Дом на Даун-стрит

Станислав МИРОШНИЧЕНКО

ДОМ НА ДАУН-СТРИТ --- Из записок невезучего Петухова -------

Правильно гласит молва – от сумы да от тюрьмы не зарекайся. А я бы добавил – и от дурдома тоже. Это вам говорит Петухов, тот самый бывший по несчастью бомж-рецидивист из «ТЕРРОРИСТА». И как бы в подтверждении этого пишу эти строчки в короткие минуты просветления, можно сказать, в здравом уме, пребывая в казенном доме для душевнобольных в палате № 9, хотя уже который день под номером 6, оттого, что у девяточки верхний шурупчик выскочил, и номерочек опрокинулся овальчиком вниз, а приделать некому, хоть вызывай мэра-хозяйственника с отверткой. Зато мне часто, по ошибке, приносят передачи – вкуснятину всякую: балычок, буженинку, икорочку лососевую и обязательно вареньице малиновое, с настоечкой малиновой и малиновой жвачкой в придачу. Похоже, в той, правильной палате корешок из воровской малины прописался, что, в общем-то, вскоре и подтвердилось, когда на днях, глубокой ночью в палату неслышно вошел некто с лоснящимся лезвием в руках. Благо, что я тогда не спал, высунулся из-под одеяла, тот и остолбенел от неожиданности и тут же, запрятав перышко, поспешно ретировался. А на утро стало известно, что в настоящей палате № 6 был зарезан крупный милицейский начальничек, оказавшийся криминальным авторитетом и косивший явно под дурачка. Наверняка думал – лежачего не бьют. И надо же, оказался прав. Его действительно не били, а только одним росчерком пера выписали путевочку на тот свет, на заслуженный вечный покой. Ну да Бог с ним, оборотнем. Лучше я вам расскажу о том, как я попал в дом простодушных, что на Даун-стрит. Вы скажете, нет такой улицы?! Согласен… Но эта улица есть, и все вы ее знаете и нередко прогуливаетесь по ее плитам, пропитанным душевным пивом. И вам даже в голову не приходило дурно отозваться об одной из центральных, фешенебельных улиц, протянувшейся аж до самого сердца столицы и единодушно окрещенной так простодушными. Оно и действительно, когда каждый четвертый россиянин прозябает за гранью нищеты, как еще можно назвать улицу, захлебнувшуюся в огненной лавине переливающихся бисером фасадов ночных развлекательных притонов и казино, перед количеством которых проигрывает игорная столица азартного мира – Лас-Вегас! И не потому ли, что Москва и Россия, как говорят в Одессе, – это две большие разницы. Или проще – сытый голодного не разумеет.
Ну всё, всё… Ни слова о политике… А теперь послушайте как я оказался в этом Жёлтом заведении, где, кстати, среди пациентов самые любимые программы по ящику – юмористические и, особенно, всем дебилам нравится «Кривое зеркало».


 Так вот, когда полгода назад я вернулся после второй отсидки, то передо мной, естественно, встал жилищный вопрос. Так, малость помыкавшись по вокзалам и рынкам, я наконец-то пристроился дворником со служебной площадью в коммуналке в одном из столичных микрорайонов, окрещенном в народе депутатским, ибо здесь в большинстве своем укоренились слуги народа всех четырех созывов, и с одним из них, новоиспеченным, я имел честь познакомиться. Поплакался я как-то ему в жилетку, он и расчувствовался, видать, душа его еще не изъедена чиновничьей проказой. И присоветовал мне фирмочку, что еще в бытность свою префектурскую курировал… Неофициально, а именно подпольную порнокиностудию, кропальщиком ядреной клубнички. Что ж, думаю, дело знакомое, еще при Советах был, так сказать, столовским (не путать с ЦеКовским) писакой (А кто тогда не писал в стол?). Да и жизнь-то она бекова, подбросила за время столько сюжетов, что мог бы этой шелухой завалить все студии мира, с Голливудом в придачу. И с некоторыми наиболее махровыми опусами я и познакомил, с позволения сказать, режиссера. Тому, видно, понравилось. Пиши, говорит, баксами тебя не обидим. И в тот же вечер хотел уже было взяться за дело, да выяснилось, что для творческого труда у меня не оказалось писчей бумаги. Той белоснежной магической стопки, перед которой одинаково испытывали свое предстартовое трепетное волнение и пушкины, и томасы манны, и просто графоманы.
Короче. Поспешил я в ближайший супермаркет, тем более что до закрытия оставалось всего ничего, и влетел как ошпаренный. Притом грубо оттолкнул замешкавшуюся в дверях старушку и даже не извинился. Во как! Стою, рыщу шальным взглядом по лабиринтам ослепительных витрин – где эта чертова канцелярия. И вдруг слышу за спиной:
- Позд-рав-ля-ем! Позд-рав-ля-ем!..
Смотрю, этакий молодой набриолиненный денди в костюмчике от Сен-Лорана, видно, хозяин маркета, на пару с длинноногой, бритоголовой пассией в неглиже от Евы, обихаживают остолбеневшую бабку, которую я только что нахально оттолкнул. «Бабушка, - ласково обращается девица, бесстыже поигрывая упругими бедрышками, что та даже перекрестилась от наваждения, - Вероятно, вы родились под счастливой звездой. Ибо со дня открытия торгового центра именно вы стали нашим миллионным посетителем, и в качестве ценного подарка получаете ключи от «Ауди» последней модели».
«Вау!», - завистливо ахнула толпа зевак, и хозяин под фонограммные звуки торжественного туша вручил ключи оторопевшей старперше. И тут как тут оператор с телекамерой и давай высвечивать старушенцию со всех сторон, словно фотомодель залетную. Та вся скукожилась, ни жива, ни мертва. Даже ущипнула себя за ухо – уж не сон ли?.. Шла-то за хлебушком.. И, наконец, придя в себя, залепетала, да так жалобно, будто у нее отнимали недоминированную пенсию, только что выданную аж за конец прошлого столетия.
- Ой, что вы родненькие, куды мне ентот гроб на колесах, прости Господи, я уж стара, восьмой десяточек разменяла. И дед одной ногой в могиле, а другую потерял в Отечественную…
- Но у вас же есть дети?
- Нет у меня детей, родненькие… Был один сыночек ненаглядненький. И того не уберегла, погиб на Чеченской войне, будь она не ладна! – И погрозила в камеру своим сухожилистым кулачком. Будто от этого жеста недоброй воли зависел исход войны.
- Извините, - смутилась сладкая парочка.
Но бабка внезапно оживилась.
- Вот ежели б деньгами… Мой старый хрыч, аж Октябрю ровесничек, за свою трудовую жизнь только и заработал себе лейкемию. Тепереча операция нужна. Да уйму денег требуют, нехристи! Вот бы кстати…
- Ништяк, бабуля, о чем базар, - охотно согласился денди, - Только вам с общей суммы, а это – восемьдесят тысяч, придется внести тринадцатипроцентный налог, и на руки получите около семидесяти тысяч…
- Рублей?! – брякнула божий одуванчик и чуть не осыпалась.
- Что вы, бабуля, - усмехнулись господа, - долларов!
Тут уже я присел: «Ни фига себе! – и вдруг до меня дошло, что это я должен быть миллионным посетителем, не оттолкни я при входе антиквариат ходячий. И мне стало не по себе, - Черт! Это же два миллиона... Как раз то, что мне было нужно. Айн момент и ноу проблем. И никакого напряга! Как же так, а…». Костил я себя нещадно. В кои веки раз мне улыбнулась фортуна, да по-крупному, а я… Голова пошла кругом. Да, было от чего свихнуться! Такой вот дорогой ценой я расплачивался за свою грубость, и элементарную бестактность по отношению к людям заслуженным, пожилым
И я был в состоянии пассажира, находившегося в падающем самолете. Нет, тому было, пожалуй, легче. Там – удар, и мгновенный конец, а мне же со своим ударом судьбы еще предстояло побороться… Это сейчас я спокоен, получив установку на полное безразличие к продажным ласкам желтого дьявола, а тогда, находясь в состоянии помешательства, я был подобен безумцу Раскольникову и готов был сию же минуту порешить доходягу, что не смогла подшустрить всего на один-единственный шаг, не отдавая себе отчета, что этот шаг удачи зависел от меня – и только. Но ярость слепа! И окажись под руками топор…
Но, слава Богу, кроме топорных подделок под фирму, поблизости не оказалось ничего колющего или режущего, что представляло бы опасность для жизни удачливой карги. Зато своим до предела вздрюченным видом я вызвал нехорошие ассоциации у добросовестных маркетинцев.
- Гражданин, вы пьяны, освободите помещение! – прогнусавила расфуфыренная деваха из отдела мягких игрушек. И только подлила масла в огонь. Я резко подскочил, будто дали хорошего пинка, и вплотную подошел к обидчице.
- Никак ты меня угощала, шалава клонированная! – И по-звериному осклабившись, схватил ее за волосы. Она вырвалась и с криками о помощи побежала к центральному входу, где продолжалась церемония, и толпились охранники. И тут окончательно я потерял рассудок. Только помню смутно, что еще до прибытия стражников, я успел разнести в пух и прах всю мягкую продукцию. И кто бы мог подумать, что последствия погрома окажутся до невероятности ошеломляющими, о чем я узнал случайно на днях из программы «Совершенно секретно», а именно: на следующий день оба отдела, то есть – мягкие игрушки и ликеро-водочный, что напротив, были аннулированы, а их хозяева арестованы и отправлены в Матросскую тишину. Также было заведено уголовное дело и на шефа супермаркета. Более того, весь торговый центр несколько дней лихорадило – каждый отдел был вывернут наизнанку соответствующими органами. Короче, сам того не ведая, своими неадекватными действиями я раскрыл преступную группировку, занимающуюся контрабандными поставками.
Так, от распотрошенных мною войлочных зверушек на полу осталось буквально мокрое место, ибо вся детская продукция была пропитана смертоносной жидкой ртутью. А из глазниц растоптанного плюшевого мишки неожиданно посыпался белый наркотический порошок. И уже под финиш, будучи в объятиях дюжих молодцев, я все же ухитрился послать резиновый мяч прямиков в водочный отдел и отоварить дюжину поллитровок, что, пьяно закачавшись на полках, с хрустальным пронзающим русскую душу звоном посыпались на каменный пол. И сразу по всему супермаркету распространилось слезоточивое амбре из тормозной жидкости и ацетона. После чего силовики, поняв, с кем имеют дело, передали меня из рук в руки по назначению, где и пребываю по сей день.
Потом дважды меня показывали по криминальной хронике. Классно! Голливуд отдыхает! Главврач записал на видео, и теперь всем дурдомом смотрим в охоточку, будто криминальный сериал. И среди пациентов я стал «последним героем» и кинозвездой: просят автографы, берут интервью и даже носят на руках. Правда, однажды не удержали… И я, как звезда, обидевшись, одному из них звезданул промеж глаз.
А вчера главврач вызвал меня к себе и на банальный вопрос: «Как ваше здоровье?», - получив отрывистое: «Не дождетесь!», - сделал вывод, что я абсолютно здоров, и что таким как я не место в дурдоме, как будто есть ещё где-то место, где можно нормально жить. Но, главное, я был поражен, с какой поспешностью он хотел избавиться от меня. Вероятно, кто-то из оступившихся чиновников метил на моей место, что уже около двух месяцев было для меня свято.
- Да вы, кажется, и не рады? – заметил доктор с нескрываемой издевкой.
А чему мне собственно было радоваться, бомжу-рецедивисту, по которому навзрыд плакала улица, тем более, что с такой репутацией мне теперь и метлу не доверят. И поменять один дурдом с ветхой крышей на другой, с крышей бандитской, что постоянно будет над тобой довлеть, пока не раздавит?! Нет, уж лучше пялиться из окна на Даун-стрит, этот фальшивый неоновый рай, чем париться, угарая, на вентиляционных решетках метро, и решительно отчеканил:
- Нет! Я не рад!
- Странно. Вы уже нормальный, прошли полный курс. Чего вы боитесь? Нервного срыва? Так я посоветую вам отличное средство от депрессии – заняться каким-либо творческим трудом, к примеру, научиться играть на скрипке, - и, уловив на моем лице болезненную гримасу, снисходительно улыбнулся, - Понятно, для вас смычковый инструмент ассоциируется с игрой на нервах… Тогда займитесь писательством.
(Сказал, будто наступил на больную мозоль). Он не знал, что с этой проказы все и началось, не знал, что ради личной корысти, быстрого обогащения и дешевой популярности я продал свою душу и перо в угоду дьявола, за что и был справедливо наказан Всевышним, не пожелавшим зреть еще одного отрока своего в сатанинских рядах голубосалистых писак, но прежде дал исключительный шанс на самоочищение, ниспослав мне за все былые незаслуженные страдания неимоверную удачу, которую я так бесцеремонно отверг, показав свое истинное нутро. За что и был отправлен в чистилище души. И теперь вот с душой ягненка снова в стаю волков?! Отдать себя на съедение нечистой силе? Исключено! Надо подумать о собственном выживании. Но чтобы выжить в этом мире, надо его изменить, а для этого нужно быть чуточку сумасшедшим. И тут я подумал, а что мне мешает снова стать сумасшедшим, теперь уже виртуально, образно – ведь я же актер!
Я смотрел, как нервные пальчики психиатра листали странички истории моей болезни. Еще минута и росчерком пера он вынесет мне приговор. И подошел к столу. Врач, оторвавшись от бумаг, устало посмотрел на меня:
- Так как насчет творчества?
- Ой, какой паук! – вскрикнул я, указывая на пуговицу халата. Взгляд его брезгливо скользнул по пуговице. А я – хвать эскулапа за мясистый нос, - Обманули дурака на четыре кулака! – И, дико заржав, запрыгал как мустанг. Врач даже оцепенел.
- Вы… Т-ты что это себе позволяешь?! – и не успел он что-либо предпринять, как я, тут же схватив со стола свое медицинское досье и, разодрав в клочья, запустил комком в самодовольную, отъевшуюся на харчах несчастных харю.
Дальше – больше! Все, что ни попадалось под руку, оказывалось под ногами и с дикими воплями топталось, ломалось, переворачивалось… В конце концов я так вошел в раж, что сам того не замечая, слился со своим образом окончательно. И уже минут через пять некогда уютный кабинет был похож на взорванный экстремистами предвыборный штаб.
А медбратья появились с большим опозданием – смотрели по телеку «Скорую помощь», отключив сигнализацию.
Так, к своему удовольствию, я снова оказался в своей рубашке. И мое пребывание в Желтом доме было продлено еще на второй срок. Жаль только, что этот срок значительно меньше президентского, зато при желании (если очень поднатужиться) можно продлить его до конца дней своих, и без всяких на то конституционных поправок.
И еще… Доктор действительно оказался прав, что желанный творческий труд – наипрекраснейшее средство от депрессии. Вот поэтому я и пишу. И теперь среди нашей братии - олигофренов и параноиков - я самый знаменитый и любимый писатель. А что?! Ведь только в Дурдоме каждый недоумок, не говоря уже о бездарях, может мгновенно стать Наполеоном! И не только в литературе…