Девочка со спичками, стр 5

– Мухтарам, бе дор шав! Уважаемый. Проснитесь, пожалуйста!
Николай Иванович открыл глаза. Старый чайханщик, улыбающийся, со слегка взволнованным выражением, стоял рядом и осторожно тряс его за плечо. Волшебный аромат плова, горящие рисинки, пылающие зубчики чеснока, сочные кусочки мяса.
– Чай, плов принес. Кушайте.
Разморенный солнцем, истомой, спокойствием, навязчивым голоском перепелки, Николай Иванович, оказывается, задремал.
– Рахмат, – улыбнулся в ответ, приподнялся, потянулся за чайником.
Вздрогнул. Пальцы ткнулись, уперлись в приборную панель автомобиля.
Встряхнул головой, вынырнул из сна, поежился от осознания нереальности происходящего: уснул во сне. От непонятной тревоги откуда-то из основания черепа по спине к ногам пронеслись по телу холодные мурашики, оставляя за собой горячие колючие следы.
Что-то явно было не так!
Николай Иванович еще не понял, что произошло: ноги стремительно неслись через тротуар. Больно стукнувшись коленями о бетонные плиты остановки, едва успев подхватить, крепко прижал к себе соскальзывающее со скамейки тело девушки. Острый проржавленный крюк сломанной скамейки торчал из стены возле ее виска.

Он вывернул к берегу, к спуску на ледовую дорогу. Перед съездом на лед приостановился, ожидая, когда McCafferty закончит балладу, чтобы с новой композицией начать движение.
Одновременно с аккордами Cinema он отпустил педаль тормоза, автомобиль рванулся вперед, и в этот момент яркий белый луч маяка ударил в противоположный берег, освещая дорогу.

– Ты что же это, девочка, надумала? На улице двадцатник, а ты спать решила? Пей, пей, не морщись!
Горячий кофе, пахнущий специфичным вкусным запахом жидкости из термоса, перебиваемый ароматом коньяка, парил в пластмассовой крышке термоса, которую Ольга держала двумя ладошками. Она сидела на переднем сиденье, ссутулившись, свернувшись калачиком.
В машине было тепло, даже жарко, шубу и сапожки с нее снял Николай Иванович: «Так быстрее согреешься». Растер ладони, лицо, налил из термоса кофе, плеснул из плоской фляги коньяка, предварительно заставив сделать огромный глоток из горлышка.

Справа светился мост. Фонарные столбы, запутавшись в паутине летящего снега и арок моста, подрагивали и дрожали, тонкой цепочкой связывая два берега.
Он был рад, что решил не ждать, когда пробка рассосется – машины до сих пор стояли на мосту.
Волнение вернулось. Усиленное, обостренное, обжигающее беспокойство: «что, как, где и почему????». Послушный автомобиль с нарастающей скоростью устремился вперед.

– Сегодня утром на зеркале в вестибюле кто-то написал помадой «У тебя сегодня сбудутся все мечты». То ли поиздевался, то ли позавидовал, то ли действительно пожелал от всего сердца… – Ольга снова истерично захлебнулась в слезах. – За что меня наказывает Бог???
– Оленька! Бог не наказывает. Он любит нас, мы часть Его любви. Как можно наказывать свою любовь? Он просто дает, дарит людям свое благо. Вкладывает в наши ладони, говорит: «Держи, это тебе, это твое». Часто мы просто не видим того, что Он нам дает. А если видим и знаем, то не знаем, как распорядиться. Вертим в руках и так и эдак, прилаживая, как дорогую и бесполезную безделушку. Это уже человек наказывает сам себя, взывая: «Боже! За что ты наказываешь меня?!» или радуется «Чудо! Чудо! Спасибо, Господи!».
Николай Иванович смотрел отсутствующе куда-то вдаль и ласково гладил ее по голове.

Мягко раскачиваясь на снежных кочках, Range Rover въехал на берег. Проложенная в снежных сугробах дорога постепенно сворачивала к федеральной трассе. Замелькали засыпанные снегом кедры, елки, сосны.
Он вдруг понял: к трассе придется пробираться через лес, так как, если не свернет, то уткнется как раз в место аварии, а, значит, снова попадет в пробку.

– … Очень… люблю, – словно в продолжение какого-то своего неслышимого монолога, произнесла Ольга, – и не могу понять, что произошло. Почему он со мной так, за что? Ведь все было так хорошо! Просто изумительно!
Если Бог не наказывает, то кто наказал меня? Кто позавидовал нашему счастью? Неужели всегда, что-то получив хорошее, у нас потом это отбирают, давая взамен страшную боль!?
Ну почему он так со мной поступил? За что и почему!? Еще вчера он обнимал меня и носил на руках.
Что случилось? Пока я была на работе? Что?!!!
Что?!!! Что?!!! Что?!!!
Ольга неуклюже ткнулась в плечо Николая Ивановича.
– Он такой нежный, добрый, внимательный…И я все делала… старалась из-за всех сил… чтобы ему было хорошо. Даже квартиру на него оформила. А сегодня мы собирались в ЗАГС.
– Николай Иванович!! Ну почему он выгнал меня из нашего…моего дома!!??
– И куда я теперь?

– Где-то тут должна быть просека, – он замедлил скорость, вглядываясь в боковое окно. Высокие сосны, торчащие из сугробов макушки елочек и порослей кедрача.
– Опс! Чуть не проехал! – резко затормозил. Свернул. Мало кто проезжал или проходил в этих труднодоступных местах. Летом невозможно из-за топких болот, переходящих незаметно в небольшие озерца, зимой – из-за глубочайших сугробов. Лишь только ранней весной, которая здесь наступала в конце мая, середине июня, когда еще не холодно и еще не парит духота, и комары где-то в зимней спячке, да ранней осенью, когда солнечные лучи уже не прогревают воздух до земли и комарье исчезло, можно побродить по окрестностям, особо не углубляясь.

– Я увидела его в парке, сидящего на лавочке возле занесенного снегом детского аттракциона. Несмотря на ощутимый холодок, он пил что-то из алюминиевой баночки, как позже выяснилось, это было пиво.
Помните, когда зима необычно долго задержалась и настоящий снег выпал на радость детям и взрослым только в Новый год, первого января, утром. Падал двое суток и остался лежать на земле, крышах, деревьях пушистыми белыми шапками. И его было так много, что ни дворники, ни дорожные службы не справлялись, да впрочем, не очень-то и спешили в после праздничные дни. Снегом были занесены все улицы и все тротуары.
Дорога, по которой я тогда возвращалась с работы домой, шла мимо парка. Мне всегда нравилось идти вдоль темной металлической ограды длиной почти в два квартала. В некоторых местах частые прутья ограды были согнуты в стороны или сломаны местной шпаной, которой было интереснее крушить изгородь, чем обходить периметр парка к выходу. В одну из таких прорех в ограждении я, как маленькая девочка, и протиснулась, рискуя испачкать новую серую шубку. У меня не важное зрение, поэтому не разглядела лица молодого человека. И рост его на таком расстоянии тоже остался неопределенным. Но, пройдя мимо метров пятнадцать и оглянувшись пару раз, почувствовала настойчивое желание вернуться.
Он уже встал и направился к выходу, когда я окликнула его, попросила помочь донести сумки с покупками. Как всегда, с этой работой так и не успела ничего приготовить к празднику, кроме выпивки, и пришлось после дежурства идти по магазинам. Он не отказался, и, кажется, не сильно удивился. Оказалось, что ростом он был гораздо выше меня. Смуглое и приятное лицо слегка портил шрам около левого глаза. Воротник черного пуховика был поднят, он прятал за ним лицо то ли от смущения, то ли желая согреться, так как шарфа на шее у него не было. Олег. Разговорились. Стандартные фразы о погоде, о праздниках, о предстоящих выходных. Разговор ни о чем, но в нем не было неловких пауз, как это подчас бывает с незнакомыми людьми. Говорил он ровно столько, чтобы его слова не выглядели слишком церемонными, и в то же время отвечал без мельчайших подробностей, но не уходя от ответа полностью. Он мне понравился. Но не более того в первый момент.
К подъезду мы подошли неожиданно быстро. Перехватив сумки из его рук и поблагодарив за помощь, я засомневалась на какой-то момент, боясь принять неверное решение. Все-таки это был посторонний человек с улицы. Он понял мою заминку и тоже замолчал, но и не уходил. В его взгляде не было напористости и нахальства, просто смотрел на меня и еле заметно улыбался, придерживая у лица воротник куртки и дыша на пальцы в тонких вязаных перчатках. И мне вдруг не захотелось его отпускать. Я понимала прекрасно, что он молод для меня, на вид ему было лет двадцать – двадцать три, но именно этот факт повлиял на мое решение. Это был уже не мальчик, чтобы соблазниться доступностью интимной близости, невзирая на разницу в возрасте. И также я понимала, что если он примет решение принять приглашение от дамы без макияжа, посиневшей от длительного пребывания на холоде и с хозяйственными сумками в руках, то это будет его сознательный выбор, и вряд ли он станет набрасываться на меня, покушаясь на мою «девичью» честь. Конечно, оставалось еще несколько причин, кричащих «против» продолжения общения, которое – а я практически уверилась в этом за краткий момент обмена взглядами – почти неминуемо должно было закончиться постелью. Я, взрослый здравомыслящий человек, прекрасно осознавала всю степень ответственности и риска подобных поступков. И все-таки спросила его: «Замерз?», Получив утвердительный ответ, потянула за собой, обещая напоить горячим чаем с шоколадными конфетами.
В тот вечер чай мы так и не пили. Правда, шоколад был. Мы пили с конфетами вино и, уже поздно ночью, коньяк.
Олег оказался смуглым не только лицом, но и всем телом. Высок, строен, худощав. У него были темные, почти черные, коротко стриженые волосы. Не по-мужски мягкий, приятный голос. И ещё удивительно удобные коленки. Уже лежа в постели, он смешил меня детскими анекдотами, которые помнил в огромном количестве. А когда, утомившись от ласк и разговоров, я засыпала, будил меня, тепло дыша в шею за ушком и почти невесомо касаясь пальцами моих губ. Потом было утро, душ, после постель и еще раз душ, завтрак на скорую руку, разговоры в перерывах между поцелуями, снова душ, совместное приготовление ужина. Кстати, Олег удивил меня той легкостью, с которой управлялся с продуктами. И вновь было вино, коньяк, шампанское, мартини, в общем, все, что нашлось в баре, приготовленное к новогодним празднествам. Я была пьяна, но не настолько, чтобы не помнить слов, которые он мне сказал, выслушав почти под утро мои путаные рассуждения о женских страхах, страстях и жизненных неурядицах.
«У тебя гораздо больше достоинств, чем ты себе придумала. Не бойся быть яркой и непосредственной, не «зарывай свои таланты в землю», не избегай возможностей проявить их, ведь на самом деле ты не та, которой хочешь казаться, ты гораздо лучше. Будь честной сама с собой. Ищи свой путь».
Он жил у меня три дня. Три дня и две ночи. Он остался сам, я его об этом не просила. В конце концов, было бы невежливо выгонять человека из дома, из постели на ночь глядя. Да и мне было бы одиноко спать в ту ночь после столь горячо проведенного вечера.
А потом …
Потом было чудо. Раннее-раннее утро. Выходя на работу, открыла дверь. И замерла… Пораженная. Вдоль стен темного подъезда до самого первого этажа горели маленькие свечечки, словно подвешенные в воздухе. Цветные гирлянды, воздушные шарики и красные гвоздики, вплетенные в перила лестничных пролетов. Я ошарашенно спускалась по лестнице, читая, написанные на стенах чем-то светящимся, нежные слова. До меня не сразу дошло, что все эти слова для меня.
Олег стоял в самом низу, он знал, что я выхожу в это время, знал, что я спускаюсь, знал и ждал… с огромным – как мне тогда показалось – сияющим букетом белых роз.