2. По обе стороны колючки. За что? Таша и Володя

ЗА ЧТО?

Таких, как Куприяниха, тут много. Только причины, по которым они оказались в этих краях, неподалёку от столицы знаменитого в сталинскую эпоху Карлага, разные. Сроки отсидки и время освобождения тоже.
 
Куприяниха вряд ли по пятьдесят восьмой. Поговаривают, за хищения сидела. Хотя не факт. Впрочем, советская лагерная система хищением и вынос зерна в сапогах называла, а зона любой цветочек умела превратить в репейник, равно и ортодокса в манкурта.

В 1947 году в Карлаге появились "указники", отбывающие наказание по Указу от 6 июля того же года о борьбе с хищением социалистической собственности. Среди них очень мало было действительных преступников.

Например, парень восемнадцати лет нарвал яблок в совхозном саду - 20 лет лагерей. Если бы рвал яблоки в саду колхоза — было бы 5 лет. Колхоз — это общественная организация, а совхоз — государственная.

Другая реальная история – типографский рабочий попросил у начальника разрешения взять несколько листов чистой бумаги (комнату дома обоями оклеивал, вот и понадобилась зачем-то). Начальник разрешил. Но парня с бумагой задержали на проходной, и начальник, испугавшись за себя, ото всего открестился. Стоила бумага согласно составленному акту 60 копеек. Парню она обошлась в 20 лет лагерей.

Разными путями попадали в Карлаг жители больших и малых городов. Сегодня причины, по которым родина отваливала щедрые сроки, кажутся чудовищными. Например, учителя пения, «старца 78 лет, который ставил голос многим выдающимся певцам, арестовали — за что бы вы думали? — за космополитизм. Он никак не мог согласиться с тем, что русская вокальная школа выше итальянской, и отстаивал преимущество театра Ла-Скала».

Об этом свидетельствует в своих воспоминаниях Анатолий Эммануилович Левитин, бывший священнослужитель (диакон), затем учитель русского языка и литературы ШРМ, получивший в 1949-м десять лет лагерей за антисоветскую деятельность.

«Деятельность» выражалась в некоторых высказываниях ("Это же факт, что вы обычно называли нашего вождя обер-бандитом", - сказал следователь, и Левитин сразу понял: на него настучал человек, которому он доверял).

Тот факт, что ты отсидел, в посёлке не повод для обструкции. Может, была на заре туманной юности Куприяниха румяной дивчиной, песни ридны украиньски спивала, баба она голосистая, а потом посадили дивчину в эшелон – везли сюда, в Архангельскую область, в тридцатые эшелонами по тыще пятьсот – тыще восемьсот человек - и прощай, родная криница, здравствуй, лесоповал!

Вот всеми уважаемая Нина Израилевна Гуревич (даже за глаза её зовут исключительно по имени-отчеству) загремела в лагерь с остатками лавины, именуемой «делом врачей». Здесь она и состарилась, - и нет человека в посёлке, которого бы она не лечила. А что у неё на душе – никто не знает. Каково ей переносить одиночество душевное – Бог весть. Все разговоры с местными – только на уровне внешнего: быт, болячки, огородик.

При Нине Израилевне даже Куприянихина речь становится не столь колоритной, а в воздухе невесть как разливается почтительное уважение. Хоть субстанция и невидимая, но – поди разберись! – имеет место быть.


ТАША И ВОЛОДЯ

Миловидная скромная Таша стоит с краешку и в бабьих пересудах, как всегда, не участвует. Она выглядывает своего Володю – яйца сегодня дают в магазине, по десятку на нос, - значит, им, двое детей у них, Валерик и Людочка, сорок штук причитается. Володя поможет товар до дому донести, он у неё нетипично внимательный.

Таша попала за колючку шестнадцати лет – не усторожила закрома родины в голодном колхозе: Руфина, соседка, украла килограмма три овса у лошадей на конюшне своим ребятишкам. Сроки получили обе, только Руфину в другие края увезли. Севернее. А Ташин грех потянул на Карлаг.

Частенько Таша соседку вспоминала - как выла она после суда, пятерых ведь с бабкой оставляла, на верную смерть. Дивилась Таша: сынок Руфинин Проня, пионер, в сельсовете про мать сказал, что не первый раз она овёс принесла.

Помог следствию, словом. Путёвку в Артек дали. В газете написали – мол, наш Павлик Морозов. А Руфина ничего, не ругала его, обнимала, жалела. А он отодвигался всё, так и не обнял мать, когда увозили.

 Как-то они там теперь… Выжили? Не узнаешь. Мать Ташина померла, тётка не пишет, Бог ей судья… Пуганая ворона куста боится.

Когда Володю немцы загребли в полицаи, ему семнадцать было. После войны он оказался здесь в лагере, с Ташей познакомился. Дело молодое – забеременела. А тогда беременных отпускали. Освободился Володя – стали жить. Намыкались, натерпелись – может, поэтому дружнее семьи в посёлке не было.

Здесь не принято судачить о прошлом, перемывать кости бывшим лагерникам. Если и спросит кто про кого – расскажут, но без злорадства и осуждения – просто и эпически спокойно.

Володя и Таша, как и Куприяниха, родом с Украины.

(продолжение следует)


Рецензии
Скупые истории, но сколько в них жуткой правды.
Я всегда ощущала неловкость, когда в лесу выходили на просеку бывшей узкоколейки.
Это надо знать.
Спасибо.

Татьяна Пороскова   17.08.2016 19:40     Заявить о нарушении
если бы не борьба за власть, бесконечная и беспощадная, простой человек-труженик жил бы сообразно с человеческими законами.

Мария Сидорова   08.01.2017 19:00   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 3 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.