Боулинг

 Дональд Ганс




 




БОУЛИНГ




























Юля: Пойдем со мной.
Лето. Мы возьмем минеральную воду. Тебе, наверное, это чуждо, но, в конце концов, свидание мое и пройдет оно на моих условиях. А значит вода. Негазированная. По такому случаю я превращусь в настоящую девушку. Надену длинный сарафан, плетеные босоножки и завяжу волосы лентой.

А ты… нечто уже ставшее классикой. Синие узкие джинсы и белая футболка.
Далеко. Где простирается огромное поле, до самого горизонта. И там начинается лес
Капли света дрожат на ресницах. Чувствуешь, как пахнет высокая трава?

- Ой, ****ь! Ты! Ты ****утый что ли? Смотри куда ступаешь-то! Ты мне чуть ногу не отдавил!

И они тащат ее через прихожую в комнату. Точнее Шапокляк, Балу и Родопи. Я переползаю через порог, пролезаю через чьи-то ноги и ползу по ковру к креслам.

- Тише! – зашипел Шапокляк. У него нет четырех передних зубов и поэтому он шепелявит. От того же его и прозвали так. – Жакрыли берлогу?

Балу, пошатываясь, перешагнул через девушку и закрыл входную дверь.

В квартире наступила кромешная темнота. Я пытаюсь вскарабкаться на кресло, но у меня ничего не получается. Я валюсь на пол и как будто бы нажимаю носом кнопку. Загорается абажур между двух кресел. Это Родопи дернул за веревочку. Я лежу под абажуром, любуюсь лампочкой и причудливым узором на накидке кресла. Абажур зеленый и прозрачный, как мармелад. В голову приходит мысль, что зеленый цвет полезен для глаз.

Я ничего не слышу и не вижу кроме зеленого мутно - зеркального потолка. Лежу, смотрю в этот зеленый потолок, вижу себя существующего где-то и успокаиваюсь.

Кто-то, кажется, Родопи, хватает меня за плечи (рубашка при этом вылезает, бляха холодит живот) и тащит меня в угол комнаты. Швыряет в этот угол и оставляет меня в покое. Теперь кресла напротив меня. Я между сервантом и стеной, валяюсь, вытянув ноги, смотрю, как Балу стянул с девушки шубу, как Родопи сдернул кофточку, а потом еще что-то, кажется. Какую-то рубашку. А Шапокляк просто стоит и пялится, открыв рот. Он начинает потирать руки, когда к его ногам падает черный лифчик.

Девушку усадили в кресло.

Сосочки! Бля, у нее голые соски! Что вы собираетесь…
И тут, не смотря на весь героиновый дурман, до меня вдруг доходит, чего хотят сделать эти парни. Они хотят изнасиловать эту вдрызг пьяную девчонку. У Балу руки в боки, а остальные прямо трясутся от нетерпения. Я что-то хочу сказать, и вроде как говорю. Но то ли я неслышно говорю, то ли я вообще не говорю. Балу, не обращая на меня никакого внимания, подходит к девушке. Торшер светит ему в лицо как-то снизу, и я начинаю ненавидеть зеленый свет. Мне становиться от него страшно. Балу приседает на корточки, заглядывает девушке в лицо, в ее приоткрытый рот, разглядывает припухлые губы, закрытые глаза, длинные волосы, смотрит на вену на шее. Потом, не отрывая глаз от лица, начинает осторожно расстегивать ширинку на ее джинсах. А девушка спит и не просыпается. Балу понимает, что девушка не проснется и дергает заевшую ткань ширинку, совершенно не волнуясь по этому поводу.

Как так! Дружочек! Что это у нас там такое просыпается? А? Не совесть ли? Ах, да! Ну конечно совесть! А как же это: «Хочу быть храбрым, хочу быть сильным. Из сочных гроздей венки свивать! Хочу упиться роскошным телом! Хочу одежды с тебя сорвать!?». Куда делась эта музыка из твоей головы? Ты же романтик! А когда все до дела дошло уже, ты совесть свою пробуждаешь? Куда это годиться? Тебе же хочется. Хочется? Ну, так присунь ей!

Ах! Ну я же говорил, что хочется! Хочется! Что же ты?! Рассюсюкался: «Ай, мальчики, что вы делаете. Пьяную девочку трахнуть хочите». Встань, ****ь занудливая! Открой ей рот и выбей ей все зубы. И еби! Кончи ей в глоту! Разорви щеки этой тле и…

Кто ты такой? Кто ты?

Балу дергает трусики. Я вижу бритый лобок, легкую щетину вокруг…

Вот именно! Это тебе и хочется – ****у! К черту гандоны. Их придумали мазохисты. Она не больна, ты знаешь. Она не из таких, которая со всеми подряд. Темболее резинка сотрется об этакую щетину. А может мы ее все же в жопу попробуем? Помесим дамочке говнецо?

ВСТАТЬ! Иди. Ты всесильный. Ты высшее существо – ЧЕЛОВЕК! Тебя создал я таким, что ты теперь можешь все. Можешь позволить себе все. Совесть – боязнь смерти. Все будет хорошо. Поверь в Реанкарнацию. Ты что – нибудь помнишь из прошлой жизни? Нет! Тогда в чем дело? Не бойся упасть. Адам и Ева, если ты веришь этим сказкам, давно уже это сделали за тебя.

Уходи… Я хочу спать. Я хочу уйти отсюда, но мои ноги не двигаются.
Балу снял с себя брюки, трусы потом трусы и я увидел его оттопыренный член. Шапокляк расстегнул на своих брюках ширинку (отвратительный скрип), вытащил свою торпеду и начал ее драить.

- Помоги мне стащить ее на пол, - прошептал кому-то Балу. – Помоги скорее…

Родопи тут же, с угодливостью трусливого Шакала, с завороженным взглядом осторожно взял девушку за плечи, и они вместе стащили ее на пол. Балу раздвинул ее ноги, провел рукой по животу к влагалищу и поиграл в нем пальцем.

- Сухая, - сказал он. И навалился на нее.

Родопи просто стоял возле дрочащего Шапокляка и смотрел, как покрасневший Балу, медленно двигает своим задом, кряхтит, пытается вставить член.

Девушка застонала. Она открыла глаза.

«Опять берет Его Диавол на весьма высокую гору, и показывает Ему все царства мира и славу их, и говорит Ему: все это дам тебе если падши поклонишься мне»

Представь себе, от чего отказался этот дурачок! Ты же не Бог! Будь умнее!

ЮЛЯ: Слышишь, как дышит мир без суеты? Бурные вздохи. Это знойное небо так велико. Взгляни! От его насыщенной синевы кружится голова!

Весь простор согрет лучами утреннего солнца. Все вокруг мистерии!

Посмотри, сколь прозрачна вода в этом ручье… застывшая форель в толще. Она противится течению, шевеля плавниками, будто спит.

Радость струится с неба на землю! Желтые, синие, красные, фиолетовые тона.

Задержи дыхание.

Так тихо.

Так громко!

Девушка открыла глаза. Она увидела потное лицо Балу, сморщилась, застонала и начала слабо толкать его руками в щеки.

Балу не останавливался. Я видел его огромную волосатую жопу между тонких, каких-то стеклянных ног.

- Тихо… Хммм… Тииишшшеее! – начал он приговаривать.

Девушка задергала ногами. Почему-то она ничего не говорила. То ли она была просто очень пьяна, то ли тоже, как и мы, одурманена наркотиками. Ее ноги дергались в воздухе, забили об пол. В груди где-то визг никак не выберется наружу.

Шапокляк остановился. Родопи испуганно оглянулся на входную дверь.

А у меня текут слюни и я ничего не могу с этим поделать. Слюни просто хлещут из меня. А может мне просто так кажется?

Девушка начинает чуть ли не кричать. Она словно проснулась и силы теперь возвращались к ней. Балу бьет ее кулаком прямо в лоб, девушка ударяется затылком в пол и замолкает.

Балу слезает с нее, переворачивает к себе спиной. Одной рукой вцепляется ей в плечо, а другой раздвигает ягодицы.

Девушка лежит без сознания.

Ну вот! Совсем другое дело! Ты смотри , как все легко получается. Почему люди все думаю, что за все надо платить? Кому? Себе? Чем? Совестью? Предрассудок! Он тормозит Человека! Его силу! У тебя есть мышцы, мозг! В них сила! А что тебе нужно еще кроме силы? Выдави ей глаз и трахни ее в глазницу! Удовлетвори свою силу! Она ничто. Как и ты. Он такой же Просто Человек, как и ты. Она сгниет вместе с тобой в земле и в ваших черепушках будет гулять ветер. Чего ты боишься? Червей? Чертей? Гнева Господня? ГНЕВА ГОСПОДНЯ?!!! Тьфу тебе в лицо! Где бог? Ее насилуют! Ее ебут в жопу и это еще не все!

ГДЕ ЖЕ, ****Ь, БОГ?!

Замолчи. Бог во мне. А ты пошел на ***! Бог во мне. Как и ты, Он во мне. Ни куда он не девался. Он решил попробовать наркоту и теперь ничего не может поделать. Он ослаб и из его слаботи родилось ничтожество – ты. Поэтому пошел ты на хуй! Ты прав, я всесилен. Их Бог, тот, что внутри них, покарает их. Они будут убиты внутри себя. Их гниль люди будут чувствовать издалека.

ЮЛЯ: Ветер гуляет в траве, зажигает лепестки магнолий, На небе, беспредельном небе появляются первые облака. Видишь вон то облако, на востоке? Оно похоже на лебедя. А это будто парусник. Слепящий круг солнца скрылся на миг.

А ветер усиливается, стирается время, лес растет.

Возьми ключ к сердцу мира! Ощути, как твой пульс мешается с этим звучным биение. Пылающая нагота природы. Пылающая нагота твоей души. Иди.

Иди вперед. На запад. К лесу.

Иди же.

Балу пытается засунуть свой член в зад девушке. Безрезультатно. Лицо у него красное, злое. Он упирается рукой в ковер, ковер оставляет на его ладони веселый узор. Я вижу этот узор, когда Балу падает и его алая ладонь поворачивается ко мне. У девушки течет слюна с уголка приоткрытых губ. Балу встает на колени, вздрачивает пару раз свой член, затем раздвигает девушке ягодицы и смотрит на анальное отверстие. Не может понять, что же не так? Родопи робко подходит ближе и тоже смотрит. У меня был такой же взгляд, когда я впервые увидел порнографию. Родопи говорит. Я не слышу, что он говорит, но четко читаю по губам.

- Дай-ка я попробую.

- Слишком узкая, - отвечает Балу. Его приглушенный бас я отчетливо слышу. – Нужно чем-то смазать.

- Да-да! Да! ДА! – вскрикивает Шапокляк. Все думают, что он кончает. Однако вид Шапокляка говорил не об оргазме. Его лицо бледное и безумное. Черная дыра вместо рта. Рука двигается с неистовой скоростью. Думаю, еще чуть-чуть и его ладонь точно бы вспыхнула. – Шмажать! Д…в…ай. Бшшштреее…

Еще маленькл и Шапокляк был готов загадить спермой весь пол.

Родопи уходит из комнаты. На кухне зажигается свет

Балу переворачивает девушку на спину. На ее груди такой же веселый узор как на его ладони. Одна ее рука запрокинулась к белокурым волосам. Балу оглядывается на меня. Видимо, мой вид не произвел на него особого впечатления. Он поворачивается обратно к девушке, берет ее ноги, закидывает на свои плечи и впивается губами ей между ног.

В комнату входит Родопи и от неожиданности вздрагивает, увидев Балу. Из его рук падает маргарин и свет абажура бросается в его блестящую обертку, искрится в нем.

УРРРРАА! Вот, бля, это я понимаю. Посмотри-ка, дружочек, на этого хмыря. Да не на того, что клитор откусить пытается, а на того, который маргарин выронил. Ну, еб его мать, и рожа! Подожди-подожди. Сейчас и он присоединится.

Ты что рожу воротишь? Да ладно! Успокойся, миленький мой. Ведь когда-нибудь, когда ты будешь дрочить, ты будешь вспоминать именно это! ТЫ БУДЕШЬ ДРОЧИТЬ С МЫСЛЯМИ ОБ ЭТОМ!!! СУКА! ВСТАВЬ ЕЙ! ЭЙ, ТЫ, *** С БУГРА, ТАЩИ СЮДА СВОЙ МАРГАРИН!!! ДЕВОЧКА СОЗРЕЛА! ЕШШШШЬТЕЕЕ СВЕЖЕЕЕ МЯЯЯУУУСССООО!!!

Родопи поднял маргарин, обошел Балу и положил пачку на столик. Потом он начал расстегивать свою рубашку. Балу двигал подбородклм, урчал, как голодный кот. А я гляжу на запрокинутые руки девушки, на ее выбритые подмышки. С уголка рта у Балу потекла капелька крови. Он тут же снял ее ноги со своих плеч, схватил за ляжки и начал трахать используя кровь, как смазку. Его движения были яростными, быстрыми. Он всхлипывал. Шапокляк тоже всхлипывал, будто плакал. Шапокляк всхлипывал тое. Родопи сел возле головы девушки, нагнулся и заглянул в ее приоткрытый рот. Ширинка его штанов была расстегнута. Сморкнувшись в горло, Родопи выпустил с губ вязкую зеленую жижу, которая упала на губы и скатилась в раскрытый рот.

ЮЛЯ: Твоя кровь чиста. Чувствуешь, как быстро бежит она по сосудам… артериям, венам, капиллярам? Стук твоего сердца… Мощный. Страстный. Глаза ясны. Разум кристален, как никогда раньше.

Теперь беги! Беги, чтобы оторваться от земли. Просто стань прямой стрелой. Ветер не оставит тебя. В этой стихии ты будешь жить, обретая право безмерно любить.

Как близок лес Но нас уже здесь нет. Мы на берегу, там, где шепчутся волны, и умирает день.

Вечерняя прохлада. Мягкой, вкрадчивой поступью кошки надвигаются сумерки.

А ветер не стихает. Ветер вездесущ. Дай ему проникнуть в тебя. Стань ветром!

В седьмом веке до вашей эры, один господин, царь Тиглатпаласар первый, сидя на лошади, говорил мне, что кровь убитых врагов реками текла в долину, а отрубленные головы валялись на поле битвы, как копны хлеба. Он уничтожил тогда город всего за три дня. С восходом солнца, когда земля раскалялась, он вспарывал беременным животы, от протыкал тела слабых. Сильным перерубал шеи. Я слушал его, радуясь за него. За его успех! А когда он умер, бросил его опять на землю. И сделал его снова царем. Его звали Ашшурнасирпал. И снова мы встретили после восстания его народа, который не мог более терпеть его, царской, тирании. И он рассказал мне, как со всех главарей, которые восстали против него, он содрал кожу. Их кожей он покрыл столбы; одних он пригвоздил к стене, других посадил на кол и велел расставить вокруг столбов. Своим начальникам он отрубил конечности. А когда его убили, я снова сделал его царем. Ведь все, кто попадает ко мне, в моей власти. Он стал последним царем Ассирии и звали его Ашшурбанипал. Знаток письменности и основатель библиотеки. Он тоже воевал. Он вырвал языки тех воинов, нахальные уста которых говорили дерзости против его бога Ашура. Так он меня называл. Меня много как называли и называют. Многих людей живьем он принес мне в жертву. Их изрубленные тела скармливал собакам, свиньям, волкам. Его боевые колесницы размалывали мужчин и животных. Памятники, им воздвигнутые, стояли на человеческих трупах.

Более я не мог его возвращать. Слишком глубоко он ушел, туда, где людей так много и деяния их настолько тяжки, что им не сдвинуться с места, как песчинкам в граните.

Ты обо всем этом знаешь. Помнишь, читал? Ты знаешь, что об этом есть прекрасные доказательства на рельефах Ниневии. Там есть рисунки пленников, через губы которых продернута веревка. Один конец вождь держит в руке, и в то же время выкалывает пленникам глаза. А в зале суда Нивении высечен рисунок, как царь Сарагон второй в полном царском облачении своими собственными руками выкалывает глаза отпавшим от него вассалам. Там есть и письменные доказательства о ттом, как людей сажали на кол, а детей ослепляли в присутствии их родителей. Взрослых заживо поджаривали на кострах, выставляли напоказ в клетках или тащили во время триумфальных шествий на веревках, продетых через нижние челюсти.

Это были цари! И после смерти я всегда делал их царями, потому что они служили мне. А ты муравей, тля! Ты умрешь таким и таким же родишься. Встань, подойди к ней и вырежи лезвием слово «****ь» на ее спине. И ты будешь подобен царям. Это будет начало тебя.

Что ты выебываешься? Все, что я рассказал тебе вые, было до рождения Иисуса! Пытаешься ее спасти?!! Себя спасти?!! ХА! Все спасители, в конце концов, бывают распяты.

Балу перевернул девушку на грудь. Он схватил со столика пачку маргарина, развернул ее. Руки у него тряслись от нетерпения. Балу раздвинул ее ягодицы и начал мазать маргарином анус. Зад девушки начал блестеть. Потом он натер свой член, бросил пачку на стол, встал на колени. Я видел только его спину. Балу осторожно ввел член, потом резко поддался вперед. Девушка застонала. Ее рот открылся. Родопи сел на голую жопу, приподнял за волосы голову девушки и положил ее себе между ног, на свои яйца. Затем подвинулся поближе, снова приподнял голову, другой рукой открыл за подбородок пошире рот и осторожно засунул в него свой член. Держась за волосы он начал двигать головой девушки верх вниз.

- Да, бля! Да!

Это Шапокляк. Он закряхтел, грохнулся на колени и , весь смрщившись, обильно кончил на спину девушки. Затем вскочил и пнул ее в бок. Потом еще рах. И еще… Потом схватил за волосы, вырвал их у обалдевшего Родопи и потянул голову к себе. Член Родопи вывалился изо рта куском мяса. Шапокляк заглянул Родопи в лицо и зашипел.

- Ты что, мудак. Хочешь чтобы она его тебе откушила? Надо шначала шделать вот так.

И он ударил в лицо кулаком. Ударил в губы. Лицо как-то скосилось на бок и побелело. Еще удар. Треск. Потекла кровь. Приоткрылись глаза у девушки. Родопи собрал в кчу ее белье и положил под голову, чтобы не пачкать кровью ковер. А Шапокляк ударял и ударял. Кулак в крови. Рот девушки почти вывернут наизнанку. Треск. Шапокляк задрал девушке верхнюю губу.

- Нет. Еще два верхних надо выбить. Крепкие зубы.

И ударил два раза в два раза сильнее прежнего. Еще раз проверил

Лицо у девушки было изуродовано. Балу, закатив, глаза, двигался, как сумашедший.

- На, - Шапокляк протянул Родопи свою работу. Родопи не двинулся. Он был похож на мертвую рыбу. – Не хочешь? Ну и дурак. Только девку жря ишпортили.

И Бросил ее лицом в одежду.

А я хочу плакать. Я лежу и… думаю?

Вот уж и боль прошла, сползла куда-то и забылась. Такое знакомое, нежное, что-то белое быстро-быстро залепило снегом черноту, и появился орнжевый цвет. А еще голубой. Такой ласковый, бирюзовый дым. Еще красный на фоне зеленого и крапинки желтого внутри белого. А белый вливается в фиолетовый, и ты зачарован этим плавным смешением. Все закручивается в одно целое, но никогда не сливается. Медленно останавливается. Дрожит словно от марева. Пульсирует. По очереди приближается. И ты видишь, чти их великое множество. Теплые. Можно дотронуться. И ты трогаешь. Тогда они вздрагивают и с готовностью обволакивают твою руку. Медленно превращается в перламутр и растекается дальше к горлу. Скользят с плеч по спине. Облизывают твой левый бок и, поцеловав сердце, снова мчатся к горлу. Вливаются через губы в рот, а потом, на выдохе, выходят через нос тихой музыкой, которая пахнет ванилью.

Плавает бархатным эхом бриллиантовых звуков. Облепляет лебединым пухом. Рождает полупрозрачные, блестящие шары. Они раздуваются и отражают друг друга. Они мягко лопаются и снова омывают волнами разных цветов и запахов.

Ты здесь. Внутри. А там ничего нет. Только тени. Все здесь. И все это очарование долго. Недостаточно долго чтобы познать, но достаточно долго, чтобы хорошенько запомнить. А потом видеть в бездонных снах. В таких глубоких, что пока из них раскутываешься, распускаешься, уже забываешь. Помнишь только главное – ты видел Бога. Ты сидел у него на коленях и Он улыбался тебе. Ты держал Его за руку и был подобен ему именно так, как он хотел этого в самом начале.

Ты грустишь по всему этому и тебе больно. Плачешь, а иногда улыбаешься. Тебе становится больно. Будто тысячи игл пронзают тебя. Но героиновый лифт к Богу работает безупречно и ты всегда к Нему возвращаешься. Садишься к Нему на колени, прижимаешь к груди голову, и боль проходит вслед за грустью. Вы сидите вдвоем на престоле среди ароматов и красок. Ты спокоен. Все хорошо.

Что с тобой? Тебя спрашивают. Душа преисполнена мудрого молчания. Да и что тут скажешь, если ты для них всего лишь безмолвный пес, который увидел радугу.

ЮЛЯ: Будь красотой. Пусть она владеет тобой всецело, каждой клеточкой, пусть жидким огнем струится по нервным волокнам.

Мы пойдем с тобой вдоль берега. Босиком. По холодному сырому песку. Мы будем приобщаться к стихии. Воздух удивительно свеж. Он поглотит все твои тревоги. Живая, дышащая душа! Под теплом сумерек ты найдешь истину. Как много молодости в тебе! Ты полон ею! Безмолвный ужас отступит, уйдет в безвестность. Ты отшлифуешь свои идеи. И лик мира вокруг так прекрасен. Скорбный крик чаек. Зарево. Тускнеют краски. Как проникновенна эта печальная красота. Пленительность. Поэзия в шепоте волн.

Сядь на песок. Я стану тенью и не вторгнусь в твои размышления.

Пусть сердце твое сожмется перед лицом этого величия, пусть дрогнет нутро.

Ощути вкус своего одиночества. Ты смел. Уверен. Свободен. Спокоен.

Балу грохнулся на девушку и я подумал, что он точно что-то ей сломал. Сполз с нее и, тяжело дыша, уставился в потолок. Казалось, что ему теперь на все наплевать.

Родопи натянул на себя штаны и сел в кресло. Он тупо уставился на блестящую от спермы спину девушки. Балу ее размазал своей грудью и теперь сперма блестела и у нег на груди.

- Надо ее куда-то деть, - прошептал Родопи. Это была его квартира.

Шапокляк поднял за волосы голову девушки и отодрал от лица, прилипшие к развороченным губам трусики.

- Она на *** вырубилашь. Надо ее одеть. Балу, ты машину водить еще шможешь?

Балу кивнул. Он зычно пернул и заржал, как конь.

- Вот и хорошо. Бросим в канаву в Первомайском ле… Нет, около святого озера. Там народу с весны до ***. Найдут. Только бы вот не закоченела она там.

Шапокляк посмотрел на меня.

- Хотя *** ш ней. Кому она шейчаш без зубов-то нужна будет, бедняжка? А этот, шмотрите, шовшем уже. Вот так его торкнуло!

Шапокляк встал и деловито застегнул свою ширинку.

- А ну помогите мне. Шкоро уже шветать будет. Балу, иди вымой пузо, лежишь, как чертов чушок!

Ну вот и все. Приятель. А ты боялся. Этой ****и всего восемнадцать лет кстати. Что это у тебя мурашки по коже побежали? Ты не знал? А зовут ее… Ха! Пошутил я! Пошутил! Но ты ведь помнишь Свету? Из деревни. Да не из той, а из соседней. Ага. Вот, значит помнишь. Тебе рассказывал дружок, как она напилась на дискотеке и ее парочка парней привела один сеновальчик. Когда они удовлетворились, парни пришли обратно на танцплощадку и рассказали своим пьяным дружкам, что на таком-то сеновале лежит малолетка в жопу пьяная и на все готовая. То есть, даст кому хочешь. Девочка даже не поняла, что через ее ****у прошло восемнадцать человек. Восемнадцать! Девятнадцатый так и не дождался, уснул. А когда девочка проснулась, ее одели в одно пальтецо, поскольку белье, колготки и платье были утеряны, да так и привели к дому, где ее ожидала матушка.

Ты знаешь, что Адам должен был быть сумасшедшим или просто идиотом? В раю нет зла, поэтому он мне и поверил. Собственно, я говорил только правду. Теперь человек давно поумнел и знает что такое добро и зло. Теперь к него появились цели для свих стремлений.

ЮЛЯ: Ты дышишь глубоко и ровно. Душевная цельность. Полнота. Все это в тебе.
Сними одежду. Зайди в воду. Плыви…

И пусть каждый мускул будет напряжен. Перед тобой нет горизонта. А на берегу, ты вновь обретешь тяжесть плоти. Ветер стихнет. Птиц не слышно. Всеобъемлющая тишина. Внутри так же тихо. Особый покой. Как возрождение веры в глубине.

МАМА! МАМОЧКА! ЧТО ЖЕ НАМ ТЕПЕРЬ ДЕЛАТЬ?! МАМА?! НУ ЧТО ЖЕ ТЫ МОЛЧИШЬ, МАМОЧКА?

номер аськи автора 398744757