Лесбинатура

Половой  штрейбрейхер. 
-Да чтобы я с бабой! Хоть еще раз! Да ни в жизнь! – Об стены грохалась и на пол сыпалась нехитрая общежитская утварь. Я бесновалась. –  Суки! Всё! Все! На язык несдержанные! На язык…- пепельница, сыпля снаряды окурков, уже без особого шика вонзилась в стену. - Достала! И не звони! Лучше с мужиками. Бл….
Плюхнувшись на диван,  я  схватила какой-то журнальчик, оставленный соседкой Томой, заядлой читательницей сплетен и откровений. Яростно зашуршали страницы, я пыталась обуздать эмоции.  Панацея от боли – отстраненность, будто ветошь я какая: порвали и кинули.  Трезвая мысль и холодный расчет, вот какие пилюли приму  вместо горсти успокоительных таблеток.  А Ритка, Ритка еще пожалеет…
Оп –па-па, вот так номерок! Этот мир весь через жопу. Известный гей нашей поп-эстрады взял и ориентацию сменил, сообщил таблоид. Так вот  запросто: взял и все, как меняют трусы, например. Мода на перевертышей прошла, отпала  надобность из кожи вон лезть,  выделяясь хоть через что и как попало, пусть даже через задний проход. Моя жизнь состояла  не из дешевых эстрадных трюков, где каждый шаг  - под фанфары самому себе, где тысяча мнимых свобод превращаются в одну большую условность.  Так что я могла по честному, отдавая отчет самой себе:  раз и навсегда измениться,  шоковыми мероприятиями искоренить в себе ген гомосексуальности.  Раз Боженька создал меня женщиной, то мне нужно, просто необходимо любить мужчин. В них    же должна быть масса достоинств, люди всё-таки. 
Бросить пагубное пристрастие к женщинам, ни чуть не труднее, чем побороть зависимость от курения, размышляла я наводя в квартире  порядок. Сила воли у меня есть, три месяца, как завязала с сигаретами.  Чтобы напрочь исключить  факты вольного или невольного соблазна нужно ограничить круг общения  с лесбиянками.  С этим обстоятельством  было сложнее: подруги – сплошные любительницы  женщин. Значит,  буду отшельницей. Причем до тех пор, пока не вольюсь в порядочное общество гетеросексуалов.  На внешность и прочие атрибуты женственности жаловаться не приходиться, ну, разве что, ноги  длинными макаронинами не болтаются, да блондинистые волосы  сзади не развеваются и грудь волнуется четвертым размером, а так ничего -  достойный экземпляр.  Что еще? Я задумалась, попытавшись найти дополнительные подвохи, но, так и не выискав особых сложностей по перевоспитания себя, решила точно и определенно: меняюсь! Я  половой  штрейбрейхер.  Лесбиянка, вернувшая  лоно  в пенаты мужского достоинства. Девчонка, жаждущая любви и понимания.  Страдающая от одиночества и уязвленной, прищученной гордости. Разрываемая желаниями жестоко отплатить  и  выжечь на себе крест мученицы. Но в обоих случаях, обидчица обольется жгучими слезами. Дорого ей обойдется шуточка. Таких юмористок учить надо, чем беспощадней, тем действенней. Я ей преподам суровый урок жизни.
Смелой поступью отважившегося на сложную операцию человека, я шагнула к компьютеру.
В Интернете много кого болтается по мою душу. По привычке, натыкав нечто романтическое,  опомнилась. Зачем переться с талмудом в монастырь? Мужская психология - проще пареной репы, не замутнена сложными рефлексами. Есть условия для реакции – условный рефлекс, а нет – «гуд бай, бэби».
Чтобы вызвать наибольшее отделение слюны, натыкала правду не далекую от истины:
«Обаятельная и скромная красавица 25 лет, 91- 62-95  с ч\у, без в/п с в/о,  без ж\п  и м/п желает познакомиться с достойным, интеллектуальным  мужчиной до 35 лет…». Требовательный наскок на все положительное, что  может найтись  в мужчине, как я считала, мог отпугнуть потенциальных кандидатов. А претендент мне нужен…   
Задумалась. А все же…? На кой ляд  сдался  мне, сей славный кабальеро?  Необременительных встреч на чьей- то территории? Серьезных отношений? Или так и эдак? Пока я силилась разобраться в гуттаперчевых желаниях,  затрезвонил мобильный. Ритм барабанной дроби, который на столе отбивал  телефон, мог обозначать одного человека – Ритку. Вот ведь стерва, ёпти, Господи прости, пожаловала в самую щепетильную минуту.  Схватив трубку, заорала:
- Не звони больше! Я буду встречаться с мужиками. Да! Именно! – С истеричными нотками выкрикнула, а после паузы с ожесточенным оттенком добавила, - ну и жди! И злокозненно ухмыльнувшись, нажала на «энтер».
Уже на следующий день потоки «слюны» залили мой почтовый ящик. Предлагаемый мужской интеллект, один заманчивее другого,  стоймя стоял, выпирая сантиметрами. Двадцать шесть - максимальная величина, демонстрируемого достоинства. Конечно, были и другие, менее озабоченные отзывы. Их я определяла в отдельные папки под номерами от одного до трех, по мере убывания интереса.
Четверка лидеров обозначилась через неделю. Интересные и вполне адекватные экземпляры, на мой непритязательный, неиспорченный мужским вниманием взгляд. Антон - программист, покорил своим безмятежным и уверенным подходом к жизни. Юрий впечатлил фразой: жажда охоты в крови у настоящего мужчины.  Кирилл - взрослый солидный мужчина, с четким знанием, куда и зачем двигаться и кто во всем виноват, если процесс тормозит. Он пытался открыть автосервис. Глеб был смутным типом, напустившим вокруг себя тайну, на которую, как известно, все женщины падки.
С амурами в письмах решила не затягивать - начало тянуть в привычную среду обитания. В омут перемен,  так с  головой и всеми остальными чреслами, иначе зачем мараться о никому ненужные детали?  Чем радикальнее вхождение в мир иной, тем эффективней пребывание.

Четыре креста и коклюш
….К месту свидания  подкатил на темно-синий «Лексус». Дверь отворилась.  «Круто!» - вскрикнуло  в мозгу, и тело валилось в салон.
-Здрасьте.
Машина рванула.
-Привэт, - отозвался Глеб.
Я похолодела. За рулем сидел  абрек. Не так что бы сочно выраженный, будто вот-вот с гор спустился, а вполне обрусевший, рядовой гражданин погожей республики.   
- Да ты нэ бойса, я хороший. Добрый. Нэ обижу. И в дэнгах тоже, - маслянистые глазки игриво засверкали восточным либидо.
В глубине души, надеясь на сознательность водителя, способного выкинуть пассажирку посреди проезжей части,  брякнула:
- Я – лесбиянка.
Эффект превзошел ожидания:
- О-ооо! – возопил,  дав по газам, -  у мэня подруга. Красывая. Пальчики облыжишь! Едэм к нэй. 
«Лексус» вылетел на встречную полосу, совершив виртуозный разворот.
Вжавшись с кресло, я предприняла очередную попытку высадиться:
- Времени в обрез. Через полчаса у меня ответственная встреча.
- Э-ээ! Да нычаго! Успэем! Троэм хорошо. Троэм весело. У нэе была подруга. Оны у мэня спэрму ловыли. Кто быстрэе. – Входил в раж, нетерпеливо барабаня волосатыми конечностями по рулю в такт какой-то кавказской «ассы» орущей из магнитофона. – Нэ понымаю. Как у жэнщин с жэнщинами бывает? У них вэдь ничэго нэт, а?
-Нормально, - буркнула я. Вступать в дебаты, активизируя и без того буйный темперамент солнечного парня, побоялась. Себе дороже. К тому же объяснять на пальцах - носом не вышел.
Мы подкатили к пятиэтажке.
- Сэйчас сбэгаю, - выпрыгивая из салона, азартно проэкала смуглая физиономия,- подожды.
Щелкнули замки.
Нарвалась.
Секс  втроем это куда ни шло, но не с первой  же встречной национальностью. А сомнительные  состязания  по ловле сперматозоидов и вовсе вызывали приступ отчаянной тошноты. Вернется, скажу, что у меня четыре креста и коклюш в придачу, твердо решила я. 
Явился он скоро, с повешенным клювом, словно  не достучавшийся до вожделенной добычи дятел.
- Дома нэт.
-О-оо! - оживилась я, радуясь, развязке без поклепа на свое здоровье,  - без твоей подруги не буду. Втроем интереснее. Вот, звони, как появится, – накарябала «левый» номер телефона, - а мне тут тормозни.
Автомобиль послушно припарковался. Я выскочила. Отдувшись, зареклась с налету не садиться в незнакомые тачки.

Романтика аэропланов
На следующем рандеву – по причине отсутствия у кавалера даже самого захудалого транспорта - зарок выполнила с безрассудным старанием, придя к Антону на дом, точно телеграмма. Когда бой, но еще не френд, открыл дверь - я распахнула рот. Взгляд, не замыленный мужскими силуэтами, ушибся о телесную громаду обширных габаритов.  Махина, радушно улыбаясь, прогудела  приглашение. Я с опаской протиснулась.
-Можешь не разуваться, - предложил хозяин. Но я скинула обувь, впоследствии пожалев об опрометчивой этичности.
Квартиры – отражение хозяев. Эта,  отчасти напоминала одноместный хлев: просторный и замызганный. Отодранные обои, облупившаяся половая краска, разбросанные носки, журналы, коробки, книги. Взвихренные хлопья пыли,  как  расшалившийся кот, мигом пристали  к  носкам.
Двадцатидевятилетний Тоша, так он себя бывало рекомендовал в переписке, продолжал оказывать неизгладимое впечатление. Во всем его облике сквозила какая-то детская непосредственность, кустистая светлая борода не утаивала наивное выражение лица, где безоблачно сияли глаза - синее поднебесье.
- Я здесь пятый год живу. Обои начал наклеивать, а они взяли и отвалились, ну я взял и бросил. Мне что? Мне много не надо, я ж один. – Лучисто обнажил зубы Антон, по-хозяйски водворяясь  в единственное  кресло. Мне пришлось  мастится  на краешек неубранной кровати. Поелозив, плюнула на элегантность позы, которую тщетно пыталась скорчить. Я не королева, а он не принц.  Так что без прикрас, отозвалась:
- Угу.
Разговор застопорился. Ощущение неловкости возрастало. Чтобы сбить напряжение,  задала вопрос, более всего действующий на мужчин возбуждающе:
- Чем ты увлекаешься?
Борода оживленно встопорщилась, голубые глаза сверкнули разудалым блеском. Он ретиво подпрыгнул и ринулся  к компьютеру, словно карапуз к киндерсюрпризу. С торопливой сноровистостью застучал, забарабанил по клавишам:
 – Сейчас, сейчас…Покажу, - в волнении бормотал, - тут такие сайты, такие…
Я напряглась, рассчитывая увидеть непристойные картинки с изображением развратных особ, на худой конец – какие-нибудь пикантные зарисовки или пошлые шутки. Куда там! Звезданул, как фашиста из-за угла саперной лопатой:
- Смотри, какой фюзеляж! А у этого, погляди, какие мощные шасси. А вот такого ты точно никогда не видела – СА двадцать пэ. Красота, правда? А это…
Экскурсия в мир летательных аппаратов проходила с таким эмоциональным накалом, что даже самые неистовые футбольные болельщики от зависти наложили бы на себя руки, не покидая трибун. Стремительные виражи по сайтам с могучими восторженными воплями замордовали уже на пятой минуте. Что и говорить, пролетала я, как лузер над драйверами. Пришла к парню, а он кроме картинок с аэропланами, похоже, нигде не ас. Не ситуация, а мертвая петля.
На очередной фигуре высшего пилотажа поняла: знакомство в крутом пике. Надо выбираться:
-Я домой.
Виртуальный летчик отник от монитора:
- А? А домой.  Э-ээ так быстро.  А-аа, а может погуляем? Воскресенье все-таки.
«Ну вот, наконец-то, очнулся. С мягкой посадкой», - облегченно вздохнула и, окрылившись, согласилась.  Все- таки паренек хоть и инфантилен, но подкупающе мил: с первого захода в постель не тащит, руками исключительно по клавишам елозит, охотней в монитор пялиться на сайты облизываясь.    
 Ах, женщины! С какой легковерной охотой расправляем мы крылья возвышенных чувств. Забыв обо всем на свете, несемся навстречу пленительной надежде. Невдомек нам, что впереди тысячами осколков мерцает и блещет призрак любви. Ослепленные, режемся об острые края сладкозвучных обещаний. Накалываемся на острые пики собственных грез. Истекаем кровью… Умираем… Возрождаемся. И вновь, полные перспектив, готовы воспринимать и ощущать очередную иллюзию, новую любовь. Природа…
Природа бушевала будьте-здрасьте. Солнце наяривало так, будто истопник Вселенной вознамерился испепелить земной шар.
Раскаленный асфальт жег пятки, просачиваясь сквозь горячую подошву.
Мы бесцельно таскались по улицам, с бессмысленностью пристукнутых дубиной ежиков.
Хотелось пить, есть, в конце-то концов  присесть в прохладном уютном месте.
-Давай в бар, а? Выпьем холодненького пивка, - мечтательно произнесла я.
- А я не пью, - отбрил Тоша и смерил взглядом милиционера, жаждущего  состряпать протокол хоть за  какую-нибудь  провинность. Я почувствовала себя алкоголиком в последней стадии деградации,  но отступать не намеревалась:
- Не пива, так другого чего прохладного. Вот хорошее заведение, «Самбия». Живая музыка, уютно.
Ухажер взглянул на изящную вывеску, шикарное оформление фасада и «резонно» заметил:
- Живая музыка, это хорошо, но пищу нужно принимать в тишине. Я где-то читал, что так она лучше усваивается. Тут близко есть другое здоровское местечко, пойдем туда. Та тишина, людей мало.
-Хоть куда, - неосторожно согласилась я, уповая на долгожданный отдых.
Начать с того, что неподалеку располагалось в четырех кварталах. В продолжении следует заметить, что  пытка зноем и  истязание непрестанно зудящим о самолетах Антошей, уморило почище катания на американских горках по пятому кругу. В заключении стоит добавить – лучше бы замордованной мне сдохнуть, не дойдя да этого «чудесного» места: в самом углу двух слипшихся «хрущовок» забилась поблекшая, изгрызенная въедливым  временем надпись: «Столовая».
- Мд-аа-аа-а, - выдавила я, в тайне надеясь на нашу русскую безалаберность, когда смысл названия  в корне не соответствует  содержанию. 
 Первое, что запоминающе шибануло по системе восприятия – запах. Аммиачная вонь испражнений хлобыстнула по системе обоняния.  Я выпучила глаза и затаила дыхание.  Антон, ища одобрения, заглянул в мое побагровевшее лицо:
- Классно, правда? Я здесь частенько обедаю.
- У-ффф,- выдохнула, перехватывая порцию воздуха.
Тоша просиял:
-Я же говорил тебе понравиться!
Окончательно отдышалась  только в зале, где запахи из кухни умягчали  «аромат» мочи, придавая особый колорит первобытности, свойственной полуголодным 90-м годам.   
Помещение было оборудовано с размахом, и столовой в полном смысле этого шикарного определения данный общепит я бы поостереглась назвать. Кажется, он так и застрял между паршивой столовкой и дрянной кафешкой. Кроме нас в общественном недоразумении - никого. С безрассудностью человека,  у коего все хорошее осталось за дверьми столовой, я решила  не убегать, а дожать ситуацию до конца.
- Сейчас принесут меню, - пообещал Тоша, усаживаясь за столик возле окна, прикрытого тяжелыми бордовыми  портьерами, сквозь прожженные дырки,  в которых сиял рыхлый свет.   
Я присела на шаткий стул очень аккуратно и даже не оперлась локтями об стол, опасаясь испачкаться о скатерть.
- Я сегодня не обедал. Пожалуй возьму чай с коржиком, - с барскими интонациями произнес визави,- а ты что будешь?
- Мне…э-ээ тоже коржик. - Ограничила свои аппетиты, боясь подцепить в  «комфортабельном» месте какую-нибудь заразу. Лучше смерть от голода, чем от брюшного тифа.
Возле нашего столика появился другой реликт заведения - официантка. Ее засаленный, растрепанный и потасканный вид гармонично дополнял «изысканный» интерьер. По всей видимости, старились и паршивили они на пару.
Мы сделали заказ. Тетка  величественно кивнула и быстро смоталась куда-то за кулисы.
Еду «готовили», словно свадебный торт, до неприличия долго.  «Романтический» обед начинал действовать на нервы.
Тоша по-прежнему с азартом вещал о самолетах, а я увлеченно считала дыры в портьерах, их оказалось двадцать четыре. Когда у меня закончилось терпение, Антоша побрел разбираться.
- Сами взять не можете!? – донесся  женский вопль, - на прилавок выставила! Бегай тут к каждому! У меня ноги не казенные…! Я тут за всех пашу…
Похоже, обслуживание с особым безразличием здесь в почете  по сей день. Морить клиентов голодом – особый шарм. Подобное, разве что, позволяют себе, «элитные» забегаловки, вроде этой.
В ответ донеслось приглушенное бу-буббуу и появился Антон с дарами.
- А вот и я! - победно провозгласил, втискиваясь за стол.
Он принялся самозабвенно глотать чай: давясь и чмокая, жутко всасывая и глыкая. Жадно сожрал коржик, обсыпаясь крошками. На десерт, давил руками чайный пакетик, пока с него не сорвалась последняя капля. С мерзкими звуками упоения вобрал в себя остатки жидкости.
Я в ужасе смотрела на пиршество,  так и не прикоснувшись к еде.
- За что уплочено, должно быть проглочено. – Растолковал свою бескультурную прожорливость. – В день надо выпивать три литра воды. Свой коржик будешь?
- Ну ты и…, - вырвалось у меня, но святая простота его прозрачных глаз заставила осечься. Что тут скажешь? Больше мы не встречались.

Садом с уморой
Утро воскресенья. Некогда любимый день отдыха превратился в занудные часы между сном и явью. Стряхнув с себя вязкую дрему,  поплелась на кухню дожевывать остатки колбасы, запивая ее прокисшим чаем. Вот ведь, бобылиха: еда в сухомятку и пустой холодильник. Позавтракав,  в отупении поплелась в магазин, за продуктами. В продуктовой корзине оказался литр пива и вяленая вобла, проживу без колбасы с макаронами, главное – чтобы на душе похорошело без утомительных самокопаний, нутро перетряхивающих.   Саднит все же, зараза, душа. Удушливо обвивается тягость, забивая легкие дурнотой. И кажется, что кто-то внутри кайлом машет направо и налево,  кромсая все, что строилось трудом, создавалось любовью.  И ты, выработанная шахта, заброшенная и убогая. Горький привкус тоски першил в глотке, сгладываясь тугим комком обиды.
Напьюсь. Непременно напьюсь и всем чертям назло стану  самой счастливой брошенной бабой. Счастье ведь не в том, что ты видишь,  а то, что чувствуешь. Зараз всосав кружку пива,  отрыгнула газированное удовлетворение. Случаются  в жизни прекрасные моменты, блестящие, как фольга на пробке с шампанским. Пробило время поговорить.
Болтать с отражением в зеркале, минувший век, бомжовское развлечение.  Сейчас, эра Интернета с  ложными  воплощениями и  трепотни ни о чем. Так что есть с кем перемолвиться пустотой.
В почтовом ящике властвовал Юрий – три сообщения – с рассуждениями о роли мужчины в жизни общества, о благотворном влиянии сильной половины человечества на слабую, и, наконец,  с одами  себе. Понятное дело, сам себя не похвалишь, никто не удовлетворит.  Не письма, а научный трактат мужского самоутверждения. Б-ррр-р. Такая мужская позиция вызывала во мне наглый  протест. Придя в откровенную кондицию, набрала ответ:
«А я лесбиянка, охотник». Ик-к, ии-ик. - Отозвалось изнутри. Затаив дыхание, принялась ждать. Воздух закончился, и я выдохнула, но икать не перестала. Укрощать икоту водой при наличии пива – неблаговидное деяние. Накрепко приложилась к горлышку. Жизнь устаканивалась. Пришедший ответ не стал новостью для моей нетрезвой души. Каждая строчка короткого письма вибрировала срочным свиданием. Встреча предполагалась у него в машине с последующим вояжем на море.
Отдернув штору, узрела, что погода сияет тысячами перспектив. Раскрыла створки - пахнуло пьяным куражом. «Любить, так любить. Летать, так летать» - напела, написав:
«С тебя шампанское и виноград». Гастрономические вкусы становились все непритязательней. Чем проще запросы, тем меньше разочарований. Ну да, как и у всякой современной девушки и во мне зиждилась мечты о драгоценных камнях брошенных под ноги каким-нибудь фартовым героем нашего времени. Сапфистки они ведь тоже женщины, имеющие право на толику материального счастья. Заключенного если не в коржике, то хотя бы в кисточке винограда.
На свидание шла веселая и непринужденная, подогрев предвкушение очередной бутылкой пива.
Ради синих просторов, вольного морского воздуха и горячего песка под ногами пустила зарок побоку, сев в серебристую «Аудюху».  Впрочем, я даже не думала о том, какая, на сей раз, национальность подстерегает в салоне. Оказалась, самая, что ни на есть славянская. Громкий удар дверью при посадке был встречен с восторгом, радостной улыбкой из-под пышных пшеничных усов. Коротенький носик, серенькие глазки из-под надбровных дуг и венчавшая голову аккуратно замаскированная лысинка – недурственный портрет охотника до женщин. Кажется, в нем даже росту не было приличного. «Но это не самые ценные мужские качества, - успокоила себя, - главное, чтобы душой чист и прекрасен, а разговорами интересен».
- Тысячу лет не была на море, - завела мечтательно, - так хочется искупаться, позагорать, повалятся на теплом песочке. На электричке такая потная толкотня…
- Знаешь, так получилось, я даже не предполагал, - осторожно мямлил Юрий, - у меня в запасе всего два часа. Понимаешь, дела семейные.
- А-а-аа. Так ты женат? И что делать будем? – Произнесла, не скрывала разочарования о похороненной морской волне.
- Ну-у да, женат. Что тут такого? -Пожал плечами. - Это же ничего не меняет. Я подумал, может, на озеро смотаемся? Тогда успеем.
- Лучше чем ничего, - проворчала.
Спутник облегченно просиял, пообещав:
- А по дороге завернем в магазин и купим чего-нибудь перекусить. Я вот что хотел спросить... Интересно мне… а-аа это…, - нескладно мялся,- у тебя есть, э-ээ эта, подруга, в общем?
- Ну, есть.
Заерзал в кресле:
- Красивая?
- Нормальная. Мне нравится. Только не рассчитывай, что я тебя с ней познакомлю.- Охолодила.
- Да? Тогда мне как-то неудобно, выходит, ты  со мной ей изменяешь.
Вот те и Садом с уморой. Тоже мне, женатый блюститель нравов:
- А ты своей жене никогда не изменял? Даже сейчас не думаешь об этом?
Праведный развратник, пробормотал:
- Тогда получается, что я отбиваю.
Не выдержав, заржала, сраженная мужским самомнением. Вот ведь кладезь эгоцентризма.
- А ничего пока и нет, - проронила.
- А ты хочешь? – Сделал стойку, верно рассудив, за двумя бабами погонишься, ни одной в постель не затащишь.
- И не то что бы да, и не то что бы нет, - ответила с неопределенной грацией, - в магазин заезжаем?
Машина притормозила у запыленного придорожного магазинчика.
- Посиди, я сам схожу, - решительно провозгласил Юрий.
Вернулся он с бутылкой вина и гроздью бананов.
- Винограда не было, а вино настоящее, французское. Красное, полусладкое.
- Ну да, в такие захолустные чипки даже виноград не завозят….
Сарказма он не услышал. Иным, хоть в лоб, хоть между глаз – одинаково приятно.
Может и неплохо, что  мужчины, в отличие от женского пола, не особо придают  значение интонации. Они, точно автомобили из прошлого века, у некоторых стеклоподьемник в ручную, ржа изгрызла кузов, а о гидроусилителе приходится только мечтать.  Компенсация ущербности -  за счет  модных игрушек: смазливой молодой любовницы, мобильного, дороже чем годовой расход на «куколку»,  машины, последней марки,  затейливой комплектацией.
Юрий потыкал в кнопки на панели и гордо объявил:
- Бортовой комп. Набираешь программу и забываешь о руле.  Сейчас «полетим». Тут типтроник, ксенон. Есть все  для комфортной езды. 
 - А я читала, что  в «Ауди» восьмерке  бортовой самописец установили, -  из вредности брякнула  я.
- Да? Не слышал. Интересная новинка. Поищу в Интернете,  - сказал он, откручивая  пробку у бутылки,- о ! Какой аромат, - ткнувшись ноздрями в горлышко, зачарованно протянул, - какой букет! Оцени.
От подобного начала романтического вояжа я физически ощущала, как улетучиваются пивные градусы. На их месте образовывалось раздражение с вопросом - а на кой ляд мне  это сдалось? Требовалось срочно заглушить недовольство, пополнившись любой алкогольной бурдой, даже такой, раскрашенной под бордо.
- А что  синьку нюхать, - отмахнулась, - наливай.
Юрий значительно изрек:
- Хорошее вино,  смотри, - указал на надпись, - на французском.
- А смотри сюда, - перевернула бутылку, продемонстрировав оборотную этикетку. Там значилось: сделано в Краснодарском крае.
- Конечно! – Вскричал, точно его беспрецедентно осенило. - У нас разливают, а изготавливают во Франции.
Нет, с таким типом спорить - себя попусту надрывать. Заткнулась.
Асфальт под колесами гудел песней, полной приключений. И я чувствовала, как с каждым глотком вина, с каждым дорожным метром укрепляется намерение перевоспитаться. Стать такой, как все. Обыденной женщиной с планами на будущее, в котором маячит целлюлит, диеты, обрюзгший муж, и стадо сорванцов. А Юрка все болтал и болтал,… лепетал о себе любимом. Не подозревая, что разубеждал в общепринятом мнении о первенстве женщин в словесном поносе. Вывод напрашивался, как отпетый смутьян на тычок в зубы - если некоторые женщины способны часами болтать обо всем на свете, то иные мужчины могут сутками блаженно вещать о собственных персонах. Впрочем, его занудная похвальба не мешала наслаждению за оконным пейзажем. Навстречу неслись леса, перелески…Глаза отдыхали на зеленом ковре. Уже совсем не кривясь, я цедила «французское» пойло.
Интимно снизив тембр голоса, Юра неожиданно вымолвил:
-Кто у вас мужчина?
Вопрос, так вопрос. Прямо-таки вопросище! Смердящий первобытными знаниями лесбийской натуры. Хохотнула:
- У нас равноправие.
- Как-как? – Не понял глубины ответа.
- Все равны и пассивность определяет активность, - пьяненько издевалась.
- Так вы пользуетесь разными, ээ-ээ-э приспособлениями?
Тем временем я хмелела прямо на глазах, превращаясь в сгусток мудреных мыслей. Безусловно, вино - пища для закаленного ума.
- Искусство наших отношений состоит не в половой искусственности,- изгалялась.
-Да? – Его физиономия приобрела елейно–плотское выражение, за которым обычно в ход вступают ручки. Так и есть,  лапа интимно  переместилась на мое колено. Поездка перестал быть томной.
- Что ты чувствуешь? – Лоснился вожделением.
- Руку.
Опыт над удачно подвернувшейся лесбиянкой, его явно распалял. Мелкое личико порозовело, а тонкий голосок стал слащав, как патока. С души начало воротить.
- А так? – Ладонь поползла вверх по бедру.
К горлу подкатил рвотный спазм. Сглотнув, рявкнула:
- Куда едем?
- Как куда? На озеро.
- Прокатились, и будет. Давай назад.
- Как назад? – всполошился, отнимая щупательную конечность, - мы же не приехали. - Не больше километра осталось, - журчал, продолжая обливать сладенькими взглядами - отдохнем, расслабимся.
- Слушай, - не выдержала, останови здесь! Сейчас наблюю. 
- Да ладно, чего ты, - рука шаловливо тянулась на прежнее место, - все же хорошо. Искупаемся, позагораем. Освежи…
- Рр-р-руку! – Зарычала.
- Как хочешь, - оскорбился, резко выворачивая на обочину.
Вышла, с размаху саданув дверью.
- Дверью, ****ь, не хлопай! Пидораска!

Душа – вторичное сырье
- Привередлива ты слишком, - категорично объявила Алка, когда я по телефону рассказывала  о неудачных переквалификациях. – Нормальный  мужик был. В твоем-то возрасте  принцы разобраны, а кони загнаны. Понимать надо и действовать соответственно.
- Так что, теперь только половыми органами думать? Я не по сексу, я по любви хочу!– Строптивничала. – Такого, чтобы  не раздражал. А они  рано или поздно, бесить начинают. Первые пять минут деликатности и джентльменства, а потом похоть одна.
- Значит позволяешь. Постервозней надо быть, - села на любимого конька подруга,- мужик, тебе не баба. К нему особый подход нужен. Поманить, пококетничать, пообещать, а потом ф-фйу-ууть… Они же  охотники…
 - И ты туда же, - перекривилась я, - мужики бо-оо-ольшие охотники до стройных тел. А женщину завоевать намного сложнее!
- Вот-вот, я и говорю, что ты завоевывать привыкла, а не быть завоеванной. Пересмотри ориентиры. Тогда и найдешь настоящего мужчину.
 - Покажи мне мужика, который считает себя не настоящим. Ну вот как? Посоветуй, как из этого великолепного сброда натуральных самцов выбрать самого, что ни на есть настоящего?
- Если будешь ерничать и умничать, то во век никого не отхватишь, - бросила Алка и кинула трубку.
Я свою аккуратно пристроила на рычаг и задумалась…
 Вторая неделя пошла, а я ни в тын, ни в ворота. И дело тут не в возрасте, Алка вечно жизнь усложняет для пущей убедительности, мне всего-то двадцать шесть,  и не в отсутствии привлекательности, мне не нужно скрывать лицо под слоем грима, прятать фигуру под драпировками одежды.  Не лезут в душу мужики и все тут, хоть на аукцион ее выставляй, на панель веди.  Или дело в самом  мужике.   Кондовый он пошел, без интересной внутренней начинки, будто растягай пустотелый. Мужика для  души найти, равносильно  грамм золота в бочке с дегтем отыскать – во век не отмоешься. Мне осталась одна забава – взять  лопату и идти на свалку откапывать кого-нибудь  помачистей, чтобы потом не мучась угрызениями совести  гнать  с ним «физику», как самогон. О, времена… Времена под банером: все для тела. Оголтелый секс без намека на душевное тепло  или  баба с ярлыками: фригидная, «синий чулок», «старая дева», мымра, стерва, лесбиянка. Последнее определение для меня было когда-то очень кстати, но не теперь. Теперь я  - натуралка, по крайне мере стремлюсь к совершенству, без тяп-ляп и «жената» или «замужем», что, впрочем, в однополых отношениях равно. Нужно предпринять что-то кардинальное, что бы раз -  и в дамках, разом забыв о прошлых вывертах. А то сомнения стали одолевать, совесть попискивает, и, что хуже всего, женщины с непристойными предложениями в недвусмысленных позах по ночам принялись сниться, напасть какая...

Постель пыток
Последняя надежда на крайнего виртуально ухажера. 
Он  напоминал спелый плод, вроде киви. С такой же легкой небритостью, изящно мохрящейся на лице.  Спортивная фигура без пивного «бочонка»  подсказывала, что кандидат на «престол» следит за собой. Не одна, наверное, баба слюной подавилась. Авантажный Кирилл находился в том сочном возрасте, когда мир еще кажется румяным, хотя чаяния порядком подгнили. Авитаминоза у меня не случилось, но для апробации,  фрукт вполне годился. Пора  собирать урожай, и будь что будет, решила я и твердой поступью гренадера направилась к столику в кафе, где поджидал кабальеро. Плюхнулась на стул. Вместо приветствия мужчина подозрительно меня  оглядел, спросив с недоверием:
- Ты, София?
Я кивнула.
-Ты точно лесбиянка?
- Ну да, а в чем сомнение?
- Не похожа.
- Много видел?
- Да нет, - замялся, - но я думал они…, - осекся, - они по-другому выглядят.
Наконец-то, хоть кто-то способен описать настоящий облик натуральной лесбиянки! Занятное и познавательное начало разговора.
- Ой, как любопытно! И какими ты нас представлял?
- Вообще, конечно, - он изучающе осмотрел меня, точно лошадь перед забегом, - похоже, вы всякие. Раньше я думал, что вы  похожи на мужиков: с короткими волосами, в мужской одежде, угловатые, с резкими движениями, грубым голосом и походкой такой, размашистой.
- Уф-фф, - выскочило из меня, - дичь, какая.
- Сам вижу.
Умненький.
Беседа примялась. Мне хотелось, чтобы он глубже вник в различие воображаемого и предоставленного варианта. Мужчина вдумчиво наблюдал. В темно-карих глазах светилось больше любопытства, чем порочного желания. От этого вальяжного кандидата веяло тонким запахом культурного секса. Я велась, как корюшка на голый крючок. Попытаюсь расслабиться и получить удовольствие. 
- Что будешь пить? – Прервал молчание.
Протонизироваться жутко как хотелось. Добрая порция алкоголя растормозила бы мою застенчивую скукоженность. Но нет, в постель я пойду на сухую! Если бороться с комплексами, то в полном сознании, пусть оно до конца хлебнет  прелесть перевоспитания.   
Цедя абрикосовый сок, не удержалась:
- Не понятно мне, женщины в целом, одинаковы, но что мужиков к лесбиянкам тянет?  У нас что, там мёдом намазано?
Он толи стушевался, толи призадумался.
- Интересно, - отозвался после длительной паузы.
- Что интересно? - Домогалась, как настырный кавалер строптивую барышню.
- Все.
- Что ты хочешь получить? – Зашла с другого бока.
- Скорее доказать, - невнятно произнес и добавил с краткой утвердительностью, - ну что, поехали?
И мы поехали доказывать… В автомобиле мне стало не по себе от грядущего. Мужской пол давненько не будоражил мои чресла. Года два. Предшествующие опыты ничего внушительного не оставили ни в душе, ни в памяти. Так, смутное ощущение неваляшек. Повалялись...
Где-то, на уровне подколенных чашечек, агонизировала надежда, что с этим любовником случится  по-иному, более трепетно и нежно, что ли.
 «Мерседес» остановился во дворе трех пятиэтажек.
- Видишь вон ту? - Указал на серую коробку. - Я живу в ней, третий подъезд справа.  Доскочим пешом. Я вперед пойду, а ты чуть позже.  Встречу тебя на третьем этаже.
Конспирация несколько покоробила, заставив усомниться в правильности ТАКОЙ переориентации. Но раз решилась, то терзаться сомнениями  гиблое дело. Колебания усугубляют душевные муки, чем успокаивают нервы. Я скользнула в подъезд. Он встретил там, где договорились, прошептав в  щель двери под номером 17:
- Сюда.
В прихожей стояли женские туфли,  висела цветастая кофточка. Кавалер поймал мой недоуменный взгляд:
-  Ну да, жена, – сказанное прозвучало как бы невзначай, - она с детьми к маме уехала, погостить. Ты в комнату проходи.
Там обнаружился незаселенный  диван и разбросанные по креслам вещи.
- Может, выпьешь чего? – Донесся баритон из кухни.
- Да, пожалуй, - не вынесла душа, а руки нервно схватившись за какую-то газетку на журнальном столике. Оказалось, «Мистер-Х».
- Вижу ты осваиваешься, - возник в проходе с бокалом красного вина. – Ты полистай, а я быстро в душ.
Страсть как захотелось удрать. Чтобы перебить мандраж, мигом  выдула предложенный напиток, а женские тела  на страницах  взбодрили. «В принципе, - размышляла, продираясь сквозь шум в голове, - все не так дурно, как могло случиться. По крайне мере, чистоплотный».
Шум воды стих и возник мужчина в полотенце на бедрах.  Зловещая робость нашла на меня, как затмение, я  покраснела, заерзала, отдернула взгляд и, вякнув что-то бессмысленное, стремглав кинулась мимо. Он очень романтично ухватил меня на излете за рукав, от чего тот протестующее треснул,  притянул к себе и уколов в шею поцелуем прошептал с придыхом:
- Поторопись, зайка. 
Ну, и как положено,  твердое уперлось мне в район пупка. Выдавив утробный звук, я кинулась в ванную.
Холодный душ немного осадил девичью робость. Так бы и стояла под упругим ливнем, доверяя тело ласковым каплям дождя, а не неизвестно кому. Этот кто-то нетерпеливо стукнул в дверь, призвав к неминуемому совокуплению. «Черт, а мне это надо?», - не вовремя назрела мысль, точно гнойник на самом нежном месте. Ощущения складывались такие, словно я улитка, выковыриваемая из панциря любознательным малышом.
Пора выходить, не  век же здесь отсиживаться. Огляделась, ища банное полотенце, взгляд натыкался на махровые огрызки, которыми можно вытереть разве что сотую часть себя. К чертям, не может пристойно ухаживать, пусть пеняет на себя! Я выскочила из ванной и, как была,  ляпнулась в постель.
- Фу-уу, какая ты мокрая, - брезгливо вымолвил он отстраняясь.
- Должна же я быть хоть где-то мокрой,- парировала я, - ты не дал полотенца.
- Да? Извини. Промокнись моим, оно вон на кресле валяется.
- Нет, спасибо, я пододеяльничком промокнулась.
- Тогда приступим!
И половой партнер с каким-то аховым напором занялся осуществлением прелюдии, точно намеревался доказать всему лесбийскому сообществу состоятельность себя, как мужчины. Техникой возбуждения он обладал великолепной, все ласки осуществлялись с учетом знания общеизвестных эрогенных зон. Но вот беда, они у меня были сосредоточенны в голове. Мысли и воображение не полижешь, как клитор, к ним особое отношение должно быть, определенный настрой, который вырабатывается не с первого  захода.  Мужчинам, живущим на половых инстинктах трудно понять, что женщина не физиологичное существо. Кирилл до того  ревностно  подтверждал свою состоятельность, что мне стало стыдно за «бревенчатость», поди  ты потом  доказывай, что фригидность не твой постельный образ. О, неимоверные муки вынужденного наслаждения, как показать  вас с  достойной ложью, играя в свойственное нам  самопожертвование, древнее, как первая женщина на земле? Ты – ЖЕНЩИНА, что ты еще готова вынести ради поднятия  самооценки мужчины?
-Что это было?- Проурчал, отстраняясь.
Вы когда-нибудь объяснялись с головой, торчащей у вас между ног? Великолепная позиция для задушевной беседы.
Просмеявшись, решила приласкать надувшегося обидой героя.  Чмокнула мужчину за ушком, потеребила, хоть какие-никакие соски. Мужской порог возбудимости не чета женскому - быстр и не долог.  Он зажмурился, прохрипев:
-Сделай мне, как женщине.
 -Чё-ёё??!!
- Ну-уу-у, как ты обычно…
От  невменяемое предложение, едва не кувыркнулась с кровати,  ошарашено уставившись на торчащее причинное место, вместо которого у женщины аккуратная пупырышка. Манящего отверстия также не наблюдалось.
- Как?!!! У тебя ничего нет!
Он замер:
- Да? И ничего нельзя сделать? 
- С этим? - Бесстыдно ткнула в заколыхавшийся фаллос. – Ничего! Ии-че-го – Ехидно хихикнула, наслаждаясь его опечаленностью.
- Тогда так…,- рыкнул он, опрокидывая  меня на спину. С безумием революционеров по коже понеслись мурашки, точно я была не человек, а Зимний дворец. Брр-р.
- Не хочу,- забрыкалась.
- Но мне тоже надо, - заявил, придавив к кровати. Редкий мужчина во власти половых инстинктов способен не третировать женщину. Я безнадежно забарахталась, осознавая бесполезность сопротивления. На немощные попытки выбраться из-под него, сексуальный приятель не обращал внимания, истово совершая втискивание. С грубой, животной силой не поспоришь. Когда терпеть страдания стало невмоготу, мученически застонала.
-Что больно?  Ничего, сейчас хорошо будет.
Сжав зубы, я  терпела изуверство 21 века. Гореть мне в адовом огне, если я еще раз соглашусь на насилие.  То, что сейчас происходило, принуждением, как принято считать в цивилизованном обществе, не назовешь. У нас это – обоюдное согласие. Согласилась на секс, вот и наслаждайся. Блаженствуй от боли и чувства использованности. За ложное удовольствие расплачивалась вдвойне.   Половое поведение мужчины и  лесбиянки  даже сравнивать тошно.  Даже самая мужланистая женщина нежнее и отзывчивее, самого ласкового мужнины, а  подарив удовольствие, она никогда не будет настаивать на ответном шаге, если партнерша не готова ответить активными действиями. Горло свел спазм злой обиды; на себя, за безалаберную  податливость, на него за  тупую ограниченность.
Истязание наслаждением вступило в активную фазу.  Закусив губу, я мученически застонала.
 Партнер изуверски задергался, так что я совсем света белого невзвидела, закряхтел и выпал из меня. Какое облегчение! Кирилл откатился в сторону, умерив дыхание, с молодецкой удалью уверил сам себя:
- Тебе же с ним понравилось.
- В общем - то…
- Любой бабе  нужен член, - перебил, самодовольно потянувшись, - только мужчина способен от начала до конца удовлетворить женщину, дать ей то от чего она будет поистине счастлива. Ты же ощутила себя настоящей женщиной?
- От *** что ли? – Презрительно ляпнула распираемая чувством мести.  – Женское начало раскрываться не в трахе, а в человеческих взаимоотношениях. А если говорить о сексе, то девяносто девать процентов женщин испытывают клиторальный оргазм. Ты об это знал?
- Ну да, слышал. – Напрягся.
- Но бывает, - продолжила дерзко артачиться, озвучивая не лестные для любого мужика мысли, - и клиторальный, и вагинальный. Одновременно. Понимаешь? Это – кайф. Его я испытываю  с женщинами и ощущаю себя настоящей женщиной. А вас мужиков, мне жалко.   Что ты  пытался доказать?  Что мы вам не конкурентки? Так оно и есть, не конкурентки, потому что мы не мужики, мы другие. Доказать, что мы бабы? Так оно и есть, мы  - женщины, но другие. Ты пытался выставить себя мужиком, который воткнув свой член  способен на «раз» перевоспитать лесбиянку? Изумительное самомнение.  Ха-а-а-ха, - желчно загоготала я, вскакивая с кровати. – Тебе сколько лет? Тридцать? Небойсь перетрахал уйму баб, а чувствовать научился  одного себя.  Потренируйся в чуткости, может что получиться из тебя толковое.
- Слышишь ты…,- медленно поднимаясь с кровати, начал он.   Мина на его перекошенной физиономии могла означать одно – желание расправы. Черт! Физическая сила в нашем  жестком   мире не потеряла  грубой убедительности. Сейчас как врежет и случится у меня эмоциональный  оргазм на всю оставшуюся жизнь. Вечно с мужиками одно и то же;  куда ни плюнь, попадешь в уязвленное самолюбие.
- Ладно, замнем,- отбегая на приличное расстояние,  снизила я децибелы, - все нормально.  Без претензий. 
Смерив, только что использованное тельце, поостывшим взором, оппонент элегантно махнул рукой, мол, что с этой сумасбродки к тому же лесбиянки взять. Встал и начал методично одеваться, через плечо бросив:
- Отвезти? - Тембр  голоса уже не предвещал синяка на физиономии.
Я перевела дух. Длинный язык пригождается в ином исполнении и не с мужчинами. Взглянула на часы. Время перевалило за полночь:
- Пожалуй.
- Пошли.
Как вымуштрованный грозными обстоятельствами  солдат, я  мигом оделась.
На улице  щерилась темнота.  Мужчина смело двинулся к машине. Прохладный воздух, приносящий с моря запах беспредельного простора, настроил на лиричный лад. Захотелось не жалеть о проведенном вместе с Кириллом времени. Послать  на… и никогда не вспоминать, как   было.
Заведя автомобиль, водитель напряженно начал:
- У тебя были партнеры?
- Я  не Дева Мария. -  огрызнулась.
Половые бактерии встали меж нами стеной:
- Ты… ты не болеешь ничем?
- А чем ты раньше думал? Считай, что в русскую рулетку сыграл. Хи-хи-и. 
 Он враждебно  на меня зыркнул и резко тронул с места.  Мне  стало чуточку жаль его. Выдержав  поучительную паузу, обрадовала:
- Не нервничай, мужчин у меня давно не было. Здесь тормозни.
Уточнение, судя  по сумрачному выражению лица,  его  не утешило. Человек дал по газам, уносясь – вероятно - в венерологический диспансер. А я беззаботно двинулась к подъезду, и тут…
- О Господи,- пролепетала, - ведь и я тоже …
 
Жених
Энтузиазм у Аллы безудержен. Загоревшись какой бы то ни было идеей, она становилась похлеще бульдозера. Оттащив меня в редакционную курилку, где на тот момент апатично дымил «Винстоном» наш фотокор Генка, и, загнав всей своей массой в угол, – чтобы наверняка – Алка жарко зашептала:
- Есть кандидат, что надо. Не женат. Красавец и вроде не дурак.
- Куда кандидат? Во что?
Алка покосилась на безмятежного Генкину, вкушающего последние никотиновые дозы и, громогласно ляпнула:
- В настоящие мужики!
Геннадий сонно посмотрел в нашу сторону и, тыкнув окурок в бнку из-под кофе, вяло поплелся на рабочее место. Генка отличался какой-то потусторонней флегматичностью нарастающей до безразличия ко всему живому после сытного обеда.   
Алка, между тем, была полна сил. От нее за версту разило сводничеством.
- Квартира двухкомнатная, машины, правда, нет,- продолжала скороговоркой,- военный, кажется  майор. Тридцать лет и…
- Так, - придя в себя, перебила, - я сама  устрою  свою личную жизнь.
- Уже доустраивалась, - ядовито отозвалась, - ты же в мужиках не бельмеса не разбираешься. Хватаешь, что попало, а потом стонешь. Видите ли,  подонки кругом, козлы одни и на уме у них трах. Не умеешь выбирать, так не лезь. А я знаю толк в настоящих мужчинах.  Раз ты решила стать нормальной, то я тебе помогу. Положись на мой опыт.
- Слушай, отшкрянь, а? – Взмолилась. - Дай передышку. Надоело мне. Ничего путного из этого не выйдет. Натура у меня такая, понимаешь? Только зря время потрачу больше разочаруюсь, - канючила, бестолково барахтаясь в углу.  Алла налегла грудью, как на вражеский бруствер. Я пискнула и от греха подальше согласилась. Подруга обладала слишком убедительными формами. Она удовлетворенно отступила, а я свободно задышала.
- Тогда завтра в семь у меня. – Победоносно провозгласила, - и только попробуй какую-нибудь нелепицу выдумать и не явиться!
-Но…
- Никаких но,- оборвала, - он  приглашен.
- Ну, ты даешь! – изумилась.
- Не дашь, так ты в девках и с девками заваляешься. Шанс! Его нельзя упускать! Сам в руки идет.
- Хорошо.  - Окончательно сдалась.  Посижу. Мило поулыбаюсь. Лпну какую-нибудь хрень, а там само рассосется. – Во-первых - как его зовут, а во-вторых, где ты его откопала?
- Другой разговор,- обрадовалась сваха,- это детский товарищ моего Гришки. Григорий превзошел всех бывших любовников Алки по срокам выживания рядом с этой архиэнергичной теткой. – Зовут Федор.
Я тщетно хмурила лоб.
-И не вспомнишь,- заулыбалась во весь свой густо напомаженный рот,-  Федор на Дальнем востоке служил, а здесь мать жила. Так она недавно умерла и он перевелся сюда.
- Он что, дефективный какой?
Подруга вытаращила глаза:
- С чего ты взяла?
- Не был, не привлекался. В тридцать лет быть холостым, согласись, как-то подозрительно.
- Ничего подобного, - запальчиво возразила, - он очень серьезный, баб на переправе не меняет. Я бы сама не прочь его ху-ху, да к Гришке  привыкла. А Федьке постоянная женщина нужна. Может быть даже жена. Выяснишь сама. Сведения ты легко добываешь.
- О! Черт! – опомнилась,- мне же через десять минут в интервью в мерии. Все. До завтра!
- Только попробуй не приди! – Выстрелом в спину ударила угроза. – Оденься по-человечески!
Я затормозила в конце лестницы, заорав вверх:
- Это как?
- По-женски, дура!
Какой стиль одежды имела в виду устроительница судьбы, я не знала, и догадываться не желала. Не хватало ломать голову над тряпками, выворачиваясь наизнанку ради каких-то двух яиц, пусть даже перспективных. Если суждено, то жизнь распишется за нас там, где надо. Однако совсем манкировать Алкины ожидания, было бы непорядочно.
На дне ящика откопала желто-бордовую кофточку с углубленным вырезом, который особенно четко выявлял вторичный половой признак. Заниматься сокрытием данного природой богатства, мне не нужно. Не жалко, любуйтесь. К гардеробу добавила черные джинсы, распихав по карманам ключи, деньги и мобильный. Не тащить же с собой на свидание портфель, а дамской сумочки у меня с роду не водилось.
- Ты что! – шарахнулась при виде меня Алка.
- А что? – невинно отозвалась.
- Не могла в платье явиться?! – напустилась подруга. - У тебя же ноги прямые! Боже! – воскликнула, внимательно присмотревшись к моей непокорной физиономии, - и не накрасилась, чувырла! Как тебя вообще человеку показывать?!
- Ну и не показывай, - оскорбилась, - больно надо.
Заметив, что я нашла мало-мальски подходящий предлог, чтобы унести ноги, Алла срочно смягчилась:
- Ладно, на, губы накрась, - протянула помаду.
Обводя контур губ, я мстительно отозвалась:
- В отличие от некоторых, не собираюсь таскать на себе тонну косметики. Я предпочитаю быть естественной до безобразия.
- Оно и видно, -  укоряющее согласилась хозяйка,- и вообще, умничать забывай. Мужики не любят ироничных дам.
- Мне что тогда, одни глупости говорить? – Следуя за хозяйкой дома в комнату, поинтересовалась.- Лучше уж молчать.
- Вот и молчи.
- Вот те на! – воскликнула я, завидев шикарный стол, щедро заставленный снедью. Он поумерил мой враждебный настрой.  Стало даже как-то неловко от своего желания не понравиться гостю, погубив тем самым Алкино усердие.
Временами с ней случалось поучающая назойливость, доводящая меня до раздраженного исступления. Но когда она искренне старалась помочь, то радушие и хлебосольство было беспредельно.
Алла встревожено носилась возле стола, совершая ритуал последних приготовлений.
Я подрастерлась:
- Слышишь, Алк, мы что, втроем будем?
- Нет,- отозвалась, впихивая салфетницу между блюдом из маринованных огурцов и салата,- он с Гришкой придет.
Алла не так давно рассталась с мужем и ждала от Григория ответного шага. Он с переменой места жительства не торопился, что бесило решительную подругу. Впрочем, распрощалась со своим вторым мужем - Толиком, Алка не потому что неистово рвалась в Гришкины объятия, а из-за скупой натуры Анатолия. Не могла ее широкая душа вынести откровенного скрягу. Грандиозная склока состоялась после того, как Толя не найдя более подходящего места для утаивания денег, схоронил их в плафоне. Вечером тайник ярко светился купюрами. На изъятое, довольная Алла приобрела себе сапоги, а гремучий Толя подал на развод.
Этот разудалый стол, выглядел точно символ финансового раскрепощения.
- Не нравятся мне  смотрины,- заметила я, разглядывая водочную этикетку. Уловив мой интерес к бутылке, Алла предостерегла:
- Только попробуй нажраться! Я тебя с приличным человеком знакомлю. А не с каким-нибудь алкашом под заборным, так что будь добра лицо держать и не в тарелке!
- Не буду, ты в оливье горошек добавляешь.
Дружный смех оборвала противная трель дверного звонка.
Алка засуетилась, забегала, секундно прихорошилась и умчалась открывать дорогим гостям. Сколько прыти, да при таком весе!
Переживать неожиданности  проще сидя. Я шлепнулась на диван.
Первой вплыла сияющая Алкина масса. Отражая яркость своей безупречно лысой головой, за ней вкатился Григорий. Как бы на отшибе их общего воодушевления находился предназначенный мне женишок. Предпочитай я мужчин, данный субъект был бы в моем вкусе: подтянут, смугл, с карими глазами из-под густых бровей, с четко очерченным губами и резкой формой крючковатого носа. Мужественное лицо, ничего не убавить, ни прибавить. С таким ликом раз пять, как минимум, можно в брак вступать, как на пьедестал. «Наверное, слишком привередлив и неуживчив, - оценила, - впрочем, мне с ним не до шашней, а для Алиного успокоения.
Нас представили. Он вежливо поздоровался. А я церемонно строила из себя жеманное создание. Алка фыркнула в мою сторону. Я осознала и пришпорила шокирующие старания. Не с порога же «нравиться» гостю. Приличие надо иметь.
Алка своим неугомонным щебетом пыталась подчеркнуть свое радушие. Все устроились по местам. Пьянка взяла старт. Выпили.
 Наверное, застенчивой девице полагается мимолетно зыркать на ухажера, а не открыто пялиться. Я скромно потупилась в свой пустой бокал. Нет, ну не получается у меня на сухую вести содержательные разговоры:
- Гришь, между первой…
Григорий с послушной готовностью набулькал в тару.
Упуская из виду укоряющее каждой черточкой Алкино лицо, я устремила беззастенчивый взгляд на кавалера. Он тоже взглянул. Надо же! Все люди, как люди, а между нами вместо тока вожделения проскочила искра насмешливого понимания. Видать и его забавляло навязанное свидание. Слегка похорошело. Похоже, я приходила в отважную стадию. На подвиги еще не тянуло, но уже хотелось поговорить, порасспросить…
- Что, на Дальнем Востоке уссурийские тигры по улицам ходят? –начала.
Гость внимательно обозрел меня, - видимо, стараясь понять, где заканчивается шутка, и осторожно произнес:
- Возможно, в таежных селениях и ходят, но не в городах и поселках. Владивосток, столица Приморского края. Город портовый и очень богатый с отлично развитой инфраструктурой.
Гришку ровным счетом не волновало ничего, кроме процесса выуживания из тарелки маринованных грибов. Один, дюже верткий, уже распустил сопли на столе. Алка же, как эскадрилья бомбардировщиков, закидывала меня уничтожающими взглядами.
Как ни в чем ни бывало, словно это обыденность - создавать мерзкое впечатление, я продолжала:
- А с медведями как? Не забредают?
Федор рассмеялся так, словно ударили в колокол. Смех звенел и дребезжал, отзываясь в нас улыбками.
- Если только из зоопарка сбежит. Но я о таких случаях не знаю, - пояснил, отсмеявшись.
Подруга, отшвыряв в меня весь свой стратегический заряд гнева, в безнадежном изнеможении послала одинокий и обреченный, мол, тупица ты и пятки у тебя грязные.
Водка делала надежное дело, придавая мне непринужденность умничанья в открытии образовательных горизонтов. Именно того, что так опасалась Алла.
Откушав огненной воды, продолжила выставлять себя дурой.
- Владивосток, он на Охотском море? - географическая осведомленность не знала границ. Даже невозмутимый Григорий неладно покосился в мою тупую сторону. И вместе с остальными знатоками земли русской принялся объяснять то, что я знала с начальной школы. Они галдели наперебой, особенно старалась Алла. Мужчины, поняв, что ее трубный глас даже вдвоем не перекрыть смолкли один за другим. Пока подруга кипятилась в своих познаниях, мы пропустили еще по одной - за эрудицию. Я уже веселее смотрела на Федора. Посетило ощущение, что что-то должно случиться, отличное от предыдущих похабных опытов. Он тоже не спускал с меня оживленного, внимательного взгляда. Так, что мне ненароком стало казаться – видит насквозь. Это одновременно и пугало, и привлекало. Редкий мужчина с первого знакомства способен проявить чудеса проникновенности, разве что физические. Странно, но я стала ловить себя на мысли, о том, что с этим мужчиной могла бы создать тесные и серьезные отношения. Откуда? Почему? А главное, зачем? Родить, в конце концов, не статью и даже не рассказец, а ребенка. Жить, как принято у порядочных обывателей. Быть такой, как положено: типичной женщиной, отдающей себя на благо служения мужу и детям, реализующейся в них и за счет них, а не сама по себе, как отдельная полноценная личность. Полноценная…
Выпивать дальше как-то расхотелось. И нести чепуху, - знамя независимости - тоже. Я глубокомысленно притихла. Алла сначала тревожно взирала на меня, ожидая какой-то экстремистской выходки и, не дождавшись, расслабилась. Конец вечера протек в уютных беседах: о том, о сем и, в общем-то, ни о чем.
Алкоголь закончился, пришло время покидать гостеприимный дом. В прихожей, старательно сохраняя равновесие, сосредоточенно обувалась. Не припасено у Алки для подобных случаев посадочных мест. Балансируй тут, канатной плясуньей. Федор, обозначившись в проеме, предложил проводить. Тело удивленно качнулось, сбившись с запрограммированной мозгами дистанции. Ночная «провожалка» - первый шаг к алтарю. Туда ли я «пляшу»? Вопреки здравому смыслу, оттесненному алкоголем, утвердительно кивнула, рассудив, что крепкое плечо в дороге не помешает.
Подсознательно ощущала, что Федор напрягать не будет, ни в разговоре, ни в настоятельных приставаниях. Чувствовалось в нем то редкое мужское достоинство, которое складывается не от сексуальных успехов и мнимых побед, а от внутренней цельности, мужественной уверенности в себе.
 С женщиной общее всегда найдется, а о чем с настоящим мужчиной толковать, как искать точки соприкосновения? Интимно сблизиться не проблема – на раз, в этот я уже удостоверилась. На два - жутко разочароваться в себе и партнере, на три – избегать невыгодных ситуаций, грозящих повторением. Арифметика комплексов. Похоже, я в них, как в шелках.
Мы шли по притихшим улицам. Полная луна меланхолично дарила холодный свет, отражаясь, где придется. Шальным разноцветием иллюминаций зазывно вздрагивали витрины. Редкие машины шуршали асфальтом, проносясь мимо. Ночные гуляки куда-то резко запропастились. Если и возникали живые души, то в необозримом далеке, смутными силуэтами, тут же исчезающими в темном пространстве. Создавалось впечатление, что мы одни, словно персонажи из какого-нибудь женского романа, полного любовных перипетий. Но город не вымер, город жил сонными иллюзиями. В душу несмело проникала любовная греза. И какая же женщина не любит романтики? Только и осталось: посчитать звезды на небе, обзавестись сладким поцелуем, послушать лиричные признания для полного идиллического эффекта.
Хотя, что это я размечталась. Ничего подобного сроду не происходило. Он рассказывал о богатой и бесподобной природе Приморского края, о тайге и нравах людей. А я слушала и понимала, как дорог ему этот край. Земля, где осталось сердце. И мое отзывалось. Неожиданным, необъяснимым созвучием. Наверное, после подобного ощущения говорят: «Кажется, что мы знаем друг друга всю жизнь».
- Знаешь, мне кажется, что мы давно знакомы, - медленно произнес он.
Растерявшись, хмыкнула. Ехидно как-то получилось. Не честно.
- Наверное, встречались в прошлых жизнях, - смягчила, - почему ты не женат? - перевела разговор от греха подальше.
- Банально все и неприятно, - ответил со вздохом сожаления, - встречались больше года. Поговаривали о свадьбе, но выяснилось, что у нее есть другой. Давно. С ним она планировала дальнейшую жизнь, а я? Мама умерла и вот решил перевестись сюда.
- Сомнительно, что такого мужика, можно предпочесть другому.
Рассмеялся с долей горечи в голосе:
- Я был для нее запасным вариантом. Военный. Маленькая зарплата, общежитие и смутные перспективы. Что с меня взять? А женщины, подобные ей, стремятся к красочной жизни.
- Сплошное разочарование, - пробормотала.
- А ты? Ты… одна? - Нерешительно так.
Закономерность ранимости – где больно туда и наступят.
- В общепринятом значении – да, Алка же не зря нас сводила. А в частном – нет.
- Что ты имеешь в виду?
Молчать бы в тряпочку, хомутая этого незадачливого красавца. Потом бы притащить в загс и все как у людей: дом, муж, дети, быт…
Как и любая женщина, я моментально почувствовала своего мужчину. Федор был славным человеком и мог стать отличным мужем и отцом. Тем, с кем случится все, что нужно, который будет благодарен за все, что смогу ему дать. Не в этом ли кроется гармония взаимоотношений?
Мы оба прошли через ложь, предательство и измену. Мы понимали. Повторения этих жутких ощущений я не желала бы ни ему, ни себе. Слишком привлекал Федор, слишком прониклась его болью, чтобы стать в один ряд с лицемерными тварями на его пути. Сострадание, кропотливо выработанное журналистикой, очнулось и засвербело. Противно так и неугомонно карябало совесть. Обманывать его не хотела, ломать себя – не могла. Крушить, не строить.
- Я живу с женщиной.
Он замер:
- С женщиной?!
 Смятение, удивление и даже испуг сквозили в вопросе. У меня перехватило горло. Развернувшись к нему и не в силах выдавить из себя ни пол слова – кивнула. Так мы стояли на тротуаре в отблесках искусственных огней, наблюдая изменения друг в друге. Казалось, Федор как-то внутренне сжался, потеряв статную форму, став маленьким и уязвимым, а мгновение спустя он вновь сделался большим и сильным.
- Ты же можешь с мужчинами. – То ли предположил, то ли утвердил.
- Могу.
- Тогда ничего страшного. – Выдохнул.
- Ничего … - эхом отозвалась, - пришли. Я здесь живу.
Не прощаясь, юркнула в темный, не свой подъезд. Чернота и распирающий комок в груди – не выплюнуть, не проглотить. Побежала через ступеньки – вверх. Представлялось: чем выше, тем надежнее разрыв, с Риткой, с ним, с собой… Этажи… этажи…этажи… Я задыхалась. Не в силах сдерживать вырывающееся сердце - остановилась, схватившись за перила. Измениться можно… Можно, находясь в надлежащих и подходящих условиях. Можно, при стойком рвении стать не тем, кем являешься. А я была тем, кто есть.
Сколько времени прошло - не знала. Выйдя в сгустившуюся темень, куда-то потащилась. Движение, все равно куда – умиротворяет, собирает мысли, как чабан отару в тесное стадо. Жгучая тоска не замедлила радостно заглянуть на огонек, приголубить взбалмошную девку.
Потянуло к воде с уныло покачивающимся отражением мира. Речка оказалась тут, неподалеку. Я шагнула в самую гущу сумрака, скопившегося на пологом берегу. Водоем когда-то носил гордое название «Шумный», с течением времени захлебнувшись от сбросов человеческой жизнедеятельности. Он уже не рокотал лихими перекатами, а вяло тащил тягучие воды вдоль загаженных берегов. Спотыкаясь и оскальзываясь обо что-то пакостное, упрямо лезла к раскидистому кустику около воды.
Вполне пригодное пристанище чтобы окунуться в бездну… раздумий. Редкие блики натужно переливались на черных волнах, создавая впечатление гибнущих в жуткой пучине светлячков. Что-то и во мне умирало. Занудно и неотвратимо. Женщины…Мужчины… Женщины… - игрушки друг у друга.
Орел или решка? Мужчина или женщина? Кто первый ляжет на ладонь судьбы? Из кармана я медленно вытащила монету…
…И в нервном испуге вздрогнула, выронив. Ночная нелегкая кого-то несла в мою забубенную сторону. Замерла ожидая, что пронесет. Несло… Здесь вам не кино, где герой полый смелости и решительности борется с неожиданностями и даже не романчик, где персонаж опрометчиво кидается из крайности в крайность, выходя сухим из грязных вод обстоятельств. Я же обычная баба, как живу, так и существую. Мне не откуда знать, чем дело кончится. Цыганки да гадалки с детства стороной меня обходят, в отличие от неприятностей. С каким-то завороженным вниманием ждала приближения мрачной громады. Черный силуэт, быстро подобрался на расстояние, когда до жертвы – рукой подать. Драпать бесполезно и опасно. Страх распаляет злобную агрессию. Нависнув надо мной, как карающий перст над грешницей, мужик начал стряпать разговор. Пронзительный голос с хрипотцой, как стилет рассек воздух:
- Влда, констатировал.
- Да, - опасливо подтвердила.
Хмель, как рукой сняло. Дух зашелся в леденящем ужасе. Вот и смертный час подоспел, а я с Риткой не помирилась, не сказала главных слов. Бля-яяд-дь!
Час насилия, это хоть и мерзкой, но час надежды на жизнь! А такой выродок кокнет - воздуха перехватить не успеешь. Злодейский вопрос садиста прозвучал предсмертной судорогой:
- Не страшно?
Джентльмен хренов, сначала бы придушил, проломил череп, зарезал, застрелил…, а потом любезно бы интересовался, здоровьем, ощущениями, планами на будущее...
В обреченном ступоре, мертвой хваткой вцепившемся в горло, пролепетала:
- Нет.
- Вода,- заметил, всматриваясь в монолитность волн. Душить не будет, утопит и буль-буль, - тихо, а меня выгнали. Пришел к ней, а там, другой дядька. Муж, говорит. - сбивчиво объяснял, - она ничего не говорила. Я думал, один. Как так?
Он обиженно замолк. С таким душевным надрывом или сразу со злости убивают, кого придется или вот так облегчают душу с первым попавшимся претендентом на изнасилование.
- Бывает, - осмотрительно отозвалась. Перепуганные звуки вкрадчиво вернулись в уши, устрашенные образы медленно втекли в зрение. Блики на воде шустро забегали, засверкав многообразием. Жизнь аккуратно возвращалась. Я напряженно глазела на его рот, пытаясь высмотреть полный комплект золотых зубов. Они были обычные, свои. Не обнаружив первого признака тюремного шика, стала искать следующий - синеву наколок. Странно, но открытые участки тела оказались чистенькими. Какое-то чудное недоразумение первого впечатления стояло передо мной.
- Зачем - продолжал горестно трубить,- мама сказала, я купил. – Достал из-за пазухи бутылку шампанского, начав размахивать ею так энергично, что у меня пересохло горло. Долбанет невзначай и поминай, как звали. – Она дверь захлопнула. Почему? – Воздух с шумом рассекла стеклотара.
Жалко как-то стало этого слабоумного бугая с мордой прожженного уголовника. Как утешить его, чтобы успокоился, чтобы слова казались не пустым звуком, а чем-то полным проникновенного понимания - не знала. Когда меня бросали, то выручал, правда, на некоторое время, алкоголь. Я сглотнула:
- Давайте выпьем.
- Да.
Хлопнула пробка. Содержимое интеллигентно вспенилось. Мы познакомились, звали громилу Эдиком. Хлебали прямо из горлышка, по очереди. Он заунывно продолжал поражаться расчетливости и подлости баб. Как будто женщины обманывали и предавали его впервые. Говорил об этом он как-то не гневно, не яростно, а с какой-то обиженной скорбью, как наивный ребенок.
- Женская натура сложная. Порой они сами не знают, что хотят, а если и знают, то не ведают, что творят, - делилась секретом женского коварства,- наверное, все дело в разнице протекания эмоциональных процессов. У мужчин они могут быть глубже, но не интенсивнее. А у женщин ярче и быстротечнее. После какой-нибудь эмоциональной вспышки у нас всегда включается ум, который все контролирует. А у мужчин он работает всегда, только чувства иногда включаются.
Ни с того ни с сего собеседник цепко схватил за руку:
- Раздевайся, - глухо произнес.
Вот извращенец, так извращенец! Сначала разжалобил жертву, напоил, расслабил разговором, а теперь потеху подавай. Изверг дефективный!
Бесстрашно, откуда только силы взялись, взглянула в физиономию опасности. Черты натурального маньяка предстали передо мной. Жуткое своеобразие портрета – глазки из-под нависших надбровных дуг без бровей и мохнатая шевелюра, отвисшая нижняя губа и срезанный подбородок. Все в нем – богатая дисгармония. Подобными образинами шаловливых деток запугивают. В таких экстренных случаях размышлять – смерти подобно. На каком-то неведомом инстинкте самосохранения начала изворачиваться, озвучивая то, что никогда со мной не случалось. Слова, будто давно заготовленные произносила тем тоном, которым рассказывают о чем-то прекрасном, умиротворяющим детям, с умственными отклонениями:
-Эдуард я не могу раздеться, потому что ты крепко держишь меня за руки и мне становиться больно. Ты же не хочешь делать больно. Я знаю тебе очень больно. И мне тоже. Очень, очень. У меня был парень. Он подлец и гад. Заразил меня СПИДОм. Ты знаешь, что это за болезнь? Нет? Я скоро умру. И ребенок, ребенок... Я не знала и забеременела от него. Думала, любит, так же как и тебя. А он бросил. Мать выгнала из дому, узнав. Знаешь, я хотела,… хотела, – Всхлипнула, уже сама, поверив в эту историю, -утопиться. Вот сейчас, только что, пока ты не подошел.
Слезливый рассказ без страха и мольбы о пощаде подействовала на человека. Как только не сыграешь, чего не скажешь ради спасения шкуры. Жить! Неимоверно хотелось жить! Хватка ослабла:
-Не надо, - услышала, и он отступил. - Домой. Много плохих людей кругом. Домой… домой. Эдику домой. – Твердил, отступая. Не переставая заученно повторять одно и то же, парень развернулся и поплелся в предутренний сумрак.
Утря слезы и стряхнув сопли, я поняла, что самая страшная опасность миновала, и, скорее всего, не для меня, а для той, другой - кем я была несколько минут назад. Отчаявшейся убийцей маленького, беззащитного живого комочка внутри себя. Потрясение было так сильно, что несколько тягостных минут осознавала себя, понимая и не понимая, принимая и отвергая то, кем была и кем стала. Мгновенно осознав, смысл жизни. Жизнь – самое бесценное, что у нас есть. И даже этот парень с дурнинкой кому-то нужен. Возможно, для спасения той беременной женщины, которой я была несколько минут назад. Ничто не случайно. Произошедшее было не сном, не бредом, а вполне осязаемой реальностью. На руках остался след его жесткой хватки. Ноги внезапно ослабели, и я присела на какую-то корягу, приводя встрепанные чувства в относительный порядок. Я была… Я жила… Такой…не такой… разной…любой…- живой! Жить! Каждую секунду этого дня! Любить! Ценить единственную женщину – жизнь!
Нежные лучики зари рождали день…

Наташка, редакционный секретарь, не успела я перевалить через порог, впала в свое утреннее недовольное амплуа, забухтев:
- С утра звонят. Оборзели. Твои поклонники. И чего хотят? Молчат, не представляются даже. Выдели себе специальное время и сиди общайся. А то отвечай за всех. «Важная информация», - говорит. У всех важная, звонят…
В это бесподобное пасмурное утро новой жизни мне дела небыло до ее бубнежа. Радостно улыбнувшись, ответила:
-Наташка, ты прелесь.
Она поперхнулась звуком, очередного нудяжа и притихла.
А я окунулась в житейскую круговерть, жизнерадостно наслаждаясь каждой секундой. Даже шум кондиционера и чваканье клавиш на компьютере Таньки, экономического обозревателя, не нервировали.
Таинственный осведомитель напомнил о себе к вечеру, когда, я, кипя энергией, собралась бежать на встречу с чиновником из мерии:
- Для вас есть любопытные сведения, - прозвучал в трубке ровный, даже с какой-то тусклинкой голос.
- Здравствуйте, - с напором ответила, призывая к вежливости. – Какая?
Отрывисто:
- Важная.
С эпохальными вестями нашу редакцию осаждают от 10 до 30 человек в день. Все с намерением открыть целебную правду миру, от которой тот преобразится, покатившись к прекрасным далям. Обращение в газету, скажу я вам, никудышный способ проявления альтруизма. СМИ без посторонней помощи в состоянии до смерти заинформировать все человечество.
- Приходите, - взяла тон абонента.- С чего наша газета и почему я?
- Во-первых,- терпеливо принялись объяснять, - у вас самый большой тираж, а во-вторых, я слышал о вас, как о лучшем криминальном репортере в городе. Вы единственная, кто справится с такой информацией. Она затрагивает многие политические и силовые структуры нашей области.
Ухитряются же некоторые типы поймать изворотистого, но вечно голодного до сенсаций репортера. Вдруг это первый и последний шанс для покрытия имени налетом славы? Сенсация сама плыла в руки. Упустишь, а потом пиши всю жизнь, что попало. Мы договорились о встрече.
Персонаж выглядел колоритно: одежда, в лучших традициях некоторых героико-эпических киношек - цвета ночи, а во внешности, типичнее дары русской глубинки - рыжие волосы и пухлые губы.
- Пойдемте, - отрывисто бросил.
Меня охватило ощущение надвигающейся интриги, а необъяснимый магнетизм заставил пуститься вслед, размашисто шагающего чуть впереди человека. Жить, так жить, изведывая все факторы до конца!
Дворы, подворотни… Маршрут спутник путал отлично. К заваленному мусором оврагу мы могли бы подойти кратчайшим путем, если бы незнакомец знал - я уже давно заблудилась.
Мужчина протянул лист бумаги. Попытка завладеть им не увенчалась успехом.
- И чего? – Недовольно пробасила я.
Хмыканье в ответ прозвучало одой моей глупости. Местечковая разновидность шпиона тряхнула прямоугольник. На волю выскользнула часть диска.
- Теперь берите.
- Ну и что там? - Игра в резидентов все больше захватывала.
- Саша, вы знаете, что такое психотропное оружие?
Не удивилась я, откуда этот тип знает мое имя. В газете оно - черным по белому.
- Частично. – Уклонилась. - А вас как зовут?
- Вульф. Если кое-кто узнает о том, что я «слил» вам инфу - считай - вас нет. – Пронзительно испытующий взгляд, прикрытых зеркальным «мраком» глаз, прошелся по мне ланцетом.
- Как это нет? – Вздрогнула.
Знакомец издал нечто похожее на сдавленный рык. Так он, оказывается, смеялся:
- Одни заинтересованы в ее сохранении, другие в приобретении. А вы между. Усекаете? Я-то исчезну. А вот вы.… Вы не заметили, как мы шли?
Агентские штучки не входили в репертуар моих повседневных развлечений.
- Нет, - сдавленно вякнула.
- На встречу движению, - заявил властным тоном, - чтобы вовремя заметить слежку.
- Нахрена мне это?!! – Взвинтился испуганный голосок, - детские шалости какие-то, - добавила я не так крикливо. И попыталась отвлечься на: пение птиц, зелень листвы; в конце концов, на: бутылки, банки, обрывки бумаги и прочий сор под ногами. Жуть как тонизирует.
- За такие шалости, уверяю, в цемент закатывают,- ощерился «серый». Обещание прозвучало с нешуточной убедительностью. Вульф, казалось, был удовлетворен эффектом запугивания. И совсем, вроде, невпопад:
- Твоя бабка лесбиянкой была.
От такого ошарашивающего заявления я осела. На корточках было значительно удобнее переваривать услышанное. Вспомнились старушки: одна - тихая, богобоязненная мать семерых детей и другая - истово верующая в Сталина, председатель колхоза, жена лихого комиссара. Какая из них?
- С чего вы взяли? - Заговорила охрипшим голосом, мусоля грязную обертку «Примы», в растерянности извлеченную из-под останков чьего-то пиршества.
Черные очки сверкнули торжеством. Голос же, напротив, прозвучал сухо:
- На каждого кое-где имеется досье.
- И чего? – Тупо спросила у растерзанной пачки папирос.
- А то, что тебе надо быть предельно осторожной. Моих отпечатков на диске нет, а твоих - куча. Там зашифрован текст. Мой совет, найди хорошего хакера. Постарается - за неделю расшифрует.
Оцепенение отпускало:
- Чего ради? Может там пустышка?
- Все может быть,- неопределенно клацнул-ухмыльнулся агент, - скажут так: существуют приборы, которые обрабатывают подсознание человека и он теряет контакт со своим прошлым. Таким человеком можно легко управлять. Люди не чувствуют воздействия. Таким образом любым человеком можно легко управлять. И вот еще что, хотя и так много наболтал, у нас в городе есть пара-тройка штучек.
- С чего я должна верить? – Попыталась трепыхнуться, хотя понимала, что такой вопрос все глубже засасывает в пучину очевидного невероятного.
Собеседник молниеносно пустил в меня блик очков и уставился куда-то вдаль, точно Наполеон при Аустерлице.
- Видите ли, - не отрываясь от дали, продолжил,- у вас УЖЕ нет выбора.
В «уже» отчетливо послышался шум земли, глухо падающей на крышку гроба. Вульф хладнокровно продолжал:
- Это – подчинение без крови. Прибор, почище ядерной бомбы. Вы, естественно, не могли знать, не тот уровень доступа,- пробормотал как бы про себя, - ими можно влиять на толпу на огромных расстояниях.
- Какой смысл?
Очки отразили сочувствие к бестолковой жертве:
- Таким оружием можно легко «охладить» толпу, если ситуация выйдет из-под контроля. Сформировать чувство страха, неуверенности, подавленности или вовсе довести до сумасшествия. При возможности избрания нежелательного кандидата в психике ректората запросто создается дискомфорт. Вы что думаете, у власти люди и политические партии избранные народом?
Дожилась… Вот тебе и Юрьев день с ягодками и цветочки. Стебельки да колючки, как пить дать, украсят могилу неизвестной дуры.
Подкатившая истерика влепила крутую затрещину:
- Да кто вы вообще такой?
- Тот, кто знает.
- Что?
- Все.
- Для чего?
- Управлять людьми. - И внезапно - Почему бы нам не поужинать?
Сглотнув залп слюны, испытующе уставилась на субъекта, пытаясь разгадать истинные мотивы гастрономической щедрости.
- Вам же интересно, - констатировал, улыбнувшись. Улыбка, такая мимолетная, такая искренняя, такая очаровательная, словно ее долго хранили и пестовали для подходящего случая, озадачила меня так, что я, во что бы то ни стало, захотела нажраться за чужой счет.
- Удовлетворять любопытство моя профессия, - высказалась с претензией на мудрость.
Еда подействовала на Вольфа расслабляюще. Но сбрасывать таинственную личину он не собирался. Узнала негусто: работает в жутко засекреченном месте, любит пиццу и почти не пьет алкоголь. Зато я крепко приложилась к рюмке, в попытке отвязаться от навязчивого ощущения вежливого давления. В начале процесса потребления горячительного мне еще казалось, что замышляется, что-то странное, а я точно щенок играю собственным хвостом. Вскоре градусы оттеснили чувство осторожности. В башке поселилась муть, а душу оккупировал задор. Дымчатое сознание с пленительной требовательностью манило на подвиги...
… Такси припарковалось.
Приключения тронулись…
Опасения угодить в непредвиденную передрягу не возникли даже тогда, когда расплывающийся сумраком городской пейзаж утратил высотность многоэтажек. Как-то не верилось, что завезут черт знает куда и сделают со мной черте что. Откинувшись на мягкий подголовник, я расслаблено наслаждалась движением. Оно вскоре завершилось возле каких-то сумрачных двухэтажных коробок скученных, словно существовать в этой потерянной глубинке им было боязно. Справа зиял пустырь. Место, во всех отношениях, приятное для изнасилования. Вместо того чтобы перетрусить, намертво прилепившись к сиденью, я лихо выскочила из салона:
- Ну что, куда?
Вольф кивнул на дома. Я бодрой овечкой потрусила на закланье.
Тусклый свет в заставленной и заваленной вещами прихожей, голоса из дальней комнаты - все, что успела запомнить при входе. Кавалер быстро затолкал в какую-то комнатку. Включил ночник, магнитофон. Оглядевшись я не нашла ничего примечательного. Ззаурядная даже захудалая обстановка: старый стол, незапамятный шкаф и древняя кровать. Мистическая музыкальная композиция с резким карканьем ворон добавила к антуражу зловещий оттенок.
- Что за хрень?
- Я магистр черной магии, – гордо изрек,- тебе как журналисту будет интересно поучаствовать в наших шабашах. Девственницы и все такое…- и многозначно замолчал.
- Слушай, выпить есть чего? – «струхнула».
- Сейчас принесу, - с готовностью отозвался.
Вместо того чтобы удрать из помещения от греха подальше, я принялась рыскать в шкафу. Среди чернокнижья обнаружилась его фотография. На обороте надпись: Сергей. Словно по волшебству, на пороге возник и сам «серый» с четырьмя банками пива. Самозабвенно присосалась к горлышку. Вульф, кажется, только делал вид, что пьет. Велась незначительная беседа о психоделической музыке, в ней не смыслила ни бельмеса, умудрялась раасуждать –по журналистской привычке- с видом знатока.
Когда я дошла до известной степени, за которой могла последовать совершенная отключка, он произнес:
- В шкафу коробка. Вытащи и посмотри что там.
- Хв-а-аит та-аинсвен-нн-оси, - возмутилась мало-мальски соображающая часть меня,- над-до-оело.
Он нахально ухмыльнулся. Я мямлила всякую несуразицу. Произносить слова становилось все труднее, они вязко барахтались на губах, не желая сплевываться в выжидающего собеседника.
- Ла-нно, - перебила сама себя,- пой-йду ф шкф-ф.
Содержимое коробки сначала озадачило, потом вызвало непроизвольный приступ смущенного гогота. Как натуральная лесбиянка, в половых отношениях я предпочитала пользоваться не механическими приспособлениями, а естественными частями тела.
Внутри лежал фалоимитатор.
- Надень,- с настоятельной игривостью предложил, - тебе пойдет. Там внутри есть специальная штучка для клитора, когда им пользуешься, она возбуждает.
На пробу напялила поверх одежды. Заманчиво посмотреться в зеркало с искусственным ублажателем наперевес. Хихикнув, сделала мастурбационные движения рукой. Мой приятель отреагировал довольно бурно, почти напав на меня. Его животный и между тем бережный напор неожиданно возбудили меня. С агрессивной страстью мы нападали друг на друга. Вскоре я оказалась без одежды прикованной по рукам и ногам кожными наручниками к спинке кровати. В полной власти этого странного субъекта. Торкнуло отрезвление – сейчас ка-аа-ак засадит! и не трепыхнешься. С женщиной запасаться презервативами не нужно, а с мужчинами я была так редко, что позаботиться о предохранительных мерах в голову не пришло. Теперь колотись в спазмах страха, пытаясь проконтролировать процесс. Ни расслабиться, ни оттянуться. Сплошной спазм напряжения.
- Развяжи, - потребовала.
Мужчина беспрекословно подчинился. Уф-ф, какое облегчение, точно в зале суда вместе с наручниками содрали кожу. Освободит-то освободили, а что дальше? Нужно было проявить деятельность и я оседлала товарища. В озадаченности застыла, разглядывая пухленькое тельце. Неприятно поразило отсутствие полновесной груди. Потыкав в мелкие соски языком, вновь озаботилась. Волк довольно жмурился. Не секс, а сплошные размышления. На инстинкты надежды мало, они трусливо затаились. С женщинами подобного не случалось. С ними одна нежная ласка гармонично перетекала в другую, наполняя обволакивающими ощущениями. Наступало полное раскрепощение, которое невозможно достигнуть с мужчинами из-за какого-то подспудного беспокойства, напряжения из-за возможности грубого вмешательства в тебя. Замешательство было воспринято, как намек на пассивность. Вульф накинулся на меня со всем натиском возбужденного до предела человека. Войдя в раж, заскрежетал зубами, хрипло простонав:
- Надень. В коробке смазка.
Теперь я понимаю привлекательность геевского секса. То чувство бесконечной власти, закипающей на уровне живота, огненными струями будоражащее нутро. Сладкая ярость бурлила, смешиваясь с отвращением к податливому мужскому телу. Новые, незабываемые ощущения, повторения которых я больше не хотела. Выдавать себя за того, кем не являешься и быть не желаешь – женщиной с ***м – не мое амплуа. Мне хватало пола, полученного при рождении. Жить, в котором я собиралась долго и счастливо. Но взятая на себя роль требовала бенефиса. Я поднажала.
- Кончаю, - выдохнул в подушку.
Неужели покончено? Возбуждение, точно ветром сдуло. Теперь можно с облегчением отвернуться и сладко захрапеть, как мужу, справившемуся с обязательной интимной программой. Предварительно, конечно, избавившись от ложночлена.
- Сейчас я и тебе будет хорошо,- прорычал постельный компаньон, принявшись громоздиться на меня. От такого вопиющего бесстыдства совсем вышла из себя, молниеносно стряхнув тело. Оно особо не сопротивлялось. Сбегало к столу и притащило печать, которую шваркнуло об мое бедро, твердо заверив:
- Теперь ты моя.
Противоречить беспардонному утверждению на сон грядущий язык не повернулся. Вдруг навалилась усталость, а с ней душевные муки. Неужели мужчины настолько ограниченны в своем восприятии? Черное и белое. Белое и черное. Другие оттенки не подводятся под общепринятый стандарт, а если и проскакивают в закостенелое сознание, то старательно приводятся к сложившемуся стереотипу: член - и никаких гвоздей. Фаллический мир, созданный мальчишками. Мало кто из мужчин, становясь взрослым, вырастает из детства. Все те же: автомобили, пистолетики, куколки…, только в иную величину и с другими последствиями.
Лучше бы мне не просыпаться этим утром. Во рту кошачий привкус. В башке смрад сдохшего сознания. Люстра! Не моя! Я запаниковала. Не мудрено, что белая горячка распахнула передо мной свои сказочные ворота, в которых ожидал меня не Господь Бог, топтался даже не Сатана, а гарцевал на белом скакуне (говорю же, горячка) Принц – утопический герой девичьих грез. Если так дальше дело пойдет, то через некоторое время передо мной будут скакать табуны белых лошадей с наездниками в образе коронованных особ. Не жизнь, а сказка. Ужас! Попытавшись обуздать смятение, страдальчески поворошила остатки памяти, пытаясь припомнить с кем тискалась в постели. Дама богатырски всхрапнула. Я струхнула. Опасливо поверув голову в сторону звука, уткнулась носом в веснущатую спину и… сразу … все… вспомнила. Кошки во рту забесновались, нагадив с удвоенным рвением. Кастрированная память - лучший симптом пробуждения, но не в моем варианте. Фигура зашевелилась.
- Привет,- повернулся с улыбкой, придвигаясь ближе. Поперхнувшись зевком, я уставилась в его темно рыжие глаза с какими-то искринками подвоха. Интрига не замедлила проявиться тыканьем тепло-упругого в мое бедро.
- Привет, опаздываю на работу! – заверещала, расторопно натягивая одежду. Пока он возился со своей, вылетела в коридор.
- А ты не… -, продолжение его фразы отрубила хлопнувшая дверь.
Голова на свежем воздухе прошла, но думами не наполнилась. К остановке в этом захолустье вышла по наитию. Так бывает всегда, когда устремлено не ищешь, а бездумно идешь в неизвестном направлении. «Тридцать третий автобус, к Ритке», - тюкнула мысль. Ее нежный образ полный очарования и спокойствия беспечно вторгся в скулящий мозг. Дом. Теплый дом. Рвануть? Не рвануть?
Автобус медленно отошел от остановки.