Глубина души

Этот рассказ был написан на последнюю, 10-ю, Грелку.

Никакого отношения к произведениям многоуважаемого Сергея Лукьяненко не имеет.


Ринина сандалия приказала долго жить. Но ведь это – сущая ерунда, по сравнению с тем, что впереди целый летний день, пыль и песок дорожек, прохлада леса и каменистые берега редких ручьёв с кристальной, ломящей зубы водой, правда?
И можно бродить прямо так – босиком… Недаром она не взяла с собой ни палатку, ни спальник.
Только дождевик, свёрнутый и притянутый верёвкой к поясу, а в нём – спички и разная мелочь.
И ещё любимый охотничий нож.
И – никого. На километры вокруг.
Мечта. Рина отстранённо подумала, что по-настоящему, счастлива, она бывает лишь так – одна, путешествуя, куда ноги несут, и неделями не появляясь дома. Дома? Забыть. Противное слово.
Склизкое, как пиявка, и так же, как пиявка – цепкое.
Пока в озёрах есть рыба, пока в лесу есть грибы – её путь по Глубине не окончен.
Её пятки кололи сухие еловые иголки. Где-то неподалёку должен быть ручей, который она вчера миновала. Кажется, надо повернуть сюда… Она вздохнула, наслаждаясь одиночеством, тишиной и раздирающей грудь свободой, повернула к ручью, и увидела.
Мальчишеский затылок, длинные вьющиеся волосы, гриф гитары. Ручей. Аккорд.
Тихий, исподволь, как озноб от первых заморозков, пробирающийся под одежду, пока ещё – приятный, пока ещё – не опасный. Пока ещё – живой.
Незваный гость пел.

Пойдём с тобой гулять одни,
Забудем ложь и скуку,
Пойдём, пускай несутся дни,
Что дома дарят муку,

Забросим вечность за плечо,
Возьмём любовь под локоть,
Пусть сердцу будет горячо,
Пусть облетает копоть,

Увы, дышать свободой нам
Лишь месяц суждено,
А дальше – снова, как рабам,
Домой, тонуть, на дно.

Но месяц – это долгий срок,
Наполнимся дорогой,
Пока мы здесь – забудем рок,
Душою мы как боги.

Так отчего же мы грустим?
Нам просто надо – верить.
До нас был – дым, и будет – дым.
И не страшны потери…

Он допел. Рина неслышно подошла сзади и обвила руками его шею.
- Я знала тебя совсем другим.
Мальчишка отложил гитару.
- Пять минут назад ты меня вообще не знала.
Он освободился от её рук и встал. Напился из ручья, потянулся, улыбаясь. Посмотрел ей в глаза:
- Как ты думаешь, почему мы встретились?
- Думаю, либо, чтобы испортить друг другу душу, либо наоборот. В любом случае, так было надо.
Он посерьёзнел.
- Да, без тебя в этом мире чего-то не хватало.

* * *

Был вечер. Пламя костра отражалось на лице Мира – так звали её неожиданного знакомца.
Он перебирал струны пальцами.
- Я не думала, что на Глубине можно встретить кого-либо. Это либо ошибка, либо так и было задумано… Я слышала, что Глубина для каждого – своя. Я рада, что встретила тебя здесь.
- И я рад, что встретил тебя… здесь. Глубина – не просто своя для каждого, она ещё и абсолютно разная. То, что мы встретились, может означать, что мы очень похожи. Или же…
Рина отозвалась, как эхо:
- …что похожи наши Глубины. Мир, сколько тебе лет?
- Здесь – четырнадцать…
- А… там?
Он не ответил.

* * *
Капля росы упала ей на нос. Она чихнула, просыпаясь. Костёр уже горел, и Мир сидел перед ним на корточках, поджаривая рыбу.
- Проснулась. – Констатировал он. – Держи.
И протянул ей прутик с рыбёшкой…

Они гуляли весь день. Купались, бегали наперегонки, как выпущенные на волю детсадовские малыши. И говорили – обо всём и ни о чём.
А вечером…
- Мир, что такое Глубина?
- Этого же никто не знает. – Пожал плечами он.
- Ты врёшь, ты знаешь! – она сама удивлялась ярости, неожиданно прорезавшейся у неё где-то там, внутри. – Ты ведь не из нашего мира…
Он взглянул на Рину. Опустил глаза. Взглянул снова. И больше не отводил.
- Эх, девочка… - голос его постарел, стал чужим. Да и сам он как-то осунулся, как рваная грелка, из которой выпустили воду. – Зачем тебе это знать?
- Кто ты? – медленно спросила она. – Как ты попал сюда?
- Я? Я не попадал… Я здесь живу.
- Не уходи от ответа! – она никогда не думала, что в её собственной Глубине ей может быть ТАК страшно.
- Ты хочешь знать? Ладно… Я и есть Глубина.
- К-как это? – руки машинально нашаривают нож, леденящий холод продирает изнутри, хочется бежать, бежать без оглядки… и никогда не возвращаться.
- Ты боишься. Почему? Разве во мне что-то изменилось? Разве я лгал тебе? И… от того, что я – Глубина, я не перестаю быть человеком… Моё имя – это не тонкий намёк на то, что – или кто – я есть, а всего-навсего сокращение от простого человеческого имени. Да, у меня нет тела в вашем мире, точнее – моё тело и есть ваш мир.
Я думал, ты поймёшь…
- Но… зачем?
- Зачем? – с каким-то ожесточением спросил Мир. – Зачем? Вы, люди, не создаете ничего живого. Кроме самих себя. Вы гадите, вы портите и уродуете ваш собственный дом – планету. Вы строите, выливаете и производите столько мёртвого, что… что если бы не Глубина – мир бы умер ещё в двадцатом веке.
Ты никогда не задумывалась, как удачно появилась Глубина? Как потрясающе вовремя?
И почему в неё могут уходить далеко не все?
Потому что она не пускает.
- Я не пускаю. – Он помолчал. - Глубина – это место, где люди – почти всегда дети – отдают свой… как говорили древние японцы, «свет души». И получают заряд доброты, учатся смотреть на мир иначе, чем их отцы. Это не просто летний или зимний отдых. Это попытка исправить вас.
Исправить века инквизиции, войн, геноцида, исправить двадцать лет Третьей Мировой.
Но не только. Вы, дети, находясь здесь – дарите миру надежду… а это самое главное.
Знаешь, девочка… ты себе представить не можешь, до чего ты похожа на меня. На Мир.
И… мне страшно. За тебя. Быть похожей на целый мир – это тяжкое бремя.
Но – и надежда. Когда-нибудь вас будет много - светлых, добрых. Чистых. И тогда весь мир изменится.
А уж я позабочусь, чтобы вам не приходилось убивать зло ради добра. - Он помолчал.
- Довольна? Я рассказал тебе.
Она сидела, не двигаясь. Ей больше не было страшно.
- В таком случае, Мир, тебе стоит сразу перестать существовать. Всегда будет кто-то, кто не поймёт того, что понимаю я. И ты.
- Я ведь тоже хочу жить. И я хочу, чтобы жили люди. Такие, как ты, например. Твоё время здесь заканчивается… приходи ещё. Я буду ждать.
Она молчала, отвернувшись. Ей больше не было четырнадцать. Но взрослой она не была.
- Я не приду, Мир. Я поняла. Глубина – это твоя душа. С грязными ногами в чужую душу не лазают.
- Я знал, что ты так скажешь… тогда иди, девочка. Девочка с душой-миром…
И он – вихрастый парнишка в пыльных джинсах, с живым лицом и взрослыми глазами, уткнулся носом в колени.

Она коснулась рукой кристалла на шее…

* * *
Карина замолчала. Пододвинулась поближе к мужу, вздрогнула от воспоминаний, и прижалась к нему.
- Потрясающая история. – Он долго молчал, прежде чем это произнести. Она вымученно улыбнулась. - Нет, правда. Даже больше того – очень… естественная. Ты мне никогда её не рассказывала… почему?
- Я тогда была совсем маленькая, понимаешь? И… всё это время я боялась, что ты не поверишь.
- Я верю. – Просто сказал он и обнял её. – Ну что ты так разволновалась? Баю-баюшки, баю…
… она засыпала, купаясь в волнах его смеха, и не слышала, как он сказал:
- Спи, девочка. Я не мог иначе… Без тебя.