Может, я уже мертвый?

Живя в деревне, неожиданно для себя доктор Бахмутская начала гнать самогон. Она говорила, что это вышло как-то само собой и стало даже приносить «копеечку». По выходным к нашему соседу Пашке приходил его друг Андрей. Он был очень высоким, носил спортивный костюм и улыбался. Бабушка тогда часто о чем-то задумывалась, а потом вынесла вердикт: «Странно, что у нашего Пашки такой замечательный друг. Офицер, афганец, улыбка в ряд!» Не знаю, почему она решила, что Андрей – афганец, но когда он и Пашка перевешивались через забор, чтобы «взять бутылочку», бабушка стала отправлять к ним мою сестру с бутылочкой и напутствием: «Смотри на афганца и говори: «Угощайтесь, гости дорогие». Да деньги не забудь взять!» Людка, кажется, не понимала, чего от нее хотят. Она отдавала им бутылку со словом «нате», брала деньги со словом «давайте» и уходила. Бабушка была чрезвычайно недовольна людкиным поведением: «Как можно так вести себя с таким замечательным человеком?»

В общем, не знаю, как и что у них там получилось, но «афганец» как-то активизировался, и Людка все лето ходила с ним в клуб, а потом, когда лето закончилось, он поселился у нас дома. Ненадолго, правда. Людка училась в университете, и ей вроде не нравилось, что «афганец» нигде не работает. Тогда мама нашла ему работу охранником в школе. В четверг Людка повела его в школу заполнять какую-то анкету, без которой вроде на работу не берут. А в субботу он от нас уехал.

За ужином Людка наворачивала жареную картошку так, что мы только успевали замечать, как мелькает ложка, и папа даже сказал: «Не спеши, а то за ушами трещит». Он всегда так приучал нас к хорошим манерам – все ясно и не обидно. Мама была какая-то бледная и наконец спросила Людку, что случилось, и где Андрей. Эта бешеная запихала в рот последнюю картофелину, молча метнулась в комнату и принесла ту самую анкету, которую заполнял наш «афганец». Людка ткнула пальцем в графу «ФИО матери» и объявила: «С таким я жить не буду». Мы склонились над этой бумажкой. «Любофь Федравна», - было написано там. Мама с папой начали как-то нервно похохатывать, потом папа совсем разошелся и только повторял: «Ну, афганец! Ну, Людка! Ну, теща!» Мама с Людкой вообще непонятно себя вели. Сначала смеялись, потом плакали, потом сказали «хо-хо-хонюшки хо-хо», вытерли слезы друг другу, глубоко и отрывисто вздохнули и начали как-то слишком бодро резать вишневый пирог.

Когда о том, что «афганец» у нас не живет, сообщили бабушке, она недовольно пробурчала: «Странно, что это произошло только сейчас. Он мне еще месяц назад стол так покрасил, что его соскабливать и перекрашивать пришлось». Мама с папой опять хохотнули, но никто не стал напоминать бабушке, что всю эту историю с устройством людкиной личной жизни затеяла она. Тем более, что все уже видели, что бабушка в тот момент находилась под впечатлением от очередного «замечательного» человека. Это была Евгения Васильевна Шатохина – алкоголичка, которая могла за поллитра выкопать огород картошки за три часа. Бабушку ждал новый удар граблями в лоб. Но такая уж она. Про каждого нового человека она готова сказать О! – вот это человек! А потом очень быстро этот человек становится обыкновенным – с грехами, с привычками. Эта бабушкина неготовность к разочарованиям странным образом сохранила молодость ее души. Она как будто до сих пор ждет чуда. А я не жду. Может, я уже мертвый?