Амнезия

 Словно выйдя из какого-то коллапса, я ощутил себя на эскалаторе, движущемся вверх из душного подземелья. Чувствовал я себя прескверно, пытаясь вспомнить, кто – я, где – я и ещё хоть что-нибудь из прошлого. Не вспоминалось. Это меня здорово нервировало.
 Эскалатор был перегружен людьми. Женщина впереди меня стояла, почему-то развернувшись ко мне лицом. Она производила странное впечатление. Ей явно хотелось выглядеть моложе своих лет, но грубый макияж не скрывал выступающие черты бабы-яги.
 Поймав мой взгляд, она заговорила. Звуки, издаваемые ею, никак не складывались у меня в слова. Мозг, подобно зависшему компьютеру, бездействовал. Старуха повторяла одно и то же, всё настойчивее и громче. Я напрягся изо всех сил. Вдруг, как из-под земли до меня донеслось:
- Мужчина, что с Вами? Почему не отвечаете?
 Вместе со способностью понимать речь, я вроде бы обрёл способность говорить:
- Извините, задумался.
- Ну ладно, а то я уж подумала, что Вы из тех, которых по всему городу ловят.
 Я поспешно заверил свою собеседницу, что я «не из тех», хоть и не понимал о чём речь. Успокоившись, бабка пододвинулась ко мне поближе и, обдав запахом гнилых зубов, сказала, переходя на ты : - Слушай, помоги мне. Подержи эту коробку, она мне все руки оттянула.
- А что в коробке-то? – спросил я машинально.
Старушенция жеманно хихикнула: - Это консервированное мясо неродившихся младенцев.
- Что?!!
- Консервы такие. Говорят, обладают огромным омолаживающим эффектом.
- Почему именно неродившихся?
- Потому что, извлечены хирургическим путём в 3-4 месячном возрасте. Иначе лечебный эффект теряется.
- А Вам не кажется, что потреблять такие консервы аморально? Ведь эти эмбрионы имели право на жизнь.
- Ничуть не более аморально, чем употреблять в пищу куриные яйца, например. Неродившиеся цыплята тоже имели право на жизнь. К тому же, мамаши отдают эмбрионов с удовольствием. Им очень хорошо за это платят.
 Ошарашенный, я и не заметил, как тяжёлая коробка перекочевала ко мне в руки. В это время эскалатор достиг верхней точки и подъём прекратился. Старуха, стоявшая спиной к движению, споткнулась и упала. Я упал на неё. Банки разлетелись по полу. Образовалась настоящая «куча мала». Люди орали на нас, открывая чёрные провалы ртов.
 Через несколько минут, изрядно потрёпанные, подобрав уцелевшие банки, стояли мы со старухой на пустынной улице, казавшейся какой-то зловещей в сумеречном свете, льющемся с небес. Народ вышедший из метро, растворился бесследно в этом полумраке. Утро сейчас или вечер – понять было совершенно невозможно. Безликие дома по обеим сторонам улицы, похожие на огромные костяшки домино, уходили за горизонт.
 Вдруг я почувствовал запах жареных орешков. Невдалеке от входа в подземку притулилась со своей жаровней уличная торговка. Бабка тут же вознамерилась купить орешков для внука. Торговка, глянув на купюру в руках у старухи, заявила: - Деньги до девяносто шестого года не берём.
- Чего?!!
- Они давно уже не в ходу. Платите новыми деньгами.
- Новых денег у меня нет, - упавшим голосом сказала старуха.
- Можно и на обмен, - ответила торговка, указывая на банки, которые я прижимал к груди,- давно я ищу такие. Где достали? Они же под запретом!
- Не заставляйте меня быть жестокой,- заявила старуха. А торговка уже тянулась ко мне, пытаясь завладеть хотя бы одной банкой.
 Разряжая обстановку, старуха резко ударила торговку своей сумкой в лицо. Окованные железом уголки сумки попали точно в висок. Торговка всхлипнула и повалилась на тротуар.
 Старуха остолбенела, потом крикнула мне: - Бежим!
Бегала она лучше меня. Скоро я пыхтел далеко позади, к тому же неожиданно запнулся, не разглядев выбоину в тротуаре и с размаху ударился об асфальт лицом.
 Когда я открыл глаза, то увидел прямо перед собой две пары армейских ботинок. Обладатель одной из них рывком поднял меня на ноги.Тут у меня в голове опять что-то заклинило. Тупо смотрел я на мужиков в камуфляже, не понимая их вопросов. А может быть, они говорили на другом языке? В руках одного из них была знакомая мне консервная банка. Он тыкал мне ею в лицо, что-то гневно крича. Не дождавшись ответа, камуфляжники сковали мне руки за спиной. Тот, что помладше, остался со мной, второй ушел куда-то.
 Время как-будто остановилось. Ноги затекли. Теперь мы сидели на тротуаре. Мой сторож изо всех сил боролся со сном, но безуспешно. Это и подбило меня на авантюру. Услышав мой свист, камуфляжник вскочил и тут же получил от меня сильнейший удар головою в живот. Не оглядываясь, я бросился бежать, намереваясь укрыться в одном из зданий. Наконец, это мне удалось.
 Здание, в котором я оказался, было чем-то вроде больницы.Бесконечные анфилады комнат были переполнены людьми, жутко изувеченными. Многие из них не имели конечностей и висели на каких-то растяжках под потолком. Некоторые ползали по полу. Бинты, кровь, запах формалина дополняли картину апокалипсиса. Все они тянулись ко мне, что-то крича. Увёртываясь от них, я каким-то чудом выбрался во двор.
 Во дворе вдоль забора аккуратными штабелями было уложено мясо, снятое пластами то ли с людей, то ли с животных. Удивительное дело, но вони я не чувствовал. Мух тоже не было. Чередование слоёв мяса и жёлтого жира говорило об эстетике исполнения.
 Но размышлять мне об этом было некогда. Во дворе появились преследователи. Увидев залитую кровью широкую каменную лестницу, ведущую скорее всего на крышу, я бросился к ней. Непросто бежать по лестнице со скованными назад руками, но страх и отчаянье помогали мне.
 И вот я наверху. Низкое свинцовое небо. Всё тот же сумеречный свет. Огромная плоскость крыши, а дальше – обрыв, пустота. Я принял решение. Преследователям я сдаваться не собирался. Шаг с крыши давал мне шанс очнуться в своём привычном мире, а может быть – не давал никакого шанса. И я начал свой разбег перед прыжком.

 2007 г.