Господи, помоги! Часть 2. Глава 1

Часть II
Мэри

Глава 1
Америка, Северная Каролина, весна 1703 года

Все произошло так внезапно, что понять и как-то осмыслить произошедшее, Мэри смогла только спустя какое-то время, когда она, лежащая поперек лошади, почувствовала боль во всем теле от неудобного положения. В ее мозгу прокручивалась в замедленном темпе кинолента, хотя в то время о кино, этом замечательном и грандиозном зрелище, никто не знал.

Вот она с детьми выбегает из дома и сразу же попадает в руки индейцев. Их было немного, человека четыре. Тут же смолкли выстрелы, и Мэри почувствовала, как цепкие сильные пальцы оторвали от нее малышку. Затем резким рывком отняли Энди. Она стояла, боясь пошевелиться, ощущая на шее холодное лезвие ножа. Этот нож мешал ей повернуть голову, чтобы увидеть, где же дети. Она видела только мужчин, которые, глядя на них, медленно опускали ружья. Индейцы, прикрывшись ею и детьми, выбрали правильное решение, чтобы сохранить свои жизни. Почему они оказались у входа в дом? Наверное, они зашли так далеко вглубь плантации только ради того, чтобы найти и забрать своего вождя, который лежал в спальне. Мэри поняла это только сейчас, лежа поперек лошади, несущейся по лесу в неизвестном направлении. Индейцы забрали всех лошадей с плантации и не взяли ничего больше, не считая её с детьми и тело убитого вождя. Она мысленно представляла людей, мечущихся в бессилии по плантации. Пленники были обречены. Их никто не спасет. Но это не важно, самое главное, что дети были живы, и они были рядом. Виола с трудом подняла голову и увидела Энди, скакавшего на лошади рядом с ней. Позади мальчика сидел индеец и крепко прижимал его к себе. Малышка тоже была жива. Хотя Мэри и не видела ее, но слышала ее громкий пронзительный крик, доносящийся где-то впереди. Шея сильно затекла, и Мэри опустила голову. Она увидела внизу серую землю, покрытую не успевшими перегнить прошлогодними листьями. Кое-где еще не растаял утренний снег. Вокруг росли деревья. Листья еще не распустились, но набухшие почки пахли смолой. Снег, осыпающийся с деревьев, как холодный душ приводил в чувство, когда от постоянной тряски и неудобного положения, Мэри впадала в забытье.

Она очнулась, когда лошадь остановилась. Сколько длилась эта гонка, Мэри не знала. Все её тело так затекло, что она не могла пошевелиться. Но вдруг кто-то сильным и резким рывком поднял её и поставил на ноги. Ноги не слушались, и она медленно, держась за дерево, сползла на землю. В это время «включили» звук и свет. Мэри с трудом возвращалась к действительности. Она услышала незатихающий крик Саманты, и увидела Энди, прижавшегося к ней в страхе. И вдруг этот страх ядовитой змеёй вполз и в ее сердце. Казалось, за годы, проведенные в Америке, она забыла, что существует это липкое, пронизывающее холодом чувство. Он не раз вползал в её душу там, в Лондоне, в её прошлой, и она уже думала, забытой жизни. Впервые она почувствовала его, когда умерла её мама. После этого страх часто посещал её, когда она была голодна, или когда замерзала зимой на улице, потому что ей некуда было идти. И, конечно, когда она попала в тюрьму. Здесь в Америке она думала, что наконец-то освободилась от него. У неё был дом, где она жила и с радостью служила, хозяйка, которая была ей как старшая сестра, ребенок, за которым она ухаживала и любила как собственного сына. Но не тут-то было! И вот она снова слаба и беззащитна. Слезы подступили к глазам, готовые хлынуть потоком от безысходности. «Господи, помоги!» - прошептала она, как заклинание. Слезы не успели покинуть свое убежище. Господь невидимой рукой помог ей подняться и открыть глаза. Мэри увидела детей, обезумевших от страха. А кто же поможет им? Ведь она их единственная опора и надежда, и она должна их спасти, даже ценой своей собственной жизни. Она пообещала это Виоле. И она сделает это, ведь рядом с ней всегда тот, кто обязательно поможет, если веришь в него.

Она прижала к себе мальчика и почувствовала, как он начал успокаиваться. Какая-то индейская женщина взяла Саманту, и тут же приложила её к своей груди. Малышка жадно начала есть и вскоре, насытившись, уснула. Мэри огляделась вокруг. Это была индейская деревня.

Индейская деревня состояла из нескольких покрытых корой длинных домов с круглыми крышами. В них жили семьи этого племени. В центре находилась большая площадка с хорошо утоптанной землей, огороженная по кругу тотемными столбами, покрытыми резьбой. Наверно это было место костра и обрядовых танцев. Вдали виднелись еще не засеянные поля. Вероятно, индейцы выращивали здесь маис, табак, бобы, тыкву. Со всех сторон густой стеной стояли деревья. В лесу водилось много зверей и птиц, и индейцы пользовались этими богатствами, чтобы кормить свои семьи.

Прибывших плотным кольцом окружили индейцы. Они указывали на пленников, стоявших в центре, и что-то говорили. А когда с лошади сняли тело индейца, убитого Виолой, женщины запричитали, а мужчины начали выкрикивать в адрес Мэри и детей угрожающие слова. Хоть Мэри и не знали их языка, она вполне могла понять, чего они хотят. И тут липкая, холодная и цепкая рука страха снова начала сжимать сердце в её груди. Невероятным усилием воли она взяла себя в руки. Ей не хотелось, чтобы Энди почувствовал её слабость. От криков снова проснулась Саманта, и женщина, только что кормившая её, почти бросила ребенка на руки Мэри. Девушка прижала девочку к себе, стараясь успокоить и защитить ее, а сама мысленно взмолилась: «Господи, не дай погибнуть невинным детям!»

Когда страсти накалились до предела, перед людьми вышел убеленный сединами старик. Весь его наряд и осанка говорили, что это вождь племени. В его глазах был виден отблеск горя, постигшего его семью. Он начал говорить и индейцы почтительно замолчали, слушая его. По выражению лиц некоторых из них Мэри поняла, что они не согласны, но слово вождя – закон для племени. Люди начали расходиться. Несколько человек подняли и унесли тело индейца. Двое других, взяв за руки Мэри и Энди, куда-то повели их. Вскоре они оказались у хижины, сделанной из веток деревьев, и заперли пленников там.

Помещение было небольшим и, не смотря на отсутствие окна, светлым. Свет проникал в большие щели между сплетенными ветками. Земляной пол был также покрыт ветками: маленькими и мягкими. В углу было устроено что-то, напоминающее ложе, покрытое тканью. Чья это хижина? Или может быть это тюрьма? И что случилось с пленниками, находящимися здесь до неё?

- «Хижина для гостей»! – прошептала она, и едва появившаяся улыбка сменилась отчаянием.

Положив Саманту на импровизированную кровать, Мэри начала ходить из угла в угол, раздумывая над сложившейся ситуацией и тщетно стараясь найти выход из неё. Но вдруг Энди отвлек её от размышлений. Он приник к одной из больших щелей в стене и что-то там высматривал.

- Мэри, посмотри, они готовят костер. Что они хотят делать?

Она подошла к мальчику и посмотрела в том направлении, куда он указывал. Да, индейцы явно к чему-то готовились, но она могла только предполагать. Может быть они хотят похоронить убитого война, а может быть костер предназначается для пленников? И, чтобы успокоить себя, она начала успокаивать Энди.

- Не бойся, мое солнышко. Наверное они готовятся к празднику.

- Ты назвала меня солнышком, как мама. А где она сейчас? А папа спасет нас?

И вдруг в голову Мэри пришла мысль, что ради спасения детей, никто не должен знать, что их мать убила индейца. Иначе, они будут мстить за его смерть детям. Выход один, для всех они должны быть её детьми, которые не имеют к убийству никакого отношения. Поселенцы часто рассказывали истории о кровожадности и мстительности краснокожих. Говорили, что они никогда не брали в плен, а женщин и детей убивали также как и мужчин. А затем вывешивали скальпы убитых на всеобщее обозрение. К своему облегчению подтверждения этим разговорам Мэри не нашла, как не старалась увидеть эти страшные трофеи. Теперь нужно было поговорить с мальчиком.

- Я думаю, что твой папа нас скоро найдет, и мы все вместе вернемся домой к твоей маме. Но для того, чтобы мы остались все вместе, тебе нужно называть меня мамой, как будто ты мой сын, а Саманта моя дочь, а я ваша мама.

- Мэри, но обманывать нехорошо. Так всегда говорила мама.

- А мы и не будем никого обманывать. Представь, что это игра. Ты будешь называть меня мама, а я тебя – сыночек. Кто из нас не ошибется ни разу, получит большой кусок самого вкусного пирога Сары, когда мы вернемся домой. Договорились?

- Договорились, мамочка.

- Вот и молодец, чудо мое!

Мэри прижала Энди к себе и поцеловала в макушку своего умненького «сыночка». В это время в углу заворочалась Саманта. Наверное, она была мокрой. Мэри подошла и распеленала её. Пеленки были влажными, и их надо было просушить. Но во что завернуть ребенка? У неё ничего не было. И тогда она оторвала кусок ткани от юбки и перепеленала малышку. Но та не хотела засыпать. Она смешно скривила губки и пронзительно завопила. Мэри взяла её на руки и начала укачивать, ходя из угла в угол. Но все было напрасно. Саманта не замолкала. Она не хотела спать, она хотела есть. К сожалению, ее новоиспеченная мама ничем не могла ей помочь.

- Что же мне делать? Господи, помоги! – Мэри так неистово молила Бога о помощи, что не заметила, как в хижине появились индейцы. Их было двое: мужчина и женщина, и они двигались так бесшумно, что, казалось, выросли из-под земли. Женщину Мэри уже видела. Когда они только приехали в деревню, она покормила голодную Саманту. Она и сейчас молча забрала кричащего ребенка из рук Мэри и, усевшись на землю, покрытую ветками, дала ей грудь. Девочка моментально замолчала, и было слышно только её торопливое причмокивание.

- Слава тебе Господи! – поблагодарила Мэри и взглянула на индейца, появившегося в хижине вместе с женщиной. Он был молод, невысок, но крепко сложен. На его черных прямых волосах красовалась корона из перьев. Он был очень похож на того индейца, который ворвался в спальню Виолы на плантации. Но выражение его лица было не зверским, как у убитого Виолой, а скорее выжидающе-тревожным.

«Может быть, они братья?» - мелькнуло в голове у Мэри и сердце её в страхе замело, перестав биться. Индеец заметил её испуг, но не проронил ни звука, а продолжал стоять, внимательно изучая её. Молчание затягивалось, и Мэри чувствовала себя как уж на сковородке. К ней подбежал Энди, заподозрив что-то неладное. Она постаралась спрятать его за своими широкими юбками.

«Что же ему нужно? Господи, дай мне силы вынести это!» - пронеслось у неё в голове.

Женщина, покормив Саманту, подошла к ним, но вместо того, чтобы отдать ребенка Мэри, быстро вышла с ним из хижины. И тут Мэри услышала свой нечеловеческий крик. Это был звериный плачь матери, потерявшей своего детёныша. Испугавшийся Энди заплакал, уткнувшись в её колени. И вдруг индеец, так долго мучавший её безмолвным взглядом, открыл рот и сказал слова, которые поразили её, как гром среди ясного неба.

- Не бойся! С твоим ребенком ничего не случиться».

Она отупело глядела на него, не в силах поверить своим ушам. Он говорил по-английски. Индеец знал её родной язык! Откуда? Когда она, придя в себя, хотела спросить его об этом, его уже и след простыл. Он исчез также внезапно, как и появился, забрав с собой и Энди. Мэри в отчаянии опустилась на землю и горько заплакала.

Время остановилось. Мэри не знала, сколько минут или часов сидела она в углу хижины, сжавшись в комок. Она не плакала, слез уже не было. Её голос осип от крика, и она могла только тихонько выть. Остекленевший взгляд смотрел куда-то вдаль, но ничего не видел. Почему она еще жива? Детей нет, а она жива. Что с ними? Где они? Ведь они ни в чем не виноваты! Это она должна была ответить за все! «Господи, где же ты? Неужели ты оставил нас?» Она закрыла глаза и легла на ложе из веток, желая только одного, чтобы её воспаленный мозг перестал мучить её мыслями о детях.

Вдруг кто-то взял её за плечо. Открыв глаза, девушка увидела перед собой склонившегося над ней индейца. Его лицо было разрисовано и походило на страшную маску. Не говоря ни слова, индеец взял её за руку, показывая жестами, что она должна подняться и идти за ним. Выйдя из хижины, он повел её к площади в центре деревни.

Вечерело. Солнце уже спряталось за верхушками деревьев, но еще пробивалось сквозь их верви, пронизывая темноту сияющими лучами. Вся площадь, по её окружности была занята сидящими индейцами. В центре на возвышении сидел вождь, с высокой короной из ярких перьев на голове. Он сидел на мягких выделанных оленьих шкурах. Место справа от него было пустым, а слева сидел тот самый молодой индеец, который отнял у неё детей. При виде его, мысли о детях, на время покинувшие её мозг, снова вернулись, заставив её с ещё большей силой испытать горе от страшной потери. И вдруг надежда своим легким невидимым крылом остудила горящее от боли сердце, даря спасительную мысль, что дети живы. Она начала лихорадочно оглядываться по сторонам, ища их, но увидела только суровые лица мужчин и женщин. Некоторые из них смотрели на неё, но их взгляды были непроницаемы, и по ним было трудно сказать, что они думают. Но большая часть взглядов была устремлена в центр площади, где находилось место костра. Она посмотрела туда и увидела там странное сооружение. Поленья, покрытые резьбой, были сложеные для костра, а сверху находились носилки с погибшим утром индейцем.

Вдруг кто-то резким рывком сорвал её с места и увлек по направлению к высокому столбу, стоящему на противоположной стороне площади. Завернув руки назад, её привязали к этому столбу. Холодный пот заструился по вискам. Она хотела закричать, но голоса не было. Страх парализовал её, она стояла и смотрела на все происходящее, прося у Господа прощения за свои грехи и готовясь к самому худшему.

Тем временем вокруг костра началась священная пляска. Обнаженные до пояса индейцы, вооруженные копьями, с разрисованными лицами закружились в своем страшном танце. Танец воинов был посвящен духам племени. Наверное, они благодарили их за милость и просили принять своего брата, готового отправиться в свой последний и самый важный путь. Ритм танца все убыстрялся, движения танцоров становились яростнее и воинственнее. Казалось, они впадали в неистовство от этого ритма и запаха трав, сжигаемых в курильницах.

Глядя на танцующих индейцев, последние силы покидали Мэри. Руки, связанные за спиной онемели, ноги стали ватными, голова гудела, как колокол. Не в силах больше стоять, она медленно опустилась на землю. А танец все убыстрялся и убыстрялся. Скоро только босые ноги воинов, утаптывающие землю, мелькали у неё перед глазами.

Когда, наконец, пляска закончилась, она почувствовала на лице обжигающий жар огня. Костер разгорался, вознося, вместе с поднимающимися к черному небу искрами, душу усопшего воина. Было так жарко, что, казалось, огонь сейчас обнимет и её, освобождая бессмертную душу от оков тела. Но вскоре Мэри уже не чувствовала ни боли, ни страха. Сознание покинуло её.