Часовщик

На Большом Черкасском переулке в одном из доходных домов девятнадцатого века живет мастер-часовщик. Каждое утро он выходит из своих покоев, садится за круглый столик покрытый позолотой, которую скрывает вековая пыль… Скрещивает коротенькие ножки, одевает колпак, из бархатной жилетки достает круглые золотые часы с крышечкой, на длинной цепочке, сверяет время с настенными часами – 9.00. Поправляет песне на переносице и достает из ящичка разные механизмы, колесики, винтики, стрелочки, пожелтевшие со временем циферблаты с римскими цифрами… Каждое утро он бережно раскладывает механизмы моего сердца перед собой, смешно шевелит губами, ворчит, хмурит брови… Громко вздыхает.
- Эй, часовщик, когда ты починишь сердце Героя?
- Вот уже на протяжении ста лет я выхожу каждое утро к тебе, сажусь за витриной своей мастерской в этом многолюдном переулке и чиню сердце Героя, который в сорок первом ушел на войну… и не вернулся…

Стройка. Сегодня меня интересует, в каких зонах монументального здания проведена уже вентиляция, нет ли дефектов в бетонных стенах. В руках рулетка и я сверяю с проектом размеры гипсокартовых перегородок… Строители кучкуются вокруг меня: молдовани, таджики, усталые лица людей с Западной Украины. Они ждут моего решения и как всегда не сдержанных грубых ругательств в их адрес. Я говорю, чтобы они расходились и продолжали заниматься своей работой. На улице идет дождь, бетонная сырость и холод пронзает меня. Я считаю свои шаги метрами, упираюсь лбом в одну из десяти колонн и поднимаю глаза на колонне в спешке пляшут буквы, будто их наносили дрожащей рукой… Читаю: «Здесь погиб Ахмед из Анталии». Несколько минут я стою в замешательстве, ведь я не знаю, кто такой Ахмед и никогда не была в Анталии… Но… Вдруг понимаю, что моя жизнь, мои шаги по цементному полу – это и есть символы истины. Своей рукой я исправляю: «Здесь погиб Ахмед ИЗ-ЗА Анталии».
Прораб провожает меня за ворота стройки.
- Проследите, чтобы на объекте не было посторонних лиц. – говорю я ему и не прощаюсь.
На Новокузнецкой я съедаю целую тарелку колбасы, праздно шатаюсь от дома с номером один, до дома с номером три и несколько минут стою у входа в «Пурпурный Легион»… Вы выходите мне навстречу, предупредив заранее, чтобы я свернула влево и протягиваете мне обещанные конфеты, горький шоколад, - О! и даже яблоко.
Из моей головы вылетают слова, образы, фразы, проносящиеся мимо здания, как будто я никогда не бывала в Москве и даже не знаю маршрут по которому мы едим… Я теряюсь перед Вами… Что то говорю, задаю безостановочно глупые вопросы… Ем конфеты. Солнце светит в глаза и я уже не испытываю безумного холода, как днем.
- А вот и Ваш Крымский мост… - говорите Вы.
- Я всегда хотела строить не здания, а мосты, чтобы потом их взрывать… - горький шоколад останавливается, где то посередине горла, я называю себя мысленно – полным дураком! – и заговариваю с Вами от сильного волнения про Хемингуэя… что то там о прозе, линзах, о глупостях, переводя дыхание и даже забываю выпускать из легких воздух. Я не знаю, как остановить свое волнение, растерянность… О господи! что со мной такое, - я не помню ни одной своей мысли. Ведь, я такая умная, воспитанная, знающая о разных науках всё или почти всё, умеющая руководить людьми, быть всегда победителем, быть первой, очаровывать мужчин и соблазнять женщин, обескураживать своей улыбкой прохожих, терпеть боль, быть сильной, смелой, влюблять в себя каждого, кто на меня посмотрит. О господи! – а с Вами? Что я делаю с Вами рядом? Вы серьезная, подтянутая, у Вас грамотная речь и Вы не сбиваетесь, как я сбиваюсь с ритма своей речи и слов, когда я смотрю на Ваш профиль полу открыв рот, то хочу знать, что чувствуете Вы, также теряетесь и не знаете, что сказать в присутствие Героя или… Или?
Воробьевы горы… Там, где ближе к небу… По траве прогуливается белый голубь. Дана, разве вы не знаете, что голубь – это символ счастья и свободы? И я могу его для Вас поймать, чтобы Вы смогли разглядеть свою свободу, мудрость и силу духа.
- А с Вами хорошо молчать. – говорите Вы.
Мы спускаемся к воде и прогуливаемся вдоль набережной. Иногда Вы идете впереди меня, потом случайно вспоминаете обо мне, останавливаетесь и смотрите в мои глаза, а я Вам улыбаюсь. Несколько раз Вы протянули мне руку, - Ах зачем вы это сделали, Дана, Даночка… Разве Вы не знаете, что нельзя протягивать руку Герою, потому что Ваша рука не свободна…
У дуба, которому больше ста лет, мы делаем передышку… Вы прислоняетесь к нему спиной… Откровенно смотрите на меня, слушаете, а я даже не знаю о чем Вы думаете и зачем я Вам что то рассказываю из своей жизни. Вы стоите, а я разглядываю крону огромного дерева, каждый его лист и боюсь посмотреть на Вас, потому что всегда наступают такие моменты, когда главный герой должен совершить смелый отчаянный поступок… А Вы стоите, Вы как будто ждете… И каждый из нас знает, что сейчас! да! именно в этот момент, в эту секунду должно произойти! Но почему вы молчите, Дана, наши лица так близко, Ваши глаза так широко открыты, Ваши губы застыли… Ах Дана, Даночка… Что вы наделали?! Разве Вы не знаете, что героев возводят на пьедестал в орденах и медалях с перевязанной через плечо лентой славы… Они стоят неподвижно, гордо, не замечая, что пятно крови свежее свежего, стоят не чувствуя боли, холода, безразличие толпы. Дождь или снег, ветер или жара плавит бронзовую их спину с благородной осанкой – они стоят века, они же герои!
Милые барышни в белых перчатках и с летним кружевным зонтиком в руках спешат, чтобы преподнести к их пьедесталу цветы. Барышни сами целуют своих героев! Целуют в рот! Жарко, обнимая их за шею, на которой повязан шелковый платок… Целуют долго, не отрываясь, жадно и шепчут искушенно: «Я что то совсем теряюсь с Вами, мой Герой…»

Каждый день в Большом Черкасском переулке живет и работает мастер-часовщик. Вот уже больше ста лет он собирает механизмы испорченных часов, достает из потайного ящичка стола стук, вздох, боль, влюбленность, рифмы, прозу о Дане, Даночке… раскладывает бережно перед собой, поправляет песне и улыбка разглаживает на мгновение его морщины на лбу.
- Эй, часовщик, когда ты починишь сердце Героя?
- Вот уже на протяжении ста лет я выхожу каждое утро к тебе, сажусь за витриной своей мастерской в этом многолюдном переулке и чиню сердце Героя, который в сорок первом ушел на войну… и не вернулся… к своей Дане, Даночке…


01.08.07.


- Ну и где же Ваше сердце, Герой?
- У часовщика, который живет в Большом Черкасском переулке.
- …
- Доктор, а что такое – Слово Чести?
- Слово Чести? – переспрашивает доктор. – Слово. Да! Слово… Я должен Вас госпитализировать.
- Но доктор… А как же «Слово Чести»?
- Мой друг, есть обязательства, гордость, имидж, которому нужно соответствовать в обществе – улыбка, одежда, правильная речь, выполнение обещаний, осуществление мечты, будущее. И ты не имеешь права менять ход этих событий. Не тебе давали слово. Пшик… И Героя – нет. Его могила - земля. И поднимутся к небу винтовки, и небо будет голубым и чистым, как глаза Героя, и прозвучат выстрелы один за другим. Будет брошена горсть земли и удариться она о крышку его гроба… и кто то возьмет его багровый шелковый платок в руки, - не будет рядом в это время его любимой Даны, Даночки…

Честь и хвала доблестному Герою, который сложил свою голову… Честь и хвала красивому Ягуару, который погиб от голода в нацистских лагерях!!!