дабы удержать бессознательное в жестких рамках предназначенных природой.
 
И вот в такой постоянной борьбе сознания с бессознательным, – Сергей Леонидович и жил в последнее время.

Стоило ему, проснувшись, открыть глаза, – и он уже начинал замечать, как страх нацеливается на него, готовый заполнить всего без остатка.
 И тогда уже приходилось предпринимать действительно серьезные усилия, чтобы хотя бы встать с постели да выйти на работу. А вскоре уже стало трудно делать и это.
И тогда Сергей Леонидович перешел исключительно на работу в вечерние вузы. А сами дни «трудовых будней» – сократил по минимуму. (Три раза в неделю, с шести до девяти вечера).
 И теперь все время – с момента пробуждения и вплоть до выхода из дома – Сергей Леонидович тратил на то чтобы привести свое сознание в надлежащий вид. И только ночь приносила ему долгожданное успокоение. И только ночью мог Апрелев предаваться любимому занятию – литературе.
 Он с наслаждением читал, корректировал лекции, погружался благодаря совершенно недавно для себя «открытому» интернету в электронные библиотеки мира (благо, что знал почти в совершенстве два языка: немецкий и французский, да еще сносно мог понимать и по-английски).
 И лишь только ночью – Апрелеву, наконец-то удавалось «найти» себя – собрав в единую мозаику распавшиеся за день звенья потерявшего контроль сознания. И тогда уже вполне можно было признаться, что только ночью, ему удавалось на самом деле «жить»…
А вот с каждого нового утра повторялось все сначала… Быть может потому так не любил Апрелев день. Бежал от него. В каком-то нелепом усердии стремясь удержать подле себя день прошлый. Как-то остаться в нем.
 И хоть ничего у него до сих пор не получалось – подобных попыток он не оставлял.


2
В один из дней Сергей Леонидович неожиданно влюбился. Скажем сразу, что последний раз нечто подобное с ним случилось лет десять назад. Тогда дело уже шло к браку, как вдруг ни с того ни с сего, – (по крайней мере, сам Апрелев это объяснить никак не мог), – в день, когда надо было выходить из дома и направляться в закс, – Сергей Леонидович (уже сделавший все необходимые приготовления, и надевший – недавно купленный и подаренный невестой – костюм, и даже почти повязавший специально подобранный – опять же невестой – галстук), вдруг неожиданно сорвал с себя этот самый галстук, и, закрывшись на все имеющиеся замки, – погасил свет (день был немного пасмурный), зашторил окна, отключил телефон, – и чуть ли не забившись под кровать, – просидел в квартире безвылазно несколько суток. (Благо, что в институте, – в связи с предстоящими событиями, – взял отпуск на две недели).
 А когда наконец-то решился завершить столь нелепое «заточение», – то почувствовал, что, от того что произошло – теперь переживает еще больше, чем, быть может, от того что только должно было произойти… А потому безвылазно просидел дома еще почти с неделю…
 И только после того, как, наконец-то, решился позвонить приятелю (который должен был быть свидетелем со стороны жениха на несостоявшейся свадьбе), и тот уверил его что, в принципе, ничего серьезного (вернее, не предполагаемого самим приятелем, по его словам, давно ожидавшего нечто подобного) не произошло, – (да нет, конечно, и слезы были, и истерика, да и поступил ты, дружище, как минимум – по скотски, – что, в принципе, почти только и раздавалось в твой адрес), но сейчас, мол, уже можешь не переживать, вроде как и улеглось все… да нет, нет, – я же говорю тебе, – что вполне ожидал этого… а, ты про это?.. – так опять же, – нет… мое отношение к тебе нисколько не изменилось), Сергей Леонидович мог – или, скажем – очень б того захотел – успокоиться.
 Но вот прошло уже столько лет, и как будто все повторялось вновь. В смысле, – и взаимные вздохи, и намеки, и первые (робкие) – а потом уже и не робкие – поцелуи. И слова признания. И даже намеки на нечто большее, – то, до чего в те времена, по относительной юности обоих влюбленных и дойти еще не могло… И уже сейчас, – почти только впервые (и так неожиданно) пришлось удивляться Апрелеву, в том, что ему, быть может, и нравятся, на самом деле, те отношения между мужчиной и женщиной, которые он отчего-то избегал все это время… И тогда уже забывался он от нахлынувшей на него страсти… и отдавал своей невесте – а в том что брак состоится уже никому не приходилось сомневался, (да и сам Апрелев впервые сам желал этого), – и «отдавал» Апрелев невесте столь долго таившееся в нем желание… а она, быть может, и вполне искренне признавалась ему: что у нее еще никогда – за тридцать лет – не было столь пылкого любо… – возлюбленного, – поправлялась она, – вернее нет… – совсем было чуть не запутавшись спохватывалась девушка, – у меня вообще никогда до тебя никого не было… И уже как бы то ни было – с заметным удовольствием (и почти невозможно было заметить – что было там больше: самого желания или страсти к эксперименту) открывал для себя Апрелев какие-то новые, и, зачастую, совсем немыслимые, любовные позы (прочитанные – как не забывала дополнять инсцинировывавшая любовные утехи невеста – в книгах, и только в книгах)…
Но, быть может, в какое то мгновение подобные оправдания становились и совсем даже излишними… ибо, по всему было заметно, что Апрелев как-то вдруг быстро и неожиданно потерял ощущение реальности… И при том нисколько не переживал об этом… И вероятно с Апрелевым действительно можно было делать все что угодно, – потому как в пылу захватившей его любовной страсти, – почти совсем не замечал он ничего… потому как не существовало в тот момент для него никого кроме его невесты… и, пожалуй, спроси его кто тогда: любит ли он ее? – и еще неизвестно, как отреагировать он мог на эти слова?... А то, быть может, – и вообще способен был разорвать все отношения с тем человеком… Хотя бы потому что действительно не существовало для Апрелева в тот момент никого и ничего кроме любви его… И это было действительно так…

 И уже даже наметилась свадьба… И почти даже определилось точное число ее…
А сама невеста уже перебралась жить к Апрелеву… (Не потому что у нее не было своего жилья, а потому что сам Апрелев не желал ее отпускать ни на минуту…). И уже были сделаны все необходимые и обязательные покупки… И выбран ресторан… И заказаны столики… И даже заплачено сполна (вперед, а какая разница, все равно платить)… И приглашенные гости уже дожидались своего часа (и у тех уже даже были заготовлены подарки)…
 И вот в тот момент, когда, казалось, все было готово настолько, что даже и измениться уже не могло – Апрелев внезапно исчез…
Сначала его искали ради шутки… (устроил «мальчишник», да загулялся…)… Потом с зарождавшейся тревогой… (действительно странно, и на него как будто – думали его новые знакомые, а старых почти всех он сменил – не похоже…)… Ну, а когда, не в меру обеспокоенные родственники невесты – уже готовы были обратиться в милицию (человек, да нет – жених пропал!...), – неожиданно пришла от Апрелева телеграмма… (Даже не невесте, а все тому же его старинному приятелю (который и теперь должен был быть свидетелем со стороны жениха, и на которого возлагалась миссия довести текст телеграммы до сведения невесты)… Причем, заметим, сам текст был столь туманен – что приятель Апрелева попросту передал телеграмму невесте… Мол, пусть сама разбирается… Хотя для него ответ был ясен и так – свадьба не состоится!..

Апрелев вскоре вернулся. Но к невесте не пошел. И даже не увиделся с ней – хотя на самом деле никуда и не уезжал, а жил в специально снятом номере в гостинице… ровно месяц… практически безвылазно… а когда, по его мнению, должны были более-менее все успокоиться (и, прежде всего, вызывавшие его страх родственники невесты), – то просто возвратился в свою привычную жизнь… Холостяцкую… Ибо только в какой-то момент он понял – что еще миг – и потеряет он уже навсегда то к чему так привык… И той его прошлой жизни – с ее страхами, ночными кошмарами и дневными тревогами – уже не будет. А значит и не будет больше литературы… Ибо только боясь и опасаясь чего-то – мог Апрелев и читать, и сочинять… (А с момента встречи с невестой даже рукопись книги, к которой он до того так долго подступался, и которая уже была написана почти наполовину – была куда-то безжалостно заброшена)… И вот теперь только стоило осознать это все Апрелеву – как почти тот час какая-то невидимая сила подхватила его… и уже не помнил Апрелев почти ничего… И многое делал почти исключительно бессознательно… А когда опомнился – уже как вроде и все закончилось… Но он вроде как и не сожалел о том…


27. 03. 04 г.
Зелинский. С. А.