Портрет

ПОРТРЕТ

За мертвой осенней веткой показался сруб старой деревенской церквушки. Три башенки, увенчанные когда-то позолоченными крестами, грозили рухнуть. А одна из бревенчатых стен и вовсе развалилась, предоставив дождю промывать свои полусгнившие ребра. Ароматом подгнившей листвы был наполнен свежий лесной воздух, и было жаль, что грубой, некрашеной рамкой обрывается этот чудесный мирок. Только сейчас я сообразил, что стою у картины долго и начинаю привлекать Ее внимание.
– Вы хотите купить?
Но вместо ответа я стал продираться сквозь шумную толпу, расталкивая локтями знатоков истинной живописи. Среди безвкусно размалеванных холстов редко попадались потуги на оригинальность, а еще реже полотна, обращающие на себя внимание и отпугивающие своим правдоподобием и естественностью.
– Хотите, я нарисую вас?
Я столкнулся с Ее грустным и отрешенным взглядом. В толпе, сверкавшей цепочками и заклепками и расхваливавшей во все свое могучее горло свой товар, Она выглядела как-то странно.
– Научите меня рисовать,– вдруг сказал я, едва сдерживая волнение.
На мгновение Она смутилась, но потом, сделав неуловимый жест, повела меня за собой к разбитой временем церкви, к потрескавшимся дверям, которые отворялись медленно, со странным скрипом, поглощавшим все остальные звуки. Она вела меня куда-то еще, иногда оборачиваясь и улыбаясь, и мне стало безразлично все, кроме этого женского лица и этой улыбки.
Мы шли и шли, а Она мне показывала реки и горы, леса и храмы, и я радовался, точно ребенок, любой Ее похвале. Я понял, что главное - не изображенное, а смысл и чувства, вложенные в него.
Контуры и очертания предметов приобретали двойной смысл. Линия делалась не просто штрихом, а определенным символом, несущим в себе тайну. Я вглядывался в замысловатые узоры, сплетающиеся в замки, храмы, озера, и не мог оторваться от кисти, пока не убеждался, что узор закончен и любая другая линия оказывается лишней. Я стал ощущать прелесть в том, что раньше казалось привычным и простым. И все время я слышал голос тихий и нежный, ласкающий и спокойный. Я видел Ее прекрасное лицо, его правильные черты и становился уверенней.
И вдруг дорога оборвалась. На краю ее стоял чистый маленький домик. Войдя внутрь, я обнаружил обычную крестьянскую утварь, крепкий дубовый стол, пару неотесанных деревянных скамей. Здесь я работал, создавая свой мир. Здесь я оценил мир реально, сбросив с него покрывало таинственности, сорвав с него маску ханжества и лицемерия.
Здесь все начиналось с Нее. Утро начиналось с Ее улыбки, женственной и непринужденной. Свою опору, точку отсчета я нашел, и этот туманный мир стал тесен. Пытаясь раздвинуть горизонт, я стал травмировать Ее. Дальше Она не могла быть проводником. Здесь кончался Ее мир. Это было тягостно. Рушилась вера в Ее могущество. Все, что было связано с Нею, отходило на задний план, оседая где-то в глубине сознания.
– Хочешь увидеть свой портрет?
Она выводила каждую черточку, внимательно вглядываясь в мое лицо. Я чувствовал, что Она наносит на холст каждую морщину. Не выдержав, я заглянул за мольберт. О, ужас! Это был дряблый самодовольный старик, сверкающий шафрановыми залысинами! Глупое и жестокое выражение лица придавало ему одновременно свирепое и комичное выражение. Это был я.
Бред, сон!
Я бросил Ей грязную пачку денег и стал проталкиваться сквозь толпу, едва сдерживая рыдания.