Ступены бытия. 5. Уроки добраты

 
 Каждый из нас хочет быть в обойме жизни, уметь различить черное и белое, чистое и грязное, по твоим глазам быть в состоянии уловить малейшие изменения в твоем настроении, отличить друга от врага, быть в ряду достойных людей.
Некоторые же из нас, попадая под незначительный пресс обстоятельств, стремятся перевернуть все с ног на голову, выйти сухим из воды, пытаясь найти крайнего. В его представлении эти жизненные ступени не его масштаба. Его весы другие, критерии у них иные...
...Размышляя об этом, в который раз убеждалась в колоссальных размерах школы под названием жизнь. Уроки её бесконечны, тайны бездонны. Вся жизнь коротка слишком уразуметь её мудрости и наставления.
Только осознаешь, что занавес потаенного начинает слегка приоткрываться, а уже пора подводить черту прожитому. И кто-то другой начинает постигать азы жизни реки мудрости, порциями преподносимой её мельницей...
Каждый отрезок уроков этой школы есть отдельно взятый наставник, каждый день же её есть бесценный клад. Мысли вновь уносят меня в прошлое. Жизнь моя, прочно переплетенная с газетой и людьми не устает учить меня...
В один из дней один из сотрудников обратившись ко мне, попросил спуститься вниз, меня там ожидал пожилой старец. Я вызвала Талгата, нашего сотрудника:
– Спуститесь вниз, узнайте, в чем дело. А если возможно, пригласите его сюда.
Талгат молнией умчал, и так же мигом возвратился.
– Отец хочет поговорить с вами лично. Подняться не может, костыли...
Мне стало как-то не по себе.
– Что вы сказали?
– Вероятно, инвалид войны. В руках держит лист бумаги. Вручит только вам.
Я покрылась краской стыда из-за своей высокомерности. Ведь было же сказано, что хотят видеть именно меня.
Спустившись вниз, увидела старца на костылях. Я поздоровалась.
– Доченька, прости меня за беспокойство. Я мог и не приходить сам, однако мне нужно видеть тебя. Мне сказали, что дочь Ахмада-мастера работает в газете. Отец твой, доченька, был человеком с большой буквы, вместе были с ним на фронте...
– Отец, все хорошо, не беспокойтесь, но если бы вызвали меня к себе домой, я непременно зашла бы к вам.
Поддержав старца, помогла ему сесть на стул.
– Доченька, извини еще раз за беспокойство, я бы мог со своей просьбой обратиться к тем, кто постарше, они бы удовлетворили её, просто хотелось увидеть тебя.
Старик был слегка глуховат, слова мои разбирал с трудом.
– Вы не дед-Муса? – спросила я.
–Да-да, все верно, это я. А ты откуда знаешь?
– Я узнала вас. Отец много рассказывал о вас, вы много раз бывали в нашем доме. Я узнала вас...
– Да, ты тогда была еще совсем маленькой девочкой. Мы с твоим отцом многие годы шли одной дорожкой, съели пуд соли... Ну да ладно, доченька, не буду утомлять тебя, давай к делу. Вот эти вещи я хотел получить в магазине при колхозе «1 Мая». Внуков женили, сама понимаешь, свадебные хлопоты...
Я взяла из его рук список. В нем были названия пары дефицитных материй, ковер, мебель...
Дед-Муса прочитав мое озабоченное выражение на лице, сказал:
– Доченька, это все. И в этом отказывают...
– Будьте спокойны, отец. Поможем обязательно. Скорее всего произошло недоразумение. Вы оставьте свой адрес. Они сами доставят к вам. Будьте спокойны...
Проводив старика, я вошла в кабинет и позвонив руководителю районного общества потребкооперации, объяснила ситуацию.
– О чем речь, обязательно поможем. Я помню его, мы и направили его как раз в этот магазин. Неужели не помогли...
Я почувствовала некоторое облегчение. Но к концу рабочего дня настроение вновь испортилось. В кабинет вошел Талгат.
– Пришел и ждет продавец магазина из колхоза «1 Мая»... он...
–Что остановился, договаривай...
– Просит не писать о них в газете... затем...
– Что затем?
– Он...
Талгат уставился на пол. Потом порывался выйти из кабинета.
– Да что стряслось-то, куда ты собрался? В чем дело?
– Продавец... нет... не могу говорить...
– Зови, пусть войдет!
В кабинет вошла молоденькая привлекательная девушка. Сняв с плеч красивую кожаную сумку, положила её на колени, пристроившись на ближайшем ко мне стуле.
– Я вас слушаю, сестренка, что у вас за просьба?
– Оказывается, какой-то хромой хочет написать на нас жалобу...
Наглое поведение девицы задело меня, но виду я старалась не подать.
– Хорошо. Как я вижу, сестренка, вы образованная и культурная девушка. Однако, разрешите спросить, как вы вообще можете называть человека, равного по возрасту вашему деду «хромым»?
– Мой дед, да будет вам известно, спокойно сидит дома, не обивает все пороги подобно нищему...
– Следите, пожалуйста, за словами, сестренка. Раз для вас никто не указ, почему же тогда вы пришли в редакцию?
Девушка вначале посмотрела себе под ноги, затем взглянула на Талгата.
– Так это тот парень, который устроил разгромную статью в газете о магазине хозтоваров. Ну и что тут такого, я прочитала ответ, оказывается, сняли с должности, подумаешь, что, один разве магазин...
–Что вы хотите сказать, зачем пришли сюда – начала срываться я. – Какая же вы наглая...
– Со мной все в порядке. А вот вы...
Не закончив, она снова взглянула на Талгата.
– Она предложила мне взятку, вот!
Весь на нервах, Талгат положил на стол несколько червонцев.
– Вы знаете, за дачу взятки вас могут привлечь к уголовной ответственности...
– Кто же не любит деньги!?
Гробовая тишина повисла в кабинете.
– Вы свободны, – обратилась я к Талгату, а он, словно только этого и ждал, ни секунды не мешкая, вышел из кабинета.
– Заберите свои деньги, какая низость.
Девушка протянула руки к столу. Я же, наблюдая за ее телодвижениями, вся тряслась. А вот руки девушки были абсолютно спокойны. Не спеша водворив деньги в сумку, она произнесла напыщенно! – А тот парень взял бы, но испугался вас.
Я сняла трубку телефона, краем глаза заметив, как девушка изменилась лицом.
– Соедините меня с начальником райПО.
– Алло, Матниёз-ака? Как это понимать? Два часа назад мы с вами договорились, верно, вы пообещали, а что же получается... Я хотела звонить в милицию, но пожалела девушку, она еще совсем ребенок. Верю, она осознала свою ошибку. Нужно пристыдить ее среди коллектива с взяткой, которую она пыталась нам всучить. Да-да, не позднее завтрашнего дня, я сама буду там. Нужно всех собрать...
Я тихо повесила трубку.
– Сестренка, идите. Ваше имя мы узнаем завтра на собрании. Все необходимое деду-Мусе доставите лично вы. А насчет публикации в газете подумаем после. Больше не занимайтесь не подобающими вам делами. Даже если вы растеряли всю совесть, однако малую толику материнского молока сумели сохранить незапятнанной? Вы же человек! Все, идите...
Девушка вышла из кабинета, я же так и осталась сидеть, удивленная, что не заметила в ее глазах даже намека на стыд. Откуда же они берутся, «какие ряды» поставляют их? Даже не задумываются о своих действиях, имеющих столько общего с преступлением. А дед-Муса и отцы, похожие на него добывают для них светлые дни ценой своей жизни. Вспоминаю деда-Мусу, фронтовые истории своего отца.

В лесу под шагами ветки хрустели,
Была дорога эта нелегка.
Вы раненного друга из разведки,
Несли расположение полка,
Внезапно прогремели выстрелы.
И вот, чего Вам это стоило вам.
В бою, отстреливая, выстояли,
но рана в ногу беспокоила..
Сколько безусых их на поле брани
В Болгарии, там полегло.
И только чудом уцелевший, сами
Вы, замолчав, вздыхали тяжело.
Они, безусые солдаты эти,
Живые улыбались Вам во мгле,
Как будто были Вы за все в ответе,
Что сделать предстояло на земле.



Неужели в сердцах молодых не осталось места для уважения памяти, мужества своих отцов и дедов. Нет у нас права позабыть все это!
Человек может ошибаться, заблуждаться. Иногда даже, попав в сети материальных и плотских соблазнов, на время ослепнуть и потерять совесть, однако он ни в коем случае не имеет права безвозвратно сгинуть в болоте подлости.
Не знаю, вследствие ли пребывания в плену упоминаемых событий тех дней, но мне приснился однажды отец. Он, сидя в белом летнем халате, голова прикрыта белым платком, читает книгу – узбекский народный эпос Кунтугмыш.
Отец нежно корил меня:
– Ты перестала читать эпосы. А может, ты их запрятала, хотя нет, знаю, как ты их любишь. Нужно читать их, они проясняют разум, очищают душу...
Этот сон несколько дней не покидал мой разум. На самом деле мой отец в школе не учился. Грамоту изучал сам, однако арабским владел хорошо, писал очень красиво.
Никогда не забуду манеру отца красиво и нараспев читать эпосы. И в мастерской отца наковальня с молотом всегда соседствовали с журналами, газетами или книгами.
Без сомнений, нельзя позабыть народный эпос Кунтугмыш, да он и не заканчивается. Чем больше читаешь эту книгу, тем более новые, актуальные и глубокие познания выплывают на поверхность.
Библиотечка отца была простенькой, умещалась на полочках, что были выполнены в стене его комнаты. Ясно помню, скорее всего, в год окончания школы купила книжный шкафчик. Я думала, что и отец тоже порадуется приобретению. Лишь только собралась переложить книжки с полок в шкаф, внезапно вошел отец.
– Что тут происходит? Ну-ка вынеси из комнаты этот шкаф,– рассержен он был основательно.
– Я всего лишь хотела аккуратненько разложить их, он все в пыли – я не могла понять причину гнева отца.
– Доченька, все эти книги твои, я их давно уже прочитал. Но знай, они на полочках хорошо сохранятся. Они живые, позволим им дышать со стенами одним воздухом...
Все мои попытки переубедить отца закончились ничем. Сегодня, когда взгляд мой задерживается на книги в красивых переплетах, с любовью уложенные в ячейки гарнитуров, вспоминаю отцовские книжные полочки в стене. Сегодня, успев прочитать одну, времени на вторую выделить не можем. Но, тем не менее, желаем дополнить уже имеющиеся ряды книг новыми.
Сейчас только осознаю – отец укладывал их не для красоты. Книги украшают не комнату, они дарят красоту душам нашим. Они не богатство, выставляемое напоказ, это богатство наших душ, наследство, передаваемое из сердец в сердца. И это духовное наследие, перешедшее нам от отца, еще более возвышает их значимость. Отец подарил нам имена полюбившихся ему с детства книжных героев.
Как раз в те дни пребывания в упоминаемом мной состоянии в редакцию позвонил Тюлепберген Каипбергенов из Нукуса. В третьем февральском номере «правды» вышел его очерк под заголовком «Река должна впадать в море». И он попросил разместить его в районной газете. Очерк рассказывал о пожилом хлопкоробе Матназаре Машарипове, вновь осваиваемых районом пустынях Кумбасгана. Я прочитала и даже перевела его. Автор и в своем творчестве, и вжизни находит свое место среди народа и людей. Память моя и по сей день хранит приведенную в очерке легенду каракалпакского народа.
В покоях Всевышнего имел место один рассказ:
Жил на земле и чрезвычайно бедный народ. Однако был очень щедрым, даже более щедрым самого Господа и рабов его...
Ревность и зависть тронула Всевышнего. Быть этого не может. И с этими мыслями он облачился в человеческий вид и отправился на каракалпакскую землю. Вошел в самую бедную и неприглядную хижину. Хозяин хижины был отцом семерых чад. В те дни вся их провизия состояла из горстки риса и куска мяса. Однако, они, уважив гостя, посланника божьего, усадили его на самое почетное место, изготовили плов. Наступил вечер, были зажжены коптилки. На блюде плова всего лишь на одного, детишки же с голодными глазами не отрывали своих взоров с дастархана. Что же делать? Хозяин хижины незаметно пальцами притушил коптилку, детей же своих усадил подальше от скатерти. Затем церемониально стал настаивать, чтобы гость отведал плова. После того, как гость покушал, зажег коптилку. Гостю показалось, что все кушают. Покидая хижину Всевышний подумал: «Поистине, щедры люди, даже щедрее меня».
«В ряду простых людей рождается благородство, появляются благородные порывы. И сам Тулепберген-ака благородный сторонник простоты. На празднике хлопка, состоявшимся в какой-то год я вновь убедилась в этом.
Был солнечный день. На декабрьскую стужу никто не обращает внимания. Двадцатитысячный стадион переполнен людьми. Они, не покладая рук, трудились весной и осенью. Нет конца людской реке, текущей к стадиону. Звонкие и игристые звуки карнаев способствуют этому. На праздник пришел и Тулепберген-ака. Внезапно его стали разыскивать руководители района, а его нет нигде. Спустя некоторое время взгляд мой разыскал его возле борющихся на стадионе палванов (борцов). Он взволнованно, переполненный азартом, словно судья сновал вокруг борцов. Перед началом праздника он тоже поднялся на трибуну. В этот момент я шепотом обратилась к нему:
– Тулепберген-ака, все с ног сбились, разыскивая вас, где вы были?
– Да звали к столу, ну разве обязательно жертвовать этими прекрасными мгновениями, забившись среди четырех стен? – Широко раскинув руки, он указал на бесконечно снующих вокруг людей.– Нужно успеть увидеться и пообщаться с ними. Они ждут этого праздника целый год, двенадцать месяцев не покладая рук трудясь на поле. Когда потом мне посчастливиться насладиться их обществом?
Вдруг его взор упал на женщину, что за руку вела внучонка по краю дорожки.
– Гляньте, видите её? В руках держит охапку хлопчатника...
Я не расслышала последующих слов Тулепберген-аки, воображение мое рисовало, словно в ускоренном режиме картину превращения семени хлопчатника в начале в нежный росточек, который, тянувшись в высоту, покрывается листьями, цветочками, затем превращаясь в заветные коробочки, заполненные белоснежным хлопком. И хлопок в руках женщины символизировал радость крестьянина, будущие его белоснежные мечты, сверкающие планы.
Нет, никто ей не сказал, чтобы она принесла хлопок. Однако, разве это не прелесть, что она и в душе посеяв семена желания посетить сегодняшний праздник, связала воедино свои душевные порывы с осязаемым белым-белым хлопком в руке?! Она направилась к волнительному людскому морю, влилась в него. Бесподобно...
Вот её старается оттеснить страж порядка. Захотелось тут же крикнуть:
– Не трогайте её, сегодня же праздник хлопка, она должна пройти к людям...
В это время кто-то, обратившись к милиционеру, проводил женщину с внуком вперед, к колонне, наполняющей праздник жизнью и весельем. Казалось, именно там место этой женщины.
Сегодня все это представляется мне бесценными уроками жизни. Книги отца, народные эпосы и сказки, полные наставлений и советов слова Тулепберген-аки преподают мне уроки доброты и ясности и по сей день.
Искренне выражаю желание – пусть жизненные ряды заполняются добротой.