Новая жизнь. Глава 2

Глава 2
- Гроуф, - негромко позвал Коготь стоявшего неподалеку лейтенанта.
Массивный кертанец, угрожающе возвышаясь над четырьмя разбойниками, раздавал приказания. Оклик атамана заставил его немедленно прекратить все свои дела. Стремясь загладить прошлый поступок расторопностью, Гроуф, оборвав речь на полуслове, легкой несолидной трусцой, совершенно не подходящей для его комплекции, подбежал к Лэнсу. Немного склонив голову набок, кертанец сверху вниз вглядывался в лицо командира взглядом преданно-испуганного щенка, пытаясь догадаться, о чем пойдет разговор. Если Коготь понижал голос, значит, речь шла о чем-то более серьезном, чем внутренние порядки банды.
- Мы едем в город. Вернемся дней через десять.
- Да, Коготь, - разочарованно пробормотал чернокожий здоровяк.
Слова атамана не воодушевили разбойника. Лейтенанту было известно, что, когда дело касалось поездок в город, «мы» из уст атамана означало группу людей, в число которых Гроуф никогда не входил. Однажды попытавшись напроситься к Лэнсу в попутчики, кертанец получил столь исчерпывающий ответ, что впредь даже не смел заикаться на эту тему. Замещая атамана, преданный лейтенант имел массу преимуществ и поблажек по сравнению с другими разбойниками. Но и ответственность, которую возлагал на него Коготь, была колоссальна. Во время отлучек предводителя в город, Гроуф должен был сделать все возможное, чтобы избежать бунта сумасбродных бандитов. Это был как закон – в отсутствие сильного лидера, стая бесилась.
Гроуфу до смерти не хотелось следить за изрядно поднадоевшими рожами, в то время как несколько счастливчиков, выбранных атаманом, будут во всю тратить монеты в городе. Но, в очередной раз не решившись оспорить мнение предводителя, Гроуф смирился с положением и только уточнил:
- Вы в Полифен?
Атаман фыркнул. По давно установленным порядкам, города в уделах именовались по названию самого удела. Таким образом, в Полифенском уделе было восемь Полифенов, различающихся между собой только по цифрам, определяющим, какой из городов был построен раньше. Главные города уделов, где находились палаты Правителей, не нумеровались, и назывались просто – Столицы. Поэтому, говоря о Полифене, можно было подразумевать как весь удел, так и любой из девяти городов. Впрочем, Коготь понимал, что Гроуф спрашивал только общее направление, больше лейтенанта ничего не должно было волновать.
- Конечно, тупая башка! - вполне благодушно рыкнул атаман. – До других уделов тащиться около месяца. Найди Хоря.
Огорченный тем, что и в этот раз не попадет в город, лейтенант молча отправился вглубь лагеря, подумывая, на кого бы свалить не самое простое поручение. Проблема заключалась в том, что Дурона, по прозвищу Хорь, найти было нелегко. Спалив в свое время на пьяную голову палатку, разбойник все свободное время спал, прячась в самых неожиданных местах. Его находили то среди тюков и баулов, то за крайними палатками лагеря, то в кучах старого тряпья, то даже прижавшегося к верблюдам. Низкорослого и худощавого разбойника Коготь всегда брал в подобные вылазки из-за хитроватой внешности. Вытянутая физиономия делала Дурона столь похожим на хорька, что стражники у городских стен без раздумий принимали жестокого убийцу за хитрющего торговца.
Второго подсобника – Трамфиля - Коготь отправился искать самостоятельно. Не заметить его среди других разбойников было невозможно. Своим исполинским ростом Трамфиль выделялся в банде как водонапорная башня в пустыне. Лэнс быстро нашел громилу, сидящего на тряпье в окружении приятелей и пустых, порой разбитых, мутных бутылок из-под спиртного. Посередине стояла перевернутая бочка, исполнявшая роль своеобразного стола.
Согнув и скрестив ноги, разбойник сидел на щиколотках, держа в руках набор изрядно потрепанных карт. Медленно переводя взгляд с одного товарища по партии на другого, Трамфиль словно пытался раздавить противников одной лишь силой мысли. В карточных делах ему всегда везло. Соратники, у которых дела с козырями шли не так успешно, и впрямь чувствовали себя неуютно рядом с мрачным исполином.
Лэнс приблизился к игрокам настолько, чтобы можно было позвать Трамфиля, не надрывая голос. Услышав оклик атамана, громила крайне неохотно отложил карты, пробурчал что-то неразборчивое товарищам и начал подниматься. Делал это он при любом удобном случае как можно медленнее, зная, какой эффект производит на всех его рост. Разбойники, имеющие возможность ежедневно лицезреть Трамфиля, восхищенно поднимали головы все выше, по мере того, как гигант распрямлялся. Теперь недавние товарищи по игре, продолжающие сидеть на тряпках, казались исполину совсем незначительными и мелкими, вроде уличных собак или каких-либо других зверей. Которых можно отшвырнуть ударом ноги или прогнать одним лишь криком. Маленькие и незначительные. Трамфилю нравилось повторять это себе.
Вразвалочку, с откровенной ленью на морщинистом лице, исполин подошел к атаману и молча уставился на него, ожидая приказов. Лэнс, голова которого была на уровне груди собеседника, с отвращением оглядел заплывающее жиром тело, перевел взгляд на лицо, скрытое седоватой спутанной бородой, и испытывающее посмотрел в темно-синие глаза. Вопреки ожиданиям, Трамфиль не отвел взгляда в сторону как раньше. Когтя это мгновенно взбесило – здоровяк был у него на хорошем счету. И от хорошей жизни он начал забываться. Время освежить ему память.
- Чего вылупился?! – резко спросил Коготь.
На лице Трамфиля, ожидавшего совсем иного начала разговора, на миг отразилась растерянность, но все же его ответ не был робким:
- Ты же звал меня, Коготь!
- Я спрашиваю, - в голосе атамана появились угрожающие нотки, - чего уставился?!
- Коготь, - уверенность Трамфиля как рукой сняло, - ты чего?
- Отвечай, ублюдок! – Правая рука атамана опустилась вниз.
- Прости, Коготь, - проследивший за действиями атамана, Трамфиль перепугался не на шутку и отступил назад.
Увидев, что проснувшаяся было самоуверенность разбойника сломлена, Лэнс двумя быстрыми шагами приблизился к Трамфилю. Правая кисть, вместо того чтобы схватиться за саблю, устремилась к противнику, сжавшись в твердый как камень кулак в самый последний момент. Пришедшийся в ребра удар получился хлестким и сильным одновременно.
Непроизвольно попятившись, Трамфиль схватился за ушибленное место и со страхом посмотрел на остановившегося Когтя. Атаман довольно усмехнулся, заметив, что несколько шумных компаний вокруг притихли, наблюдая за происходящим. Урок был усвоен.
- Готовься к поездке, - как ни в чем не бывало, приказал Лэнс. – Все, как обычно.
Получив в ответ судорожный кивок, Лэнс неторопливо зашагал к себе в шатер. В том, что болван Трамфиль как следует подготовится, не следовало сомневаться. Благо, исполину предстояла самая незначительная роль. Каждый раз, отправляясь в город с атаманом, он временно становился «телохранителем» «торговца» Хоря. Стражникам внушало доверие его богатырское телосложение и соответствующее обмундирование.
Львиная доля вопросов доставалась Дурону, в основном потому, что низкое жалование подталкивало стражей на самостоятельный поиск дохода. По их мнению, торговец, имеющий возможность оплачивать услуги трех человек, был достоин внимания. Но хитрый от природы Хорек в большинстве случаев так заговаривал зубы военным, что проникал в город, не потратив ни монеты. Однако бывали случаи, когда упорные стражники начинали расспрашивать «наемников» - Кроху и Когтя. В этом случае атаман, выступающий в роли старшего, не скупился на деньги, заглушая непомерный интерес к собственной персоне.
Вернувшись в шатер, Лэнс принялся перебирать сваленные в общую кучу вещи. Исключение лишь составляло оружие, к которому атаман относился чрезвычайно бережно, аккуратно укладывая его вдоль матерчатых стен.
Когтю не понадобилось много времени, чтобы привести себя в порядок. Поскольку он, как и Кроха, должен был выглядеть наемным охранником, ему пришлось сменить удобную потертую куртку на легкий доспех из кожи и войлока. Укрепил пояс с кинжалами и ножны, он задумался над головным убором. В конце концов, остановив свой выбор на старой чалме и платке, закрывающим лицо от песка, атаман отправился выбирать ездовых животных.
В центральной части пустыни, в Кольце Оазисов, где располагалось убежище банды, разбойники держали целых три табуна: двугорбых верблюдов, лошадей и гуланов. Отправляясь в пустыню за добычей, атаман обычно приказывал взять часть от каждого стада.
 Выносливые и неприхотливые верблюды уступали лошадям в скорости, но в пустыне им не было равных. Через полдня скачки даже самая крепкая лошадь начнет спотыкаться от усталости, а через день свалится на песок. И ничто не заставит ее вновь подняться. Верблюды – корабли пустыни – будут двигаться с завидной упорностью, пока опытный наездник не прикажет им остановиться.
Нехватки в верблюдах не было. Каждый удачный налет на караван – а Коготь не знал поражений – значительно пополнял табун мохнатых двугорбых созданий. С лошадьми дело обстояло немного сложнее. Быстрые скакуны были необходимы при стремительной атаке на неповоротливых верблюжьих всадников. Однако в бою погибали не только люди, но и дорогие животные, и зачастую атаман больше расстраивался потере отличного коня, нежели невезучего разбойника. Лошадей редко вели через пустыню, поэтому пополнить табун за счет набегов не представлялось возможным, и Когтю приходилось скупать животных в городах.
На всякий случай Лэнс отдельно держал третий табун, а точнее стадо гуланов. Исконные обитатели Свободных Песков напоминали огромных желто-зеленых ящериц с шестью лапами. Трехметровое вытянутое тело было покрыто сухой чешуей, но Коготь никогда не видел линяющего гулана. Голова с парой огромных, похожих на овальные желтые блюдца, глаз, была схожа со змеиной, за исключением жесткого костяного капюшона, прикрывающего шею, и того, что у гуланов не было зубов. Маленький рот, вытянутый трубочкой, ящерицы использовали раз в три месяца, когда отправлялись на водопой. Еды рептилиям, живущим в буквальном смысле за счет солнца, вообще не требовалось. Днем, когда солнце питало гуланов жаркими лучами, они были почти неуловимы, но ночью ящерицы проваливались в летаргический сон. Их можно было тащить куда угодно, бить, резать – они бы не проснулись. Песчаные ящеры - единственные хищники, способные прокусить толстую кожу гулана, охотились поодиночке на огромной территории, и одной жертвы им было более чем достаточно. Учитывая плодовитость гуланов, потери стадо не несло.
Именно ночью песчаные кочевники искали логова гуланов около оазисов и забирали детенышей с собой, чтобы приручить их. Время от времени Лэнс встречался с представителями кочевников в городе, чтобы приобрести ящериц для своей банды. Для кочевников гуланы нужны были, чтобы искать воду. Непонятно как рептилии без носа чуяли воду, но природные инстинкты без труда приводили ящериц к оазисам и живительной влаге. Если оазисов поблизости не было, гуланы откапывали ее. Ни один человек, ни одно животное не могли найти разницы между кусочком пустыни и километрами окружающего это место песка. Но гуланы собирались в стадо, почему-то выстраиваясь в круг, и начинали усердно работать шестью лапами, пересвистываясь между собой. Опускающееся солнце не могло остановить тружеников, и ночь заставляла их замереть в нелепых позах. Утренние лучи разгоняли заледеневшую кровь, вновь побуждая гуланов к действию. И они откапывали, порой оставляя за собой внушительные кратеры и горы перерытого песка рядом.
Лэнс Коготь не то чтобы не ценил это свойство гуланов, но, в первую очередь, видел в них отличных ездовых животных. Преимущество ящериц перед лошадью заключалось не в скорости, а в непонятном страхе верблюдов перед безобидными рептилиями. Верблюды ревели и начинали метаться из стороны в сторону, сбрасывая даже опытных всадников.
Для поездки в город верблюды были идеальным выбором. Отобрав шесть наиболее крепких и чистых животных, Лэнс принялся навьючивать их. По мере того, как атаман переходил от одного верблюда к другому, мохнатые твари поочередно оглашали лагерь страшным ревом. Выносливые и неприхотливые, готовые идти по пустыне до полного изнеможения животные высказывали все свое недовольство, когда на них укрепляли груз. Даже если верблюд с молодости ходил в караванах, эта привычка не искоренялась, и с ней приходилось мириться. Поэтому Лэнс не обращал никакого внимания на оглушающие вопли. С одной стороны вьюки были важной деталью при маскировке под торговца, с другой – большинство вещей Коготь намеревался продать старьевщику. Награбленные при налетах дорогие платья, рубашки, туфли, в которых ходили по городу, были бесполезны для банды.
Едва Коготь закрепил последний мешок на истошно ревущем верблюде, как откуда-то из-за спины выскочил низкорослый, коротконогий и пузатый человек. Суетливый взгляд мужчины не останавливался ни на секунду, осматривая все мельчайшие и незначительные детали. Глаза опускались вниз, словно подсчитывали абсолютно все песчинки под ногами, внимательно изучали успокоившихся верблюдов, разглядывая каждый волос отдельно. Взгляд побывал везде, только не встретился со взглядом атамана.
Коготь признал в переминающемся с ноги на ногу мужчине следопыта банды. Несуразный человечек требовал, чтобы его называли Эффаром, но разбойники за глаза называли его Пузаном. Лишь несколько человек позволяли себе смеяться над Эффаром в открытую, потому что при всей своей убогости, следопыт недурно управлялся с тонкой саблей.
Эффар сильно нервничал, что было заметно даже на фоне его общей нервозности. Короткие пухлые пальцы стянули с головы грязный тюрбан, обнажив лысеющую голову. Остатки тонких седых волос затопорщились в разные стороны, и Эффар немедленно их пригладил. Следопыт пожевывал высохшими губами нелепые тонкие усики, но стоял молча, не решаясь начать разговор. Атаман был готов поклясться, что знает, о чем пойдет речь. Эффар будет всеми мыслимыми и немыслимыми способами уговаривать его взять с собой в город.
- Чего тебе? – ради забавы поинтересовался Лэнс.
- Коготь… это… я с вами, можно? – выдавил из себя следопыт.
- Сдался ты больно, - фыркнул атаман. – Зачем тебе в город?
- Ну… я дорогу покажу, - промямлил Эффар, не отрывая взгляда от своих заплатанных кожаных сапог.
- До Полифена четыре дня пути, - рассудительно заметил Коготь, которого забавляла ситуация. – Небось, не заблудимся без тебя.
Эффар и вправду был превосходным следопытом. Он безошибочно ориентировался в одинаковой с виду пустыне, и, отчасти благодаря его способностям, отряды церберов не могли настичь банду. Однако, чтобы добраться до приграничного Шестого Полифена, особого ума не требовалось. Зная направление, невозможно было пропустить небольшой городок, стоящий у самого края Свободных Песков.
- Я специи хотел продать, - сделал очередную робкую попытку Эффар.
Коготь рассмеялся. В одном из налетов следопыт предъявил права на сундук, полный приправ, и на долгое время стал предметом насмешек для всех кашеваров банды. Но приправы и в самом деле стоили немалых денег в городе, правда у Пузана не было возможности их продать.
- Хорошо, - согласился атаман, наблюдая как в глазах Эффара загорелся огонек надежды, - я продам твое барахло, деньги привезу. Тащи сюда свою соленую пыль.
Судя по тому, как скисла физиономия следопыта, специи были далеко не первой причиной для поездки в город. Уныло втянув голову в плечи, Эффар ссутулившись, поплелся прочь, зло взрыхляя ногами ни в чем не повинный песок. Коготь, тихо посмеялся ему вслед и погрузился было в мысли, вспоминая, ничего ли он не забыл, но следопыт внезапно подошел к нему вновь.
- Коготь, я мать хотел навестить, - неожиданная твердость голоса Пузана удивила атамана.
- Мать? – Такой причины Лэнс не слышал ни от одного пытающегося попасть в город разбойника. – Ты же из кочевников родом!
- Только отец, - следопыт внезапно охрип. Прокашлявшись, он добавил, - мама в городе живет. Три месяца не видел. Хочу деньгами помочь.
Лэнс Коготь задумчиво изучил вспотевшее от волнения толстое лицо Пузана. Глаза следопыта больше не бегали по сторонам, а жестко и уверено смотрели на атамана. Не было похоже, что Эффар врал. Однако новость о том, что его мать была жива была не менее удивительна, чем то, что Пузан помнил о ней и старался помочь. Лэнс внезапно осознал, что практически ничего не знает о жизнях своих людей. Своих запойных родителей Коготь сам позабыл с тех пор, как ушел из дому.
- Мать? – задумчиво переспросил атаман, борясь с противоречивыми чувствами.
Ему до ужаса не хотелось менять своего решения, однако неожиданно проявленная твердость Эффара внушала уважения, похвалы и награды.
- Хорошо, - наконец согласился он, и Пузан, не скрывая радости, облегченно вздохнул. – Поедешь с нами. Но чтобы, во имя Змея, я тебя не слышал!
- Конечно, Коготь, - откровенно повеселевший Эффар готов был пуститься в пляс.
Но, словно вспомнив что-то еще, следопыт успокоился и серьезно сказал:
- Только…
- Что? – рявкнул атаман, еще не решивший, правильно ли поступил.
- Коготь, не говори никому…, - тихо попросил Пузан.
Атаман задохнулся от возмущения. Напросившийся в город мерзавец еще и смеет ставить ему условия.
Увидев реакцию предводителя, Эффар жалобно добавил:
- Они засмеют, - и кивнул в сторону лагеря.
Лэнс успокоился так же быстро. Следопыт был определенно прав, опасаясь издевок бандитов. Откровенно говоря, Когтю было наплевать на отношения разбойников между собой. Он в их проблемы не лез. Но ему почему-то не хотелось, чтобы по его вине грязные ублюдки высмеивали человека, для которого осталось что-то святое в жизни.
- Будто у меня дел нет, - ради поддержания статуса жесткого лидера повысил голос Коготь, - как болтать о твоих проблемах! Скройся с глаз моих! Опоздаешь, ждать не будем!
- Спасибо, Коготь! - просиял Эффар и торопливо потрусил к своей палатке за вещами.
Пузатый коротконогий разбойник откровенно озадачил Лэнса. Ему давно не приходилось слышать слова искренней благодарности. Раздраженно сплюнув, Коготь принялся одевать седло еще на одного верблюда, зло огрызаясь на возмущенный рев.
Вскоре, когда нехитрая подготовка была закончена, компания из пятерых разбойников во главе с Когтем вышли из лагеря. Отъезды атамана были не редкость для большинства членов банды. Удивленных взглядов было мало, гораздо больше человек провожали товарищей безразличными, помутневшими от беспробудного пьянства глазами.
В противоположность своей агрессивной жизни, Коготь любил путешествовать. Покачиваясь в такт равномерному движению верблюда, созерцать бескрайнюю пустыню и думать. О чем-то постороннем, необязательно относящемся к повседневной жизни. Лэнс иногда пытался понять магов, добровольно губящих свою молодость за вечным совершенствованием знаний. Мудрецов, поглощающих книги, как истощенный путешествием верблюд воду и пищу. Ветхих дервишей, которых Коготь презирал и уважал одновременно за их отшельничество и познание мира в вечном движении. Все эти люди просто обязаны были пройти через пустыню, чтобы встать на свой путь.
Бледно-желтые барханы песка дарили непонятное умиротворение беспокойной и грубой душе атамана. Однажды, сидя у костра в одном из лагерей, он слышал рассуждения одного из разбойников, что пустыня – это тот же океан. Песок велик и неподвластен, как и вода, противоположен и схож одновременно. Разбойник, бывший когда-то пиратом, клялся, что в Свободных Песках он чувствует себя так же привольно, как и в океане… Лэнс часто вспоминал это сравнение, но ему тяжело было представить пустыню, где вместо песка одна лишь вода. Он ни разу не видел кораблей, хотя бывал в трех уделах, граничащих с бесконечным простором воды. Океан с давних пор оставался для него скромным, загнанным в тень сознания желанием, но с тех пор, как он поселился в Свободных Песках, вода стала гораздо дороже мечты.
Верблюд запнулся, немного сбил шаг, и Коготь очнулся от размышлений. В пустыне некогда было мечтать, особенно если тебя окружают ублюдки вроде Дурона и Крохи. А тому пирату все равно снес голову капитан церберов, охраняющий один из обозов.
Соратники Когтя пребывали в своем обычном состоянии. Дурон спал, уронив маленькую голову на горб верблюда. Чалма съехала с макушки разбойника, закрыв тому глаза и нос. Хорек тихо похрапывал, изредка пожевывая нижнюю губу. Кроха извлекла из своих запасов бутылку и, совершив личный подвиг, разделила ее с Эффаром. Здоровяк Трамфиль ехал молча, явно обдумывая, во что ему выльется последняя стычка с атаманом.
Лэнс Коготь отвернулся от разбойников и поудобнее устроился между горбов. Все-таки путешествие по Свободным Пескам было чрезвычайно тягостным и нудным.
Ближе к концу второго дня, когда красноватое солнце неутомимо скатывалось за неровную линию горизонта, путешественники увидели песчаного ящера. Длиной чудовище, чешуйчатая кожа которого была бледно-желтого цвета, почти не уступало безобидным гуланам, зато в высоту достигало человеческого роста. Ящеры мягко, пружинисто передвигались на задних лапах, помогая держать гибкое сильное тело практически параллельно земле, балансируя длинным хвостом. Передние трехпалые лапы выглядели худыми и неказистыми на фоне всего грациозного тела хищника, но редкая добыча вырваться из них целой.
Из-за сильно вытянутой вперед морды, казалось, что ящеры все время что-то вынюхивают. Отчасти так оно и было – Свободные Пески не знали хищников ужаснее. Они охотились преимущественно ночью, укрываясь от палящего солнца в глубоких норах, но если кому-нибудь не посчастливилось их потревожить днем, на слабость ящеров рассчитывать не приходилось. Самцы песчаных монстров жестко делили территорию между собой. Стоило двум самцам повстречаться, происходила жестокая схватка, победитель которой получал километры песка. С самками все происходило иначе. Они не проявляли друг к другу агрессии и могли беспрепятственно расхаживать по огромным участкам, поделенным между собой разными самцами. Они становились желанной добычей лишь в период спаривания. Для самца не было ничего важнее, чем найти себе пару. В это время, из-за погони за желанной добычей, чаще всего происходили столкновения с другими обезумевшими самцами. Когда самка начинала растить в себе единственно яйцо, добившийся ее расположения ящер не покидал ее до тех пор, пока она не отложит кладку. После этого ящер прогонял ненужную более самку и рыл новую нору – укрытие для будущего детеныша. Две недели, пока самцы терпеливо высиживали яйца, гуланы, да и остальные обитатели Свободных Песков, могли жить спокойно. Но последующие два месяца, когда подрастал детеныш, ящеры становились угрозой даже для караванов.
Песчаный ящер, которого заметили Коготь с товарищами, по всей видимости, недавно проснулся, чтобы отправиться на ночную охоту. Но туша мертвого гулана, которую нашел хищник, облегчила его задачу. Ящеры не брезговали падалью, и чудовище было всецело увлечено трапезой.
- Кроха, - негромко позвал Коготь лейтенанта. – Пристрели эту тварь.
Крепкие зубы хищника очень ценились магами, и в городах на них всегда находились покупатели. Разбойникам повезло, что ящеру досталась легкая добыча, и он не обратил на них никакого внимания. Иначе бы Коготь, как и любой разумный человек, не стал бы рисковать жизнью, ради дорогих клыков.
Очевидно, Кроха думала так же, потому арбалет в ее руках был уже заряжен. Остановив верблюда, она для удобства положила оружие на горб животного и стала прицеливаться. Коготь ее не торопил – ящеры были слишком опасны, чтобы промахиваться по ним. Остальные разбойники тоже остановились, внимательно следя за происходящим.
- Смотрите, - сказал Эффар, указывая пухлой рукой на один из барханов.
На песчаный холм, недалеко от пожирающего падаль хищника, вышел еще один ящер и остановился, наблюдая за соплеменником. Первый ящер, почувствовав приближение противника, немедленно прекратил трапезу и, расправив костяные пластины капюшона около шеи, угрожающе заревел. Претендент на территорию в точности повторил действия собрата и немедленно бросился в атаку.
Расстояние между противниками было не менее трехсот метров, но ящеры преодолели его за считанные секунды и одновременно прыгнули друг на друга, выставляя вперед сильные задние лапы с острыми когтями. Такая атака была бы смертельна для большинства живых существ. Острые когти, за счет невероятной силы лап и массы чешуйчатого тела, вмиг пронзали жертву, легко раздирая мягкие ткани. Но другому песчаному ящеру подобный прием не доставлял хлопот. Так и не поранив друг друга, ящера столкнулись в воздухе, на мгновенье сплетясь в клубок, с шипением упали на песок и вновь вскочили, готовые к бою. Со стороны могло показаться, что ящер атакует собственное отражение, настолько схожи были действия.
- Во имя Змея, - потрясенно прошептал Трамфиль, внимательно следящий за развитием схватки, - в жизни ничего подобного не видел.
Лэнсу тоже не доводилось наблюдать за сражением опасных хищников, но он решил промолчать, дав Крохе знак не убирать арбалет. Застывшая от изумления разбойница никак не отреагировала на жестикуляцию атамана, но оружие убирать и не собиралась.
Ящеры рычали, обрушивая шквал стремительных ударов коротких передних лап на противника, и пытались вцепиться зубами друг другу в шеи, одновременно отталкивая врага от своей. Мелькавшие с ужасающей скоростью когти по большей части со стуком и скрежетом попадали по расправленным капюшонам, оставляя глубокие царапины. Извивая шеи и переступая, противники стремились занять более удобную позицию для рокового выпада, но, действуя одинаково, они не изменяли ситуацию ни в чью пользу. Один из ящеров внезапно ударил задней лапой, нанося рану по незащищенному телу противника. Второй, воспользовавшись неудобным положением врага, кинулся вперед, стремясь прокусить шею, но сделал это слишком резко. Хищники зацепились костяными капюшонами и оба вновь оказались на песке, продолжая борьбу лежа.
Восемь лап замелькали в воздухе, сталкиваясь с конечностями противника, зачерпывая и разбрасывая песок, но, не принося никакого успеха хозяевам. Устав от безрезультатной борьбы, один ящер вскочил на ноги, тут же бросившись на еще лежащего противника. Удар задней лапы отбросил его назад, уравнивая шансы.
Разбойники наблюдали за смертельной схваткой как завороженные. Грация сильных тел, умопомрачительная скорость движений острых когтей вызывали в людях, привыкших жить жестокостью, неописуемый восторг.
Однако сражение близилось к развязке. Только что поднявшемуся ящеру нападение противника все-таки не прошло даром – острые когти глубоко поранили мягкий живот. Желтая кожа с отлетевшей жесткой чешуей была словно разрезана мясницким ножом, и когда ящер дышал, в ране виднелись пульсирующие темные внутренности. Второй ящер был весь разодран, на шее виднелись укусы, но в целом было ясно, что его раны не настолько досаждали ему, чтобы проиграть сражение. Хищники Свободных Песков снова атаковали в прыжке, однако силы быстро покидали раненного в живот ящера, и его нападение было не столь мощным. Он, сокрушенный тяжестью врага, отлетел назад и тяжело попытался подняться. Его противник взревел, предчувствуя победу, и в последний раз налетел на упавшего. Отскочив в сторону от вялого удара задней лапы, он быстро прижал ее к песку, укусил противника и отскочил назад, ожидая ответа. Но его не последовало. Лишь судорожно дергающийся кончик хвоста красноречиво говорил о том, что жизнь навсегда покидала некогда сильное тело.
Победитель издал торжествующий рев и вцепился зубами в неподвижное тело. Вырвав кусок окровавленного мяса, он отшвырнул его в сторону. К жестокому растерзанию трупа присоединились лапы, под рев хищника, в стороны разлетались куски бывшего противника.
- Дерьмо, - криво усмехнулся Хорь, - я на другого ставил.
- Кроха, - Коготь проигнорировал неудачную шутку разбойника, - пристрели тварь.
- Угу, - буркнула женщина, вновь укладывая арбалет на горбу неподвижного верблюда.
- Попадешь?
- Угу, - повторила Кроха и выстрелила.
Ящер, празднующий грандиозную победу над соперником, дернулся и пронзительно зашипел от боли. Арбалетный болт навылет пробил костяной капюшон и вонзился в спину рядом с позвоночником. Раненый хищник обнаружил новую угрозу, бросил истерзанный труп и стремительно побежал к людям.
- Косая дура, твою мать! – заорал Лэнс, крепко потянув за уздцы заволновавшегося верблюда.
Почуяв приближение ящера, животные испуганно заревели и бросились прочь, не слушая наездников. Трамфиль отстегнул топор от седла, но из-за скачки не смог удержать оружие, и оно, сопровождаемое отчаянной руганью разбойника, упало на песок. Движение и неудобная поза мешали Крохе быстро перезарядить арбалет, но и ящер не смог сразу настичь обидчиков. Несмотря на скорость верблюдов, хищник сокращал расстояние. Изловчившись, Коготь вытащил саблю, приготовившись к бою. Эффар, часто моргая вытаращенными глазами тоже успел вооружиться, чтобы помочь атаману. Лишь непонятно почему оскалившийся Дурон низко приник к седлу и подгонял своего скакуна.
Песчаному ящеру до прыжка оставалось всего несколько метров, когда справившаяся с арбалетом Кроха выстрелила вновь. Стрела глубоко вошла в грудь хищника, но не остановила его. Понимая, что на обезумевшем верблюде нет никакой возможности справиться с чудовищем, Лэнс спрыгнул с седла, кувыркнулся, чтобы смягчить падение, а когда встал на ноги, ящер был около него
Стрела сильно навредила чудовищу, и оно не нашло в себе сил для прыжка. Раскрыв окровавленную пасть, хищник с рычанием бросился на атамана. Но из-за раны его скорость значительно снизилась, поэтому Коготь успел отпрыгнуть, наградив тварь размашистым ударом. Заточенная сталь рассекла чудищу вытянутую морду, выбив глаз. Словно не чувствуя боли, ящер сбил человека с ног, но в следующий момент верблюд Эффара опрокинул его на песок. Непонятно как переборов страх животного, следопыт смело направил скакуна на хищника, принявшись рубить того по спине. Предчувствуя приближающуюся смерть, ящер отчаянно вцепился в мохнатый бок верблюда. Скакун заревел и дернулся так, что полный Эффар неуклюже свалился с него, обронив саблю. В тот же момент Коготь что есть силы обрушил свое оружие на шею чудовища. Удачно скользнув по капюшону, сабля атамана перебила позвонки хищника, и тот немедленно рухнул под ноги победителю. Отшагнув на всякий случай от дергающегося в конвульсиях тела, Коготь оценил результаты боя.
По обиженной физиономии поднявшегося на ноги Эффара, можно было смело судить, что при падении пострадало только его самолюбие. Увидев, что с хищником покончено, следопыт вложил саблю в ножны и, стараясь не смотреть на атамана, приблизился к раненому верблюду. Укушенное ящером животное негромко и как-то жалобно ревело. Эффар извлек из кармана какое-то угощение, почти насильно скормил его верблюду и начал хлопотать над раной, очищая ее от песка.
Трамфиль, тоже стоял неподалеку, растерянно почесывая нос. Его верблюд замер далеко позади. Атаман догадался, что здоровяк спрыгнул со скакуна, чтобы помочь в сражении, но просто-напросто не успел. Топор разбойника оказался вне досягаемости хозяина, поэтому Трамфиль спешил на помощь с обыкновенным кинжалом.
Восседающая на верблюде Кроха выглядела невозмутимо, однако тоже избегала испытывающего взгляда предводителя. Когтю хотелось выставить виноватой именно ее, но справедливости ради стоило учитывать, что именно благодаря ей ящер сейчас был мертв. Если первый выстрел Коготь смог бы посчитать за промах, то второй окончательно его убедил в невероятной жизненной силе чудовищ. Кроха сделала все что могла, и Лэнс не мог этого не заметить.
- Ну, что, псы, а? – рассмеялся Коготь, разряжая обстановку. – Не зря нас боятся ведь!
- Точно, - вяло протянул Трамфиль, глазами ища оброненный топор.
- Угу, - равнодушно произнесла Кроха.
Несмотря на ее напускное безразличие, Коготь прекрасно знал, что женщина ожидает похвалы. Или готова огрызаться на ругань. Но Лэнс не собирался делать ни того, ни другого, оставляя разбойницу наедине с собственными эмоциями.
Горизонт полностью поглотил солнце, и ночь почти овладела пустыней. Заметно похолодало. Продолжать путь было бессмысленно.
- Заночуем здесь, - объявил Коготь. – Эффар, собери верблюдов и разбей палатки.
- Хорошо, - безропотно пробормотал следопыт.
Он достал из котомки первые колышки и начал вбивать их в песок.
- Трамфиль, - продолжил атаман, - помоги Крохе со жратвой.
Приготовление пищи входило в постоянные обязанности разбойницы, поэтому она молча слезла с верблюда и начала развязывать сумки. Трамфиль присел рядом с ней, ожидая ее поручений. Сам он предпочитал не проявлять инициативы при готовке.
Лэнс лично занялся разведением костра. Для этих нужд у него была целая сумка бережно сохраненного угля и отдельная вязанка дров. Пока все молча занимались благоустройством лагеря, вернулся Дурон. На вытянутой физиономии застыла заискивающая улыбка.
Если у солдат поступок Хоря приравнивался бы к дезертирству, то для банды разбойников трусость означала только благоразумное желание спасти свою шкуру. Все, как ни в чем не бывало, продолжили заниматься своими делами.
- Чем помочь? – поинтересовался хитрый Хорек, посчитав, что дел осталось не очень много.
- Вырежи зубы ящерам, - мрачно обронил Коготь, с удовлетворением отмечая, как улыбка сползает с лица разбойника. – Пошевеливайся, скоро падальщики все растащат.
Удрученный грязным и тяжелым заданием, Дурон достал кинжал и отправился к дальнему трупу. Глядя ему вслед, Коготь не смог сдержать злорадной ухмылки. Трусость среди разбойников была обычным делом, но это не означало, что она легко сходила с рук.