Сны Веры Павловны

Вера Павловна вела урок как никогда рассеянно...

- Пушкин – гений… - задумчиво произнесла она, глядя в окно. Странные мысли бродили в ее голове. Казалось Вере Павловне, что всего шаг отделяет ее от прыжка с подоконника в яблоневый сад, где стоял уже оседланный конь с маслянистыми глазами. Легким движением перемахнул он через ограду, и понес ровным размеренным шагом по узким улочкам.

- Давай, родной! - похлопывала Вера Павловна влажную холку, и ладно так на ней сидел мужской мундир с золоченой перевязью. Позванивала хрустально шпага на боку и, судя по испуганным глазам прохожих, ясно было, что французы – где-то рядом...

 - Вера Павловна…, - канючили дети, - что было дальше? А дальше... не сиделось ей в душном классе, и лишь на перемене удалось директору посредством энергичного встряхивания вернуть улыбающуюся Веру Павловну назад.
 
- Вы уволены – устало сказал он и перевел притихших детей в соседний класс, к Марье Петровне. Два дня бродила Вера Павловна по мостам да сырым набережным, тренировала свое сознание, приучала его не так стремительно отключаться, ругала себя последними словами за несобранность, ела пирожки с горохом в маленьких кафе, и в чашечках ее пустых кофейных выкладывались из гущи причудливые птицы и растения.

Через неделю устроилась она помощницей повара в ресторан. Старалась очень, по первому зову все выполняла, соль добавляла в меру, даже нравилась ей новая работа – не требовалось много говорить. Но знала она, что подберется вскоре знакомое чувство, когда взгляд растворится в предмете, на который упадет, и обретут плоть слепые желания: эти тревожные симптомы одновременно пугали и непреодолимо притягивали Веру Павловну.
 
 Закипела вода в котле, и всплыл вдруг на поверхность веночек из бледных увядших цветов. Захотела Вера Павловна поймать венок, и поплыла за ним. Добралась до берега, а там веселье такое: кто по траве в белых рубахах бегает, кто в воде с песнями полощется; за темными деревьями огни мерцают.

- Хочешь, тетя? – протянул лист папоротника голубоглазый ребенок. Взяла машинально его Вера Павловна, села под елью и задумалась. Луна над самой головой золотой колыбелью качается. Смеются все, хороводы водят, а в глазах неистовое что-то, звериное проглядывает.
 
- Язычники... – подумала с тоской Вера Павловна, и так захотелось ей вернуться, что и без посторонней помощи в ту же минуту она в ресторане у плиты оказалась. Огляделась, и стыдно ей стало: посудомойка, повар, официанты – все, глядели не мигая на нее и молчали. Все поняла она сразу: сняла с себя розовый передник, половник на место положила, и вышла тихо на улицу.

 Шла и дергала себя за волосы – «не спи, дура, не спи!», а глаза сами собой закрывались, и рокот праздной толпы усыплял как морской прибой...

Ноги привели Веру Павловну к археологическому музею. Села, уставшая, она на ступеньку, и заснула вдруг сладким-пресладким сном. Вот он – Египет. Жаркий и великий. В самом его сердце устроилась уютно Вера Павловна, среди сухих нарциссов и ушебти. Натянула золотую маску на лицо, и застыла с подкупающей улыбкой в вечности.
 
- Как она красива... – задыхаясь, сказал лорд Карнарвон.
- Чудо... – глухо отозвался Говард Картер. Так счастлива была Вера Павловна первый раз в жизни…



Германия, ноябрь 1999 г.