А мы и не прощались!.. от Ольги Сигачевой - Севастополь

ОТ ОЛЬГИ СИГАЧЕВОЙ - очерк опубликован на севастопольском портале "ГРАФСКАЯ ПРИСТАНЬ "
 
 Подарок Михаилу Лезинскому ко дню рождения: А мы и не прощались!..
 
 Не скрою, приятно было узнать, что мой дебют в «Графской пристани» – статья «Еще не вечер, Ваше Величество!» сразу же не остался замеченным давним другом – писателем Михаилом Лезинским. И уж настоящим сюрпризом стал его лаконичный блистательный комплимент, который, впрочем, я отнесла в большей степени не к себе, а к императрице Екатерине II.
 
 Ведь Михаил Лезинский – представьте себе! – был удостоен высочайшего внимания императрицы (и тому есть многочисленные свидетели!) осенью 1996 года, когда она почтила высочайшим присутствием центр детского и юношеского туризма, где Михаил Лезинский собрал друзей перед своим отъездом на землю обетованную. И удостоила его высочайшего пожелания дальнейших творческих успехов.
 Императорское слово – закон! Сколько вышло с тех пор новых книг Лезинского – не знаю, но три из них он, к счастью, не забыл прислать мне бандеролью …
 А с появлением у меня электронного адреса Михаил Леонидович изредка лаконично информирует и о своей жизни, заполненной путешествиями, творческими встречами, дарящими импульсы вдохновения. Причем, не забывает в этом калейдоскопе впечатлений о Севастополе и Крыме…
 А теперь обо всем этом – подробнее.
 
 ВДОХНОВЕНИЕ «РОДИНЫ ДУХА»
 
 Заповедник сердца, или, как выразился Максимилиан Волошин в начале XX века, «родина духа» – это тот единственный уголок земли, где творческий человек непостижимым образом ощущает благотворное влияние особой атмосферы вдохновения. Причем «родина духа» не всегда совпадает с местом рождения, и сам Волошин, уроженец Киева, после азиатско-европейского калейдоскопа впечатлений ощутил притяжение «родины духа» лишь в крымском Коктебеле.
 Не сразу вошел Крым и, главным образом, Севастополь и в судьбу Михаила Лезинского. Родившись в Одессе в тридцать первом, детство он провел на Севере, в тогдашней Карело-Финской ССР, куда в 1934 году был сослан отец. Оттуда Леонид Самойлович Лезинский добровольцем (точнее, по полученному из Кремля ответу на просьбу отправить его на фронт) ушел на передовую и в погиб под Смоленском в сорок втором …
 
 Воспоминания о войне ожили в повести Михаила Лезинского «Рядовые военного детства». Один из рассказов запечатлел эпизод, когда двое полуголодных чумазых ребятишек в сорок третьем на каком-то забытом Богом полустанке, минуя часового, пробрались в теплушку отправляющегося на фронт эшелона «штрафников» и «отработали» дарованный им хлеб и кипяток… мастерским исполнением татуировок орлов, чертей и, конечно, «модного» тогда лика «отца народов». («Мы не ведали, что творили, мы были детьми своего века-волкодава»). Особенно талантливо рисовал один из мальчишек – Ваня Шабалин. Оставил он на память татуировку и на ноге у Мишки…
 
 Много лет спустя Иван Трофимович Шабалин, ставший театральным художником, шутливо скажет другу-писателю: «Береги ногу, Мишаня! Узнают искусствоведы – отрежут и выставят в музее на потеху честному народу..».
 
 Может, это неистребимое чувство юмора и помогло выжить ребятишкам военной поры…
 Вышеупомянутая встреча произошла в Свердловской области, куда Михаил Леонидович приехал из Крыма, к которому к тому времени прикипел всей душой. А как же иначе, если Крымский полуостров стал для него неисчерпаемым кладезем тем.
 
 Кто, например, раскрыл суть «тайной миссии» в Крыму французской графини Жанны де ла Мотт – прототипа коварной «миледи»? Эта обаятельная великосветская авантюристка, появившаяся на свет в 1756 году, в тридцать лет угодила за решетку после филигранно осуществленной серии многочисленных махинаций и интриг. Но погибла ли она, бросившись в 1787 году со стены французской тюрьмы? Или, как полагают другие «биографы», выбросилась из окна позже – в 1791 году в Лондоне после какой-то ночной оргии? А может быть, ловко сымитировав «смерть», она скрылась от греха подальше… в Петербурге? Но почему десять лет спустя отбыла оттуда в Крым?
 
 И читатель захватывающей повести Лезинского – вновь на развилке версий … Возможно, император Александр Павлович, атакованный запросами из Франции о выдаче международной авантюристки, в конфиденциальной беседе с графиней дружески посо-ветовал ей укрыться от греха подальше в южном захолустье… А, может быть, она отправилась в Крым для того, чтобы вместе с двумя другими светскими дамами – женой парижского посланника Варварой Крюденер и петербургской сановницей Анной Голицыной осуществлять на практике привлекшие их внимание идеи социалиста-утописта Фурье о создании… обобществленных коллективных хозяйств.
 Из этого и других очерков («Следствие по делу «Черного принца», «Тайна писем Адель Оммер де Гель») сложилась книга «Тайны и загадки земли крымской», на основании которой можно говорить о серьезной разработке жанра, скажем так, краеведческого детектива.
 Колоссальную поисковую работу провел писатель, создавая «Хронику полка Герасима Рубцова» – волнующую документальную повесть о подвиге героических защитников Балаклавы в дни второй героической обороны Севастополя. Увлекательны очерки книги «Севастополь – Батилиман», где открытиями изобилует буквально каждый километр дороги и каждая пядь окрестностей. Главу «Дача Степана Скитальца» писатель намеревался «развернуть» в будущем в отдельную повесть. Это – не единственная дань памяти собратьев по перу …
 
 ЯРЧАЙШЕЕ СОЗВЕЗДИЕ «СЕВАСТОПОЛИАНЫ»
 
 Безусловно, кого угодно заинтриговал бы такой телефонный разговор:
 «–Мне бы хотелось встретиться…
 –Для встречи не готов: выбрит не чисто, галстук и носки не поглажены, ботинки без шнурков!
 –Я из Севастополя!
 –С этого бы и начинали! Севастопольцы могут прийти-приехать ко мне в любое время дня и ночи…».
 Так Михаил Лезинский вспоминает о знакомстве с писателем Лазарем Лагиным. Встреча их состоялась в начале 70-х, когда автору «Старика Хоттабыча» было уже за семьдесят, а Лезинскому – сорок – сколько Лазарю Иосифовичу было в годы войны. Тогда он, работая в политуправлении Черноморского флота, вел в газете «Красный черноморец» (предшественнице нынешнего «Флага Родины») сатирический раздел «Рында». Накануне боев за Крым там вышел фельетон «Санаторно-курортная справка», где Лагин, как заправский эскулап, рекомендовал фашистам целый ряд «лечебных проце-дур»: «уколы (штыковые), горячие припарки (артиллерийские), свинцовые примочки из первоклассных пуль, массаж прикладом»…
 Только за сентябрь–октябрь 1941 года Лазарь Лагин опубликовал во флотской газете десятки басен, фельетонов, сатирических «сказок», вселявших в сердца защитников Севастополя веру в победу, в чем он не раз убеждался, бывая на передовой. В июне сорок второго, в последние наиболее трагические дни обороны, фраза Лазаря Лагина «С миру по нитке – Гитлеру петля» аршинными буквами была написана на генуэзской башне в Балаклаве…
 Севастопольская эпопея, затем участие в Новороссийском десанте и боях за Николаев легли в основу повестей и баллад…
 
 Вспоминал старый писатель в беседе с Лезинским и о своем довоенном творчестве, о судьбоносной встрече с Маяковским… А с книжных полок на собеседников «смотрели» десятки бородатых «Хоттабычей» – ведь книга Лагина была переведена почти на все языки мира. Одну из них с дарственной надписью «…от автора этой глубоко правдивой повести» получил в подарок и севастопольский гость.
 Повествуя о писателях, Михаил Лезинский уделяет наиболее пристальное внимание севастопольским страницам их творчества. Их немало у Гумилева, Ахматовой, Андре Жида… Эти имена известны у нас достаточно хорошо – в отличие от Лидии Девель-Алексеевой, Ирины Кнорринг, Владимира Смоленского, Николая Агнивцева… Покинув Севастополь в ранней юности в 1920 году, они все отпущенные судьбой годы бережно хранили в памяти образ потерянной Родины, жили надеждой на возвращение – хотя бы собственного творчества.
 «…И брошу в мир, как на последний суд, в бутылке запечатанное слово – и, может быть, у берега родного она пристанет, и ее найдут», – писала Лидия Алексеева. Рассказывая об этих драгоценных находках в книге «Прощальные гудки над Графской пристанью», Лезинский говорит и о том, сколько еще имен затеряно в мрачных лабиринтах того времени…
 «Словом своим они воспели тебя, Севастополь», – этим эпиграфом открывается «Севастополь литературный» – своеобразная краткая литературная энциклопедия – с данными о писателях, которых сегодня уже нет в живых. Одни из них малоизвестны – например, поэт начала XIX столетия Семен Бобров – автор первого большого «лирического песнопения» о «Таврическом Херсонесе». Скорее всего, немногие знают, что составитель знаменитого «Толкового словаря» Владимир Даль в юности служил на Черноморском флоте и написал книгу «Матросские досуги». Севастопольские впечатления вдохновляли Василия Курочкина, Федора Тютчева, Иннокентия Анненского, Афанасия Фета, Аркадия Аверченко, Валерия Брюсова, Осипа Мандельштама, Константина Паустовского, Андрея Платонова, Кайсына Кулиева, Александра Твардовского, Василия Шукшина, Марка Твена, Джанни Родари…
 Список, говорит автор, должен быть продолжен не одной сотней имен. Значит, работа еще впереди. Как знать, может быть, и имена поэтов из созданного М. Лезинским литературного объединения «Рыжий дельфин» – Марии Виргинской, Марии Карандиной, Александра Федосеева и других со временем пополнят «созвездие» этой «Севастополианы».
 
 НА ИМПЕРАТОРСКОМ УРОВНЕ
 
 Справедливо подмечено, что писатель отдает героям своих произведений частицу своей души. Но щедрому и доброму писательскому сердцу, которому так не хотелось обывательского покоя, в 1996 году потребовалось серьезное лечение. Поэтому Михаил Леонидович и решился на отъезд…
 Вот на те самые проводы, о которых я говорила в начале статьи, пришли по зову сердец многочисленные друзья. Выяснилось, что Нелли Пороцкая до сих пор бережно хранит подаренную ей первую книгу и наизусть цитирует дарственную надпись от… 17 мая 1962 года. «Какая память!» – только и проронил восхищенно обескураженно «виновник торжества»… Подарила Нелли Леонидовна в тот вечер другу и его любимые романсы – прекрасно, что в зале городского центра детского и юношеского туризма оказалось пианино, пригодившееся и композитору Якову Марковичу Машарскому. И это были не единственные сюрпризы вечера.
 Председатель клуба любителей истории города Олег Доскато «наивно» поинтересовался, не помнит ли кто-либо, что за событие происходило в окрестностях Севастополя в мае 1787 года. Тут-то и вошли в зал… Екатерина II в сопровождении изящной фрейлины, австрийского императора Иосифа II и светлейшего князя Потемкина… Императрица торжественно вручила Михаилу Лезинскому памятную юбилейную медаль – единственную в своем роде.
 Да, народный театр «Контакт» и девятый филиал центральной городской библиотеки (роль Екатерины II блестяще исполнила заведующая филиалом Валентина Державина) приготовили самый впечатляющий сюрприз!
 Памятный адрес вручил «виновнику торжества» поэт Владимир Мельников, тогда еще стоявший у штурвала «Флага Родины»: «Мы не прощаемся с тобой, хоть далеко ты уезжаешь… И мы махнем тебе «Флажком» – так семафорят ясноглазо на выход морякам из базы … «Добро» на выход, Михаил!..».
 В этот момент мне вспомнился очерк М. Лезинского об Александре Галиче. Да, были времена, когда отъезд за рубеж означал для человека не только прощание с Родиной навсегда, но и, что еще более страшно, насильственный уход в общественное небытие. Хорошо, что те времена уже в прошлом...
 
 А мой электронный почтовый ящик пополняется короткими письмами Михаила Лезинского и фотографиями интригующими названиями: «Лошадь в Барселоне», «Кикимора», «Два осла» (осел на снимке, правда, оказался в одном экземпляре)...
 А вот такие стихи к одному из юбилеев Михаила Лезинского посвятил ему друг Марк Азов.
 
 МИШЕ ЛЕЗИНСКОМУ К *** ЛЕТИЮ
 
 Мы ехали шагом,
 Мы мчались, ползя,
 Нам после бутылки
 Иначе нельзя.
 На то день рожденья,
 Иди и ползи,
 Лишь только бы губы
 Шептали: «Лези…»
 Лезинский, Лезинский,
 В чем наша вина?
 С тобой мы сроднились
 На все времена.
 Скажу вам и ныне,
 И присно, и днесь:
 Лезинская волость
 В душе моей есть.
 Скажи, Севастополь,
 И Харьков, поверь,
 Что оба мы за морем
 Где-то теперь.
 Готовы на прозу,
 Готовы не стих,
 И анин вареник
 Делить на двоих.
 Готов я, ребята,
 Сложить вам былину,
 Из прошлого «Черного моря»:
 Как «Рыжий дельфин»
 Севастополь покинул,
 И в Хайфе очнулся он вскоре.
 Но песню другую
 Придумала жизнь:
 Покрепче, друг Миша,
 За Аню держись.
 Пусть спросит
 И та, и другая страна:
 Откуда у парня
 Такая жена,
 Которая даст
 И совет и ответ,
 И ночью залезет
 В его Интернет.
 Я землю покинул,
 Свершил алию,
 Имею свою
 И чужую семью,
 Жене говорю:
 «Ты меня не грызи,
 А лучше взгляни
 Ты на Аню Лези».
 Нет, я не решаюсь
 Допеть до конца:
 Вдруг дети заметят
 Потерю отца.
 Нет, к черту, товарищи,
 Личную жизнь!
 Покрепче, друг Мишка,
 За «мышку» держись,
 И пусть твой компьютер
 Строчит по врагу.
 А кончится порох -
 Так я помогу.
 Нас годы, Мишаня,
 Не сбросят с седла.
 А сбросят, подумаешь,
 Что за дела?
 Ползи, не тушуйся,
 Держись за траву,
 Лишь только бы губы
 Шептали: "Живу"+
 Мы молоды духом,
 И память хранит
 Траву молодую –
 Степной малахит.
 Как Миша Светлов,
 Так положено жить:
 Чтоб пива от рака
 Не мог отличить.
 Отряд не заметит
 Потери бойца,
 А нам не забыть
 До любого конца
 Друг друга и ныне,
 И присно, и днесь.
 Лезинская волость
 В душе моей есть!
 
 
 По-моему, лучше не скажешь…
+++
Николай Хлебников (X-nick) [05.04.2007 18:38:54]
 
 Здорово.
 Молодец Ольга!
 А эту вещицу Азова я кацца уже читал где-то на 75-летний юбилей дяди Мыши...
 :)
+++
Михаил Лезинский [06.04.2007 15:47:01]
 
 КОРОТЕНЬКАЯ СПРАВОЧКА :
 
 Ольга Сигачева , живущая в городе русской славы , специальный корреспондент республиканской газеты " КРЫМСКИЕ ИЗВЕСТИЯ" по Севастополю .
+++
Михаил Лезинский [09.04.2007 09:40:59]
 
 ПИСЬМО ОТ ОЛЬГИ .
 
 Добрый день, Миша (раз уж так в адресе, буду тоже обращаться без отчества. Не против?). Спасибо за барселонские фотографии, особенно с кикиморой. О ней ничего не скажу, а вы не изменились. все тот же.
 У нас уже тоже тепло - это я о погоде, и даже жарко - а это уже о продолжающихся предвыборных страстях, которые мы с Машей продолжаем активно освещать. Поскольку не ангажированы ни одной из партий, а сами никуда не просились, то абсолютно свободны, как ветер, и можем творить все, что думаем (ну, почти все). Высылаю материал, где многие для вас "ба, знакомые все лица", заодно еще одну свою фотографию. В следующем письме вышлю стихи Маши Виргинской и Маши Карандиной. Машеньку Карандину вижу, к сожалению, редко, так как у нее другая работа, хотя и там же - посменное дежурство, ибо в газете тамошней ее "съели". Машеньку Виргинскую вижу чаще, поэтому вам от нее привет и наилучшие пожелания, к которым и я присоединяюсь.
 Ольга Сигачева.
+++
Марк Азов [09.04.2007 21:40:11]
 
 Прочитал я письма "с воли",
 И за то спасибо Оле!
 Много знаю о Мише и каждый раз узнаю еще много нового!
+++
Михаил Лезинский [10.04.2007 12:37:21]
 
 Нет гирше доли , чем читать письма с воли ! Но радуюсь , что они от Оли !
+++
Михаил Лезинский [11.04.2007 02:08:51]
 
 ОЛЬГА СИГАЧЕВА , думаю что тебе , - как моему биографу ! - нужно познакомиться вот с этой рецензией . Несколько слов об авторе рецезии :
 
 Михаил Хейфец – личность очень даже уважаемая, думаю, не только в Израиле, но далеко за её пределами.
 Даю короткую справку о нём.
 
 Хейфец Михаил (1934), родился в Ленинграде, образование высшее (Педагогический институт им. А. Герцена, литературный факультет), с 1955 по 1966 г. учитель литературы и истории в старших классах (последнее место работы – 503 средняя школа г. Ленинграда). С 1966 года - профессиональный литератор, член группы профессиональных литераторов при ЛО ССП (основная тема публикаций - народничество и народовольчество). Публикации в издательствах «Советский писатель» (сборник «Пути в незнаемое») и «Молодая гвардия» (книга «Секретарь тайной полиции»), в журналах «Знание - сила», «Вопросы литературы», «Звезда», «Нева», «Костер» и пр.
 В 1974 г. арестован и осужден на 6 лет (лагеря и ссылка) за написание предисловия («Иосиф Бродский и наше поколение») к самиздатскому собранию сочинений Иосифа Бродского (так называемому «марамзинскому собранию»). В годы заключения написал, переправил за «проволоку» и выпустил в Париже (отдельным изданием и в периодике) три книги публицистики, документальной прозы и интервью («Место и время», «Русское поле», «Путешествие из Дубровлага в Ермак»). После освобождения в 1980 г. выехал в Израиль. С 1982 по 1990 г. научный сотрудник Центра по изучению и документации восточно-европейского еврейства при Иерусалимском университете. Параллельно написал и выпустил в свет семь книг («Глядя из Иерусалима», «Цареубийство в 1918 г.», «Воспоминаний грустный свиток» и др.). С 1990 по 1998 г. – сотрудник (колумнист и обозреватель по вопросам бизнеса и культуры) израильской газеты «Вести».
 В 2000 году вышло его трехтомное «Избранное» в Харькове (издательство «Фолио») и новое исследование - «Суд над Иисусом, Еврейские версии и гипотезы», издано в Москве (издательство «Даат-Знание»). В 2003 г. там же вышла новая научно-популярная книга о философе и теоретике истории Ханне Арендт – «Ханна Арендт судит XX век». Сдана в печать вторая книга о философии Ханны Арендт – «Условия, на которых человеку дана жизнь на Земле». Список книг Михаила Хейфеца: 1. «Секретарь тайной полиции», М., изд. «Молодая гвардия», 1968 г. 2. «Место и время», Париж, изд. «Третья волна», 1978 г. 3. «Украинские силуэты», Нью-Йорк, изд. «Сучаснисть», 1983 г. 4. «Военнопленный секретарь», Лондон, изд. OPI, 1985 г. 5. «Заметки израильского провинциала», Иерусалим, изд. «Тарбут», 1986 г. 6. «Глядя из Иерусалима», Иерусалим, изд. «Блю энд вайт», 1988 г. 7. «Цареубийство в 1918 г.», Тель-авив, изд. «Москва-Иерусалим», 1991 г. 8. «Воспоминаний грустный свиток», Иерусалим, изд. «Беседер», 1995 г. 9. «Идеология и политическое насилие в Израиле», Иерусалим, «Теэна», 1997 г. 10. «Избранное» в трех томах, ХПЗГ и изд. «Фолио», Харьков, 2000 г. (здесь впервые опубликованы в книжном – полном - варианте «Русское поле», «Путешествие из Дубровлага в Ермак» и статья «Иосиф Бродский и наше поколение»). 11. «Суд над Иисусом (еврейские версии и гипотезы)», М., «Даат-Знание», 2000 г. 12. «Ханна Арендт судит XX век», М. «Даат-Знание», 2003 г. Готовятся к изданию второй том о философии Ханны Арендт, историческая повесть «Страсти по Меншикову» (журнальное издание – СПб, «Нева», №4, 2002 г.)
 
 У меня есть одна из множества книг, написанных Михаилом Хейфецом с дарственной и лестной для меня надписью.
 Несмотря на все мои человеческие невзгоды, всё-таки, счастливый я человек и богатый … Богат знакомствами с людьми, которые уже сегодня стали личностями историческими…
 
 А ВОТ И САМА РЕЦЕНЗИЯ и НЕ ТОЛЬКООБО МНЕ :
 
 
 Газ. « В Е С Т И « 6-12/10/2000 книжные новинки
 
 
 новогодний
 ВОЗВРАТ
 долгов
 Михаил Хейфец
 
 Коллеги-литераторы присылают мне свои новые книги в подарок. Конечно, долг чести требовал бы откликнуться сразу, но в последние два месяца я позволял себе расслабляться , то есть откликаться единственно на свое желание о чем-то написать... Однако перед Рош ха-Шана, когда вера требует от нас очистить себя от накопившихся грехов за год, включая наши долги перед "ближними", я решил очередную статью в этой рубрике посвятить моим землякам-израильтянам.
 +++
 Первое место заняла, естественно, очаровательная дама-поэтесса Лорина Дымова. Мне уже приходилось писать в "Вестях" о ее стихах и прозе. Недавно Лорина выпустила новый стихотворный сборник "Сказала блондинка. Сказала брюнетка".
 Дымова верна своей теме - счастью и любви, а счастье и любовь для нее свя¬заны с юмором, с легким отношением к судьбе и, главное, с одновременно игровым отношением к слову. Для поэтессы слово - это любимая карта (или фишка?) в том веселом состязании, которое она непрерывно ведет с жизнью. Ее "карты" не терпят лишь скуки, однообразного употребления, они, правда, связаны с азартом, но... для Дымовой в поэтических, во всяком случае, играх не требуется риск смертельный, нет, игра для нее лишь игра, средство получения наслаждения, радости, а не ставка в схватке со смертью.
 
 Если вам жена купила
 Слишком тесные ботинки,
 Хоть она у вас блондинка,
 Вы ее гоните прочь!
 Справьте в доме опустевшем
 По любви своей поминки
 И женитесь на брюнетке –
 Это может вам помочь.
 Ну, а если сандалеты,
 Те, что купит вам брюнетка,
 Будут тоже тесноваты -
 Наш совет: без лишних фраз
 Вы ее гоните в шею
 К маме, к бабушке, к соседке
 И попробуйте жениться
 На шатенке в этот раз.
 Ну, а коли и с шатенкой
 Ваш альянс не состоится,
 Потому что кто же носит
 Мокасины с каблуком! –
 Бросьте глупую привычку
 Каждый раз на всех жениться.
 И живите на природе.
 И ходите босиком.
 
 И конечно, в конце сборника "загадки, считалочки, скороговорки, народные приметы":
 
 Загадка
 
 Аты-баты - шли солдаты,
 Аты-баты - на обед.
 Был один из них женатый,
 А другой, представьте, нет!
 Им навстречу две красотки –
 Хороши, как маков цвет!
 Аты-баты, аты-баты, кто ответит нам,
 ребята,
 Почему в тот день солдаты опоздали
 на обед?
 
 Отгадка
 
 Аты-баты, два солдата опоздали на обед.
 Говорите, виноваты те красотки?
 Вот и нет!
 Не в красотках вовсе дело.
 Что красотки? Их не счесть!
 Дело в том, что надоело
 Каждый день перловку есть,
 +++
 Другие отобранные для этой статьи книги объединяет общий жанр и общий (как бы поточнее выразиться?) авторский замысел. Вроде бы это проза, но явно документальная: авторами, уже немолодыми людьми, нестерпимо владеет журналистское желание хоть когда-то и хоть что-то рассказать "о времени и о себе", и если уж они не разберутся в мировых конфликтах 20-го века, то хотя бы засвидетельствуют перед потомками "время и себя".
 Михаил Лезинский создал книгу "... стал бы уголовником", а Георгий Мордель - роман "Станция Березай". У Лезинского описаны довоенные, военные и первые послевоенные годы, "детство, отрочество, юность" главного персонажа. Сын красного партизана, посаженного в сегежский лагерь, мальчик вырос в рабочей слободке, где половину народа составляют зэки, вторую - лагерная обслуга плюс зэковская родня, перебравшаяся поближе к мужьям и отцам. Детям вообще казалось, что все города мира так устроены - как расширенные и расконвоированные зоны. Зонное бытие становится своего рода образом человеческой жизни - люди перестают даже понимать, что можно жить по-другому... Самое сильное в этой книге, на мой взгляд, - ее удивительная интонация. Конечно, автор был мальчишкой с выдумкой, конечно, он не то чтобы подряд сочиняет, но так, фантастически, с придумкой, искренно видит все происходившее с его героем. Видит он вещи поистине дьявольские - но описание ужасов как заурядного, как веселого, даже увлекательного действа и составляет суть книги. Например, герой устроился на вольнонаемную должность главэлектрика в лагерном городке. Теплущая оказалась должность: в его распоряжении клетушки, где только и возможно уединяться - для совокупления - зэкам и зэчкам. В малых каморках, где изолированы провода высокого напряжения. Но требуется для секса техника безопасности - ес¬ли распаленная страстью зэчка излишне высоко вскинет голову, ее убьет током. Тогда приходилось администрации списывать баб - на "побег". Или вот другой эпизод: приходят ночью в контору к это¬му юнцу два старших начальника (между прочим, евреи, "мужики хорошие") - пить там водку вдали от своего начальства. Заказывают привести двух баб. Он идет к бригадирше-"старухе" (ей 29 лет!), и она с охотой поставляет шефам двух
 бывших киевских артисточек-инженю. Все довольны - и начальнички, и зэчки, наевшиеся и напившиеся с ними вволю, и юнец, услуживший взрослым и авторитетным "старшим". Только возникла паника: зэчки, оказалось, из венерических бригад. Юнец с претензией к бригадирше: как ты могла поставить мне некачественный товар, подвести?! Да что ты, отвечает дама, они чистые, у нас нарочно записываются в бригаду к венерическим, чтоб от блатных спастись... Благополучный лагерный финал завершается реминисценцией автора о славных перспективах оборотистой бригадирши: после освобождения она станет в Москве заслуженной артисткой республики! Вот такая в этой книге интонация. Мальчишеская...
 И - тот же тон в рассказе, как матери спасали своих детей от естественной в этой среде преступной дороги (отсюда и название книги): "Что у Морозихи украдешь, - говорят родители вечно голод¬ным своим детям, - это небольшой грех. Но ты душу свою обкрадешь - вот он, грех". И эти дети, как видим, стали потом не уголовниками, а писателями, художниками, инженерами... К слову - об этой вскользь упомянутой нами "Морозихе". Герой встретил ее в эвакуации - в Верхней Тавде. Да, ту Морозиху, мать Трофима и бабушку Павлика Морозова. И возникает перед читателями совсем иная версия истории "подвига" или "предательства" мальчика-пионера", о котором было столько наговорено и написано - книг, статей, иссле- и, соблюдать мо-дований. Герой же услышал совершенно неожиданную версию - советскую бытовую историю. Трофим Морозов вовсе не был героем, спасавшим от ссылки крестьян (высланных кулаков), как писали о нем "демократы", и не был он "подкулачником", как его живописали коммунисты. И Павлик, его сын, возможно, не был вовсе пионером - во всяком случае, автор не нашел его фамилии в виденном им списке пионеров местного отряда. Трофим был советским чиновником, хоть и малого ранга (предсельсовета), и упивался неожиданно свалившейся на него, бедняка, властью над жизнью и смертью соседей. Бросил старую семью, завел молодуху и - зарабатывал деньги, выдавая фальшивые справки тем, кто мог за них заплатить... Какая знакомая всем советская история! Сын возненавидел отца - за то, что тот бросил на голод и холод семью, за то, что тот предает своих новых "товарищей", за то, что пользуется властью, чтоб набивать карман! Он по-мальчишески открыто вы¬ступил против отца, а не с тайной анонимкой к чекистам прибежал... Может быть, надеялся, что погонят отца с должности, и тот вернется в семью. Но не той власти они оба служили! Отца - посадили на 10 лет. И тогда родная бабка заманила внуков и племянников в лес ("соберите клюквы, помогите матери, вон она как мучается, бедная, чтоб вам на жизнь заработать"), а дедушка и дядя их зарезали... Жуткая история бытового преступления, ставшего политическим символом для обоих политических лагерей. Герой видел эту бабку "Морозиху", отбывшую срок, своими глазами - их семья жила в ее доме - и готов был сам убить эту злобную и жадную старуху! ...
 Если сильные главы книги Лезинского сгруппированы вокруг войны, то в рома¬не Морделя самые яркие, по моей оцен¬ке, фрагменты - о жизни его героя, Шлосса, уже а Израиле. Например, как израильтянин Шлосс наблюдает евреев, выехавших из СССР, но в Вене и Риме, где те сидят, дожидаясь визы в Америку. В его глазах это не просто презренные существа - нет, они вообще видятся им как сумасшедшие! Написано, между прочим, очень ярко - и, я бы сказал, весьма похоже... Но вот интересно: Шлоссу не приходит в голову, что, возможно, так же смотрелись поначалу глазами западных людей он сам и его земляки, отправлявшиеся в Израиль. Они ничем принципиально не отличались от своих "американских" коллег - пусть он не заблуждается! Людей, воспитанных в обществе коллективистском (в том самом, описанном Лезинским) - в некоем варианте расконвоированной зоны, -вдруг забросило в вольный мир, где решения за них принимает не отрядный, бригадир или зам. по режиму, а все надо решать самим! В старом обществе, при всех его минусах, вполне можно было быть счастливым - ведь радости юности, любви, дружбы, верности, взаимо¬выручки, тепла человеческих отношений вполне доступны в коллективе. Более того, они там гораздо более ярко выраже¬ны! А здесь начался тягчайший процесс отчуждения, процесс высвобождения собственной энергии и воли. Какой это мучительный был процесс! Ведь за ним - у многих - не стояло никакой традиции, никакого навыка, они привыкли верить тем газетам , которые сами же презирали, верить политикам, которых сами же считали обманщиками, соблюдать моральные нормы, в которых сами не видели особого смысла (просто - "все люди так делают"). И многие оставались по сути чужими в новом для них обществе, где отчуждение от коллектива было естественным состоянием окружающей публики. Мордель удивительно ярко описал это на примере своего Шлосса: видно, как тот до конца жизни, до "станции Березай", так и остался по сути советским человеком, там, в бывшем своем прошлом, он черпает базовые оценки общественных явлений. Для него не только израильские "левые", которых он искренно презирает (включая собственную дочь, которую родители "просмотрели", и зятя-"американца"), но и израильские правые, типа Бегина и Шарона, с их "демократическими мерехлюндиями", -это люди непонятные и какие-то недо¬развитые. Он взращен в ином обществе, оттуда вынес мерила своих суждений и оценок и, искренно полюбив новую родину, по сути остается в ней чужим... Я высоко ценю философа и социального психолога Хану Арендт за то, что в ка¬честве важнейшего исходного источника для своих выводов об истоках антисемитизма, империализма, тоталитаризма она использует материалы художественных произведений - романов Пруста, Дж. Конрада и другие. Проза, если она искренно написана, способна дать более глубокий и более значимый материал для познания феноменов психологии общества, чем материалы любой публицистики (а уж настоящая поэзия - тем паче!). В этом ракурсе я рекомендую всем исследователям психологии перехода человечества от общества коллективистского типа к современному обществу отчуждения читать романы и повести израильских русскоязычных писателей. Ценный и важный для ученых-социологов материал!
+++
 Михаил Лезинский [11.04.2007 10:15:29]
 
 СТИХОТВОРЕНИЕ МАРИИ ВИРГИНСКОЙ ( по её просьбе ) ПРИСЛАЛА ОЛЬГА СИГАЧЕВА .
 
 ИСКУШЕНИЕ
 
 Жар желаний, боль падений ,
 Подземелий мрачный быт…
 Все мы дети искушений ,
 И капризов, и обид .
 И мечтаем все о разном ,
 Но, по сути, об одном:
 Попотворствовать соблазнам ,
 Утолить печаль вином .
 Нам бы в небо! Нам бы крылья !
 Да чтоб не был пуст живот!
 Нам бы каплю изобилья ,
 Хоть иллюзию его !
 Каплю, чарку, бочку меда -
 Ложку дегтя сунуть в мед …
 Местью видится свобода
 Жалким пленникам невзгод .
+++
 Михаил Лезинский [11.04.2007 13:39:10]
 
 Тебе , товарищ Ольга , конечно известна эта газета и автор этой рецензии Борис Гельман , но саму рецензию ты могла и пропустить , - я сам её недавно обнаружил ! Вот и познакомься , - не одному же мне её читать !
 
 Газета . «РАЗСВЕТЪ» (Шахар )
 И сказал Богъ: да будет свет ! (Бытие 1:3 )
 Газета выходила : май 1860 – май 1861
 Издание Севастопольской еврейской общины
 № 13 (31) сентябрь 1999
 
 НАШИ ЗЕМЛЯКИ В ИЗРАИЛЕ
 
 Честное признание Михаила Лезинского :
 
 "Мой друг - сотрудник КГБ"
 
 Он провел многие годы в странствиях: от Заполярья до Чукотки, от Баренцева моря до Черного, он исходил Крым вдоль и поперек, он знает в Севастополе каждый закоулок. Это — писатель Михаил Лезинский.
 
 На жизненных дорогах он встречался со множеством людей: шоферами, строителями, моряками, фронтовиками, изобретателями, Героями и дважды Героями Советского Союза. И написал о них — стал автором тридцати книжек.
 Но не столько профессии и высокие звания интересуют Михаила Лезинского . Он пристально вглядывается в людские судьбы, стремится рассказать о драматических поворотах в жизни человека. Писатель "откатывал" ядра на батареи Геннериха , шел следом за графиней де ла Мотт, опускался на дно Балаклавской бухты в поисках "Черного принца".
 И вот недавно Михаил Лезинский поведал о Борисе Владимировиче Дворникове , представив читателям закрытую страницу его биографии. Ему и посвятил писатель повесть " Мой друг — сотрудник КГБ ". Книжка под таким названием вышла в Израиле, где ныне проживает Михаил Лезинский. Писатель прислал ее в дар многим севастопольцам.
 Бориса Владимировича Дворникова хорошо знали в Севастополе собиратели самоцветов. У него была уникальная коллекция: вся география страны и мира в названиях камней, разложенных на стеллажах. В городе он стал особенно известен, когда создал Севастопольскую детскую студию прикладного искусства на улице генерала Остряков а.
 Но мало кто знал, что в годы войны Дворников выполнял спецзадания в Польше, Чехословакии, Венгрии, Германии. Кто-то его спросил, какими языками он владеет. Английскому он научился в институте, испанскому —в детдоме, куда в 37-м привезли детей из Барселоны, немецкому — в одном из северных приютов, общался с евреями — заговорил на идиш. Его ранило в Берлине осколком авиабомбы 23 апреля 1944 года.
 Для своих ребят Дворников добыл невозможное — алмазные инструменты из института сверхтвердых сплавов Академии наук Украины.
 Многое умел делать в жизни бывший чекист Борис Владимирович Дворников, но за одно свое деяние не сносить бы ему головы. Он изъял из архива и вынес "на волю" страшный альбом — коллекцию рисунков, сделанных с натуры в одном из лагерей политзаключенных. ...Сапог наступил на грудь зэка. Человека волокут по крутой лестнице, выворачивают руки на дыбе. Трупы и скелеты... На папке надпись: "Вот что делали палачи". Рисовал старший лейтенант Балдаев — один из охранников ГУЛАГа. Дворников подарил "картинки" Лезинскому на его день рождения со словами:
 — Пусть они хранятся у тебя. До лучших времен. Мне, конечно , не дожить до тех пор , а ты ...
 Чем же занимался Дворников в своей "силовой структуре" — по нынешней терминологии? "Он был одним из тех сотрудников Комитета госбезопасности, — пишет М. Лезинский, — который тщательно просеивал поступающую к нему информацию и ни разу не "накапал" ни на кого". Многих честных севастопольцев он оградил от несправедливых преследований. Они до сих пор об этом не ведают. Таким другом гордится М. Лезинский.
 ... Вот пронзительно-трогательная история любви. Французский еврей Жан Булало был летчиком эскадрильи "Нормандия". В 43-м с ним познакомилась в Москве одна студентка. И вспыхнула любовь. Через многие годы об этом романе военного лихолетья поведала Елена Алексеевна Звягинцева , с которой М. Лезинский как-то соседствовал в палатках в Батилимане. Судьба вновь свела писателя с ней ... в Хайфе. И он написал рассказ "Незабудочка — цветочек" — о неугасшем через полвека чувстве.
 Севастополь и Крым проступают во многих рассказах Михаила Лезинского . С присущим только ему юмором и самоиронией (совсем редкое качество у писателей ) он ведет читателя от событий XIX века к нашим дням. Немало знакомых фамилий встречаются на страницах книги. Кто-то из севастопольцев этому порадуется , кто-то очень подивится.
 Добыть зерно исторической правды , приоткрыть завесу тайны , найти увлекательный сюжет — вот путь, по которому следует в своем творчестве Михаил Лезинский. Все его рассказы и очерки пронизаны романтикой и лиризмом, согреты любовью к севастопольской земле. И недаром он подписал одну из своих книг так: " М. Лезинский , чокнутый навеки Севастополем ".
+++
 WWM из СИМФЕРОПОЛЯ [12.04.2007 00:40:19]
 
 Я кое-что пропустил.Чем смущен, но при этом рад твоему, Миша, контакту с блистательной Ольгой.ВВМ
+++
Михаил Лезинский [12.04.2007 00:54:34]
 
 Ты , Валера , пропустил немногое , - старческо-маразматический день моего рождения ! А где ты был , когда тебя небыло ?.. Как прошло твоё выступление в ДэКа по улице Фрунзе ?.. Отчитайся !
+++
 Михаил Лезинский [12.04.2007 12:45:22]
 
 ТОВАРИЩ ОЛЬГА , это стихи ГРИГОРИЯ ПОЖЕНЯНА ... Встречалась ли ты с ним в жизни ? Ведь он часто приезжал в Севастополь ...
 
 Когда в лесу пропали волки –
 насторожился лес и сник.
 Стал заяц бегать напрямик,
 овечьи зажирели холки.
 У рыси кисти на ушах
 повисли непривычно вяло.
 В лесу гармония пропала,
 его загадка и душа.
 Так, на скрещенье несвобод
 и реформаторской пучины
 в стране пропали вдруг мужчины
 и стал народом ненарод.
 А те, кто выиграли войну
 и пол-Европы покорили, –
 бездействуя, заговорили,
 заглатывая лжи блесну.
 И все пошло, как с молотка,
 что было дорого и свято,
 с продажной легкостью раската
 неумолимого катка.
 И женщины , храни их Бог,
 что в мае нами так гордились,
 чужими снегами умылись.
 Да будет снова волком волк.
 По чести – ношу и суму.
 И нет достойнее причины:
 Вернутся к женщинам мужчины,
 Уже готовы ко всему.
+++
 Михаил Лезинский [12.04.2007 13:47:59]
 
 ПОГОВОРИМ О СТРАННОСТЯХ ЛИТЕРАТУРНЫХ , МАДЕМУЗЕЛЬ ОЛЬГА !
 
 Нам не дано предугадать,
 Как наше слово отзовётся...
 
 А я рискну "предугадать"!
 Перечитываю классиков, а к классикам я отношу и авторов афоризмов, которые ещё живы, но которых ожидает бессмертие.
 Так вот, афорист Ежи Лец как-то печатно произнёс: "Они приблизились друг к другу настолько близко, что не осталось места никакому чувству "
 Не поверил - приблизился. Прав оказался сатирик, осталось одно бесчуственное желание.
 Он же - Ежи Лец - предупреждал меня: "Не ешь запретный плод вставными зубами".
 Не послушался его и получил инфаркт!
 Другой, бывший советский афорист Александр Фюрстенберг тоже влез в душу, выдав: "Ну, допустим, пробьёшь ты головою стену, а что ты будешь делать в соседней камере?"
 Мы таки пробили головою стены своих камер и живём сегодня...Я в Израиле, Александр Фюрстенберг - в Германии. Ну и что!? Попали в очередную камеру.
 
 Недавно , в 2003 году, из Германии пришло печальное - нет не печальное, трагическое! - сообщение: Александр Фюрстенберг скончался.
 Спи спокойно родной - ты уже при жизни был классиком им и останешься! Классик - это тот человек, которого постоянно цитируют, забывая , кому впервые это пришло в голову. С грустью узнал, что строка о "голове" и "камере", тоже принадлежит Еже Лецу, а я её приписал Александру Фюрстенбергу. Но ничего не хочу менять, - великие с великими ещё не тем делились!.. А Александр Фюрстенберг тоже, как и Лец, - классик. В этом ошибки нет!
+++
Михаил Лезинский [12.04.2007 14:56:49]
 
 ОЛЬГА , живёт во граде Севастополе воистину талантливый человек Марианна , - переводчица , очеркистка и вообще красивая жещина ( сужу по фото !)... Я с ней знаком виртуально , и познакомился с ней , когда Марианна написала парочку минирецензий на мои опусы . Вот одна из таких :
 
 Марианна Шихарбеева
 Михаил Лезинский ЛЮБОВНИЦА КУПРИНОВСКОГО ЛИСТРИГОНА
 
 Так и хочется хрестоматийно сказать: "Вот они секреты мастерства!" Не просто срисовывать с жизни, но творчески перерабатывать подсказываемые реальностью характеры, и даже менять их внешность.
 Севастополь и его окрестности - интереснейшие, на первый взгляд, для литературоведа местность. Именно здесь написаны "Севастопольские рассказы" Толстого, цитата из которых до сих пор красуется на городской библиотеке: "Не может быть, чтобы при мысли, что и вы в Севастополе, не проникли в душу вашу чувство какого-то мужества, гордости, и кровь не стала бы быстрее обращаться в ваших жилах", здесь провела детство Ахматова и бывали Гумилев, Грин, Чехов.
 Но облик города много раз менялся, и после войны его отстроили заново (от прежнего города осталось зданий пять)
 Михаил Лезинский знает немало о Севастополе именно как о городе литераторов, дай Бог каждому городу иметь таких знатоков его истории. Его рассказ лишен глянца, напыщенности, и позволяет понять, что и великие писатели были простыми смертными, и жили в этом самом мире, что и мы с вами.
 Даже и сейчас, проходя по набережной Балаклавы, можно услышать реплику экскурсовода, о том, что в одном из особняков, куда Куприн забрался в нетрезвом виде, его приняли за местного пьянчугу и едва не с полицией выводили. Печально.
 
 Что ж, будем надеяться, что после чтения этого рассказика, не в одном блокноте появится пометка: "Куприн. Листригоны. Почитать и разобраться!"
 +++
 Михаил Лезинский [12.04.2007 15:45:13]
 
 ВОТ ТУТОЧКИ , ПОРАБОТАВ ПАЛЬЧИКОМ , можно прочитать "Любовницу куприновского листригона " и узнать , - Марианна Шихарбеева живёт в Санкт-Петербурге зимою , а на лето приезжает в Севастополь .
+++
 Михаил Лезинский [22.04.2007 16:48:15]
 
 ЭТО стихотворение Машеньки Виргинской , прислала Ольга Сигачева .
 
 Те, кто свершил переворот,
 Российского страшатся флота,
 Им Севастополь, Крым, народ –
 Кость поперек луженых глоток.
 Никчемная тупая власть
 Славян к варягам в рабство тянет,
 Ей только в кайф – страну продать
 За апельсины на Майдане.
 Продать, как палец обсосать –
 Перст указующий корявый,
 Огнем обрушив небеса
 На гордый город русской славы.
 Он многолик, но он – един,
 Здесь вместе шли на поле брани
 Грузин, татарин, армянин,
 И сибиряк, и киевлянин…
 Из крови, пламени и слез
 Он сотворен. Кому же надо,
 Чтоб завтра натовский матрос
 В нем наводил европорядок?!
 А чтоб легко чужак ступал
 По площадям, бульварам, чувствам,
 С родных солено-горьких скал
 Мы в море сброшены паскудством.
 
 ОТСЕБУШНОЕ .
 Севастополь и сегодня официально принадлежит России ! Нет документов о передачи Севастополя Украине .