Польский август. Горы и воды

На следующий день после визита в Краков состоялось знакомство с польскими горами.
До тех пор в моей памяти были итальянские горы – дымчатая неровная гармошка на горизонте. Для белорусов данный рельеф в диковинку. Я видела только одну «родную гору» – Курган Славы под Минском, хотя кто-то может говорить мне о Дзержинской или Замковой горе.
Когда же наконец я увидела настоящие горы и так близко, восхищению моему не было предела. Они захватили мое воображение гораздо больше, чем искусный и высокохудожественный Краков. Все-таки самое прекрасное в этом мире создано природой, а не человеком (внимание! субъективное мнение).
Пока мы ехали на машине среди земляных волн, тетя Зюта беспрестанно говорила о том, что в горах мы будем «плыть». Я, как ни странно, не восприняла это слово в прямом значении и вообразила картину, в которой мы всей семьей «плывем» в горном тумане среди деревьев.
И только тогда, когда мы прибыли в «Пенины» – Пенинский парк, спустились к струящемуся Дунайцу с множеством лодок, я поняла, что плыть мы будем по-настоящему.
Немного о Дунайце. Поляки любят рассказывать одну историю, связанную с это рекой. В конце Второй Мировой Войны, когда Польшу понемногу освобождали от немецких захватчиков, к берегу Дунайца подошел одинокий советский полк со своим командиром (двучит драматично, но именно так местные жители и повествуют). На другом берегу рыбачил такой же одинокий поляк.
«Эй! – крикнул рыбаку командир. – Скажите, какая это река?»
Он хотел узнать, глубокая ли она, можно ли перейти ее вброд, но поляк понял, что его спрашивают о названии.
«Дунаец!» – ответил рыбак.
Командир удовлетворенно кивнул и объявил солдатам:
«Вперед, ребята! Тут неглубоко. Тот поляк говорит, что только до яец»...
Я все размышляла, чем же закончилась та история, которую прерывали в столь значительном месте. Конечно, кое-где Дунаец был довольно мелкий, но явно не до... того самого. За советский полк я не переживаю, побарахтались бы мужики и выплыли. Но вот бедный польский рыбак, который «дезинформировал» служителей Нерушимого... В общем, история эта с открытым финалом. Я надеюсь, что был счастливый конец, иначе поляки бы так часто об этом не рассказывали.
«Сплыв», то есть, путешествие на лодке по Дунайцу в Пенинском парке являло собой нечто вроде достопримечательности-мероприятия-аттракциона. Оригинального вида лодка на десять мест, два человека на веслах в национальных одеждах – белых рубашках, синих жилетках с яркой цветной вышивкой и шляпах, украшенных ракушками (этих лодочников я называла «гондольерами»). На носу лодки – свежие еловые лапы. Когда я спросила, зачем они, «гондольер» ответил:
– А если кто-то из туристов за борт свалится и утонет, тут же и веночек будет готов.
Вот так-то. Может, вам ведомо истинное предназначение колючих зеленых веток – пишите, буду рада узнать.
Наконец-то мы (я, мама и тетя Зюта) с другими попутчиками сели в лодку и поплыли. Вернее, поплыли не сразу. Ибо нашу лодку не отпускали в большое плавание без совершенно необходимой пачки билетов, которая, как позже выяснилось, находилась у туриста-француза, по-польски говорившего только одно слово – «Цо?». Объясняешь ему, объясняешь, а он опять «цо?», будто если еще раз повторишь – поймет. Наконец-то кто-то вдолбил французу мысль об оранжевом цвете нужных билетов, говоря по-английски и тыча в апельсин. Уладив все недоразумения, «гондольеры» налегли на весла. С этого момента чувство времени исчезло.
Именно тогда я поняла, что такое горы. Огромные каменные глыбы были, казалось, на расстоянии вытянутой руки. Мне хотелось выпрыгнуть из лодки и исчезнуть там, в горных лесах; забраться на вершину, всем телом чувствуя рельеф, без какого-либо специального снаряжения, а просто так, как есть – с распущенными волосами, в льняном длинном платье и сандалиях, а можно и босиком. В таких еще нетронутых человеком горах, без всяких там дорожек, флажков и подъемников, в сердце просыпается какая-то первобытная дикость, жажда свободы. И я, жительница шумной столицы, горожанка до мозга костей, в тот момент думала, что смогу остаться здесь навсегда, презрев цивилизацию.
Самые яркие впечатления остались в памяти. Хоть я и щелкала фотоаппаратом с увеличением и без, снимки оказались совсем не те. Они не смогли передать всей красоты гор.
Лодка двигалась неспешно, всплески воды от работы веслами напоминали мерное тиканье часов. Приятному погружению в свои мысли и мечты мешал один из «гондольеров», который «веслил» впереди. Он болтал без умолку. В основном это были описания и истории горных вершин, мимо которых мы проплывали. Но если рядом не было ничего примечательного, из его шляпы с ракушками, как из цилиндра фокусника, сыпались разные шутки-прибаутки, вроде «почему цапля стоит на одной ноге». Так как беспрерывную быструю польскую речь даже тому, кто знает язык, выслушивать тяжело, где-то в середине заплыва я вообще перестала что-либо соображать.
Начал моросить дождик. Я была в полном восторге и даже не подумала хотя бы прикрыть голые плечи кофтой. Для меня это являлось полной гармонией: сверху вода, снизу вода, вокруг горы. А тетя Зюта немедленно вытащила дождевик, надела его и стала похожа на маленького розового гномика.
И все же в чем-то болтовня «гондольера» была полезной – та, что касалась истории гор. Интересно, что местные жители практически одушевляли горы, наделяли их различными характерами и свойствами, укутывали легендами. Об этом говорят хотя бы названия – Семь Монахов, Три Короны, Свинья... Да, Свинья – каменный выступ, захвативший берег. Его прозвали так потому, что его невозможно было обойти, не вступив в воду. Такая вот изысканная человеческая месть.
Еще хотела отметить одну любопытную традицию? привычку? шутку? лодочников. Если «гондольер» испытывал к тебе определенную приязнь, он просто поднимал над тобой весло, и вода с конца этой длинной палки лилась тебе на голову. С гордостью могу отметить, что надо мной соверщали этот ритуал дважды (больше, чем над другими туристами)В первый раз тетя Зюта воскликнула: «Ну вот, покрестили!». А во второй раз поднялись волны, и большая волна, перепрыгнув через борт лодки, залила мне ноги (я сидела у края). Так что, видимо, «гондольер» решил восстановить утраченное равновесие и намочил мне еще и голову.
В своем путешествии по Дунайцу мы заплыли на территорию Словакии. Больших отличий от Польши я не заметила, кроме надписей на рекламах, больших пирамид из плоских камней, которые строили на берегу дети и черных аистов, разгуливающих у самой воды. Зато для меня была радость – теперь я имела все основания сказать, что побывала в отпуске сразу в двух странах.
Позже я узнала, что мы плыли на лодке немногим более двух с половиной часов. Мне же казалось, что я провела на Дунайце целый день. Это было сравнимо с медитацией, в течение (или правильнее «в течении»?) которой успокаивается сердце и приводятся в порядок мысли. На память обо всем я купила маленькую деревянную лодку, копию той, на которой мы плыли. На ее игрушечных спинках и боках было выжжено: «Пенины, Сплыв по Дунайцу».
После водной прогулки пошли в ресторан, где ели кислые-кислые щи. И для этого надо было ехать так далеко? Дома мама готовила не слаще.
Я ведь уже говорила, что шел небольшой дождик? Я надеялась лицезреть радугу, но вместо этого увидела нечто еще более удивительное. С гор поднимались испарения. Выглядело это так, будто горят горные леса или словно облака, поспав после обеда среди деревьев, возвращались к себе на небо. Я думала, что это конец сегодняшнего путешествия, но нет – дядя Игорь отвез нас в Крыницу, городок, славящийся своими минеральными водами.
В Крынице мы первым делом поспешили в «Пияльню» (так она и называлась – Pijalnia), чтобы отведать лечебной минеральной воды. Вода была очень холодная и слегка воняла, но меня клятвенно заверили, что так и положено. Потом, прогулявших среди разноцветных, очень приятных глазу деревянных домиков и резных фигур, наша компания завалилась в пиццерию, где и просидела до темноты, несмотря на мои слабые намеки побродить по городу и посмотреть по сторонам.
Листая недавно свою записную книжку, я наткнулась на запись, сделанную в тот день, пусть и банальную, но точно отражающую мое состояние: «Кажется, я потеряла кусочек сердца в польских горах. Как-нибудь вернусь, поищу...».


Сентябрь, 2007