Дитя мегаполиса

На городских улицах было по-будничному шумно. Автомобили колесили туда и сюда, прохожие шли, толкаясь и крича на поворотах. Казалось, что сам воздух гудит и трясется от потоков голосов, шагов, рева двигателей и дребезжания клаксонов. Уинстон шел по направлению к главной площади. У него был сегодня свободный день и отменное настроение, которое он хотел дополнить прогулкой по центру. И ничего, что смог немного застилал солнце, а нос становился черным от уличной копоти. Уинстон был порождением мегаполиса, человеком, никогда не видевшим настоящий лес. Он считал, что вся его жизнь – этот город, весь его воздух – эта пыль, что дома с лихвой ему заменят деревья, а деревья он уже видел в компьютерных играх. Он шел и глядел на блестящие витрины, на переплетения проводов над улицами, легко лавировал между людскими потоками. Ему казалось, что он знает их всех, ибо как можно не знать детей города.
Поворот, улица, и Уинстон вышел на главную площадь. Обычно по будням она не была заполнена, но в этот день на ней было много народу. Посередине площади поставили небольшую сцену, и несколько человек на ней что-то говорили. Люди подходили к сцене и прислушивались. Уинстон тоже подошел. Он был небольшого роста и довольно худой, что помогло ему пробраться в первый ряд.
- Господа! Молодая съемочная группа ищет актеров на свой новый фильм! Сегодня на этой самой площади вы сможете пройти кастинг, и одного из вас возьмут на главную роль! Подходите, не стесняйтесь! – кричал в мегафон симпатичный юноша лет двадцати пяти. – Вот Вы, молодой человек, не хотите поучаствовать? – Уинстон почувствовал, как взгляд зазывалы сверкнул и остановился на нем. – Выходите к нам на сцену и записывайтесь!
Уинстон улыбнулся и пожал плечами. В конце концов, сейчас у него каникулы, в институте раньше, чем через два месяца, его не ждут, а дни свободны. Он расправил плечи и поднялся на сцену.
- У нас доброволец! – весело крикнул зазывала. – Назовите Ваше имя – пусть город знает своих героев!
Уинстон представился. Толпа довольно загудела, некоторые даже зааплодировали. Он взглянул на людей сверху сцены – разноцветное и живое море восхваляло его смелость. Ему было приятно внимание, единственное, чего он не мог понять, это причина, по которой выбрали именно его. И почему-то в толпе не было ни разочарованных, ни обидевшихся. Он отошел вглубь сцены вместе с зазывалой – их заменила какая-то роковая группа.
- Скажите, а почему выбор пал на меня? Ведь даже конкурса, как такового, не было, - спросил он своего нового знакомого.
- Режиссер тебя увидел и решил, что ты идеально подходишь. Он хорошо умеет читать по лицам, - сказал зазывала, лукаво улыбаясь. – Кстати, меня зовут Генри Салливан. Можно просто Генри.
- Так Вы и есть режиссер? Очень приятно познакомиться! Когда приступаем? Да, и что за фильм? – Уинстон почувствовал, что вопросы сейчас польются рекой. – И можем ли мы подписать контракт, что я... в общем, буду в безопасности? Понимаете, такое время...
- Конечно. Сейчас закончится концерт, и мы все подпишем. Предлагаю пока посидеть где-нибудь поблизости и попить кофе.
Уинстон кивнул, и они пошли через площадь в маленькое открытое кафе.
Через полчаса народ начал расходиться. Темнело, небо слегка розовело, а на площади загорались цветные огоньки. Уинстон краем глаза видел, как разбирают сцену, и в который раз убеждался скорости и расторопности рабочих. Он заказал еще черного кофе и с интересом рассматривал своего собеседника. Генри был молод, подтянут и гладко выбрит. Простой летний льняной костюм идеально на нем сидел, и даже тонкая, почти женская сигарета не портила общей картины. Генри наблюдал за рабочими.
- Снуют, как мыши в клетке, - сказал он. – Конечно, занимательно за ними смотреть, как они слаженно что-то делают. Их много, цель одна, но при удачном распределении обязанностей они сливаются в единый организм. Интересно, а люди были созданы для того, чтобы объединяться? Или человек – это индивидуум, которому надо развивать лишь свое эго, не обращая внимания на других? Уинстон, а Вы как считаете? – Генри посмотрел в глаза собеседника, и тот почувствовал странный холодок внутри.
- Не знаю, право. Глядя на жизнь мегаполиса, на то, как маленькие шестеренки составляют механизм и заставляют его крутиться, думаю, что, скорее всего, мы должны объединяться. Чтобы планета жила и развивалась, чтобы людям было проще жить.
Генри слушал и краем рта улыбался. Пепел слетел с его сигареты и понесся с ветерком прочь от столика. Совсем стемнело, людей в кафе прибавилось. Одни сидели и весело о чем-то разговаривали, другие молча жевали свои спагетти, запивая их вином. За столиком в углу притулился старичок со скрипкой и стал тихонько наигрывать какую-то грустную мелодию, за соседним молодая девушка затихла и стала его слушать. Уинстон тоже затих.
- Хорошая мелодия. Крутит шестеренки в душе, не находите? Но – нам надо подписать контракт. У вас есть ручка? – Генри достал из внутреннего кармана листок и дал его Уинстону. – Внимательно читайте, хотя текста тут не так уж и много.
Уинстон просмотрел написанное: «Документальный фильм... Человек и природа... Начало съемок...»
Генри потушил сигарету.
– Как Вы уже поняли, это будет документальный фильм о жизни человека из мегаполиса в природных условиях. Это интересно – ведь не многие из нас вообще когда-либо выбирались загород. Итак, Вы согласны?
Уинстон вынул из кармана ручку и подписал контракт. В конце концов, идея побывать загородом была неплохой, тем более, что, раз фильм документальный, то и актерскими способностями обладать не надо.
- Рад, что Вы согласились. Завтра в шесть утра на этой площади. Вас будет ждать темно-зеленый автомобиль. И моя компания, конечно, - Генри встал и пожал Уинстону руку. – До встречи!
Уинстон проводил его взглядом и продолжил пить кофе и слушать игру старого скрипача.
***
Солнце уже встало и светило сквозь сухую дымку. На улицах не было пробок – слишком рано для них, и только дворники мели асфальт своими метлами. Уинстон вышел на главную площадь и увидел припаркованный темно-зеленый автомобиль, а рядом с ним Генри, улыбчивого и немного заспанного.
- Доброе утро, Уинс, садитесь. Сейчас поедем за черту города и начнем съемки.
Они сели в автомобиль, и водитель нажал на газ. Мимо Уинстона проносились знакомые улицы центра, сменявшиеся проспектами окраинных районов. Дома становились все меньше и меньше, расстояния между ними увеличивались. Уинстон почувствовал, что засыпает.
- Эй, проснитесь! Уже приехали! – Генри мягко тронул Уинстона за плечо. Тот дернулся и открыл глаза, оглядываясь вокруг. В окне был виден пригорок, деревья и небо. Только все было каким-то уж больно серым.
- Почему за окном такие странные неяркие цвета? Неужели это и есть ваша природа? – Уинстон недовольно поморщился и взглянул на Генри. Тот опять улыбнулся:
- Это тонировка. Попадая из города сюда, люди не всегда готовы увидеть то, что тут есть на самом деле. Поэтому мы придумали такой... мягкий способ перехода. Сначала Вы видите форму, а потом уже цвет и свет. Что ж, пришло время открыть двери и дать Вам возможность походить и осмотреться, - с этими словами Генри перегнулся через Уинстона, открыл дверь и толкнул собеседника туда.
Уинстон хотел обернуться и что-то сказать в адрес режиссера, но не смог. Он выпал из машины и сидел на земле, а яркое, в сто раз ярче городского, солнце резало глаза и пекло голову. Листья и трава – сочные, еще в росе, искрились мириадами огней и переливались всеми оттенками зеленого. Тихий шелест деревьев становился все громче и заполнял собой уши, мозг, все тело, разливаясь и перекатываясь слева направо, сверху вниз, изнутри наружу. Травинки кололи руки, как иголки. А воздух... Им невозможно было дышать – невозможно вздохнуть свежие, сильные потоки, связавшие себя с вольным ветром навеки. Уинстон попытался встать – ноги не слушались, а голова кружилась от потрясения. Генри тоже вышел и подхватил его под руки.
- Ч-что это? П-почему так громко? Почему ярко так? В-возду... воздух странный... – Уинстон едва шептал.
Генри ничего не отвечал, только улыбался и глядел на собеседника, который в тот момент хватал воздух, как рыба, выброшенная на берег.
- Сэр, наша миссия выполнена? – водитель перегнулся через открытое окно.
- О нет, это еще не все. Моя камера в левом глазу все запечатлела. Он не выдержал напора леса, городской мученик. У него вот-вот разорвет легкие, и станет одним чадом мегаполиса меньше.
- Но сэр! Он же тоже, в каком-то роде, творение Божье! Если посудить, он более человечен, чем Вы.
- Если у меня железные руки и половина головы занята микросхемами, а не мозгом, то это еще ничего не значит. В этих руках сейчас жизнь бедняги Уинстона, который даже вздохнуть как следует не может, не то что жить здесь, где, по идее, ему жить и положено. Если у киборга с его микросхемами глаза не слезятся от солнца, а уши выносят тишину леса, то к чему люди, которые помирают от нахождения в той среде, которая их создала?
Водитель с грустью глядел на потерявшего сознание Уинстона.
- Возможно, Генри, в чем-то Вы правы. Вы сильнее их, выносливее, лучше соображаете. Вы лучше во всем, даже живете дольше. Но Вы никогда не станете равными им, если будете продолжать делать то, что Вы делаете.
Генри молча слушал.
- Вы, сэр, думаете, что я решил ослушаться и оставить Вас. Возможно, я бы так и сделал, но мне все еще хочется попытаться Вас переубедить. Я многим обязан Вам, в особенности, тем, что имею счастье находиться здесь или в любом другом лесу, у любой другой реки. Но мне по-человечески жаль – ведь жалость – человеческое чувство, и я имею на него полное право, - тех, которые попадают к Вам на крючок. Ведь он ни в чем не виноват. Он просто родился и вырос в городе, вот и все. Вы говорите, что жизнь этого несчастного в Ваших руках? Так верните его обратно в среду, в которой он живет сейчас. Ему здесь не место, как не место дикому зверю в городе.
***
- Где я?.. – Уинстон приподнялся на кровати. Вокруг были знакомые стены, на столе лежал кусок недоеденного бутерброда. Голова раскалывалась. – Это был сон. Просто кошмарный сон, - от звука собственного голоса он вздрогнул, но тут взгляд его упал на листок, лежавший на одеяле. Уинстон взял его и начал читать: «Дорогой Уинстон, сочувствую тому, что Вы попали в такую передрягу. Пока Вы были без сознания, я пытался доказать сэру Генри его неправоту. Хотя у него вместо половины мозга чипы и провода, мои слова на него подействовали, и он согласился Вас отпустить. Надеюсь, что Вы это прочитаете». Ниже, другим почерком, было дописано: «Кстати, в плеере у Вас стоит кассета. Вы можете посмотреть ее, если захотите. Гонорар лежит в конверте на телевизоре. Захотите сняться еще - обращайтесь».
Уинстон скомкал листок и кинул его в телевизор, стоявший напротив кровати, и пошел доедать бутерброд. А за окном кипела жизнь мегаполиса.