Дядя Юра

 

Из моих родственников никто не произвёл в моей юности на меня такого впечатления, как брат бабушки по отцовской линии - Георгий Михайлович, дядя Юра. Моё отношение к нему развивалось от ненависти к любви. Теперь я могу говорить об этом прямо.
Общение с ним было более осознанное, чем с другими моими прародителями. Георгий Кононенко был неординарный человек, пожалуй, во всём. Про него можно было бы написать целый роман.

Дядя Юра был моложе моей бабушки на год. Он был одновременно и другом моего деда. Есть фото, где запечатлены два лётчика с Беломором в зубах, сидящие за столом и смотрящие в фотоаппарат -–Витя и Юра.

Задатки стать лётчиком были у Юры ещё в детстве. Бабушка мне рассказывала, что он был очень изобретателен в своих шалостях. Говорили, что он был лётчик от Бога и инструктором моего деда в Качинском лётном училище.
Перед войной он стал глохнуть - наследственный отосклероз. Для лётчика это была трагедия, в то время начиналась эра радионавигации и радаров.

Перед войной он переехал в Москву, поступив в гражданскую авиацию. В Москве дали ему маленькую комнатку в большой коммунальной квартире на улице Белинского, без окна. Бывшая хозяйка этой большой квартиры жила рядом в огромной зале. Это была его будущая жена -- Нина Петровна Любвина. Из бывших!. Нина была на 15 лет старше дяди Юры. Это был её третий брак. Дядя Юра боготворил её до небес и до конца её дней.

Нина была единственной дочкой царского генерала, инспектора кадетских корпусов России - Любвина. Ниночка любила поэзию, у неё было множество поэтических сборников. Многие с дарственной надписью, от Игоря Северянина, Бальмонта и многих других. В этой коллекции я видела первый сборник М.Цветаевой дарованный тоже Ниночке. Нина Петровна окончила Смольный институт и вышла замуж за посла царской России во Франции, потом Финляндии. Квартира на улице Белинского была квартира её второго мужа. Второй муж Нины Петровны эмигрировал после революции в Америку, а Нина Петровна осталась в России или вернулась одна. Об этом было не принято говорить у нас дома. Детей у неё не было. Нине Петровна Любвина работала научным секретарём академика Вернадского. В квартире были не только, книги и картины, но и диковинные минералы и кристаллы.

На Пасху к Нине Петровне приходил дворник , Ибрагим. Нина Петровна наливала ему рюмку водки и спрашивала: «Как поживаешь, Ибрагим?» «Лучша,барыня,»-отвечал Ибрагим. «Чем же лучше?” спрашивала Нина Петровна.
«Праздников больша,»- отвечал Ибрагим. Он носил Нину Петровну до квартиры на руках, когда во дворе по весне были большие лужи.

Дядя Юра переехал из своей конуры в залу Нины Петровны, разгородил её на гостиную и спальню, а из кладовой сделали кухню.

Дядя Юра, приучая меня к самостоятельности, давал мне 50 копеек и отправлял в Зоологический музей, на пересечение улиц Герцена и Белинского. Вид с улицы Герцена на Кремль, на колокольню Василия Блаженного в морозный день называется в моем сознании «Родина» и с годами ничего в этой картинке не меняется.

 В войну Дядя Юра летал на фанерном самолёте, ночью. Фанерные самолёты были почти не слышны и невидимы. На таком самолёте он пролетал всю войну в тыл врага с парашютистами, с провизией , боеприпасами и медикаментами и партизанами. Всю войну он возил книжку Котляревского «Энеида» под сидением своего самолёта.

«Эней був парубок моторний
I хлопец хоть куди козак....».

Он был уверен, что Энеида и спасла его от пуль: « Прилечу, весь самолёт продырявлен пулемётными очередями, Энеида цела и я тоже».

Как и всё в нём, военные его награды были тоже очень странные. Он был полный кавалер ордена Красной Звезды. После этого положено давать Героя, а он опять получил Красную Звезду, четвёртую. Он надевал их, вызывая постоянные нарицания, в виде креста.

После войны Дядю Юру стали приглашать в школы и завязывать пионерский галстук. Однажды пришёл отряд пионеров к нему домой, чтобы записать рассказ лётчика-героя. «Летим, рассказывает дядя Юра,- ночью, везу высокого начальника в тыл, а в салоне муха, он окошко приоткрыл и давай её планшетом с картами выпроваживать. Планшет с секретными картами так и упал на территорию врага». Больше к нему пионеров не приводили.

В детстве я боялась его из-за запоев. Запойное пьянство - это особая форма. У Дяди Юры случались запои раз в шестнадцать месяцев. Он покупал ящик водки и пил её маленькими рюмочками день и ночь, доводя себя до белой горячки. Затем это прекращалось, и он опять превращался в нормального человека, как в сказке. Он не хотел, чтобы Нина Петровна об этом знала, и для запоя всегда приезжал к бабушке в Полтаву, где я его маленькой девочкой видела в этом «зверообразном» состоянии.
Бабушка считала это болезнью.

Позже я открыла в нем необыкновенного человека, с большим чувством юмора. За его характер и глухоту о нем часто забывали. В феврале 1982 года, когда в России отмечали пятидесятилетие аэрофлота, про него и не вспомнили. Ведь это он летал первым рейсом Аэрофлота Мосва-Нижний Новгород! 25 февраля 1982 года он накрыл стол, пригласил всех родственников, из друзей уже никого не осталось, и всем гордо показывал своё удостоверение Аэрофлота №1. Тогда мы узнали, что полёты были раз в три дня, пассажиров почти не было, и он видел, как сын буфетчицы в аэропорту Нижнего Новгорода лизал засохшие бутерброды с чёрной икрой, придавая им товарный вид.

Он был так далёк от пафоса! Как и его рассказ о первых днях русских войск в Берлине. Город был отдан на разграбление русским солдатам: « Женщины так боялись русских солдат, что отдавались им сами, насиловать было излишне». Дядя Юра утверждал, что флаг на Рейхстаге водрузили не Егоров и Кантария, а еврей, имени которого и я уже теперь не помню. А Егоров и Кантария позже на крышу лазали для фото и это знали все, кто был в те дни в Берлине.

Однажды я получила от него письмо, вернее записочку:

Инна, чтобы добиться успехов в жизни, тебе нужно сделать следующее:
- покрасить волосы пергидролем и сделать перманент,
- вступить в ряды КПСС,
- написать диссертацию.

Твой дядя Юра.