Акулька

 Сидят бабульки на лавочке. Время много. Детей вынянчили, разлетелись. Все уж переговорили, всем перемыли косточки. Что-то вспомнили, перешептываясь, свое молодое, бабское. Толкают друг друга в бок, смехом заливаются. Текут слезы по морщинистым лицам, и вместе со смехом разглаживают морщинки. Утрут слезу уголком платочка, шепнут что-то друг дружке и опять смехом заливаются.

 Бабка Акулька, маленькая, сухая и верткая, с изъеденным оспой лицом, вытирает бегущие от смеха слезы, толкает Устьку:

- Помнишь как, дролик твой, скакал через снопы в крыше. Ха-ха-ха.

 Да, - поясняет остальным бабкам Акулька- Егор ейный, возвернулся с поездки раньше сроку, а Устька с дроликом на чердаке балУется. Ой, не могу. Ха-ха-ха. Егор так иму сделал гимнастику, он без порток через крышу выскокнул. Ой, батюшки светы! Прости ты меня грешную!

 И хохочут старушки, вспоминая молодость. Молодой душа остается, не замечают они тела увядшего. Уж не надо скрывать пройденное, да не такое оно и грешное.

-Ты, сама расскажи им, как тебе офицерик рябины на лицу разглаживал. Мово, так вспомнила, про себе помалкивашь.

-А чо скрывать, чо было то уплылО, одна память осталась. А чо было, то было, не приведи Господи.

В войну ище, в 43. На мого, уж как год, похоронка лежала. Сидим вечером, с бабами, на лавочке озле барака, все поделали, говорим о всяком. А тут смотрим, по дороге вдоль барака, офицерик, гусачьком, прохаживатся. Моладой, красивай, ходит туда-сюда на нас поглядыват. А в руке зда-ра-венная китина. Бальша-а-я рыба, килограмм на семь-восем горбыль. Рыбы то тогда было много, да хто ж тебя в войну, на границу пустить. Епониц же там, за рикой.

Ну, я возьми у него и спроси:

-Сколько – говорю - за рыбку хочешь?

А ен без раздумьев и без торга говорит:

-Один раз.

Тьфу, ты нечиста сила. Охальник. А потом думаю сама сибе: « Мне то чо. Сережу уж не вернешь, царство ему небесное, а рыбу засолю, на пол зимы нам приварок будит. Да, смотрю и офицерик пригожий, чо я, деревянная.

- Покаж – говорю – рыбку. Подошла к иму. Он миня за локоток трогаит, гладит, говорит:

-Хорошая рыба, свежая, седня ночью ловили. Бери не пожалеешь.

-Пройдем – говорю иму – касатик ко мне в кухню у мене там безмен есть, там и взвесимся.
Ну он мене и взвесил. Маладой, здаровый, с галодухи как набросился, я ище и готова не была.

Так он мене прижал срединну вену – дыхнуть не можно. Думаю, помру. Хотела глаза закрыть – глаза не закрываются. Боже правый! Рябины на лицу разгладились как на тому бубене. Силен был, вояка, но слава Богу, быстро скукожился.

Кто знает, живы ли остались те солдатики. Сняли с высоты резерв вскоре, отправили на фронт.
 
Посолила я тогда рыбки, я ит и тебя, Устька, угощала той рыбкой, помнишь, кочерга старая.