Гуманитарию на копыта!

Делят осьмиглавые писатели шкуру Нефедова,
Не под глазом. Давай, вниз бросай. Да потверже.
Тяжелая поклажа плеч на поникшем алфавите.
Будто в школе дорогу каменную не проходили.
Обжилось и свое.
Не проник печник в понурый мякиш.
А в ноябре не было…
А в октябре виднелось.
Солнышко на пятне.
Что рдело пятном и могло быть оным. И стало!

Гремят голодом и пользой
Окончательные миротворцы
Спицыны валькирии
На брудершафт пьючи
Таблицы восхволяючи.
Не сверкает только все кругом.
Басовитые подмышки и волнушки
Вынужденное понимание обезболивания.

Нелепо выходил из туман крюковатый
Узловытый записывал кляузы на спинах, на кляузах, на себе.
Накопленный звучно появился и пропал, вынашивая и убеждаясь в обратном.
Забежали, задолжали, не поймут, запоют, возьмут, азимут с пути сбил…
Для войны звука со звучанием, помех и мимо горизонта быть!
Не лихо в кровати из самой себя, прощальная роль в бенефисе для двоих…
Женственно под лапами, мягко под лопатами…

Расскажи мне большое судно гонимых геноцидом вишен.
Генный подкоп под общую вилочную обитель.
Харя треснула от передозировки голов.
Словно арбуз разлетелось плачевное небо.
Опознали тело, а это они и есть. Те, кто опознал…
Вернулись из твоего взора и ушли...
Когда ты в фокусе, земля бранит в водицу…
Угости мою ночь этой ночью,
Когда сбывается и быль показывает стриптиз и хоровод
Желчи и железных телес снова останавливается…
С неба капает воспоминание, приходил вопрошаемый сюда, в сознание?

На ворох добротной шестерки лучших солнышек
Порваны и кресло и страна, и поток лун,
Что идет на работу из плена, что течет из кармана толстого
Рабочего и не рабочего, жирного котика…
И петли обратились слезами его
И бежал вспять познавший мечту о безкрылии…
Варианты стоят за дверью, которая стоит в регулярном строю…
Дачу себе строил…