Иван

 Иван

Вернувшись из армии, Иван устроился работать в родной колхоз скотником, а жил также, у матери. На работу он надевал простую одежду - фуфайку, сапоги и так с годами ходил в ней и в магазин и на почту. Зарплату Иван получал небольшую, девки интереса к нему не проявляли, да и он сам их стеснялся.
В этот раз, когда Иван подъехал к дому на лошади с тремя мешками комбикорма, из-за угла вынырнул участковый и радостно хмыкнул:
- О, на статью хватает!
Судили Ивана быстро, на суде он расслышал: «Три года лишения свободы с направлением на стройки народного хозяйства» – И еще переспросил: « Куда?»
- На химию, – ответили ему.
Так Иван из деревни попал в город. Жил он в общежитии, в комнате с ним такие же ребята подобрались, деревенские, кто телку украл, кто быка.
Первая вечерняя проверка надолго запомнилась ему. Дежурный, закончив обычные мероприятия, произнес: «Вчера около двенадцати часов ночи один мужичок уснул на лавочке в скверике, что рядом с нашим зданием. Проснулся утром в одних плавках,даже носки и те сняли. Даю три часа на обнаружение одежды возле этой лавки».
Строились всю ночь, только в шесть утра пропажа неожиданно обнаружилась рядом в кустах.
- Да он сам ее снял и забыл, - орали химики, но в глазах у них мелькали веселые черти.
Работали они на мебельной фабрике и, когда Иван получил первую зарплату, то долго смотрел на деньги. Получка со всеми вычетами была в три раза больше колхозной. Иван прикупил модные ботинки, а затем и джинсы, и по вечерам стал иногда ходить на танцы, но сам не танцевал, а все больше приглядывался. Потом он купил и шубу с искусственным мехом, приехал к родне, те долго удивлялись, оглядывая Ивана с ног до головы.
Не все в общежитии было гладким, кто тумбочку украдет с комнаты и продаст ее, кто пьяные разборки учинит, кому, глядишь, и срок прибавят…
Иван, когда в армии служил всяких артистов видел, да и свои деревенские тоже были – кто в простыни по ночам шастал у могилок, кто гирю на крышу бани бросит. Хорошо, что здесь в общежитии глотающих вилки и запихивающих себе в уши гвозди было мало – человека три. А что, человеку работать не хочется, он вилку раз и проглотил, его в больницу, а там девчушки-практикантки с ног сбиваются, с ложечки кормят, гляди вот - вот амурный роман возникнет.
Жалко врачи быстро научились вилки вытаскивать, и отвертки, и гаечные ключи. Но человек, он не дурак, он в следующий раз ломик проглотит небольшой, сантиметров пятьдесят, чтоб всем было видно - один конец в желудок упирается, а другой изо рта торчит, ну так слегка. Желудок вскроют, ломик вытащат, считай два месяца отдыха в больнице обеспечено, а то и полгода.
Поражал Ивана один из игроков в карты.
- Иван Алексеевич, – так он всегда обращался к Ивану, которого по жизни никто по имени – отчеству никогда и не называл.
Картежный фокусник на равных держался с начальством, со всей страны ему шли денежные переводы. Иногда, заходя в комнату к Ивану, и немного помолчав, он спрашивал: « У вас и речка есть?»
- Есть, – отвечал удивленно Иван.
Порой картежного шулера доставляли в общежитие, как говорится, на сносях.
- Так, – радостно вскакивал дежурный, – игра или в вытрезвитель?
Начинался невероятный концерт, на стол выкладывалась колода карт, несколько стражей порядка становились сзади шулера и вслух сообщали дежурному масть и карты подопечного, но конец игры был всегда один и тот же – тупое лицо дежурного и шулер, нетвердыми ногами идущий в свою комнату.
Но больше всего Иван завидовал в общежитии художнику из своих, из химиков. У него на заводе была своя комната, мастер позвонит в общежитие, скажет, что завтра плакат нужен срочно, художник на вечернюю проверку и не является…. Так можно вообще всю жизнь прожить и на заводе спать, чего плохого? Холодно станет, накрылся плакатом, что еще надо?
- Почему я не художник? - мучительно спрашивал себя Иван. – Почему именно ко мне залегла в сердце деревня со стареньким домом, с коровой и сеном, за которым по лету и не набегаешься…
В общежитии шиком считалось, особенно если ты с отпуска, прямо с вокзала выйти на середину улицы и так идти, пританцовывая. Кругом машины туда - сюда, а ты пляшешь, песни поешь, а если бог тебе и роста дал под метр девяносто и на тебе новый костюм – троечка, а во рту золотая фикса! А?!
Перед общежитием полагалось сплясать завершающий танец.
Иван быстро приметил – обладатели костюмов - троечек совсем другие люди. Они зачастую ходили в ресторан, возле общежития их выискивали накрашенные девицы, а самое главное – у них всегда были деньги. Когда деньги кончались, они с опустившимися глазами продавали свои знаменитые костюмы, но не проходило и недели, как костюм - троечка появлялся вновь на своем счастливом обладателе, и все начиналось снова.
Иван дал себе клятву после освобождения купить костюм-троечку и так в нем приехать домой. Жаль автобус мимо конторы на остановку проезжает, но ничего, он специально к конторе вернется и оттуда начнет свой ход, чтобы все видели и Люська – секретарша в красной кофточке тоже. Зуб вот только надо вставить золотой, а если корова по дороге попадется, ничего, можно ее и ногой навернуть. Взгляд вот нужен такой шальной - ветреный, перед зеркалом надо потренироваться.
Как-то Ивана отпустили домой, мать его сразу и не узнала. Он гордо ходил по дому и, выпячивая челюсть, смотрел в зеркало.
- Мне, я так думаю, – важно говорил Иван, – срок должны скостить наполовину.
- После Нового года придешь, – заулыбалась мать.
- Да вот и не знаю, что делать, скучно тут, видаков нет, кун – фу не посмотришь, Шварценеггера…
- Кого, кого? – переспросила мать.
- Да так, мужика одного, – Иван перед зеркалом снял рубашку и напряг мышцы. – Как я, маманя?
- Да вроде поправился.
- На семь килограмм, у нас в общаге гиря есть, мы качаемся. Недавно подставными на первенство города выступали, у меня фамилия была Прокуроров.
- Ваня, зачем тебе чужая фамилия?
- Это же не деревня Лыково, это город. Автобус подходит, мы думаем, как обычно на работу, а нас на соревнования привезли, у наших милиционеров двоих не хватало, вот нас с Колей Шандараховым и взяли. Меня там на взвешивании еще спросили: « С какого райотдела?» Я стою, не знаю, что и ответить. Тут наш старшой выручил, с Дзержинского, говорит.
Иван походил по дому и продолжил: «Друг мой Коля Шандарахов уперся, гирю рвет, глаза как у быка стали, ему же говорили, чтобы из всех не выделялся, хороший он парень, тоже деревенский. Ему прямо на соревнованиях хотели звание старшины милиции присвоить».
- За что сидит твой Коля? – спросила мать.
- Колян - то? Да в деревне были городские командировочные, вздумали над Колей пошутить, а он еще в детстве четырех - ведерную флягу с водой одной рукой таскал. Приписали Коле, что он пятерых человек побил и все двери в клубе выбил. Не, я его точно сюда привезу, он столько матершинных частушек знает…
Иван помолчал и вздохнул: «А, все равно тоска тут, с ума можно сойти, а тут слухи ходят, что вообще химии не будет».
Мать как – то по - особому, внимательно посмотрела на сына и вздохнула:
- Ваня, это ж земля твоя родная, домик наш старый, видишь, заваливается, женился бы, детки бы бегали.
-Про дом я мама думал, для нового места у нас хватит, по весне фундамент поставить, по лету стены, дело пойдет, огород можно подвинуть на метров десять, зады, никто не скажет. А в городе жизнь все равно интереснее, телевидение кабельное есть, иду я как – то, а навстречу негритянка, как мне улыбнется, вся черная….
- Ваня, зачем тебе негритянки, ты на своих посмотри. Вон Лена Быстрова, какая девушка стала, ты приглядись к ней, ты хоть помнишь ее?
- Как не помнить, в пятом классе я ее со стога скинул, так ее родители и ты, маманя, меня все лето потом колошматили. Все в городе хорошо, одно вот только не пойму, зачем туалеты в квартирах у самого входа делают? Человек пришел, а ты в туалете сидишь.
- То-то и оно, Ваня.
Иван приготовил чай и медленно стал пить его. Присевшая рядом мать спросила: « Что-то Ваня чай у тебя крепкий, одна заварка?»
- Там все такой пьют, я привык.
- Так у тебя пот со лба капает, Ваня. Ты бы в клуб не ходил, вчера Митька пьяный с ножом по деревне бегал, грозился всех зарезать.
Иван оделся и, взяв привезенный магнитофон, пошел на танцы.
- Митька, гроза эта ваша деревенская, сегодня будет крутиться вокруг своей оси, – сказал он матери в дверях.
- Ваня, как дела? – крикнул Ивану с лошади знакомый скотник. – Скоро вернешься?
- Нормалек, скоро, – ответил Иван и, включив магнитофон, пошел в клуб, а там уже почти все и собрались и молодежь, и школьники, Ленка в нарядном платье, взятом у родственницы, Митька квашенный тут как тут стоял с оглоблей в руках…
Что было дальше? Да все как полагается…
Митенька за вечер уже хлобыстнул оглоблей человек десять, хотел огреть и проходившего мимо Ивана, но неожиданно, как и откуда он не понял, сильные руки сцепились мертвой хваткой у его горла. Он захрипел и тут же ощутил мощный удар прямо в лоб. Упав на землю, Митенька резко вскочил и рванул в переулок. Иван свистнул ему вслед и зашел в клуб. Там уже танцевали и он хотел было отойти в сторонку, но объявили белый танец и вся сияющая Ленка пригласила его, пройдя через весь зал.
Через полгода Иван освободился. Сойдя на остановке с автобуса, он вернулся к колхозной конторе и в костюме – троечке начал свой ход. И вот уже засверкала вставленная золотая фикса, начал шалеть и задурманиваться спокойный взгляд, завертелась в голове у Ивана песня про лагеря и паханов, про волю – вольную и деньги – денежки…. Так Иван, пританцовывая, прошел метров двести, как вдруг сбился, смешался, увидев идущую навстречу ему Ленку…
Поутру он дома ходил по огороду, присматривался, а с обеда размерял участок под новый дом…
А через полгода играли в деревне свадьбу, регистрировались в сельсовете, среди приглашенных оказался и участковый, доводящийся Ленке родней. Это потом он на свадьбе рубанет речь, какой Иван хороший и пригожий жених, а Иван задумается: «Про кого это говорят?»
Из сельсовета прошли к памятнику павшим в Великую Отечественную войну, фотографировались. Как раз остановилась проезжавшая машина, и из нее выскочили две разукрашенные девицы.
- Ну, тебя, – обратилась одна к другой, – ты говорила женихов тут нет, мы все деревни проехали. Смотри, прямо француз.
Иван и действительно в новых полуботинках, в белой накрахмаленной рубахе, в костюме – троечке с посветлевшим счастливым лицом был так необыкновенно хорош и красив, каким бывает русский человек, пожалуй, лишь один раз в своей жизни.