Томатное чувство

С утра Михалю захотелось банки консервов «Килька в томате». Беда состояла в том, что у него было только 25 рублей и 15 копеек мелочью. «Килька» в магазине «Идеал» стоила 22 российских рубля и 13 таких же копеек.
Он сидел на незастеленной кровати, обхватив голову руками, и думал. Думал, так ли она сильно ему нужна, как может показаться с утра? И решил, что попросит завтра денег у матери, а сегодня потратится в своё удовольствие. И побрёл к шкафу за рубахой и брюками.
Магазин «Идеал» был в 16 минутах от дома 25 на улице Гришина, где он, собственно, проживал. Магазин этот ему был по душе, потому что цены на продукты его очень устраивали, и потому что продавщицы были румяными и пышными. Он им нравился также.
Погода была по-летнему беспечной, и Михаль шёл, улыбаясь и звеня двадцатью пятью рублями и пятнадцатью копейками в кармане (левом, конечно) брюк. До магазина оставалось 12 шагов, когда он увидел кого-то, лежащим на траве газонной зоны «Идеала». Видел Михаль не очень хорошо, потому подошёл к объекту, приковавшему его взгляд. Объектом оказалась дама в жёлтом ситцевом платье с чёрной оборкой.
«О! Какая!» - восхищённо подумал Михаль. – «Может пригласить её на кильку в томате? Только, поначалу кильку надо купить».
И он скрылся в дверях магазина.

Он боялся не увидеть её более, но она, на его счастье, всё ещё лежала на газоне. Он перелез через решётчатую чугунную оградку и присел рядом с краем её ситцевого подола.
- Лизонька, - протянула она ему руку, не поворачивая головы в его сторону.
- Микаэль, можно проще – Михаль, ну, или Мика.
- Очень приятно, Миха, - и залилась громким смехом.
В этот момент Михаль почувствовал лёгкий укол в бок и понял, что на самом деле был бы не прочь разделить с ней банку консервы, которая, кстати, подорожала на 20 копеек.
- Килечки в томате, кстати, не желаете? – робко предложил он, касаясь её чуть оголённого плеча. – Я тут недалеко живу.
- Желаю, конечно, отчего же нет. Я уж сутки, как ничего не ела. Только домой, к тебе, Миха, я не пойду. Здесь оттрапезничаем.
- Жаль, конечно, у меня дома прохладно и мухи не летают.
- А где живёшь-то? – Лизонька повернулась к нему, пожёвывая травинку.
- А что?
- А ничего.
Он смотрел, как она перекатывает травинку из одного уголка рта в другой, и думал о том, с чем бы съесть кильку в томате. «С хлебом можно было бы, да хлеба нет… Может, попросить у продавщиц в долг?» Просить в долг не хотелось, так как после надо было этот самый долг возвращать. Посему, он решил есть её так.
Голой.
- Тихо, будто все попередохли… - прошептала Лизонька, не выпуская травинки из уголка рта. – Всегда б так было…
- Что? Люди Вам опротивели?
- Хм… - улыбнулась ему в ответ Лизонька, - опротивели… Да есть немного. – и залилась своим громким смехом.
Михаль начал уставать от неё, ему больше не хотелось давать ей кильки, но она, несмотря на всю эту его усталость, нравилась ему ужасно. Домой идти не хотелось, разговаривать тоже, хотелось просто посидеть с ней рядом.
И помолчать.
Он представлял себе, как они вместе сидят с ней на лавочке, женатые и держат друг друга за мизинцы. А вокруг них бегают два маленьких карапуза – их, конечно. Да, она была странной, но это не повод, если сердце говорит обратное. А сердце Михаля так ему и говорило: тук-тук, тук-тук, тук-тук.
Ему хотелось сейчас же всё это рассказать Лизоньке, и он наклонился к её лицу.
Лизонька всё перекатывала травинку во рту, перманентно её пожёвывая. Михаль заметил, что взгляд её сделался отсутствующим. Небо с облаками отражалось в глазах, цвета бутылочного стекла. Он потрепал её за плечо.
- Лизонька? Вы здесь? Вы со мной?
Она выгнулась дугой, стиснув зубы. Травинка сползла на землю на тонкой ниточке слюны. Михаль отпрыгнул от неё, как только Лизоньку скрутила первая судорога.
Вторая.
Третья.
Четвёртая.
Он не знал, что ему делать. Кричать? Что бы это дало? Помочь ей? А как? На земле он нащупал ветку и вставил ей в рот, чтобы она не прикусила язык. Он, как будто бы, откуда-то это знал.
Лизоньку подбрасывало вверх и вниз, скручивая и выворачивая около двух минут. После чего она уснула усталая. Почти безмятежным сном.
Михаль смотрел на её лицо, по которому пробежала рабочая бригада муравьёв с соломинками и недожёванной травинкой Лизоньки. Ему вдруг вспомнилось, что муравьи, на самом деле, очень сильные насекомые и могут поднимать тяжёлые грузы, по весу больше их собственного во много раз. Ему бы не хотелось быть муравьём.
Ещё ему вспомнилась статья из БМЭ про эпилепсию.
«Наверное, это она и была…но, ничего, надо будет обрадовать Лизоньку предложением замужества по её пробуждению» - и он улыбнулся про себя, довольный, хотя его и утомило зрелище содрогающейся Лизоньки.
Уходить ему совсем ещё не хотелось. Он приподнялся и увидел клён неподалёку. Там он и устроился, опершись на ствол дерева спиной. А через некоторое время и вовсе заснул.

К полудню, температура в городе неумолимо поднималась к 30-градусной отметке. Михаль, беспечно забывшись сном, этого не замечал, зато жара заставила пробудиться Лизоньку. Она открыла один глаз и посмотрела вверх: на небе ни облака. Открыла второй глаз. Он ушёл в сторону (у неё было скрытое косоглазие). Она сосредоточилась, свела оба глаза к носу, потом посмотрела на солнце и чихнула (говорят, действует).
Лизонька повернула голову в ту сторону, где сидел Михаль, и не увидела его.
«Куда это он запропастился? А ещё кильку обещал…» - она приподнялась на локте и посмотрела по сторонам. Михаль был в 10 метрах от неё, и она поползла по-пластунски (одна нога у неё была короче другой на пару сантиметров) в его сторону.
- ЭЭЭЭЭЙЙЙ!!!!! Миха! – позвала она его во весь голос.
Он молчал.
«Подох, либ…»
Она подползла к нему вплотную и умело засунула ему руку в правый карман брюк – ничего, потом в левый – банка консервов «Килька в томате» , 2 рубля по одному и 82 копейки.
- Н-дааа… не шибко-то густо… ну, да ладно, в копилку положу. – И она засунула деньги под язык, чтобы сохраннее донести их до копилки. – А кильку в руках понесу.
Так она и сделала. И поползла прочь, в сторону, где, вероятнее всего, проживала.

Михаль очнулся от глубокого сна, когда уже смеркалось. Он огляделся по сторонам и не увидал Лизоньки.
- Лизонька! – прокричал он, так громко, что где-то разбилось стекло. Ему ответил только рёв пролетающего над ним самолёта «Сибирские авиалинии». – Где же Вы? Может, это всё мне приснилось? Может, я и не был влюблён? Может, не было этого чувства?
Он немного загрустил и решил немного выпить. Михаль хлопнул себя по левому карману брюк – пусто!
- Что такое? Тут же была банка кильки? И мелочь…
И тогда он понял. Было чувство, была любовь, только, вот, она променяла ЕГО на банку кильки в томате.
И на 2 рубля 82 копейки.
- Дешёвка! – прокричал он в пустоту. – Променяла чистое непорочное чувство на томатное! Ненавижу!
Он поднялся, не отряхнувшись, и поплёлся прочь, в сторону улицы Гришина, 25, где и проживал.
- Странный он, Зин, - хихикнула пышная продавщица, показывая своей подруге из-за зарешёченного окна пальцем на Михаля. – Ишь-ты, раскричался из-за Лизки-дуры.
- Не странный, Марин, а печальный. Жить ему сложно.
И она, жалостно глядя в сторону уходящего Михаля, погасила сигарету в горшке с фиалками.