Дедушкина тайна

Взяв в руки босоножки, я с наслаждением пошла босиком по мягкой травянистой дороге. Справа и слева от меня ровным белым морем цвела картошка. Мимоходом я вглядывалась в таблички на межах, боясь пропустить свой участок. Вот поворот, значит, уже близко.
За поворотом стояла белоснежная машина. Красивые чёрно-красные полосы по бокам ещё больше подчёркивали её белоснежность. Дрогнуло и, как всегда полетело куда-то сердце, сбилось дыхание…

В машине никого не было, но когда я подошла ближе, из-за неё вышел русоголовый мальчик лет пяти.
  - Здравствуй, малыш!
- Здравствуйте. А мы приехали картошку смотреть. Я тут машину сторожу.
- И как, справляешься?
- Справляюсь! Вытираю вот, - в руке у малыша была большая влажная тряпка.
- Молодец!
- Правда, у нас красивая машина?
Я неопределённо пожала плечами, вспомнив старенький зелёный «Москвич» - тот был мне дороже.
- Красивая! – убеждённо сказал мальчик, не дождавшись моего ответа. – А я на ней уже немножко ездить умею! И ремонтировать.
- Вот как?!
- Да! Меня дедушка научил. Он у меня, знаешь, какой хороший! – заявил малыш, по-свойски переходя на ты.– А бабушка
не разрешала мне машину ремонтировать, потому что рубаху не отстираешь. А я рубаху снял и просто с пузом ремонтировал. С пуза-то хорошо отстираешь!
- Конечно, с пуза хорошо. Особенно, если мочалкой.
- Ага. А дед говорит, что тут вся картошка с ихней работы. Кто работает, тот и посадил.
- Правильно говорит.
- И ты с ихней работы?
- И я.
- А ты моего дедушку знаешь?
- Знаю.
- А он тебе нравится?
Я улыбнулась и честно сказала:
- Очень.
Мальчик серьёзно кивнул, полыхнул карим взглядом и произнёс, соглашаясь:
- Мне тоже.
«Да, тебе тоже, - думала я , глядя на его разлётные брови, - тебе тоже… Вот поэтому…вот поэтому…» Я никак не могла додумать, что «поэтому», и не могла оторвать взгляда от ясного детского лица с этими разлетающимися бровями, рассеянно слушая восторженную повесть о строении дедушкиной машины.

Вдруг мальчик замолчал и пристально посмотрел на меня. Тут у меня в голове после «поэтому» появилось слово «всё», я вздохнула и снова ему улыбнулась. Мальчик на улыбку не ответил, взгляда не отвёл и спокойно сказал:
- А я тебя знаю. Ты дедушкина тайна.
- Кто?! – от неожиданности улыбка замерла на моём лице и стала глупой. – Кто?!
- Дедушкина тайна. Сейчас! – и он скрылся в машине. Минуты через две малыш появился, держа во рту поцарапанный палец, и протянул мне фотографию. Я охнула. Фотография была маленькая, аккуратно заламинированная, и весело улыбалась мне из красногроздного рябинового куста моей собственной улыбкой.
- Где ты её взял? – голос мой осип, и мне пришлось прокашляться.
- Там! - заговорщически мигнул малыш. – Там тайничок у деда. Я когда всю машину изучал, везде лазил – и нашёл. Дедушка её сразу снова спрятал, и он стал такой… такой… ну, я понял, что это тайна. А потом забыл. А теперь тебя увидел и вспомнил.

Я лихорадочно соображала, как могла попасть в эту машину моя фотография, но махнув рукой – какая разница! – осторожно спросила:
- А ты её кому показал?
- Никому. Это же тайна! Тебе только показал, потому что это же ты, - и чистосердечно добавил: - А я не знал, что бабушки бывают – тайна.
  - Я тоже не знала.
- Что ли и тебе дед не сказал?
- Не сказал.
- Значит, большая тайна. И я не скажу. И ты не говори, ладно?
- Ладно.
- А когда всем скажешь, уже не тайна, правда?
- Правда.
- И некрасиво станет. А тайна – красиво. А какие там ягоды?
- Рябина. Горькая-горькая рябина.
- Зато красивая - красная. Можно же не есть, а просто смотреть, и будет всё равно радость.
Я притянула к себе малыша и поцеловала его горячую от солнца макушку.
- Умница ты моя! Конечно, конечно же будет радость. Всё равно!
- А хочешь, я покажу тебе ножичек?
- Хочу.
- Вот. Мне его дед подарил.
- Хороший нож. А он где, дед-то твой?
Но уже по знакомому холоду в спине и внезапно появившейся жажде поняла: здесь. И обернулась.

Он подходил к нам по зелёной дороге, как всегда, лёгкий, чуть сутуловатый, кареглазый. Улыбнулся:
- Здравствуй.
- Здравствуй. Я познакомилась с твоим внуком.
- Вот и прекрасно!
- Он – настоящий мужчина.
Настоящий мужчина смутился и нырнул за дедову спину.
- Мужик – что надо! – подтвердил дед и улыбнулся.

Мы ещё поговорили о работе, о картошке, о внуках. На мгновение глаза наши встретились, как всегда, обожглись друг о друга, но так сладок был этот ожог, что глаза вновь и вновь тянулись… слиться… слиться…

Мальчик отошёл в сторону и стал строгать подобранную ветку.
Глаза наши проявили, наконец, способность к послушанию и оторвались друг от друга.
- Тебе пора, ребёнок ждёт.
- Да, поедем.
- Пока.
- Пока.

Сев в машину, мальчик обернулся и вдруг выскочил назад, подбежал ко мне и протянул ножик.
- Возьми! Пусть твой будет! – чистою лаской светились на его лице карие дедовы глаза.
И я заплакала. Предательские слёзы текли и текли, и мне никак не удавалось сделать вид, что в глаз попала соринка.
- Не плачь! Знаешь, я тебя тоже залюбил! – быстро прошептал мальчик и вихрем помчался к машине.
Хлопнула дверца. Машина мягко тронулась и проехала мимо. Два карих взгляда осветили меня… и вот уже только лёгкая пыль над дорогой…

Тепло лежал в моей руке маленький перочинный ножичек, и тепло лежала в неведомом мне тайничке горькая рябиновая тайна.
«…и будет всё равно радость» - вспомнила я слова малыша. И улыбнулась. Да будет радость, малыш! Несмотря ни на что!