Урок второй а среда - это тебе не четверг 5. стёпа

УРОК ВТОРОЙ (вторник):

глава пятая: "СТЁПА" (Степан Сергеевич Чураков)

«Берём обыкновенными руками», – отшучивался Степан Сергеевич от пристававшей к нему с расспросами “Натке”, так он её называл. Чураков. – Женщину, ученицу свою, ради которой бросил прекрасную семью: жену и трёх любимых детей. Бросил; и – больше не вернулся. «Я могу жить только с любимой женщиной». Вот, на что я обратил бы внимание молодых поэтов. «Рецепт №5 с полки №7», – шутил Чураков, дуря Наташку. Отшучивался всё от её приставаний и расспросов. И – влип. Это всё было про рецепты, рецепты реставрации живописи. И влип. Влип, как мальчишка – полюбил! Полюбил. (!) Пришлось уйти! – не видеть её, Наташку, Натку, Маренника. Пришлось – не видеть её… уйти в Пушкинский… чтобы не видеть. Больно. Так бы я сказал про это. Надо учить-ся поступать по-мужски…
«Я поломала ему жизнь. Себе и ему. Всё сложилось не так. И у него, и у меня. Я мно-го думаю об этом. Чем дольше думаю, тем больше прихожу к выводу, что… А могло ведь всё сло-житься по-другому. Я и замуж-то вышла только из-за этого: ну сколько ж можно! ну сколько может это продолжаться! могло! Чтобы только, это всё кончилось! закончилось! прекратилось! (О! Не иг-райте женщины с поэтами, о. – А.К.) Я корю себя – я думала, он вернётся, вернётся: такая жена!.. семья!.. трое таких замечательных детей! Вы бы видели их, Артём!
Однажды, на каком-то юбилее, много позже… В общем, мы оказались одни. Он взял меня за руку и сказал: “Не волнуйся, Натка, у меня уже всё хорошо, всё нормально. Новая семья. Двое детей – не волнуйся за меня. Больше. Но, я должен тебе сказать… Я должен тебе сказать… Что такого ВОСТОРГА, такого ВОСТОРГА, – он так и сказал, Артём, так и сказал, Артём, так и сказал, понимаете: “восторга”! “восторга”! “восторга”! – понимаете? понимаете? Артём? (О! О! Не играйте! Не играйте! С поэтами! – женщины! – А.К.) – как от тебя, я ни от кого больше не испы-тал ”. Так и сказал: “ВОСТОРГА”… Так и сказал: “ВОСТОРГА”… Знаете, Артём, мне никто боль-ше этого не говорил! Так! Я запомнила это прямо на всю жизнь! “Восторга”…»
С поэтами не играйте, женщины! Это вам не тысяча долларов. Осторожнее! Поосто-рожнее с огнём. С поэтами не играйте. Это опасно. Это я вам говорю. И – для вас самих тоже, жен-щины. И – не отказывайте, женщины, поэтам, женщины. Это некрасиво – в ИСТОРИИ. И, это я вам говорю, женщины, вступаясь за своих, себя. Это опасно, и – некрасиво. В истории. В истории чело-вечества. И – вашей личной… Это я студенткам своим. Да они и хорошие. (Я уже и скучаю по ним – кажется? Неужели??) Да, среди моих таких (дур) и нет. А то сразу – незачёт. (То, что я гляжу-наблюдаю по коридорам – говорит об обратном… Ну, это уж слишком! – Надо бы чуть по-спокойнее! по-спокойнее! Ведь, всего не решишь за переменки. Десять минут каких-то… Я понимаю, что и этого хватает, если тебе где-то в районе двадцати [лет, в смысле]. Впереди – жизнь! девчонки! Жизнь! Которую – никто! никто! у вас не отнимет, нет. И я отпускаю вас всех пораньше… Сегодня, как и всегда. Впрочем, вы и не частые гости [ко мне на занятия. А я и не из ревнивых.]. Скорее – в коридорах, лифтах, на эскалаторах метро, при встречах случайных в случайных компаниях ведётся преподавание – круг-то неширокий, и вы попадаете в компании моих братьев-друзей-собутыльников.)
«Я, знаете, поняла, – он, Степан Сергеевич, – любил меня для меня. А вот муж – для себя. Для себя. Муж – для себя только. Степан Сергеевич… Он всё делал – как мне, Артём, знаете, какое это чувство!! А, муж – нет! нет!! – для себя! для себя меня любил! Для себя.
Я хочу... Если мы там встретимся, – если мы там встретимся… когда-нибудь… Если там что-то есть… Знаете!.. – Попросить у него ПРОЩЕНИЯ».
О! не играйте, женщины, с поэтами.
“…А шарик вернулся, а он голубой ” … …
Окуджава.
О! не играйте, женщины, с поэтами! Не надо! Не надо вам это! Это я говорю, поэт.
Встретитесь, встретитесь обязательно со своим Степан Сергеевичем, Наталья Андре-евна! Маренник, Натка, Наталка, Наташка, Наталья Андреевна. Маренникова. Варенникова-генерал. Это я вам говорю, ваш коллега и ученик, и воспитанник.
Встретишься, Наташка, обязательно! Обязательно, Натка! Встретишь своего Степан Сергеича, обязательно! обязательно! Натка! Натка! Какие твои годы! Какие твои годы – перед этой Вечностью и Бездной, что впереди, что впереди – и – что позади, что позади… И – всё! всё! ему скажешь! – всё! всё! и прощения попросишь. И – простит он тебя, конечно, и возьмёт твою руку в свою…
И – будет так, как должно было бы быть здесь, на Земле, когда вы жили… были вме-сте, Натка! Не бойся, не бойся, не кори себя – он ждёт тебя уже давно – с объятьями распростёртыми – к тебе, к тебе, Нат, Наталья Андреевна…
Это я говорю, добрый сказочник, Артём Киракосов.
Не играй с поэтом!
О.
«Степан Сергеич учил нас всегда быть в творческом напряжении. Ходить на все вы-ставки, на все просто! Учил ‘отчитываться’: то есть, рассказывать о том, что видели. Учил вести дневники, записывать. Сам вёл всегда дневники. И литературные, в том числе. Писал стихи, делал записи. Много путешествовал. Был прекрасный и весёлый рассказчик. Интересно, где всё его насле-дие? Что делают с этим его дети, дочки-реставраторы? Плеханов – первый начальник нашего отдела (реставрации станковой живописи – А.К.) – только год пробыл, а потом ушёл. (Вы должны его знать, Артём.) Уговаривал меня: “ Наташка, зачем тебе реставрация? При твоей-то красоте… Уходи – выйдешь замуж, родишь детей… Зачем тебе дышать всем этим… портить руки растворителями? спирт! пинен! скипидар! воск! Зачем тебе всё это, Наташка, – при красоте! твоей-то… Уходи, На-ташка…” И ушёл. Сам… На свободный покой, так сказать. Он был хороший художник. Вы не слы-шали его? Вы должны (были! бы) его знать, Артём. А. (Что-то я не знаю таких хороших художни-ков! – А.К.)
Степан Сергеевич – увлёк меня, знаете, собой – в реставрации. Я к нему приставала всё! – с рецептами… Приезжал к нам Лазарев читать лекции по истории искусств, Смирнов – из Су-риковского. Степан Сергеевич заставлял нас – рисовать всякие – ну вы знаете – руки, ноги – гипсо-вые, писать этюды, пейзажи, натюрморты, портреты – с натуры. Была творческая обстановка… Только кончилась война… Мы поднимали страну, наши города! Вы не представляете, Артём, какой подъём был, какое настроение. Какая атмосфера была. Вокруг. АТМОСФЕРА подъёма, Артём! Ат-мосфера подъёма, Артём. И у нас в мастерской. Была, была, Артём. Мы танцевали, собирались, гу-ляли ночами напролёт. В квартирах стояли рояли – настоящие большие концертные, Артём. Это бы-ла наша страна. Артём. Мы это чувствовали. А теперь..?
… И на всё хватало денег. Всю страну объездили. Всё было для нас – все премье-ры, все концерты. Книги… Ведь, взгляните, сейчас же никто ничего не читает. Про теле… ви… я даже и не го… во… Степан Сергеич!.. Он! Он – горел! горел! горел!
… Свои примером: он горел прямо! На работе! Именно он – вывозил и спасал Дрезденскую галерею… Ему это было поручено… Кажется, сохранилось множество кадров хрони-ки. … Что вы, не за два, – мы чуть ли не за один год всё сделали. И – была выставка. В Пушкин-ском…»
– Я помню. У моей мамы сохранились наборы открыток, альбомы, кажется, издания 55-го – 57-го годов с отреставрированными вами шедеврами Рубенса, Рафаэля, Джорджоне, Тициана, Тинторетто, Лотто, Рембрандта, Ван Дейка, Пинтуриккио, Гольбейна, Вермеера, Якопо Пальма, Пальма Веккио, Лиотара ...
– Да. Такая мода была. У меня тоже всё было. Я всё собирала – раздарила потом: за-чем?..
– Ведь вас не много было тогда?..
– Да. Человек семь. И ещё эрмитажевские… Да.
– Не то, что сейчас: целые отделы! – человек по тридцать!
– Что вы, да. Немного.
– И работали как.
– Да.
– Да вы и сейчас…
– А я, знаете, по-другому и не умею. По-сталински… Реставрация, знаете ли?.. Я так рада, что у нас ведь такая профессия… уважаемая и прекрасная. Вылечить картину, дать ей жизнь – ведь это же!.. – чудо, чудо; да. А ведь многие молодые у нас совсем без желания: вялые какие-то, сонные, никуда не ходят, никого не любят, ничего не читают, ничего не слушают. Им никто не зво-нит. Никто не влюбляется в них. Не понимаю я?.. “Не парься” – только и услышишь от них совет друг другу. И ещё, как это: “А мне всё фиолетово” – “по барабану” – в смысле, раньше, насколько я знаю, так говорили. “Поколбаситься” – вы слышали это? про это, Артём. Ужас! Что происходит – с нами! со страной! с ними! – Не знаю. Не знаю. Не знаю.
Конец пятой главе, пошла шестая…