Тайна исповеди

Когда-то он жил другой жизнью. Была мечта искать себя в науке. Вот и лежали на столе неровные стопки специальных журналов. Он открывал для себя мир, полный невидимых тайн и законов. О неведомых материях писали умными словами учёные мужи с длинными званиями, а к нему часто приходила мысль: знают ли они друг о друге? Сидят себе люди за длинными столами, перьевые гарнитуры скребут бумагу. На листах остаются результаты долгих лабораторных часов. Или металл грызёт бумагу через маркую ткань, а пальцы выбивают звонкую дробь. Прицельно бьют по узору, вытертому до слепоты.
Как умел, он открывал для себя последствия учёных трудов. Читал в научно популярном виде. Что-то понимал, о чём-то тосковал и вздыхал. Дивился на вязь ребусных закорючек в интегралах и уравнениях. Потом понял – не его.
Но кое-что запомнилось. Взять, к примеру, цепочки молекул, где каждая из трёх связей хранит энергию. Рвётся связь, энергия высвобождается, питает живой организм. Неужели всё так просто? А как быть с человеческой привязанностью, с любовью или тоскливым ожиданием? В какой вид энергии преобразуется эта связь, куда исчезает, насколько бесследно?
- Будешь думать о таких вещах, однажды забудешь, как дышать.
Юлька рассмеялась и скинула на пол глянцевый ворох. Он был совсем не против, даже наоборот. Вслед за журналами отправилась часть покрывального вороха, и без того не прибранного. Жизнь студентов редко славица аккуратностью, а в общаге и подавно.

Давно это было. С тех пор мысли о науке потеряли пестроту и актуальность, их место заняли более насущные вопросы. Так случается, что мир меняет планы, меняется сам и диктует обновлённый свод законов. Его мир, родная страна и знакомый по юности город не были исключением. Пространство и время, социум и финансы заставили вспомнить китайскую поговорку: жить в эпоху перемен – незавидная участь. Но жить как-то надо.
А Юлька с новым паспортом на новую фамилию, легко приняла его выбор. Он-то боялся её осуждения, ведь это на словах она шутила про увлечение наукой, а на деле тихо мечтала о том, как станет однажды женой академика, лауреата Нобелевки, и так далее. Наивный прыщавый парень превратился в высокого стройного мужчину. Правда в глазах рано поселилась какая-то тихая усталость. Будто утомила жизнь даже раньше, чем дала повзрослеть.
Только Юлька, неугомонная веснушка-бесёнок как была девчонкой, так и осталась, будто и не заметила прожитых лет.
- Тебе действительно нравится твоя работа?
- Она напоминает мне о той статье.
Юлька с пониманием улыбнулась и поставила чайник. Муж вернулся с работы в каком-то раздумье, выглядел усталым. Только глаза блестели от живого движения мыслей и чувств. Течение происходило где-то внутри, на недоступной глубине, или на недостижимой высоте.
Юлька многое понимала без слов. И всё равно задавала вопросы. Он любил в ней это чудачество, и никогда не сердился.
- Что-то особенное? – осторожно спросила Юлька.
- Всегда. Что-то особенное.
- Расскажешь? – прошептала жена.
- Как-нибудь.
Иногда он и правда рассказывал. Не всё. На что хватало сил и совести, о том и рассказывал. Потом долго смотрел на течение воды из под крана. И в прохладной струе давал отдых усталым рукам.

Такое случается в храмах. Роль, достойная священнослужителя или убелённого сединой мудреца. Люди приходят, приносят с собой заботы и тайные желания. Усилием воли заставляют себя покаяться в грехах. А бывает и так, что ровная речь священника, словно прикосновение волшебной руки. Раскручивается клубок, где-то между пальцев узелки. Трутся пальцы, больно и слёзно, и разве найдётся человек, способный укорить за слёзы, когда душа разматывается тоненькой нитью?
Только он не был священником. Но в деле, которому он отдал до конца свою живую душу, ценились не только в опыт и профессиональная выучка. В его труде стоит быть немного психологом, совсем чуть-чуть собеседником, а главное, слушателем и наблюдателем. Важно уметь видеть сразу и насквозь, иначе нельзя. Люди приходят с тем, чтобы отдать себя в его распоряжение, и как бы не кичился хоть один, в тайне любой готов признать – пришёл, значит в его власти.
К священнику люди не входят с горделивой маской на лице. Только когда совсем отчаянные, или погружённые в отчаянье. А к нему приходили и не такие. Он не прогонял.
И врачом он не был. Иногда психология оказывалась бессильна. Тогда он, словно клирик из древней книги, госпитальер из эпохи крестовых походов, брался за врачевание.
Иногда точно знал причину недуга. Не всегда. Бывало, угадывал. Всегда ли верно, он не знал. К врачу не приходят в добром здравии. А к нему приходили красавцы и красавицы, ухоженные и уверенные в себе. Их лица и руки дышали здоровьем, одежда выдавала достаток.
Архивариусом он тоже не был. А люди несли к нему свои воспоминания, отдавали навсегда прошлое как таковое и его следы. Конечно, у людей оставалась память. Её-то он отнять не мог и не собирался. Но словно шаман, уносил в небытиё отголоски дней, недель, лун и лет. Часто забирал целые эпохи, пережитые людьми, смены понедельников, с которых начинается жизнь, этапы взросления, старения, ступени осознания. Люди доверяли и отдавали.
Умел слушать. А вот как, это важнее всего. Много ли услышишь, если человек молчит? Если не в состоянии или не в настроении общаться словами?
Он мог слышать и в этом случае.

Рабочее место располагало к доверию. Как в старой общаге, куда он много лет не заходил, но где его помнили. На деревянных столешницах лежали стопки литературы. Очень разного толка. Бульварное чтиво, «Наука и жизнь», давно и прочно забытая многими, всё вперемешку. Больше для смеха, чем с тайным умыслом. Были страницы, заполненные историями его труда. Чаще чужие истории, красочные и глянцевые. Вершины, ему едва доступные, правдивые в жизни или не очень. Люди смотрели, что-то для себя решали, и приходили к нему.
Он принимал всех.

«Это не очень здорово, когда мужик выглядит не солидно. Жена у меня то, что надо, умница. Дарю её дорогие подарки, ну и всё такое, ты понимаешь. Но вот что-то не так. Особенно, когда мы на переговоры ездим. Вроде и пьем, как нормальные пацаны, никакого беспредела. Недавно на шашлыки катались всем скопом. Там сделку обмыли, ну и наши девок подогнали, как водится. Всё как у нормальных пацанов, всё в порядке, ну ты понимаешь. А мне вот кажется, что та девка надо мной посмеивалась. Я её даже не щупал особо, выпили-то прилично, как нормальные пацаны. Но так противно стало, веришь».
- Я знаю, что вам нужно.
- Ты слушай сюда, мужик.
- Извините, я знаю, что вы хотите, но мне известно, что вам нужно.
- Да? Ну.. Ну ты за базар если что у меня по полной ответишь.
«Может, я зря потом спрашивал пацанов, как там, не убил ли? Не обидел? Да нет говорят, всё нормально. Выпил порядком, но до тачки донесли. Точно всё нормалды? Ну, они, конечно, сказали бы если что не так. Да, наверное сказали бы».
- А что, и всё?
- Просто будьте собой.
- Мужик, ты что-то не то гонишь.
- Простота это хай класс, Вери спешал, премиум.
- О, да? Серьёзно.
- Проверьте. Если я не прав, возвращайтесь. Сделаем по-вашему.

Юлька вечером смотрит на него и смеётся.
- Такой серьёзный, обалдеть! А почему?
- Думал.
- Это у тебя не редкость. И о чём?
Он рассказывает, как умеет. Она снова смеётся и представляет, как тот широкоплечий, широкомордый «конкретный пацан» смотрится робким мальчонкой.
- А я знаю, как этих быков с золотыми цепями звать. Бычий цепень!
Смеются вдвоём.
- Ну ладно тебе, люди серьёзные дела делают, ответственность конкретная, бабки.
- Бабки? Ну может я тогда тёлка, раз у них бабки?
- Т-ш-ш, не кипятись.
Юлька от души, но не со зла. Она всё понимает, просто иногда любит кольнуть. Для остроты ощущений.

«Я всё знаю, но теряюсь. Иногда думаю, а не старуха ли я? Не надо так на меня смотреть. Вообще не смотрите на меня так пристально. В вашем возрасте, не гоже интересоваться женщинами моих лет. Ваше внимание к моему бюсту это ужасная пошлость».
Он смотрит в сторону, когда становится неловко. Кому какое дело, что ей за сорок, и даже очень за сорок. Если женщина умеет следить за телом, мужчина реагирует инстинктивно.
- Слушаю.
- Нет, вы пялитесь.
- Давайте начистоту.
Молчание.
- Ну хорошо, давайте.
- Мне нужно видеть всё, вот я и смотрю.
- Так мне что, раздеться?
- Тогда я отвернусь, потому что смущаюсь.
Оттаяла. Вздохнула и расслабилась. Спрятала обиженную маску. Он тоже улыбнулся и пояснил:
- Я как диетолог, должен понять всё, и выбрать то, что нужно, - он осознал ошибку и тут же оговорился, - Ну вам-то откуда знать, вы не сидите на диете, это сразу видно. Фитнесс сейчас стоит денег, но эти деньги не зря. Сам хожу. Иногда.
- Вы не диетолог и не тренер.
- Зато я знаю, что делаю и делаю это хорошо.
- Долго?
- Часа два, не меньше.

Юлька принюхивается.
- От тебя пахнет духами другой женщины.
Он пожимает плечами и идёт в ванную. Под шелест воды не слышно шагов. Он ждёт и ожидание кончается.
- Да знаю, знаю. Это я так.
Он вытирает руки молча, а затем спокойно берёт её пальцы и целует. Потом целует в губы.
- Ты у меня самая красивая.
Юлька осторожно высвобождается, но совсем чуть-чуть. Через секунду снова послушно бессильная.
- Займусь фитнессом, решено.
- А как ты…
- Одеколон такой, женский. Актив называется. Долго возился?
Он гладит её плечи мягкими пальцами.
- Ты про кого? Я никого не знаю и не помню. У меня есть ты.

«Я всё про вас знаю. Вам бы, молодой человек, на путь истинный, а то погрязли в грехе. Вот на меня посмотрите. Чту Бога, молюсь и знаю, что грешник раскается, и лишь тогда будет дарована Жизнь Вечная».
Он не спрашивает. И так всё видно. Для них характерна утончённая хрупкость тела. До болезненной вялости. Во взгляде, в изгибе губ, в волосах бороды. Одинаковые причёски и одинаковые взгляды. Эти люди молятся Богу с такой регулярностью, с которой некоторые смотрятся в зеркало. Прости, Господи, душу грешную и мысли грешные.
Сдержался, хотя на миг возникло желание перекреститься. С такого станется принять это насмешкой в свой адрес.
Вот он и знает, что, да зачем. Ровно отмеренные действия, как по трафарету. В глаза смотреть? Можно и в глаза. Что ты там увидишь, божий человек? Это похоже на равнодушие, но иного он дать не в силах. Да, равнодушная маска. Защитная.
А всё потому, что он в растерянности. С посетителями вроде этого просто так не поболтаешь.
Они молчат, и всё происходит без слов.
Посетителю кажется, что в мире всё плохо, понятно и просто. А он думает иначе. Куда ему до простоты и ясности, доступных посетителю?

Он пребывает в глубоком философском настроении. Юлька видит, но не тревожится. Поит горячим чаем, а потом ждёт. Настойчиво.
Постукивает обувью в прихожей.
Он собирается быстро, и они идут гулять. Над улицами тусклые ночные звёзды, но даже их достаточно для мыслей о вечном. Вдвоём они смотрят вверх, и вместе видят бездну. Каждый под своим углом, и каждому в отдельности не просто. По одиночке даже страшно.
Но они вдвоём.
- А я тебя люблю, - говорит он.
Она знает и крепче сжимает его руку в своей.
Для них прохлада ночного города длится часть ночи. Потом город остаётся позади.
Остаток ночи принадлежит только им.

«Решилась. Был повод, вот и решилась. Надо завязывать с прошлой жизнью, и всё. Да, я буду носить этот розовый шарф, браслет с шашечками, и никто не посмеет мне помешать. Но прошлое это прошлое. Дура, не ужели я повзрослела? Буду похожа на сестру, эту восемнадцатилетнюю старуху? Кошмар».
- Уверена?
- Абсолютно.
- Я так и думал, - он одним движением отрубает половину прошлого. Девушка ахнула и замерла в изумлении.
Он приблизил своё лицо к её лицу, так чтобы вместе смотреть в одну точку. В зеркале испуганный, ошеломлённый взгляд, а он старается быть рядом с ней не слишком взрослым. Эдакий мудрый чеширский кот.
- Эмоционально. Вот так и смотри вперёд. Как будто наивно, но наивной не будь. А остальное сделаем по строже. Спорим, он тебя завтра не узнает?
Всё время до конца он ловит её восторженный, испуганный взгляд. Волшебство, да и только. Он всё понял. Она раскрыла ему эмоции, а он просто взял их в руки и не испортил. Так просто. Но почему-то не у всех получается.

Она смотрит и видит. Перенимает его мастерство? Быть того не может, этому надо долго учиться. Или сразу родиться с этим. А Юлька – нет, у неё свои умения.
Но видит.
- Наколдовал?
- Именно, - он загадочно рассмеялся и сел за стол, - Бессовестно лишил девчонку детства. Где мой чай?
Юлька наливает чай, и он с удовольствием пьёт.
- Какая ерунда эта детская атрибутика. Одни неприятности. Фартучки, куклы, банты косички.
Он отвечает с наигранным изумлением:
- Выходит, одному мне, идиоту, повезло жениться на амазонке! Если бы я знал, чем всё кончится.
- Если бы знал, то что? – Юлька строит обиженные, наивные глазки.
- Женился бы раньше!
Юлька улыбается, и через пару минут стол украшает вкусный домашний ужин.

Любой необычный посетитель заслуживает особого внимания. Не по правилам, и даже не из интереса. Просто по-человечески.
- Давай знакомиться, меня зовут Иван, - он протянул руку для пожатия.
Мальчишка смутился, но всё же ответил.
- Серёжа, - буква «р», это забота логопеда, и кто он такой чтобы об этом думать? Родители и так всё знают. Сидят напротив и с умилением смотрят на чадо.
- Ты знаешь, как нужно?
- Так как сейчас. Или.. А можно как у спайдермэна?
- Тебе нравится спайдермэн?
- Ага! Он супер-герой.
- Мне тоже нравится, но я давно не видел фильма и не помню, как он выглядит.
- Ну красно-синий костюм такой…
Он смеётся и перемигивается с отцом ребёнка.
- Серёж, так я не умею, но сделаю не хуже, чем у супер-героя. Обещаю.

Он берёт ножницы и аккуратно срезает тонкие волосы.

А Юлька никогда к нему ни ходит, и посещает другого парикмахера. Это может показаться странным. Но разве легко отдать близкому человеку всё без остатка?
Она считает, должно быть что-то личное, неприкосновенное. В этом он с ней согласен.
После работы он убирает чужое прошлое, чужую память и чужие переживания. Куда они деваются?
У него своё мнение. Пусть останется тайной.

3-4 сентября 2007.