Ребенок

рассказ

Ребенок

Вася стоял перед выключателем, и щелкал.
Стоял он уже полчаса. И видимо процесс ему очень нравился. Свет в ванной комнате то загорался, то гаснул. И все зависело от желания (и совсем нехитрых манипуляций) Васи. Именно он был главным. И видимо от него все зависело. Хотя, и конечно же, от него. Ведь рядом никого не было. Разве что мама. Но мама звенела посудой на кухне. И потому в прихожей, где находился Вася, он был действительно один.

Зазвонил телефон.
Вася продолжал заниматься тем, что и раньше.
Телефон зазвонил вновь. И уже не так как раньше – а с каким-то надрывом. Как будто тот, кто дозванивался – сердился за то, что никто не снимает трубку.

--Алле? – Вася вопросительно уставился в трубку.—Говорите! Говорите, черт возьми,-- начал он выходить из себя.
--Вася? – ответили на другом конце провода.—Это Регина. Твоя сестра.
--Чего тебе?—отчего-то недовольно буркнул Вася.
--Мама дома?—осторожно спросила Регина.
--Дома,--ответил Вася.—…И что?—решил спросить он, в ответ на молчание.
--Как что?—видимо удивилась Регина.—Позови ее пожалуйста.
--Хорошо,--согласился Вася, и положил трубку, собираясь идти на кухню, звать мать. И только тут он понял, что произошло.
Осознание какой-то страшной катастрофы повисло над Васей. Он совершил такой проступок, от которого теперь, быть может, и вообще будет зависеть его, Васина, жизнь.
 Страх парализовал Васю. Уже если бы и хотел он что-то сделать – не мог. А в голове пронеслось предположение, что мама ждет этого звонка. Да и сестра теперь волнуется, переживает, и быть может даже плачет, что ей не удалось поговорить с мамой.
--Вася, кто это был?—в дверном проеме показалась голова Васиной мамы. Пожилая женщина устало смотрела на сына.
Телефон зазвонил вновь. Вася снял и тут же положил трубку, опустив ее на рычаг. А потом неожиданно рванул с места, и закрылся в ванной комнате. После чего включил воду, и стал петь. Громко и с надрывом. Периодически смешивая слова песни с вырывавшимися из него ругательствами.
Получалось весьма забавно. И… вполне привычно для матери Васи. Ведь он ее ребенок. И для нее будет всегда оставаться ребенком. Независимо от того, что было Васе уже сорок лет. И у него давно могли быть свои дети.

Своих детей у Васи не было. Их не могло быть «по факту». Да и вследствие, конечно же, Васиного принципа. Который не позволял ему вступать в сексуальные отношения с женщиной, если это была не его жена. Или он заранее не знал,-- что она будет его женой. Ну или невестой, уж на крайний случай.
И у Васи до сих пор еще никогда не было ни жены, ни невесты. И вообще, у Васи еще никогда не было женщины. И даже никакая девушка (кроме, быть может, родственников) не держала его за руку. Не клала свою ладошку на его член. Не обхватывала этот член губами. И вообще, с Васей еще никогда не происходило того, что показывали в фильмах, которые Вася смотрел.
Вася смотрел фильмы порнографического содержания. Почти исключительно. Потому как простая эротика (где главное заключалось в домысливании, а не лицезрении самого факта извращения) Васе уже была неинтересна. Чем-то на вроде эротики были сны Васи. Хотя ему еще ни разу не удавалось сделать «это» даже во сне. Во сне он вел себя так же, как и в жизни. Только если в жизни перед ним еще ни разу не было обнаженной женщины,-- в снах они мелькали сплошь и рядом. И должно быть очень хотели, чтоб Вася сделал с ними что-то такое.

Но на провокации Вася не поддавался. Еще бы! Ведь он на самом деле знал, что от него хотели эти лживые и грязные создания. Знал, что, по сути, хотели они только одного. А потому Вася всяческим образом увиливал от выполнения того, что давно уже прочитывалось в глазах этих женщин. И на что (в глубине души Вася это понимал), он никогда не решится.

И Вася держался до последнего. И даже тогда, когда его, связанного, уже вроде как и разложили на столе; а потом развязали веревки, развели руки и ноги в стороны, а по его обнаженному телу уже начали скользить руки, губы, языки, волосы… мечущихся над ним обнаженных девушек – и тогда Вася не поддался, считая все это провокацией.
И даже когда почувствовал как что-то мягкое и теплое обхватывает его – давно уже эрегированный -- орган любви, даже тогда Вася еще держался. А когда – девушки знали свое дело – волна страсти все-таки накатила на Васю, и он уже был не в силах сдерживаться и готов был выплеснуть все так долго накапливающееся в нем – Вася проснулся. И еще долго из его комнаты раздавался отборный мат.
А потом Вася чем-то несколько раз ударил по шкафу, потом разбил окно, потом, высунувшись из того – стал кричать на какого-то прохожего, обзывая его самыми нехорошими словами.
И успокоившись только через час (еще хорошо, что через час; в иные моменты доходило до приезда милиции), Вася вышел на кухню, и смущенно поздоровался с мамой.

Мама Васи, как ни в чем не бывало, сказала что-то на вроде того, что давай завтракать. Ну или еще что-нибудь. Значения это уже не имело. Потому что ничего в жизни мамы не менялось. С тех пор как проблемы сына, которые раньше казались ей еще вроде как не проблемами, а чем-то на вроде шуток сына или его индивидуальных особенностей, в полной мере проявили себя.
И после. Когда мама поняла, что ее сын психически болен. И уже никогда не выздоровеет.

И поначалу она еще, было, боролась, бегала по врачам, радовалась, когда диагноз не подтвердился; потом, оказалось, что диагноз подтвердился. Но она еще надеялась что это не будет так серьезно.
Пока не поняла что все слишком серьезно.
И никакого улучшения уже никогда не произойдет. И остается только смириться. Продолжая жить той жизнью, которой она и жила. Жизнью, которая была до сих пор. Смириться…

А потом мама неожиданно успокоилась. И стала принимать жизнь такой, какой та и была. Устав искать в этой что-то как хорошее так и плохое. Убедив себя что главным было то, что ее сын был жив. Ну а то что нездоров? Так опять же, внешне был не калека. А то что у сына болела душа… Так мало ли она у кого не болит. Просто быть может выражается это по разному…
--Да и много ли нормальных?—решила женщина.—Да и что могут-то, эти нормальные?..
--Хотя нет,--осекалась женщина. Уже осознав, что не о том она говорит.
--Проклятая жизни,--тут же запричитала женщина.
А потом успокоилась. Словно бы и действительно смирившись. И решив во что бы то ни стало принимать жизнь такой, какой эта самая жизнь и была. Принимать без всяких там завихрений. Ведь ей и без того хватало завихрений. Ее сына. Который…

Вася еще был в ванной. Но уже перестал петь. И выключил воду. И наверное вслушивался, что происходит за дверью. Не ругают ли его? Не хотят ли изловить?
И Васина мама уже знала, что ничего, собственно, и не происходит. Что-то подобное с Васей происходило всегда. И тревогу бить не стоило.

И прошло еще какое-то время, и Вася осторожно открыл дверь. Высунул сначала голову, потом ногу, потом вылез сам. И виновато подошел к маме. И она его конечно же не будет ругать. Ведь он еще ребенок. Ее – ребенок. А дочь… А дочь перезвонит.
И телефон действительно зазвонил.

Сергей Зелинский
18 апреля 2006 года.