Необычайные похождения ары ii. Письмо 1

Хочу представить посетителям необычное художественное произведение . Это повесть – сказка - удивительная смесь мистики, фантастики и приключений во времени и пространстве.

Владимир Шевельков
г. Харьков, Украина


Книга 1. Письмо 1

Дорогая Катя!
Поздравляю тебя с Новым Годом! Желаю здоровья, хороших друзей и отличных оценок!

В награду за твои успехи в школе и особенно в английском языке посылаю к тебе своего приятеля — африканского красавца-попугая. Надеюсь, вы с ним подружитесь. Это не простая птица, и имя у него не простое — Иноке Аркеш Мбвана Ара-второй. Отец его, Иноке Аркеш Мвана Ара-первый, был королём попугаев на острове Мадагаскар. Это большущий остров в Ин-. дийском Океане у восточных берегов Африки, ну, ты знаешь, где это. Но если засомневалась, где же оно находится, отыщи на карте мира. Там, наверное, и королевство попугаев обозначено.

Резиденция короля располагалась на берегу Индийского Океана на большом баобабе. Подданных у Ары-первого было сто десять миллионов триста сорок три тысячи двести двадцать один с половиной попугай. Сможешь ли ты записать цифрами это количество? По-моему, задача непростая. Ты, конечно, спросишь, что это за половина попугая? Вот это как раз проще простого объяснить: один из подданных Иноке Аркеша Мбваны Ары-первого был наполовину вороном, наполовину попугаем. ОтеН его прилетел как раз с Украины, а мать местная — попугайка. Сын был весь чёрный, как уголь, но с красным хохолком и синим пышным хвостом. Кто ж его такого чёрного полностью причислит к попугаям? Он и на попугайском только наполовину мог разговаривать. К каждому слову добавлял «Карр». Ужасный акцент. Но не о нём речь.

Жизнь удалась в этом королевстве. Король был мудр и справедлив. Законы на Верховном Попугайском Совете всегда принимались единогласно — голосом короля. И правильно. Соберутся в Совете три тысячи попугаев принять какой-нибудь совершенно необходимый и совершенно справедливый закон. Король только спросит: Кто «за»? — все сразу загалдят, никто не промолчит. Король, естественно, объявляет: «Принято единогласно»,— и с чувством исполненного долга удаляется к себе в опочивальню. Мудрый был Ара-первый. Да никто ему и не возражал. А чего возражать, если жизнь хороша? Пища сама лезет в рот: разные бабочки-кузнечики. А на кустах-деревьях висят, не убегают, ягодки-орешки всякие. Погода тоже не досаждает. Дождики, если и польют, так только тёплые. А гром и молния ведут себя скромненько. Молния, как спичка о коробку,— чирк-чирк и хватит, а гром покряхтит, поворчит и пошёл себе за океан, потихоньку урча. Правда, я в тех краях не бывал, это я всё по рассказам Ары, он, знай себе, расхваливает свою родину, говорит, лето там круглый год! А по-моему, ничего в том хорошего. Когда же на лыжах побегать, на коньках покататься? А в снежки поиграть, бабу снежную с красным носом слепить? Ничего такого у них там нет. И как они обходятся без зимы? Но обходятся, и даже им нравится. Раз так, пусть живут и радуются.

Во всяком случае, Ара детство своё вспоминал очень часто и с удовольствием. Кстати, не забудь его поздравить, 1 апреля ему как раз триста лет стукнет. Но детство ему выпало очень короткое. Он был совсем ещё маленьким, всего лишь тридцатилетним попугайчиком, когда в одно прекрасное, как всегда у них, утро, в бухту Большого Баобаба вошёл красивый бриг под белыми парусами и чёрным флагом с черепом и костями. Бриг развернулся правым бортом к прибрежной деревушке, закурчавился белыми дымками и загрохотал, посылая в её сторону чёрные пушечные ядра. И лишь одно злосчастное ядро полетело совсем не туда — пушкарь, видно, не проспался после вчерашней пирушки. А влетело оно со страшным свистом в крону родного дерева моего Ары. Над головой у него что-то трахнуло-бабахнуло. Очнулся он в клетке, которая покачивалась рядом с диким кабаном. Кабан тоже покачивался, так как был подвешен на ремнях к потолку, но при этом не хрюкал, потому что это был не настоящий кабан, а только его чучело. К клетке тут же подошёл некто — рыжий, краснолицый, бородатый — и, просунув толстый палец между прутьями, пощекотал пленника под крылом. Ара не привык к такому бесцеремонному обращению и как следует ущипнул противно пахнущий палец. Краснолицый пососал пострадавший палец и погрозил им же: «Не груби!».— «Я тут одному такому же хвост за это выдернул»,— сообщил он басом.

Так мой друг познакомился с первым хозяином в своей жизни. Звали его Дэнис Брейк, и был он капитаном пиратского судна. В плавании, когда никакой опасности не предвиделось, он не утруждал себя заботами о судне, поручив это помощнику и боцману, которым только и позволялось входить к нему в каюту за порциями ругательских наставлений и приказов. Брейк неделями мог пить, запершись в каюте один. Пил он что попало: ром, виски, текилу и любые дикарские напитки, которые приносили из набегов на прибрежные сёла матросы. Пьянел очень медленно, но когда уже это случалось, немедленно начинал придираться к подвешенному к потолку кабану, к чайке, которая тут же покачивалась на цепочке, к попугаю и к зеркалу. От всех требовалось уважение и понимание. Но ответить ему этим никто не мог. Ара тоже долго молчал. Кончалось это всегда одним и тем же: Брейк выхватывал из-за пояса пистолет и открывал огонь по всем, кто его не уважает, но никогда не попадал. Наверное, он нарочно промахивался, чтобы было с кем выяснять отношения при следующей попойке. Впрочем, иногда страдало зеркало — уж больно у него противная рожа.

Ара сошёлся с капитаном поближе через три месяца. Когда при очередном учинённом Брейком скандале он неожиданно, остроумно и едко обругал краснорожего пропойцу, причём сразу на трёх языках, у того выпал из руки пистолет и отпала челюсть. Потом он долго, дико хохотал, а как только пришёл в себя, предложил выпить «на брудершафт». Прежде чем принять предложение дружбы, Ара осведомился: «А ты меня уважаешь?». И получил самые искренние заверения в этом, а в придачу — стакан какой-то туземной бурды, хлебнув которую только и смог произнести: «Б-р-р-р!». Так завязались их дружеские отношения.

В трезвом состоянии капитан был настоящим знатоком своего пиратского дела: искусный навигатор, умелый вожак и храбрый боец. Ара бывал этому свидетелем не раз во время штормов и стычек с другими кораблями.

Вскоре Ара узнал ещё пять ругательных языков, и капитан, когда был занят бутылкой, даже поручал ему отчитывать боцмана и помощника за непорядок на корабле. И он целый день сновал по реям, покрикивая на матросов на разных языках: «Ну как ты травишь леер?! Шкот тебе в ухо! Судак ты снулый! Краб клещеногий!».

Ара участвовал во всех сражениях, даже в артиллерийских перестрелках. Он зависал над пушкарями вдоль борта и орал хриплым пропитым тенором: «Куда целишь?! Куда целишь?! Макака косая! Ниже бери на три пальца. Фитиль тебе в ноздрю». Канониры отмахивались от него банниками. Он отлетал и вопил истошно: «Олух, смотри за орудием! Пушка за борт прыгает!» —и хохотал, как дьявол, над испуганным канониром.

В одном бою, когда брали они на абордаж испанский галеон с золотом и пряностями, он спас жизнь своему рыжему другу. Тот в сумятице общей схватки, сражаясь с длинноруким свирепым верзилой на саблях, не заметил, что с капитанского мостика, почти в упор, целит ему в голову из аркебузы горбоносый и злорадный малый Хосе. Ара камнем упал на голову стрелка. Хосе всё-таки выстрелил, но рука дрогнула. Большая горячая пуля разорвала на Дэнси (так давно уже звал хозяина Ара) треуголку и пропахала чёрную борозду в его рыжей шевелюре. Мало того, она попала точно в грудь длиннорукому, уже занёсшему саблю над головой противника. Капитан оглянулся, ища взглядом спасителя, и увидел, как горбоносый малый с трудом отбивается от бешеного красно-синего вихря. Победителем Ара оказался великодушным, даже упросил Дэнси взять злополучного стрелка на корабль, на камбуз. Оказывается, тот на испанском галеоне как раз был коком. Ара и Хосе потом подружились. Всех остальных, не захотевших стать пиратами, отправили на шлюпках гулять по оке-# ану. Даже дали продуктов на три дня. Добычу-то захватили богатую. Славные были времена!

Но хорошее долго не длится. Где-то у Багамских островов (это недалеко от Кубы) из тумана ранним утром возник британский королевский

фрегат и тремя залпами орудий правого борта вдребезги разнёс левый борт и все палубные надстройки «Санта Челесты». Так звалось судно капитана Брейка. Судно затонуло быстро, но Ара успел вылететь через иллюминатор, открытый ночью по причине духоты и тихой погоды.

Капитан тоже спасся, его выбросило через пролом в океан. Но спасся ненадолго, так как был подобран англичанами и на закате этого несчастного дня повешен на рее под хохот и шутки победителей. Ниже под ним раскачивались его помощник и боцман «Санта Челесты». Над повешенными горько рыдал Ара, и крупные птичьи слёзы падали на ржавую обвисшую шевелюру и на бороду друга. Аре хотелось упасть камнем на палубу и разбиться, но крылья подхватывали его всякий раз и уносили вверх, туда, где, безнадёжно склонив свою красную голову, качался его первый и последний настоящий друг.

Ара не умер, он был ещё гак молод. Потом он пережил многих хозяев и друзей, повидал много стран в разные времена. Много всего узнал и много чего забыл — и радостного и горького, но не плакал больше никогда. Да и вообще, я никогда не видел, чтобы птицы плакали.

Всё, что было потом — это другая, длинная и интересная история, и я тебе, если понравилась эта, расскажу её позже в письме.

Ты спросишь, как Ара очутился у меня в Лапландии и почему я отправляю его к тебе? Это просто. Приплыл на сейнере старого Выте-кайнена. Где-то у берегов Бразилии сел на крышу рулевой рубки, худой, измученный, и молчит. Так и добрался до наших берегов, не издав ни звука. Я его приютил, он отъелся, отошёл от дороги и разговорился. Но тесно ему у меня во дворце. Личность он вольная, вот раз и вылетел, а на дворе у нас мороз трещит. И что-то там у него внутри замёрзло. С трудом добрался назад, но летать больше не может и разговаривать не хочет, сидит на брёвнышке, вцепился когтями и только повторяет всё, что ему скажут.

Жалко мне его стало, я и подумал: может, у вас на Украине отойдёт, отогреется и разговорится. Он ведь много может ещё рассказать. Только чтобы к хорошим людям попал, думаю. И тут вспомнил о тебе. Ты девочка добрая, умная, английский язык учишь. Может, вы с ним по-английски поговорите? Он-то знал этот язык хорошо. Летать он не может, только крыльями машет. Напиши мне в Лапландию, как вы там с ним? А если он тебе чего расскажет, запиши и маме с папой поведай.

Ну, будь здорова, не простужайся. Твой Дед Мороз.