Звезда

 
 

…Очень жаль, что за окном этой комнаты нет деревьев. Они задерживали бы пыль и давали хоть какую-то тень, слабую защиту от палящего небесного одуванчика.
 У меня был дом. Мрачный, прохладный, дикий, уютный. Большой тополь рос за окном спальни, но когда я вспоминаю о том периоде моей жизни, отчетливо вижу только полуоткрытую балконную дверь, решетчатые перила и темную листву, мягко покачивающуюся в темнеющем нечто там, за пределами комнаты. Я остро ощущаю тот самый летний, ни на что непохожий запах вечера - пыли, свежести, молодой зелени и тел, облаченных в легкие сарафаны, шорты и топики. Я слышу звуки, на которые днем не обращаешь внимания, и которые становятся навязчиво-близки в сумерках – топоток каблучков, шорох шин, интимный, все понижающийся смех, кто-то хлопает дверцей автомобиля и где-то дальше, - разве бы я услышала это при свете моего вечного противника - счастливые мужские голоса, перебивая друг друга горланят нечто похожее на йеллоу сабмарин бессмертного ливерпульского квартета. При чем здесь это. В рамки моей внутренней камеры попадает край пледа в бело-красную клетку. Это все, что удается извлечь из невероятной жадины-памяти.
…Квадраты солнца слегка передвинулись, я тоже передвигаюсь под защиту тени от широкой рамы. Почему они не задвигают шторы. Ничего не слышу здесь. Ночи темны, нет сна, воспоминаний, звуков наступающего вечера (включая стрекотание сверчков). Я могу только вспоминать. А в остальное время - тишина, так якобы нужная моим нервам. И меня нисколько не мучат угрызения совести. Хотя они говорят, что упомянутая парочка (или троечка, или вообще восьмерочка) должны иметься. Они приходят и зачем-то ласково говорят об этом каждый день, думая, что я дико мучаюсь морально. Говорят, что так и должно быть, что я совершила преступление, но не виновата, поскольку больна и не отвечаю за свои поступки. Пусть думают, что так и есть. Но я знаю, что все сделала правильно.



Небо перевернулось. Мальчик заплакал от обиды, ему хотелось играть. Красные слезы лились сквозь пальцы и уходили в сырую, темную землю. Но небо посчитало, что на сегодня довольно и исчезло, оставив монотонно звенящую пустоту.
 Ребенок зашелся в плаче, ему показалось, что он видел чудо, но все пропало, а он так и не успел понять, было ли это чем-то необычным. Или же это мама, зайдя по привычке в супермаркет, купила ему эту воздушную, невесомую синь.
 Хотя мама давно уже не появлялась дома.
Малышу надоела бабушка, с ее неуклюжими заботами, невкусной кашей и скрипящим голосом, которым она пыталась петь колыбельные.
И почему так черно за окном?
Хотя…там, далеко, маленькая синяя точка…
Мама!
Мальчик вытер слезы. Красный след на пухлой ручке не заинтересовал его, это было обычным.
Он никогда не видел, как плачут люди.



Завтра проходит десять лет. Мне все чаще вспоминается сумрачная комната, темные ветви за окном и красно-белый плед. Легкие жалюзи на окне моей палаты помогают мне пережить еще один день. Завтра я ухожу отсюда. Вчера доктор, сыто и довольно отрыгнув (меня буквально окутал луковый выхлоп), сообщил, что мое состояние больше никого не тревожит, и я могу отправляться домой.
Странное ощущение – когда входишь в свою темницу уже свободным человеком, когда ничего тебя, в общем-то, здесь уже не держит, кроме прилипшей к стенам тоски, сонно плавающих в воздухе мыслей и светлых полосок, которые отделяют меня от мира и солнца. И вот тут-то хочется ухватить какое-то неясное ощущение победы и боли, запомнить что-то, что исчезнет, едва я выйду за пределы комнаты. Но все уходит. И последней ночью, проведенной в этих стенах, я вновь слушаю тишину и думаю о том, что небо слишком тяжелое, чтобы под ним можно было остаться.
Но меня кое-что держит здесь.
Моя маленькая звездочка, мой сын, которому уже исполнилось четырнадцать.
Какой он сейчас?
Шорох шин, запах гари…
Голоса, смех, пробирающий до самого нутра…
Сядь в машину, хлопни дверцей, зануда, я хочу слышать…
Завтра все будет хорошо.



Утро начиналось как обычно – продирание глаз под отчаянный писк будильника, душ, разминка с мячом на площадке за домом, завтрак, проверка почты и мысль, что дом совершенно пуст.
Дерево на заднем дворе не мешало ему абсолютно, бабушка и вовсе была далека от таких дел, она приезжала только на выходные. Но приходящая каждые три дня молодая и нагловатая особа, которую бабушка попросила убирать дом, вконец достала его заявлениями, что оно царапает стекло в комнате на верхнем этаже и ей все время мерещится красивая, светловолосая женщина с книгой в аккурат под тополем. Дерево надо срубить!
Он попросил девушку исчезнуть. И теперь, как впрочем, почти всегда, только в еще большей степени был предоставлен самому себе.
На уроки было рановато. Проверив любезно оставленную бабушкой наличность и продукты в холодильнике, мальчик прошел до конца коридора и, с трудом отворив скрипучую дверь, вошел в комнату.
Полуоткрытый балкон, потускневшие без внимания фотографии, небрежно брошенный старый плед, покрытый слоем пыли монитор компьтера.. Десять лет комната пустовала, обходимая многочисленными шумными гостями (несознательно) и им самим (из непонятного, полусвященного отношения). И только сегодня его мучительно потянуло сюда, и, озираясь по сторонам, он впитывал в себя полумрак и терпкую атмосферу одиночества.
Темное-темное небо.
Яркий восточный базар на отдыхе, он уже не помнил страну.
Розовый жираф из детства.
Теплые руки, синий мерцающий свет.
Соленый вкус в уголке рта.
Спохватившись, он поспешно вытер лицо рукавом. Зеркало отразило красный след по щеке. Он никогда не плакал, с тех пор как подрос и понял, что глаза людей наполняются другой жидкостью.
Разве что сегодня можно было позволить себе пару ярких капель.



Толпа текла, хаотично и равнодушно, но я как обычно шла по проезжей части. Машин в моем городе в определенное время дня меньше, чем людей. У меня было очень трудное задание – вернуться домой. Я добралась до своей страны. Ненавижу пересадки и перелеты. Город, наверное, изменился. Я не смотрела по сторонам. Успею это потом.
Только бы дом остался тем же и тогда все будет хорошо.
Он и остался. Даже замок тот же. Даже полки с любимыми книгами в моей спальне нетронуты. И новая комната…
Гитара, наушники, брошенный в режиме ожидания компьютер, пустая бутылка из под колы под столом, книжки на до странности разные темы, куча дисков вперемешку с футболками, носки у кровати, распахнутые дверцы шкафа, почему-то никаких постеров и кактус в забавном желтом горшочке, никак не вписывающийся в окружающую обстановку.
А на тумбочке портрет. Мой.
И неумело нарисованная синяя звездочка в уголке.
Спасибо.
Спустя пару часов он входит во двор, я вижу его из окна, долговязый, немного сутулый, светлые вихры торчат в разные стороны.
Он не застывает на пороге, а потом не кидается душить меня в объятиях, и конечно не смотрит чужими глазами и не осведомляется холодно, кто я к черту такая. Никакой  безмерно счастливо-слезливой или драматической сцены встречи матери и сына не случается.
Он просто обнимает меня, будто я приехала с отдыха, будто до этого растила его, радовалась успехам, знала. Глаза синие, искренние.
Он сообщает, что у него куча новостей и он совершенно не умеет делать уборку.
Он жалуется, что тренер его уже достал и новый учитель географии тоже.
Он говорит, что несмотря на тренера баскетбол самая интересная штука.
Он спрашивает, смогу ли я поехать посмотреть на его игру в следующие выходные.
А потом он садится напротив и говорит:
- Рассказывай, мама.



 04.06.2005 года