Диспансеризация

Диспансеризация.

Гордостью спешу проникнуть за работу о здоровье люда служивого уважаемыми нашими военными медиками.
Однако напомнить следует, что первая наша с вами диспансеризация происходила задолго до того момента, когда кеды с кроссовками меняли на военные «гады». И конечно задолго до боли знакомых: «Подъем!», «Смирно!», «Газы!» и т.п. Короче говоря, тогда, когда комиссии медицинские военкоматовские, опять-таки с заботой, юношу желторотого на пригодность к службе в соответствии с календарными сроками определяют.
Опуская подробности всей процедуры, сразу перейду к эпизоду, свидетелем которого я был в одном чудесном кабинете. В общем, чудесного в этом кабинете ничего не было. Но юношам скромным и впечатлительным, воспитанным в строгости комсомольской морали, краснеть приходилось жутко. От посещения такого кабинета сохранились кое-какие воспоминания. Отнюдь не скромность и стеснение заставили отложиться их в памяти. Скорее первая в жизни ситуация, когда от истерики, ползая и катаясь по полу, забываешь, как дышать. Потому что воздуха катастрофически не хватает, а увиденная картина сама собой заставляет буквально пополам разрываться от безудержного смеха.
Вот этот эпизод.
- Потоком, форма одежды номер «Раз» с медкартой под мышкой;
- Очередной. На выход! - бормочет прошедший процедуры, красный от стыда как рак, юноша. И бочком так вдоль стены. К стене этой самой, задницей развернувшись. Как-будто боясь, гордость мужскую растерямши, быть повторно подвергнутым акту дефлорации в области мышечного кольца пальцем медсестры, заботливо обернутым в латекс.
Ага, ясно. Что ничего не ясно. Ускользнул вышедший. Как крабик, боком вдоль стены. Но, делать нечего. Моя очередь. Вперед! А за порогом - конвейер. Справа, за ширмой, дородная тетя в белом безразмерном халате килограммов сто с небольшим:
- Трусы сымай! Нагнись! Расслабь! - Заебись!!! Вот оно что. Вот оно где. Со мной произошло? Как так? Проверен на предмет отсутствия ГЕМОРОЯ. Да я! Да мне! Да спросить же можно было. Нельзя? Что закрыть? Кто стесняется? Не я!
А впереди - еще хлеще!
- Закати! Откати!
Дружбан Леха, одноклассник перед тетей другой, усатой (как на подбор, с такой же комплекцией) смущенно трудится, закатывает.
- Не могу, - говорит - дотронуться больше. Легковозбуждаемый, значит. Как обратно в плавки упрятать чудо? Не соображает.
- Хрясть! - деревянная линейка по короткой траектории встречается с Лёхиным окончанием.
- Ой, ****Ь! Больно! - Лёха, прыгая на пятках, со взором горящим на тётку обижается.
- Чё орёшь? Вот стакан с водой холодной на столе. Охолони! - с садистской ухмылкой усатая наблюдает, как Лёха свой конец в стакане полощет и, баюкая, в плавки упрятывает.
- Марш к другому столу! Карту раскрыть на странице такой-то! Следующий, - и уже всё внимание на меня. Ведь следующий - как раз я.
- Закати! Откати! - командует усатая.
Не хочу линейкой. Поэтому представляю в воображении картины жуткие, одна хуже другой. Какие? Не важно! Не спасает - хоть отрезай! Без команды - в стакан! Охолонул. В штаны упрятал. Стакан на стол. Два шага назад, картой медицинской прикрылся. Не дамся живьём врагу!
А и не надо. Уже следующий к столу подходит и достаёт. Ну и опять повторяется ситуация. Впечатлительные какие-то юноши, неискушённые. А главное, пышущие здоровьем, порой не понимающие, куда своё либидо запрятать. У Димона, того, что после меня, - такая же история.
- Хрясть! - линейкой…
- Ой, бля! - в ответ. Ясно. Из-за ширмы не наблюдал за охотницей в белом халате. Пал жертвой храбрый…
Не пал? - Стакан. Остуди!
Берёт в руки стакан. И тут - … упали все, дружно захохотав. Я тоже, близкий к истерике, по полу ползал, изредка подрезая курсы объёмных медработников. Так я из кабинета и выполз. Вы спросите, почему?
Потому что Димон этот стакан. Залпом. Выпил.
Стоял потом, чмокая губами, на нас как на идиотов через пушистые ресницы наблюдал.
А вы говорите, диспансеризация… И мне от этого смешно становиться, до жути.