История одной любви

История Натали
Мы познакомились с ней несколько лет назад. Тогда я отдыхал в родительском поместье под Москвой, читал книжки, изучал немецкий и испанский языки. Однажды я услышал, что кто-то зовет меня по имени с улицы. Эти женские голоса привлекли меня. Я вышел из дома и направился к воротам и увидел двух симпатичных девушек. Их фигуры были так притягательны, так загадочны в тот вечер, что я не мог оторвать глаз от них. Одна из них обладала бесконечным блеском в глазах, ее красивые каштановые волосы вились великолепными потоками, будто срываясь с головы на плечи и завораживая. Она была в стильной майке, через которую ее грудь давала шанс увидеть себя, свои очертания. Натали была очень красива. В ней чувствовалась страшная энергетика, невероятная внутренняя сила, чуть подслащенная чем-то, что я не мог определить. Впоследствии я понял, что эта некая сладость, которая отражалась в ее глазах, она была навеяна шикарной не обремененной ничем жизнью. И еще это был кокаин.
Вместе с ней к нашему особняку подошла еще одна девушка. Ее звали Светланой. Она тоже была красива и очень умна. При этом она во всем соглашалась с Натали, потому что та доминировала. Натали вообще всегда старалась превзойти всех вокруг, быть лучшей, доминировать над подругами и над их и своими мужчинами. В ней страсть и влюбчивость сочетались с развитостью интеллекта и сдержанностью. Она сама создавала тот коктейль, который не смог выпить никто. Никто, кроме меня. Об это она очень сильно обожглась. Теперь, по прошествии времени, я понимаю, что очень сожалею, что ее шкурка, ее плоть не принадлежит мне, как охотнику. Я подстрелил ее, я, словно дикий зверь, настиг ее и задрал. Но я не справился с ней. Не смог ее покорить.
Этим двум еще неизвестным мне девушкам я предложил пройти ко мне в дом. Мы сидели на постели и общались. Натали в особенности хотелось меня завлечь, это чувствовалось в ее блеске, в заинтересованных глазах, в ее запахе, который она источала из себя, и который улавливал мой хороший нюх. Я не верю в любовь с первого взгляда, но искренне верю в секс с первого прикосновения. Мои руки отказывались подчиняться сознанию, они просто перестали слушать меня. Через какие-то смешные слова, через легкие непринужденные фразы я не мог не осязать ее, не контролировал себя. Как же давно это было.
Мы сидели втроем в одной из комнат моего дома и рассказывали разные истории. Удивительно, но главной историей моей жизни стала она, моя Натали.
После получасового общения и просмотра фотографий на моем ноутбуке, я решил разлить шампанское. Игривый, шипящий напиток бросился в бокалы и стал переливаться золотистым цветом, выбрасывая из себя тысячи маленьких пузырьков и завлекая нас троих в свои коварные силки. Мне не нужна была вторая, я наслаждался бы Натали до самой поздней ночи, я хотел ее. Но мы были втроем, и поэтому мне нужно было уделять внимание Светлане, смеяться вместе, общаться и прикасаться. Иначе эта игра превратилась бы в банальное сочетание двух и пристальное наблюдение третьей. Я заметил, что Натали с долей мгновенной еле уловимой ревностью смотрела, как я бросаю взгляд на ее подругу, как я беззастенчиво прикасаюсь к ее коленке и прислоняюсь плечом. И она стала несколько более резкой, чуть более возбужденной и корыстной в отношении чувств. Она перестала застенчиво смотреть, как я обнимаю одной рукой ее подругу, и стала ветрено играться с пуговицами на моей шелковой рубашке. Мы допили бутылку шампанского, которое теперь забавлялось с нашим сознанием причудливыми образами и нескромными желаниями, и улеглись на постель перед ноутбуком. Натали предложила мне снять рубашку, а сама сняла туфли и, завораживая меня своими изящными ножками, улеглась поудобней. Было жарко, лето влилось в сумеречную ночь и заставило ее изнывать от агонии и томления. Я осторожно, несколько непринужденно гладил ее ножку и смотрел ей в глаза, мечтая о страстном поцелуе. Светлана также легла рядом и расстегнула свою блузку. На какое-то время я потерял контроль над собой, не мог остановить своих пересохших от возбуждения губ, своих рук, своего тела, которое хотело ее. Она расстегнула пуговицы на моей рубашке и проникла под нее своей трепетной рукой. Мои движения были быстрыми и уверенными. Я повернулся к ней и оказался над ее телом. Это был первый поцелуй, первые ощущения и первый экстаз. Светлана потянулась ко мне и стащила с меня рубашку, она была сзади и нежно ласкала мне спину, проводила языком по моей шее сзади, а ее руки затем поплелись ниже, туда, где горделиво располагалась пуговица моих брюк.
Натали не позволила мне быть с другой, она обращала внимание только на себя. Когда я поворачивался к второй девушке, она протягивала руку и поворачивала мое лицо на себя. И эта пьянящая улыбка, столь манящая и притягательная, эти выразительные губы, которые прикасались к моим и создавали влажную дорогу ее языку к моему, эти покусывания и прикосновения, которые ограничивали сознание только барьерами постели, все эти движения не давали мне покоя, затягивали меня в ту историю, которая не закончится до конца моей жизни.
Мы были втроем, шампанское было в нас и мои руки мотались в агонии от одного женского тела до другого. Я не знал, куда смотреть и кому уделить все свое внимание. Моя Глова вертелась от одной женщины к другой, и обе они положили меня на постель и проводили по моей груди ласковыми руками. Я потянулся к одной, но тут почувствовал сильный щипок второй. Натали повернула мою голову к себе и поцеловала. Ее губы были сладкими от шампанского, они были страстными и всепоглощающими. Она сделала знак своей подруге, и та отпрянула от меня. Потом она потащила меня на себя и занялась мною. В каждом ее движении, в каждом ее поцелуе была жесткость, была резкость и собственничество. Я не мог остановиться. Натали порабощала меня в нашу первую встречу, она обнимала меня и вобрала меня в себя. В ее движениях, в том, в том, как она двигалась было нечто сильное и властное. Она управляла мной, хотя я не привык, когда женщина управляет, когда она контролирует ритм и упивается каждым моим порывом. И, тем не менее, я был в ту ночь для нее, только для нее. Она обнимала меня, брала инициативу в свои руки, в свои уверенные пальцы, которыми знала, где провести по моему телу, чтобы я прогнулся еще сильнее. Как хороши были ее губы! Как блистали ее карие глаза! Как не понимал я тогда, что первый поцелуй был таким живым и ярким, а последующие были поцелуями с кокаином, мертвые поцелуи.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

Актриса


Натали была единственным ребенком в семье. Ее воспитывали в роскоши и богатстве, отчего она стала интересной, несколько взбалмошной и очень своевольной барышней. Если ее что-то не устраивало, она начинала кричать и делать так, чтобы все занимались раздражителем ее слуха. Она любила жизнь, бесконечно жаждала удовольствий и разнообразия. Благосостояние ее отца никак не смущало ее или портило. Она была свободна от комплексов и от ограничений. Когда мы сидели с ней в ресторане, она громко смеялась, когда хотелось смеяться, она плакала, когда слезы произвольно текли из ее красивых глаз. И кто бы ни находился рядом, она никогда не притворствовала и не играла, она искренне верила в чистоту отношений. Но при этом она была актрисой.
Эта детская прихоть, закравшаяся в нее еще с детских лет, воплотилась в ярком вызывающем таланте актрисы. Благодаря папе она поступила в театральное училище, где добилась очень многого. Она стала актрисой. И ее игра на сцене наполнялась светом и тьмой, как только она захочет этого. Своеволие в больших карих глазах, ветреная ухмылка, когда она становилась другой женщиной, совсем иным человеком, живущим в семнадцатом веке, все в ней говорило, играло, смеялось и плакало вместе со зрителями. Она перевоплощалась настолько, что сама не верила в то, что она Натали. Ее глаза менялись, в них можно было прочесть то, чего не прочесть в глазах других людей. Эта страсть, неуемное желание быть самой живой, быть преисполненной жизненной энергии и блистать. Да. Натали была тщеславна, она устраивала мне скандалы, когда ей плохо аплодировали, когда цветы, подаренные поклонниками, казались не такими шикарными. Она хотела любви, она сама делала себе карьеру, создавала себя, надевала маски, тысячи нарядов и становилась совсем другим человеком. И она страстно любила меня. Это была не игра, не поддельные чувства, не ложное ощущение, какое она могла вселить в меня. Ее чувства ко мне были сильны и ярки, она любила меня за то, что я есть, за мой нрав, за характер, также очень взбалмошный, но спокойный. Она ценила наше общение и дорожила тем, что давал я ей в постели. Натали не хотела терять меня, так нежно прислоняясь к моей щеке своими мягкими губами, целуя меня ласково и с привязанностью. Ей очень нравилось, когда я подходил к ней сзади и крепко обнимал, прислоняясь всем телом.
- Так сердце бьется у тебя.
- Сильно? Оно больное, иногда такие резкие боли чувствую.
- Оно бьется для меня?
- Сейчас, когда я прислонился к тебе и ощущаю твой запах, оно стало пульсировать сильнее. Для тебя. Но оно очень больное.
Натали боялась меня потерять. Но потеряла она саму себя.
Наши отношения развивались очень стремительно и импульсивно. Все было в них похоже на Натали. Она не играла со мной, она была со мной такой, какая она есть. В этой фразе я вижу то, что происходило между нами. Вся ее сущность, ее скандалы и ее напористость, ее упертость, какие приводили меня в бешенство иногда, этим Натали зацепила меня. Я хотел ее пощечин, хотел ее звонкого актерского голоса, которым она ранила меня и заставляла кипеть.
Я был для нее сатиром, который весело играет на своей флейте и этим завлекает ее. Я привлекал ее взгляд своей шерстью, когда сидел на постели, своими кудрявыми волосами, куда она любила запускать свои руки, своей образностью и воображением, в котором она любила купаться. Сатир заманивал ее глубже в лесные дебри фантазии, прикасался к ней своим шершавым языком, к ее плечам, к ее женственной шее, в ее груди, он проводил своими пальцами по всему ее телу, создавая волну ощущений, заигрывал с ее волосами и проникал в нее. И когда это случалось, в каждом моем движении была игра, которую она обожала, а еще был неподдельный интерес к ней. Я очень сильно ее любил и тянулся к ее образу, к живости ее характера, к ее сложному пониманию мира.
А мироощущение у нее было сложным. Ее папа занимался рекламой на телевидении, он был учредителем одной медиа-компании. И благодаря своим связям и влиянию добился очень больших высот. Его единственная дочь ни в чем себе не отказывала. Он любил ее и делал для нее все. Натали подъехала к моей одинокой фигуре на роскошном Мерседесе и открыла окно.
- Садись, чего стоишь.
- Ничего себе машина! – удивился я, увидев ее в комфортном салоне.
Я сел на кожаное сиденье и почувствовал весь комфорт, какой переполнял салон машины. И тут же обратил на нее внимание. Мне была важна она, ее изящная рука, лежащая на выполненном под дерево руле, ее стройная фигура, которая смотрела на меня, ее улыбающиеся блестящие глаза, которые с интересом оценивали мою реакцию автомобиля. И тут я увидел это яркое красивое колье на ее груди. Камешки просто переливались на ней, ослепляя салон, завораживая необъяснимой красотой. Это были бриллианты, которые украшали ее грудь и ослепляли. В них содержалась какая-то чистота, необъяснимая привлекательность и невинность. Колье было сделано из платины с вкраплениями множества маленьких чудесных камешков, которые напоминали звезды, собранные этой ночью с неба. Колье блистало, но сильнее их блеска был блеск в ее глазах. Она приблизилась ко мне и подарила свой глубокий ласковый поцелуй. Я не мог остановиться, смотрел с млением на нее, на ее одежду, которую хотел немедля стянуть, на эти россыпи камней на ее груди, ощущал ее запах, с наслаждением вдыхал его, пытаясь уловить и расчленить запах ее кожи и аромат духов. Она обняла меня. Я не дал воли своей страсти, но только тихонько прикоснулся к ее губам своими, медленно вдохнул ее еще раз, затем направился губами по ее коже, страстно перебирая ими каждый миллиметр ее мягкой шелковистой шеи. Наши руки сплелись, я попытался стащить с нее накидку. Но тут сзади нам стали подавать ропотные нервные сигналы, чтобы мы убрались с дороги. Она отпрянула от меня, улыбнулась и нажала на педаль.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ


История Натали (Искренняя Любовь)
Поначалу, когда мы познакомились с Натали, я не испытывал к ней ничего, что можно было бы назвать серьезными чувствами. Эта сцена, которая сейчас предстает перед моим мысленным взором, когда мы втроем лежим на той родительской постели, она показывает своей подружке, чтобы та отпрянула, и снимает с меня рубашку, раздвигает ножки и принимает меня всего, вся эта сцена, будто искусно срежиссированная и поставленная на сцене, отвергает всякую мысль о том, я мог любить ее. Но это было именно так. Вся моя жизнь с Натали была похожа на актерскую постановку: каждый раз, когда между нами возникали скандалы, когда она впадала в истерику и начинала громко кричать на меня, наши ночные страстные объятия, ее «прощай», которое звучало с таким невиданным глубинным чувством, и вновь отношения возобновлялись, когда она по-актерски красиво и убеждающее говорила мне «прости». В этих отношениях не было спокойствия никогда, всегда что-то происходило, всегда были какие-то мужчины, которые бесили меня, и всегда были женщины, которых она готова была раздавить на своей дорогой машине.
Наташа была чрезвычайно красива, ее длинные кудрявые волосы, спадавшие на плечи, ее чистая не запятнанная алчностью улыбка, ее большие карие глаза, которые пускали слезы, убивая меня упреком и жалостью, эти ресницы, так изящно выгнутые и черные, ее губы, которые я всегда пытался поцеловать, потому что не мог удержать себя, все в ней было привлекательно и завораживающе. Особенно подчеркивала эта ее актерская ухмылка, надменная усмешка над теми людьми, которых она презирала. Она была актрисой не только снаружи, ее актерский талант поражал меня своей глубиной. Десятки поклонников, которые стучали в стекло ее дорогого автомобиля, когда она стояла на светофоре, сотни букетов, подаренных ей от богатых мужчин, от молодых влюбленных мальчиков, от ее поклонников. И всякий раз она просто и легко говорила свое «фи» всем этим подаркам. Ей, как и любой женщине, всегда хотелось заполучить то, чего заполучить нельзя. Поэтому она с интересом и азартом всегда приоткрывала ящик Пандоры, с любопытством заглядывая туда, куда заглядывать не стоило. И я был одним из тех мужчин, которого она не смогла понять сразу, который оказался для нее неразгаданной загадкой. Ей было непонятно, почему я все время смотрел на нее с долей легкого превосходства, с усмешкой, которая была в моих глазах, когда я смотрел на ее дорогое бриллиантовое колье, когда садился в ее дорогую машину или когда обнимал ее красивое недоступное другим тело. Она не понимала, почему во мне сочетаются эти млеющие от нее глаза, которые не моргая смотрели на нее с обожанием, такие влажные и большие, такие принадлежащие ей. Она понимала, что я влюблен в нее, она хотела этого, но не ощущала, что я принадлежу ей. Натали видела, как я делаю для нее все, как я обнимаю ее и согреваю, когда ей холодно, как я поддерживаю ее и защищая, хотя очень часто ей просто не нужна была защита, она сама себя защищала очень бойко. И она чувствовала, что я готов сделать для нее все. Но при этом, в каждом моем объятии, в каждом прикосновении и поцелуе, в каждом слове, которое я произносил, в каждом подарке и каждом действии она ощущала, что это не навсегда. Словно бы я давал ей понять, что между нами есть секс, умопомрачительный секс, есть отношения, есть мои чувства, которые отслаивали линзы на моих больших млеющих глазах, есть моя поддержка и забота о ней, но все это временно. Эту временность я вселял в нее, как мог. Иначе… иначе я потерял бы ее навсегда. Если бы не было моей холодности, моей закрытости и притворства, то она разгадала бы мою загадку, поняла бы мою суть и ушла бы сразу, как только узнала, насколько сильно я любил ее. Поэтому мое безразличие казалось ей интересным, будто она не могла обуять меня, заставить меня встать на колени, как стояли сотни ее поклонников, множество мужчин, которые боготворили ее и преклонялись перед ней. Я был другим, я был для нее сексуальной загадкой, мужчиной, который при всей своей простоте оказывался сложным и запутанным. В этом была моя суть и моя головоломка.
Я понял только потом, через пол года, насколько сильно я любил ее тогда. И эта любовь, которая пряталась от меня в закоулка моего сердца, она была очень чистой и искренней. Она поглотила ту часть меня, которая была мне неведома. Поэтому я поначалу не думал о ней. Наташа была для меня объектом обладания. Я владею ею, ощущал тщеславие, что могу удержать такую женщину, такую актрису. И это тщеславие затмило мне сознание. Я думал, что я занимаюсь любовью с женщиной, которой мечтают обладать многие. И я не думал о том, что эта женщина окажется для меня единственной настоящей любовью.
Она открыла дверь и вошла в комнату. Я сидел на стуле и смотрел на нее. Все обычно заканчивалось одинаково. Никто не жаловался, никто не испытывал от этого неудобств. Я любил ее тело, она наслаждалась моим. Мы были единым целым, но в этот раз она изменилась, что-то в ее глазах поменялось. Я откашивал от армии в психиатрической больнице, и удалось отпроситься на неделю. В больнице я числился номинальным, но отсутствовал фактически. Мне ужасно надоели эти невероятно безумные фантасмагорические люди, которые не понимали, что происходит. Я будто бы заражался их полоумием, словно становился таким же, как они. С каждой неделей я начинал все сильнее верить, что я сошел с ума, так действовала на меня эта обстановка. Каждый день там по вечерам один и тот же гнусавый голос кричал одну и ту же фразу: «Кефир». И безумные старички и старушки, молодые шизофреники начинали выползать со своих комнат с одинаковыми кружками, они становились в очередь и подходили к большой катке с кефиром. Меня тошнило от всего этого. Поэтому я просто чуть не сошел с ума, когда увидел в коридоре Наташу. Она приехала за мной, обговорила с руководством мое отбытие и забрала меня. Мы поехали в ее особняк. Итак, я сидел на кресле и пил виски ее отца. Она подошла ко мне и опустилась на колени. Я отставил стакан и обратился губами к ней. И тут она уронила свою кудрявую голову мне на колени и горько заплакала.
- Что мы делаем? Зачем все это? – стала тихо повторять она.
- Перестань. Я тебя очень люблю. Не плачь.
- Мы сходим с ума. Оба становимся безумцами. Я с тобой сдурею скоро.
- Натали, - я всегда ее так называл – перестань болтать чушь. Ты знаешь, как я люблю тебя. Не впадай в истерику.
- Это не может долго продолжаться. Ты должен понять, я очень боюсь тебя потерять. Пожалуйста, не уходи от меня, - с влажными щеками произнесла она.
- Перестань. Ты знаешь, что я люблю только тебя.
Но это была неправда. Я любил ее, но только до тех пор, пока она не стала делать глупости. Ее главная глупость уничтожила мою любовь – она сделала аборт.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

История Натали (кокаин)
Наши отношения развивались по некой кривой линии, которая изгибалась и виляла, делала петли и двигалась вперед. Наташа была слишком избалована, благодаря деньгам своего отца она могла позволить себе все, что взбредет ей в голову. Ее папа обеспечивал ей лучшее актерское образование, она не испытывала неудобств в том, чтобы увлекаться живописью и при этом еще вела очень открытую и в чем-то развратную жизнь. Ей нравились клубы, вечеринки, блеск ночной жизни Москвы, дорогие сумочки и наряды, драгоценности. Но благодаря своей бабушке она была очень глубока и духовна. Это виделось в ее глазах, даже когда они были затуманены коктейлями ночных клубов. Глубокость, некая преданность, чувство принадлежности ко мне появлялось в ее взгляде, когда она обращала его в мою сторону на дискотечной площадке. Я сидел и тянул очередную порцию виски, а она получала удовольствие с другими. Но всякий раз, когда я смотрел на нее, будь то с ревностью или с нежностью, она обращалась ко мне серьезным убедительным взором, в котором читалось убеждение, что она принадлежит мне, что она всегда со мной, с кем бы ни была. И я чувствовал это. Я не ревновал. Даже когда она целовалась с очередным мужчиной.
Просто была уверенность в том, что Натали принадлежала мне. Уверенность в ее чувствах ко мне, когда она заезжала за мной, я садился в ее большую машину и набрасывался на нее, убежденность в моем отношении к ней, в моих чувствах, когда она останавливала меня руками посередине залы загородного дома и начинала стягивать мою рубашку, вера в нас с ней была настолько сильной, что я перестал ревновать, не обращал внимания на всех этих людей, которые появлялись и начинали назойливо показывать ей задние сиденья своих шикарных машин, намекая на что-то. Натали была со мной, в этом было ее главное желание, в этом был смысл ее жизни.
Но было еще нечто, что однажды заставило меня немного присмотреться к тому, чтобы строить семью и стремиться к чему-то большему. Это был кокаин.
В первый раз она обнаружила его в кабинете своего отца. Это был белый порошок с голубыми гранулами. Она тут же позвонила мне, потому что я был тем единственным человеком, кому она могла поделиться мыслями и переживаниями, своими событиями и своей радостью. Она рассказала, что нашла его и попробовала. Ее речь была быстра и неразборчива. Она говорила очень много, о своих ощущениях, о своих желаниях, о своей страсти. Ее распирали ощущения, которые она описывала в причудливых фразах. Ее сознание было четким, но очень замысловатым. Мы проговорили с ней три часа подряд. И она совсем не осознавала того, что вырывалось из ее уст.
Затем еще несколько раз. Помню, как я шел по улице, а в голове была настолько чистая прозрачная атмосфера, что я хотел подружиться с помойкой. Кокаин оказался тем порошком, той пылью, которая обуяла нас с Натали. Мы видели в нем что-то, что доставляет интерес, завораживает, привносит в наши жизни что-то особенное. нет, мы не злоупотребляли. Я приходил к ней домой только раз в месяц, чтобы доставить ей удовольствие. Секс был великолепен. Он поглощал нас, пожирал наши тела, он разбавлял нашу приторность кокаином, секс между нами был пьяным безумным монстром, который не имел начала и конца, который покрывал нас нежностью и резкой страстью. Наркотик был лишь мотивом. Сейчас я понимаю, что без него было столь же чудесно, сколько с ним. Просто потому, что я с пьяным безумством любил ее, с всепоглощающим азартом погружался в нее и хотел большего. И сколько бы я не просил, Натали давала мне все, чего захочу. Я был ребенком, капризным малышом, которого она обожала, которому дарила всю себя.
- Не оставляй меня, - прошептала она после того, как мы слились друг с другом.
- А я и не собираюсь. С чего ты взяла?
- Потому что возникло такое ощущение. Ведь мы не навсегда с тобой.
- Ты права. – вымолвил я. И тут она брыкнула, вырвалась из моих объятий и стала кричать, чтобы я отвалил от нее.
Я ничего не мог поделать, просто потому что идиллия никогда не продолжается вечно.
Через какое-то время я понял, что с ней происходит что-то. Она стала более красивой, на лице возникла какая-то привлекательная бледность, она стала больше истеричить. Да, меня это всегда заводило, всегда возбуждало, когда красивая женщина начинает кричать. Я подхожу тогда и своими прикосновениями завожу ее сильнее. Мне приятно смотреть, как женщина взрывается, вскрывая всю себя от ненависти, от злости на меня. В такие моменты хочется обнять ее и овладеть ею. Женские «фи» приносят невероятное удовольствие. Особенно, когда они высказаны в порыве истерики.
Натали стала больше употреблять кокаина. Рядом с ней образовывались некие странные люди, которых она называла своими друзьями. Эти люди не нравились мне. Но я терпел их.
Мы встречались очень долго. Я привык к ней, она была моей в полном смысле. И я не терял интереса к этой женщине. Думаю, я из тех мужчин, которые могут всю свою жизнь восхищаться одним человеком, одной женщиной. С восхищением я смотрел на нее. Но при этом и с некоторой сдержанностью. Это безумно привлекало ее.
У моей актрисы наклевывалась путевка в Великобританию. Папа предложил ей поехать в Лондон учиться. Она хорошо знала английский, почти как я, и поэтому могла и хотела учиться там. Но ее слишком многое здесь держало. Поэтому мы только обдумывали эту возможность. Обдумывали ровно до тех пор, пока она не сделала то безумство, от которого я сошел с ума. От которого я ее бросил. Она убила моего ребенка.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ


История Натали (Мой ребенок)
Когда-то я хотел ребенка. Это было очень давно, у меня была самая красивая девушка, которую я страстно и страшно любил. Натали была актрисой, она обладала такими свойствами характера, которые держали меня всегда рядом. Она была всем, ее поклонники, как надоедливые мухи, лезли к ней с новыми и новыми подарками. Но ее интересовал только я. На протяжении года я был для нее тем мужчиной, которого она хотела, с которым она была. Нас связывал холод, который слепил наши души, будто горячую плоть и холодный метал. Секс, мы поклонялись ему, мы были его рабами, мы наслаждались каждым мгновением, когда он пронизывал нас. Но помимо этого во мне возникали к ней еще непознанные чувства. Я ощущал, что не мог без нее жить. Да, все эти наркотики, клубы и удовольствия затмевали меня. Она развлекалась, упивалась жизнью большого города, старалась исчерпать весь этот нектар, выпить чашу жизни до дна. Но когда она прикасалась губами к кубку, то отрывалась на миг от него и давала попить мне. Я стоял позади нее и наблюдал. Мне нравилось смотреть, как она живет, как страстно она прославляет жизнь, как запоем она уходит во все, что она делает. А главным для нее был театр. Там она жила не свою жизнь, а жизнь сотен ее героинь. И я смотрел, наблюдал и упивался ее игрой. Я восхищался ею. И она дарила мне ту жизнь, которой жила, она делилась со мной поровну тем, что было у нее.
Я очень хотел, чуть меньше, чем сейчас, быть с ней, быть в ней каждый миг. И быть не на один миг, когда оргазм достигает нервных окончаний головного мозга и растворяется в сладостном крике, а быть всегда, каждое мгновение, соединять ее с собой чем-то, что тогда я еще не мог определить. Я хотел превратиться в частицу своей плоти и остаться в ней, когда она закатывала глаза в пьяном экстазе, хотел оказаться в ней и остаться, не думая о том, что мне придется просто уйти. Во мне зрела мысль, что очень хочется связать ее. Не только физически, что было восхитительно, Нои морально, держать ее и смотреть на маленькое существо, которое она подарила бы мне. Я хотел ребенка.
Тогда я был совсем молод, опьянен ею и своим превосходством над конкурентными самцами, я был с ней так нежен и груб, как только позволяло мне мое воображение. Ледяной ветер всегда пронизывал наши отношения, он оставлял после себя изморозь на наших душах, на наших губах и слезящиеся глаза, когда дул слишком резко в ее сторону. Я не понимал тогда своих чувств, а она не понимала своих. Мы были как два пламени, столкнувшихся в едином порыве ветра, мы были двумя единицами, по воле судьбы соединившимися в одно противоречивое целое. Но я управлял ситуацией, я доминировал, я хотел большего и завлекал ее туда, где она была счастлива. Ей было интересно со мной, потому что никакие клубы и никакие деньги не смогли бы доставить ей столько соблазна понять, понять меня. Я был ее наркотиком, я порабощал ее, оплетал своими сетями и показывал дивные сады, каких она никогда не видела.
Да, я был не так красив, как ее поклонники, не так богат, как многие из них, не так умен, как некоторые, но я был ее, я открыл ей то в себе, что она не нашла бы в миллиардах других мужчин. И я хотел только одного – я хотел ребенка.
Тогда я не думал о любви, о том, что хотел бы испытывать ее к Натали.
Для меня и для нее были только эмоции, когда моя вспотевшая рука сжимала ее ладонь, а она старалась положить свои ножки мне на плечи. Но во время секса я сильно возбуждался и становился влажным, становился живым, а поэтому ей никогда не удавалось положить свои ножки на меня, они просто соскальзывали с моего возбужденного тела. И когда ей это удавалось, она была поистине счастлива, я целовал ее удовлетворенную улыбку, слизывал капельки пота с ее лба и шептал своим языком ее мысли и ее чувства. Мы соединялись в одном порыве, в одном взгляде и в одних движениях, которые не кончались. Но, достигая блаженства, мы вместе упивались им, взбирались на мыс и, обнимая друг друга, собирались спускаться. Она не понимала меня, она делала то, что считала нужным. Я же хотел остаться на том мысе, хотел войти в нее и остаться, остаться навсегда. Я просто хотел своего ребенка.
И когда мы лежали на постели изможденные и потухшие, я ощущал нечто в районе сердца. Это чувство было необъяснимым, словно я хотел отдать часть себя ей, хотел оставить после себя теплую частицу, которая будет расти, которая будет моим плодом. Я хотел подарить ей всего себя и не возвращаться к той пустоте, которая, обнимая подушки, будет заполнять наши глаза. Я хотел, чтобы она родила. Мне хотелось воспитывать частичку самого себя, видеть, как он растет и развивается, переживать с ним все поражения и поддерживать его, мне хотелось быть счастливым и радоваться победам моего ребенка, испытывать первый восторг и упоение его победами, моими победами. Я хотел, чтобы у моего ребенка были волосы, как у Натали, и глаза такие же большие и красивые, чтобы у него появился такой голос, как у нее и тяга к жизни, желание жить, как у нее. Я хотел, чтобы у ребенка развился мой характер, спокойный и охотничий. И целовать его по ночам, когда он спит и видит красивые сны, улетая далеко от сего презренного мира, обнимать его и ощущать на себе приятный запах его жизни, воздуха, который он выдыхает. Прижать к себе и подарить тепло, которое рождалось во мне, посмотреть своими большими глазами на него и хлопнуть длинными ресницами, чтобы он хлопнул мне в ответ. Я хотел ребенка.
Она меня не понимала. Мы разговаривали на разных языках. Ее карьера, ее театр и ее свобода были дороже, ценнее для нее. Она не хотела оставлять никого. Для нее время еще не пришло понять то, что прекрасно понимал и чувствовал я. Натали думала только о себе, она была эгоисткой. Ее желание жить превышало желание подарить жизнь другому человеку. Она всегда отнекивалась, не хотела, чтобы я даже заикался о ребенке. Она прекрасно знала, что семьи обеспечат самую лучшую жизнь ребенку. Я познакомился с ее папой, он принял меня с интересом и одобрил наши отношения. Она познакомилась с моей семьей. Всем очень понравилось, что она актриса. Я хотел строить отношения дальше, мечтал о том, чтобы ту нежность, те теплые ощущения, которые роились во мне, я смог передать живому существу, которого воспитаем мы вместе, который будет нашим утверждением, нашим криком в этом мире. Я хотел оставить его. Она сделала аборт.
В июне 2005 года она забеременела. Я видел, что ее грудь увеличивается, но ничего не говорил. Подозревал и очень хотел этого. Что-то словно переламывалось во мне тогда. Я начал хотеть ее не только физически. Мне запомнились ее слова: «У меня от тебя ребенок. Я сделала аборт».
Что-то во мне тогда перевернулось, сломалось, съежилось до размеров маленького грецкого ореха. Я не мог поверить в это. Я столь сильно этого желал, подыскивал место для медового месяца (остановился на Багамских островах) , думал о дальнейшей жизни. И тут все обрушилось, все в мгновение лишилось смысла.
Натали перевернула этой фразой все мое понимание отношений. Я будто видел до этого момента, как нас было трое, как мы лежали в постели, и я украдкой поглаживал ее животик. Она убирала мою руку, но я все равно отвлекал ее внимание и с нежностью поглаживал его. Я ощущал, что нас было трое.
А потом его не стало, он пропал, исчез. Ее слова про аборт стали для меня ударом грома. Я не мог в это поверить, но почувствовал, что мы стоим только вдвоем друг напротив друга. И между нами больше никого нет.
Потом она позвонила мне и сказала, что ей очень плохо, что скоро она умрет. Ее голос был пьян и развязан. Ее слова были безнадежны и просты. Она сказала, что умирает. Я приехал к Натали в коттедж и увидел ее, лежащую на полу, всю в подтеках и с пеной у рта. Она перенюхала кокаина. Ее состояние было ужасающим, она чудовищно выглядела: никакого азарта в глазах, никакого желания жить и любить. Только подтеки под глазами и закатившиеся зрачки. Пена была густой, ее одежда измазана чем-то. Она лежала на холодной плитке и молчала. От нее разило холодом. Нет, это от плитки разило холодом. Был сквозняк. Она попыталась порезать себе вены, но вынюхала слишком много, поэтому ничего не получилось. Ее состояние было подобно состоянию упавшего с дерева фрукта, который стал быстро портиться на земле. Мне очень хотелось обнять ее, успокоить, обогреть ее ручки и подарить тепло. Но я был холоден. Она уничтожила моего ребенка, потому что слишком любила свою жизнь.
Я вызвал скорую. Помню, что к ней у меня вообще не было чувств, когда ее забирали. Она просто убила моего ребенка, пусть даже и не родившегося. Я захотел тогда маленькое существо больше всего на свете. Она свела меня с ума своим поступком.
Я собрал вещи и уехал в Соединенные штаты. Когда приехал, даже не хотел с ней говорить. Я оставил ее просто и без чувств. Она убила его. Я ее ненавижу.
Все могло быть совсем иначе.
С тех пор прошло много времени. Теперь я другой, и другая она. Теперь нас нет.
Но чувство, что я должен обонять своего ребенка, желание смотреть на существо, которое есть часть меня, эти эмоции во мне растут со скоростью, которой геометрическая прогрессия может только позавидовать. Мне нужен ребенок, мне нужна частичка меня, которая отделится и начнет жить своей самостоятельной жизнью. И я хочу спорить с ним, радоваться, что мой ребенок меня не понимает, говорить с ним на разных языках и, в то же время, быть на одной волне.
Теперь она сделала тот звонок, месяца три назад. Она позвонила, я не знал ее номера. Будто бы взрыв из прошлого, из того времени, когда ее блестящие яркие глаза так нежно на меня смотрели. Теперь нас нет, теперь есть я и она. И она тянет меня в Англию. Она просит меня поехать с ней, она желает вернуться к прошлому. Она стала настоящей актрисой, которую пригласили играть в театре в Лондоне. Но теперь я и она…
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

История Натали (испытание временем)
Я уехал в США. Я сбежал от всего этого мрака, который меня поглощал в России. Она сделала аборт, она убила моего ребенка. Это был тот поступок, который отличал ее от всех других женщин, каких я знал. Этот поступок был ее сутью, ее отношением к жизни, ее самостоятельным выбором. Натали всегда отличалась своенравием, взбалмошно реагируя на все, что ее не устраивало. Она не терпела, когда ей навязывали чужую точку зрения, или когда пытались убедить в чем-то. Ее эгоцентризм всегда мне очень нравился. Эта сила характера, это отношение ко всем, будто она находится в центре внимания. Натали обладала такими чертами темперамента, которые очень сильно бесили женщин. Но при этом у нее было много подруг. Я обожал в ней это сочетание нежности ко мне и высокомерного отношения ко всем остальным. Будто бы она впустила меня в свой круг, который очертила перед собой. А потом его завершила и больше никого не пускала. Когда бесчисленные поклонники после ее выступлений в театре начинали назойливо пытаться познакомиться с ней поближе, нервируя меня этим и очень сильно раздражая, она не давала им шанса, она игралась с ними, садилась в очередную дорогую машину к мужчине, который приглашал ее. Но тут же говорила ему, что он ей совершенно не нужен. Она делала это настолько тонко, что мужчина начинал очень сильно переживать. И тут она демонстративно подходила ко мне и обнимала меня, вопрошая своими яркими большими глазами, понравилась ли мне ее игра в театре. Когда я был с ней, я чувствовал, что держу в руках тот запретный плод, который мне не должен принадлежать, но который я хранил и лелеял, целовал и обожал своими пухлыми губами.
Я держал ее очень крепко в своих руках, методично поигрывая между своими пальцами ее сердцем и сжимая его так сильно, что болели руки. И при этом я давал ей полную свободу, не мешал ей жить так, как она хотела. Натали могла позволить себе очень шикарную светскую жизнь. Ее папа очень ее любил и давал ей столько возможностей быть на грани полной финансовой свободы и самостоятельности при этом, сколько она хотела. Натали видела всегда мою тень рядом. Она выступала в спектаклях всегда бросала легкий непринужденный взгляд в мою сторону, убеждаясь, что я был поглощен ее игрою.
Я хотел большего. Я хотел не просто держать ее сердце, а присоединить его к своему. За неделю до того, как она сделала аборт и сказала мне об этом я купил красивое бриллиантовое кольцо. Мне хотелось преподнести его моей неугомонной женщине в тот момент, когда она будет испытывать триумф, когда ее будут обожать уже не десятки, а сотни мужчин, когда она поднимется выше, добьется признания. А этот момент уже наступал.
И тут она сказала, что мой ребенок мертв.
После ее передозировки кокаином я собрал свои вещи и уехал в США. В штате Айова была возможность продолжить учебу. Я схватился за нее. Мне было все равно, где моя Натали, что с ней, выживет ли она или нет. Я был поглощен собой, своими мыслями по поводу того маленького существа, которое я оставил в ней расти, и которое теперь пропало навсегда.
Через пол года я вернулся в Россию. Вернулся с новыми мыслями, с новыми идеями и задумками. Меня переполняло желание воплотить свои проекты в жизнь. Они возникли, когда я был в Нью-Йорке, и мгновенно поработили меня. Я хотел создать свою промышленную компанию. По прошествии нескольких лет, сейчас я оборачиваюсь назад и вижу, насколько сильна была моя страсть в то время. Я начал работать над своими планами и добился успеха. Моя компания теперь функционирует и развивается. Хотя иногда возникают сорванные сделки, а страшная апатия находит на сознание.
Потом появилась моя женщина «фи». Катерина появилась внезапно, будто судьба преподнесла мне ее, подарив незабываемую ночь, подарив 7 месяцев дивного коварного общения, алчных запросов с ее стороны, моих прикосновений к ее мягкой коже, страстных поцелуев и болей в паху. Катерина не давала мне ничего, она пользовалась мной, доминировала над моей душой, над моими чувствами, играясь с моим сердцем и разрывая его на маленькие ошметки. Как только познакомились с ней, мои дела пошли очень плохо. Компания моя повалилась на бок, с работы уволили, машина с сотый раз сломалась. Потом мы с ней разбились, мне светила уголовная ответственность за причинение тяжких телесных повреждений, все мое тело ныло от желания быть с ней. Но переспали за 7 месяцев мы только однажды. И то, потому что я просто купил ее, предложив оплатить нашу ночь. Она игриво согласилась на часы Rado и переспала со мной. На следующее утро ее стошнило от приготовленного мной чая. Я вообще не испытал оргазма во время секса, она же только устала со мной бороться. Помню, как Катерина по моему желанию села на меня и начала двигаться. Я не чувствовал ничего. Мой член был возбужден, она сидела на нем, но при этом ничего не происходило. Потом она сползла с меня и повернулась к стене. Помню, как на следующий вечер мы поехали в магазин смотреть часы, но у меня с собой было всего 35 тысяч. Там были красивые часы, какие она хотела, но она выбрала за 54. И таких денег у меня не было. Все это я описал потом в своей книге «В постели с женщиной фи». В тот вечер я положил ей 35 тысяч на комод в коридоре и ушел. Она получила свои деньги за секс со мной. И при этом у нее ко мне никаких чувств не было. Но я очень упертый и стойкий человек, поэтому продолжал верить в нас. Больше ничего между Катериной и мной не было. И когда я приехал к ней в Испанию, когда хотел поцеловать ее, преподнести то самое маленькое бриллиантовое колечко, которое когда-то купил для Натали, она отвернулась. Я даже не показал ей его. Мне было грустно и обидно. Кольцо так и лежит в кармане моего пиджака. Оно всегда будет там лежать.
В тот день я ехал на машине до метро, задумываясь, как пройдет мое очередное собеседование. Работу искал уже несколько месяцев. Но все безуспешно. Задумывался о том, стоит ли вообще продолжать отношения с Екатериной, когда прозвучал звонок моего мобильного телефона. Я поднял трубку, заинтригованный неизвестным мне номером, и услышал ее голос. Голос Натали совсем не изменился.
- Приветик, помнишь меня еще? – спросила она своим звонким игривым и всегда характерным тоном.
- Конечно, помню… ты… ты как меня нашла? – моя машина вообще покосилась в сторону, чуть не боднув автомобиль впереди. Во рту пересохло, руки начали дрожать и потеть, глаза уже не видели дороги. Я остановился у обочины.
- Да очень просто, по домашнему телефону. Твоя бабушка, как всегда, очень мила. Как ты поживаешь?
Я не мог думать ни о чем. По спине бежали мурашки удовольствия, что она мне позвонила, а в голове проносились все эти события, моя женщина фи, моя компания, поиски работы, США, обучение и Нью-Йорк, тот самолет, на трапе которого я последний раз повернулся к Москве лицом, а на лице появилась легкая усмешка. В сознании прокрутились все кадры, кроме одного – ее жалкого вида, когда она лежала на полу семейного особняка в кухне, и ее бледное лицо от нескольких граммов кокаина было лицом чудовища, убившего моего ребенка в себе.
Я вспомнил, что меня чуть не стошнило тогда от нее и от этого белесого порошка на ее изящном носике. Но теперь, когда она позвонила, все будто бы ушло.
Оказалось, она долго лечилась в реабилитационном центре после того случая на кухне. У нее была затяжная депрессия. Она пыталась найти меня, но ничего не вышло. В это время я был в Университете Северной Айовы посреди бесчисленных кукурузных полей и маленьких уютных городков.
Натали после выздоровления тоже поехала учиться. Она пробыла в Англии полтора года. Изучала теорию театрального искусства или что-то подобное. При этом Лондон восхитил ее настолько, что она уже очень не хотела возвращаться. Работала в театре, изучала шекспировский английский язык, была как всегда в центре внимания.
Мы проболтали очень долго. И помнится ее вопрос:
- Так чего, у тебя кто-нибудь сейчас есть, или как? Ты любишь кого-то?
- Да, - ответил я – у меня есть женщина. И она самая лучшая. Я ее обожаю.
- Неужели? – ее усмешка и легкий сарказм мне не понравился. – И как ее зовут, кто она?
- Мою девушку зовут Екатерина. Представляешь, ей 27 лет и у нее восьмилетний ребенок Коля. Думаю, я их очень люблю.
Натали с недоверием и каким-то очень четко подчеркнутым разочарованием отреагировала на мои слова. Она стала расспрашивать про мою женщину фи и насмехаться над тем, что я с ней вообще даже не сплю. Она сказала с ледяной коркой в голосе, что Катя тебя просто использует.
На том мы остановились.
После ее звонка я завел машину и, чувствуя непонятное возбуждение во всем теле, собирался уже вырулить на дорогу. И тут опять звонок. Это позвонили из одной компании, где я проходил собеседование. Крупная юридическая фирма пригласила меня на работу у них.
После звонка Натали мой бизнес пошел в очень прогрессивный рост, заказы сыпались как на моего менеджера, так и на меня. Работа оказалась потрясающей – отдельный кабинет, вкусная еда из ресторана, работа с 10 утра, что давало мне ценную возможность выспаться. Все было чудесно.
Но с Натали мы больше не общались.
Следующий ее звонок был через несколько месяцев. Она разбилась на своей машине на МКАД. Вдрызг новый Пежо 407, сама она оказалась в больнице с тяжелейшими переломами и сотрясением мозга. Удивительно, как она вообще осталась жива! Когда мне позвонила, я спросил ее с холодом и безразличием, так почему, в чем причина того, что она так влетела. Ответ был настолько простым и влюбляющим в себя, что после я уже не смог ее оставить. После я простил ее и обернулся назад, желая вернуться к ней.
«Я красила свои ногти и делала маникюр на скорости больше сотни». Я понял, что я принадлежу этой женщине, что Натали будет со мной всегда. Я полюбил ее вновь. Полюбил на этой фразе, полюбил, думая о том, что она и есть МОЯ женщина фи.
«Я красила ногти, а тут на МКАДе впереди какой-то урод начал тормозить. Вот и влетела в него».
Мое кольцо так и лежало в том пиджаке в томительном ожидании продолжения.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

История Натали (бриллиантовое кольцо)
После того, как она позвонила мне, что-то внутри будто оборвалось, словно бы нить, которая столько времени была расслаблена, вдруг натянулась, и волокна стали лопаться. Я почувствовал, что кольцо, которое я носил с собой, в своем пиджаке, оно стало оттопыривать карман и с каждым днем становилось тяжелее. Оно будто звало меня, нашептывая по ночам какие-то давно забытые образы и картины из прошлого. Кольцо, которое предназначалось Натали, а потом медленно обращалось в подарок моей девушке, начало томительно звать меня, уговаривать, петь грустную песню моих чувств. Струна натягивалась сильнее, так что теперь на ней можно было играть. Натали позвонила только один раз, напомнив о себе, о том, что она испытывает ко мне чувства. И теперь я не мог удержаться и рассеять тот образ, который становился частью меня и поглощал мою душу. Ее образ.
Время шло, а вместе с ним проходили и события, которые не давали мне покоя. После ее звонка у меня стали налаживаться дела. Я хотел ей позвонить, хотел сказать ей о своих чувствах, о наших отношениях, которые так легко разорвались, о моей боли, когда я улетал, о нашем маленьком существе, которого она погубила. Я не мог простить ее, не желал этого. И все же я чувствовал, что не в силах удержаться. Да, у меня была Катичка, она поглощала меня, заставляла мучиться и страдать, переживать и беспокоиться все время, пока мы общались. Но при этом, параллельно с моими чувствами вспыхивал некий огонь, обжигающий меня изнутри, создающий страшное давление и сильное пульсирующее ощущение того, что мне чего-то не хватает. Тогда я еще не знал, что мне не хватает Натали.
Потом случилась эта авария. Мальчик влетел в мою машину на скорости 60 км/ч и разбился. Его мотоцикл лежал на асфальте, истекая бензином, а он сам лежал рядом, истекая кровью. Кто-то из очевидцев закричал, что сейчас парень умрет прямо у нас на глазах. Я посмотрел на него, потом перевел взгляд на Катерину и не увидел в нем ничего. Она не испытывала то, что испытывал я. Ее зеленый взгляд был пуст и тревожен. Мне было важно, чтобы она не расстроилась, чтобы не плакала и не испытывала боли. Ей же было безразлично, что происходит со мной. Это безразличие витало в воздухе, оно слышалось в е словах, что она поедет домой. Она бросила меня посреди дороги.
И кольцо в моем кармане в это время стало еще тяжелее. Знал бы я тогда, что примерно в это же время машина Натали влетела на скорости больше сотни в идущую впереди машину.
Я ощутил, как мой мобильный телефон вибрирует. Достал его и нажал кнопку вызова. Голос Натали был очень слаб и напряжен. С ее последнего звонка прошло несколько месяцев. И теперь я вслушивался в ее слова и не чувствовал в них того радостного смеха, который был раньше. Теперь ее голос был болезненный и увядший. Она рассказывала мне историю о страшной аварии, которая постигла ее. Натали звонила из больницы. Мои зрачки были расширены и беспокойны. Адреналин стал бурным источником бить в мои вены, а сердце не успевало перекачивать избыточные потоки крови. Я стал страшно нервничать. Натали продолжала говорить об обстоятельствах аварии, о том, как она почувствовала удар и подушки безопасности взорвались перед ее лицом, о переломах рук и сотрясении мозга, о сильной боли в животе и разбитой машине.
- Они все оставили меня. Представляешь? Все мои друзья, как только узнали об аварии, тут же отвернулись от меня. Только родители помогают. Я решила позвонить тебе, потому что ты единственный человек, который когда-то любил меня.
- Подожди, объясни, где ты? Перестань плакать. Наташа, послушай меня. Все будет хорошо. Я буду с тобой. Только не плачь. Что сказали врачи?
- Ты приедешь? Мне очень плохо. Меня постоянно тошнит. Все тело болит. И еще меня бросили те, кому я доверяла. Пожалуйста, приезжай.
Я сорвался в больницу. Когда в первый раз после эти полутора лет увидел ее, сердце начало очень сильно колоть в груди. Она лежала на койке с закрытыми глазами и перебинтованными руками. Ее лицо уже не светилось тем ярким солнечным светом, которое чувствовалось в ней еще тогда, до нашего разрыва. Ее розовые когда-то щеки теперь были бледны, ее ресницы казались такими короткими, хотя от природы они у нее длинные. Эти губы, которыми я очень давно упивался, срывая с них ее запах, отныне они были опущены и печальны. Она открыла глаза и слабо улыбнулась. Эта сонная улыбка, я никогда ее не забуду. Натали была рада меня увидеть. Я пошел к ней и невероятно хотел обнять. Мне было горько видеть ее, мою актрису, девушку с сильным бойким характером в таком состоянии беспомощности. До последнего мгновения Натали вызывала у меня отвращение. Я не мог забыть, что она сделала с нашим ребенком, не мог не думать о том аборте, который навеки порвал связывающую нас нить.
Но теперь мне казалось, что хочется прижаться к ее телу, хочется вновь ощутить тот запах, который безумно манил меня когда-то. Теперь я хотел остаться с ней и переживать ее боль, чувствовать ее слезы, ловить ее взгляды и трепетать от ее красивых глубоких всепоглощающих глаз. Натали очень сильно изменила с тех пор. Теперь в ее взгляде не было того кокаинового увлечения, того безрассудства, которое всегда отличало ее от всех остальных женщин. Теперь она была пленительна чем-то другим. Но чем?
Мы долго общались в тот день, мы проговорили весь день, пока меня не выгнали из палаты.
Через некоторое время Натали вышла из больницы. Я стал встречаться с ней, лишь по-дружески общаясь и обнимая ее. Мне не хотелось вспоминать того, что было раньше. Мое кольцо, которое теперь оттопыривало карман пиджака, предназначалось другой.
Катерина нашла мужчину, который возбуждал ее. Саша работал в их компании. Она называла его секси, вожделея к нему и рассказывая мне по телефону, насколько сильно она переживает, что он не обращает на нее внимания. Саша не любил ее, он только хотел ее плоть. Это она сказала мне и чуть не заплакала. Наши с ней отношения стали мрачными и резкими. Катичка бросала трубку, а я перезванивал ей. Она сбрасывала меня, а я звонил вновь, пока не добивался от нее ответа. Я купил ей все, чего она просила, но она не любила меня. Она меня тихо ненавидела, когда я прикасался к ней. Я хотел ее везде, но она давала мне понять, что ничего не чувствует. И все же я был с ней.
Натали предложила встретиться. В тот вечер она заехала за мной на дорогом папином Мерседесе (только потом я узнал, что он стоит 200 тысяч долларов) , она подхватила меня и поехала домой. Мы общались целый вечер. Она рассказала мне новость, от которой ее потухшие на время глаза засверкали внос, с еще большей силой. Натали пригласили в Англию.
Когда она жила там полтора года, она выступала в театре. Ее английский был несовершенен, но ее страсть, ее перевоплощения и ее желание играть Шекспира на родном языке были столь сильными, что она добилась признания в очень узком кругу. Конечно, ее папа поспособствовал этому. И теперь ее приглашали работать в одном театре в Лондоне. Она была настолько рада, что не могла удержаться и кричала от счастья, от успеха, который бесился в ней. Я был очень рад за нее. Она выпалила буквально на одном дыхании: «Поехали со мной. Я хочу, чтобы ты был рядом».
После этих слов я очень сильно смутился. В этот момент позвонила Катерина. Я удалился в другую комнату и взял трубку.
Тот вечер принадлежал только нам с Натали. Ее родители уехали Канарские острова, где им нужно было присматривать за бунгало, принадлежащего их семье. И мы остались одни. Она попросила меня не уходить, не оставлять ее вновь. Мы выпили довольно много вина. Было уже поздно, поэтому я совершенно не хотел возвращаться домой. Она постелила мне в зале, а сама легла в своей комнате. Я помню, что разделся и лег в мягкую пахнущую свежестью постель. Мне было очень хорошо, тепло от выпитого струилось по всему моему телу, вкусные куски мяса с сыром, приготовленные Натали, сладко переваривались в животе. Я открыл глаза и посмотрел в потолок. Да, их квартира была очень шикарна, подумал я. И тут увидел ее перед собой. Она стояла в темноте, а ее пышные волосы спокойно лежали на плечах, создавая образ загадочной незнакомки, которая будто бы пришла ко мне.
- К тебе можно, - прошептала она.
- Ты чего? Ну ложись рядом. Мне будет очень приятно, - проговорил я и почувствовал легкое возбуждение.
Она легла и стеснительно прижалась ко мне. Я положил руку так, чтобы она смогла положить на нее голосу. Ее красивые изящные пальчики поползли по моей груди. Но я второй рукой остановил их. Когда ее ножки стали обнимать меня, тихо притираясь к моим похожим на лапы сатира ногам, я попросил ее этого не делать. И Натали, будто желая убедиться, дотронулась коленкой до моего возбужденного члена. Я обнял ее в этот момент так крепко, чтобы она немного подала звук, что ей больно от моих объятий. Потом отпустил и сказал, что пока не время еще. Я заснул в ее объятиях, ощущая ее умопомрачительный запах и наслаждаясь прикосновениями ее красивых пышных волос. Она обнимала меня и, думаю, понимала, что никакого секса не будет. Мы заснули в горячих объятиях друг друга.
В это время мой телефон был выключен, а бриллиантовое кольцо стало немного легче, уже не пульсируя в кармане пиджака. Теперь оно знало, кому принадлежит.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

История Натали (the Unicorn Theatre in London)
Тем утром я впервые за несколько месяцев проснулся в постели с женщиной. Ее синячки еще не зажили после аварии, ее лицо еще не приобрело того дивного улыбчивого румянца, который подчеркивал красоту и женскую заманчивость Натали. Но она была счастлива. Наша ночь прошла очень спокойно, без лобзаний, без прикосновений и оргазма, которые столько раз были нашими посетителями полтора года назад. Теперь я открыл глаза и, щурясь от яркого солнца, посмотрел на нее. Мы лежали на диване в обнимку, ее рука была на моей груди, а красивые каштаново-черные волосы растрепались и почивали на мягкой подушке, которую она принесла с собой ночью. Я обнял ее и сунул нос в ее шелковистые волосы. Этот запах уже отразился в моем сознании, но то было так давно. Теперь я ощущал ее запах с новой силой, с новым желанием, которое в себе подавлял. Это был запах женщины, от которого я встрепенулся и напрягся, от которого я захотел. В квартире было прохладно, открытое окно приглашало утренний холодный воздух посмотреть на нас двоих, лежащих на диване. Моя кожа покрылась мурашками, я приподнялся и побежал в душ. Натали безвольно осталась лежать на постели, укрываясь плюшевым одеялом.
Я почистил зубы и принял теплый душ. Невероятное расслабление прокатилось по всему моему телу. Было воскресение, поэтому пока не стоило даже задумываться о работе, о проблемах, о делах. Хотя нет, подумал я, ведь мой телефон выключен, а Катерина могла в это время звонить. Пока Натали спала, я подкрался к своему пиджаку и засунул руку в его карман. Там лежало то самое бриллиантовое кольцо, которое я хотел подарить женщине, что теперь потягивалась на кожаном диване в зале. Какая-то непознанная теплота раскатилась по всему моему сердцу и впустила одну порцию адреналина в мою кровь. Мне стало тепло и сладко от мысли, что девушка, что лежит сейчас и зовет меня, она меня любит, она хочет быть со мной и мечтает прижаться к моему телу. Я опустил футляр поглубже в карман пиджака и вернулся к Натали. Она стала зевать и обнимать меня, пытаясь завести и посмеиваясь оттого, что почувствовала мое возбуждение. Я ковырялся в телефоне, стараясь включить его, а потом прочесть гневные письма той женщины фи, которая не любила меня, но держала рядом. Тогда я уже знал, что Катерина через полторы недели уедет в Испанию. А я останусь один. Или нет? ..
Натали приготовила завтрак и начала говорить то, что потом, возможно, изменит всю мою жизнь:
- Денис, я хочу сделать тебе предложение, от которого ты не смей отказываться.
- Неужели оно такое заманчивое, что мне не стоит?
- Я серьезно с тобой говорю. Меня пригласили работать в Лондоне в Театре, как я его называю, Единорога. Я не знаю, насколько я туда поеду, сколько будет длиться контракт и вообще вернусь ли я назад в Россию. Это была мечта моей жизни, я хотела стать актрисой с детства. И теперь, благодаря папе и его знакомым, меня взяли в этот лондонский театр. Родители уехали на острова продавать наш домик там, чтобы купить мне квартиру в Лондоне. Нам будет хорошо… - она посмотрела на меня с тоской и попыткой убедить.
- Нет, ты же знаешь, я не хочу. Ты что, приглашаешь меня поехать с собой? Ты серьезно? Ты думаешь, я брошу все и поеду с тобой? И что мне по-твоему там делать? Яне знаю английского права, я не найду работу! Да мне и визу не дадут.
- Успокойся. Все будет хорошо. Я пообщалась с юристами папы, они сказали, что это возможно. Будешь жить со мной, пойдешь в университет. Я хочу, чтобы ты остался, хочу, чтобы поехал со мной.
- Ты сошла с ума! А как же мои родственники? Я не могу просто так сорваться и уехать в никуда.
- Денис, я хочу выйти за тебя замуж.
Это просто ввело меня в ступор. Я не мог ничего произнести. Я просто сидел и смотрел на нее. Она опустилась на стул возле меня и смотрела с надеждой в своих больших карих глазах. Я увидел убеждение в них, почувствовал, что она очень хочет видеть меня рядом с собой. Уже 7 месяцев к тому времени я добивался женщины фи с ребенком, и написал об этом целую книгу. Но я никогда не видел в Катерине, в ее зеленых глазах столько желания и надежды, столько чувственности и привязанности ко мне. Натали хотела быть со мной, она хотела держать меня всегда в своих объятиях, как это делала сейчас. Она заплакала. Натали прижала к моему плечу свое лицо и зарыдала. Я гладил ее по спине и стал успокаивать, но она рыдала так, как не рыдала уже очень давно. Ее заплаканные глаза обратились ко мне с вопросом и с жалостью. Длинные ресницы слиплись и намокли, а глазки покраснели. Она вызывала у меня нежность и тепло, которое непрерывно вырабатывалась в сердце и немедленно отдавалось учащенными биениями сердечной мышцы. И Натали чувствовала это.
Я прижал ее к себе и сказал «Да». Эта фраза, которая прозвучала лишь резким выстрелом в полной тишине ее квартиры, была безосновательна, она не относилась ни к ее вопросам, ни к ее рыданиям, ни даже к ее надежде, что я поеду с ней в Англию. Эта фраза, такая мужская и теплая, такая заботливая и принадлежащая ей, была лишь звуком, нарушившим тишину и ее тихий плач. Натали обняла меня и стала водить своими ручками по моей спине. Она знала, что это доставляет невиданное удовольствие. Она запустила руку в мои волосы на затылке, провела по ним против их роста и стала обнимать меня. Ее рыдания прошли, но эти заплаканные глаза, эти движения ее чудесных рук, все ее только просыпавшееся тело давали мне сигналы, которые я не мог отвергнуть. Натали сказала: «Пойдем в комнату». И мы в обнимку пошли к ней.
Я не мог этого допустить. Да, Катичка не любит меня, мои прикосновения к ней, как она сама сказала после, вызывают только комок в ее горле. Я омерзителен ей. Но я богат и внушил ей это. Поэтому она пыталась удержать меня, пыталась заставить меня покупать ей все, и в итоге в ресторане Ритц Карлтона, куда я ее пригласил, она захотела, чтобы я подарил ей бриллиантовое кольцо. И я видел все это, видел и чувствовал, как она пытается использовать меня. При этом она наотрез отказывалась даже от моих прикосновений.
Все это проскользнуло перед моим мысленным взором, когда я смотрел на постель Натали и ощущал на себе ее руки. Она расстегнула пуговицы моей рубашки и проскочила своей рукой к моей груди. Я видел и осязал ее, целовал те губы, которые принадлежали мне каких-то полтора года назад. И все же я считал это предательством.
Я все решил. В этот вечер Катя позвонила мне и сказала, что очень хочет, чтобы я поехал с ней в Испанию. Все это я описал в своей книге. Но при этом сердце стремилось, просто рвалось понять, зачем лежит кольцо у меня в кармане, зачем Натали ждала меня и думала о том, что я сделаю ей предложение, мы распишемся и вместе поедем в Лондон. Я не знал тогда, как поступить.
После приезда из Испании я все понял. Эти 127 роз, которые Катерина выбросила в мусорное ведро под возгласы ее ребенка, это путешествие, преисполненное криков и холода, эти отношения без секса, эти скандалы и давящее меня кольцо в моем кармане, все это, включая ее постоянные вопросы о том, чтобы я купил ей очередные драгоценности или кофточку от Кавалли достало меня. Я не смог простить ей выкинутых роз в аэропорту и очень сильно возмущался в своей книге, окончание которой писал в самолете.
Теперь я приехал домой. Хотя Москва не была моим домом. Натали позвонила мне и спросила, решил ли я, что мне делать.
Наше расставание на неделю было для нее шоком. Она не хотела отпускать меня. Натали не знала о том, что я общаюсь с Катичкой. И при этом она пыталась поехать со мной. Но мне нужно было решить все с моей женщиной фи. И когда еще в Барселоне в аэропорту я опьяненный виски оглянулся и посмотрел на женщину фи, которую я так сильно любил и которая теперь швыряла в помойное ведро 127 роз, которые я ей подарил, в тот момент я все понял.
После приезда мы встретились с Натали. Ее родители продали бунгало на Канарах и теперь инвестировали в квартиру в Лондоне. Это все было только для их единственной обожаемой дочери, для их маленькой такой непоседливой Наташеньки. Квартира, в которую она сейчас въезжает в Лондоне была для моей красивой актрисы. Только она не моя. Это я понял в тот момент, когда она позвонила из Англии и сказала, что с ней все в порядке. Натали не принадлежала мне.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ


История Натали (наше расставание)

Утренний шум проник в большую просторную залу. Постель была не такая мягкая и удобная, поэтому тело немного ныло после долгого беспокойного сна. Я открыл глаза и увидел ее, лежащую рядом. Она была хороша, ее заспанные глаза закрыты, ее губки сложены в безучастном покое. Рука ее покоилась на мне, будто лапа красивой пантеры, которая прижимала к себе свою захваченную добычу.
Я прикоснулся к нежной коже и провел пальцами от запястья к плечу. Она почувствовала мои прикосновения и немного прищурилась. Ее веки чуть приоткрылись, и я увидел полусонную улыбку на ее губах. Какие же они были розовые и притягательные. Эти женские губы манили меня, будто нашептывая где-то внутри моему вожделению, чтобы оно сжималось и отдавалось легким сладостным томлением ниже. Я провел подушечкой пальца по ее бровям, прикоснулся к ее закрытым спящим векам, потом запустил пальцы в ее красивые волосы и стал играться с ними. Она делала вид что не замечает моих действий. Я положил голову на подушку рядом с ней и вдохнул ее запах. Это был запах женщины, которую я любил.
Потом я провел еще раз пальцем по ее бровям и, желая разбудить ее, прикоснулся ласково к ее закрытым сонным векам и повел пальцами по ее изящному вздернутому носику. Она делала вид, что не ощущает моих прикосновений. Она будто бы спала, но я видел по ее красивой ухмылке, что она не спит. Она блаженствовала, когда я руками восхищался ее красивым лицом, когда я поедал ее глазами, наблюдая за каждой черточкой ее лица, за каждым изгибом кожи, за каждым изменением на дивном женском лице. Я восхищался ею, лежал на постели рядом и восхищался. Через миг я переложил свою голову поближе на ее подушку и продолжил эти манящие прикосновения. Ее глаза были закрыты, а я водил рукой по ее носику, спускался по ее щеке к краям губ, которые почивали еще в то дивное утро. Мои пальцы нашли ее пухлые красивые губы и начали водить по ним. Пальцем я провел по верхней розовой губе, затем возвратился обратно по нижней и большим пальцем, будто подчеркивая свои прикосновения, провел меж ее губ. Она все делала вид, что спит, но тут я услышал тонкий девичий вздох, словно тоскливое желание, которое начало рождаться в ней. Я провел еще раз по ее губам, остановившись на уголке и чуть приоткрыв ее губы пальцем. И тут она цапнула меня за палец своими белыми зубками и улыбнулась. Я не мог сдержаться и закрыл ее глаза. Мне хот елось продолжить. Я провел ладонью по ее лицу и еще раз сделал ласковый массаж губ. Потом моя рука, преодолев ее розовые уста, потекла по ее мягкой пахнущей женщиной шее и опустилась ниже под одеяло. К тому времени я уже принял душ и теперь был полон сил и свежести. И она так сильно манила меня. В голове блеснула мысль, что это последнее утро, когда мы с ней вместе. Больше я никогда не буду лежать так рядом и наслаждаться красотой этой очаровашки. Моя рука спустилась под одеяло по ее эротичной талии туда, где было тепло и где мне хотелось ее. Второй рукой я отвел ее волосы со лба и нежно поцеловал ее, чуть уперевшись носом в ее нежную щеку. Моя рука будто дотрагивалась до огня, проникая все глубже и задевая все больше нервов, которые разносили по ее телу электрические импульсы. Я любил ее в тот момент, я обожал смотреть, как она хмурится от удовольствия, как она сладко стонет в такт моим движениям. Я забрался под одеяло и дал свободу своим рукам, своей груди, которая прижималась к ней, своему языку, который действовал так, как хочется ему, и не обращал внимания на стыд и порядочность.
Она прикоснулась к моей голове руками, больно сжала мои волосы и стала управлять мною. Я слился с ее горячим телом, стал единым целым с ее кожей, так дивно пахнущей, с ее движениями, которые столь медленно и томительно проявляли себя в такт моим, с ее чувственностью. Я стал одним целым с ней.
В мгновение каскад чувств и ощущений, перемежавшийся с эмоциональными вскриками и диким восторгом, влился в ее и в мою кровь. Мы кончили вместе, когда я стал теплом в ней, а она обняла меня собой и напряглась.
Через минуту я пошел в душ. Она осталась на постели, обещая присоединиться ко мне. Уже тогда я знал, что она не присоединится ко мне. Она поставила меня перед выбором: или я присоединюсь к ней и поеду в Англию вместе с ней, или на этом закончится все.
Тот день был последним. После она только позвонила мне и сказала, что находится в аэропорту. Самолет до Хитроу будет через пару часов. Мы долго общались, а я все успокаивал ее, уверяя, что мне дадут визу через четыре дня, и что я прилечу к ней очень скоро.
Когда я пришел в туристическое агентство, мне сказали, что я не получил визу. Единственный отказ за сегодняшний день. Без объяснения причин. Визу я не получил. Натали уехала в Лондон, оставив мне только эти взрывные воспоминания о той нашей ночи, о том утре, когда я был в ней. Теперь я сижу здесь, посреди этой советчины, посреди этого безумного советского настоящего, бесперспективщины и скуки, посреди мерзости обыденной простой жизни, лишенной новостей и интересных событий. Сижу и думаю о том утре, о наших последних поцелуях и о ребенке. Я думал о том теплом красивом утре. А вдруг история закончится совсем иначе?
Никто не знает.



Я сидел в опустошенной комнате совершенно один, напросит меня был столик, на нем телефон и маленький черный футлярчик. В воздухе чувствовалась пустота и холодность. Голова гудела, глаза были сосредоточены только на телефоне. Я ничего не понимал, не ощущал происходящее. Словно бы поднялась температура, лоб стал горячим, взгляд напряжен и недвижим, а чувств вообще нет. Я устал, утомился вечно бежать, торопиться любить, ждать и страдать. Я просто устал. Мне было тяжело, тяжесть была в глазах, в жаре, который распространялся по всему моему телу. Перед взором проскальзывали картины, они смешивались и переплетались. Вот я еду на машине к Катичке: дизельный двигатель рычит, машина быстро передвигается по МКАД, я немного нервничаю, потому что скоро встречу ее. Тогда мы уже общались пару месяцев после встречи, и я часто, практически каждый день приезжал к ней на станцию, чтобы отвезти домой и целоваться. Она иногда давала мне почувствовать свои губы, но затем почему-то резко охладела. Вспоминаю другую картину: я сижу в ресторане с Натали. Она смеется моим шуткам, улыбается мне своей белоснежной улыбкой.
Вот слеза скатывается с моих ресниц и падает на холодный пол.
Помню, как держал ее руку в своей и смотрел так пристально и так желанно.
Новая картина: Катичка лежит на пляже на животе, а я украдкой смотрю на дивные капли воды, высыхающие на ее ножках и ее спине. Очень тогда было приятно. Она подарила мне Испанию!
Вспоминается тот страшный вечер: моя разбитая машина, рядом с ней куча людей, все столпились вокруг мальчика и его разбитого мотоцикла. Помню ужас и неверие в происходящее в моих глазах. И помню ее трагический безнадежный взгляд, когда я пытался ее успокоить.
А вот новая картина: Натали лежит рядом, ее губы улыбаются, ее руки тянутся ко мне, а я задумываюсь, что это последний день, когда мы вместе. Помню тепло ее тела, мягкость ее кожи и мой обожающий взгляд, который тонет в ней.
Снова возникает Катерина: Мы целуемся в машине, я тянусь к ней, наседаю на нее всем телом, тянусь губами. И она поворачивает мою голову и начинает играться с моим ухом язычком. Вспоминаю, как хватал ее за волосы и тянул, чтобы она не слишком сильно меня засасывала в себя.
И помню еще ту ночь: Катерина была со мной, она прижималась ко мне и тихо лепетала, чтобы я сходил за презервативами, что она хочет секса. И моя глупая фраза: «Не ерзай, мне не удобно», когда мое бедро стало биться о нее.
Помню тот дивный момент, когда Натали вернулась с выступления домой и позвонила мне:
- Это было классно!!! – закричала она с возбуждением и радостью.
- Как все прошло?
- Ты себе не представляешь! Они смотрели на меня и видели ее, ту, которую я играю. Я все-таки схватила ее, поняла ее характер! И сыграла просто здорово на этот раз. Я тебя обожаю!
И помню, как я тогда засмеялся. Боже, почему же все это прошло.
Слеза спустилась с моего носа и повисла, выбирая момент, когда ей захочется упасть на пол. Я просто смотрел на телефон, на футлярчик и на то пространство, что образовалось передо мной. Я хотел чего-то, но вроде и ничего не хотел.
Я потерял их обеих.
Помнится, как Катерина гуляла со мной в парке, мы ходили по нему и наслаждались заснеженными видами. Потом она позвонила Коле, трубку взял ее муж. Кстати, они так и не развелись. Она уверяла меня, что разведется, как только приедет из Испании. Так этого и не произошло. И в тот момент она стала говорить с сыном. Мне понравился его голос, я вслушивался и обдумывал, как же он выглядит.
И помню тот шикарный Мерседес, на котором Натали приехала за мной. Она действительно любила меня. И сейчас ждет в Англии. Думаю, что ждет.
А помню еще тот случай, когда Катичка сказала, чтобы я встретил ее на станции. Я приехал, но у нее не было настроения. Я прикоснулся к ней, она отпрянула и сказала, что не хочет ничего. Я предложил просто отвезти ее домой. Она начала кричать. Я постарался успокоить ее, но не вышло. Она просто выскочила из машины и пошла на остановку. Я не стал останавливать ее. Подождал минут десять, а потом уехал. И через пять минут она позвонила и стала просить прощения. Я бросил трубку, а она не унималась. В итоге добилась от меня, что простил ее в тот день. Тогда еще было только начало. Мы общались по четыре часа в сутки, и она ничего так сильно не просила у меня из вещей.
Помню первую мою встречу с Натали после столь долгой разлуки. Я пришел в больницу и увидел ее. Мне захотелось броситься на нее, обнять и поцеловать, сказать, что не хватало так долго, что я замучился с Катей, что я хочу, чтобы меня любила женщина, которую люблю я. Но я был холоден в тот момент. И это ей понравилось.
А еще помню те страстные поцелуи с Катериной на Гоголевском. Мы целовались в машине просто безрассудно, беспечно. Мы набрасывались друг на друга. И тут я понял, что машина начинает двигаться с горки. Мы поехали, потому что я отжал педаль тормоза, а она отжала случайно стоп-кран ручник. Мы покатились вниз, и я мгновенно успел нажать педаль, хотя вообще уже ничего не видел, так сильно мы целовались.
И помню тот ужас, когда она выбрасывала мои 127 роз. Помню, как она рассказывала мне о Саше, будто я и не должен ревновать. Помню ее вопли на меня по любому поводу. Помню, как она переспала со мной один раз. И больше никогда.
А еще вспоминаю тот клуб, в который Наташа пригласила меня. там было много коктейлей, много обнаженных женщин и много музыки. мы танцевали, мы никогда так красиво не танцевали, как в ту ночь. Помню этого водителя, который ждал нас у входа на Мерседесе ее папы.
И помню, как она уехала, сказав, что будет ждать меня.
«У нас есть один отказ за сегодня. Визу не дали именно вам. Без объяснения причин. Посольство Великобритании отказало в предоставлении визы на ваше имя».
Вот и все.
Я помню, как я писал Катерине смс. Это была ревность, была боль, было чувство, что меня просто использую, была апатия и безысходность. Она обещала позвонить в тот вечер, но уже 10, а она не звонит. Я понял, что она с Сашей. Я написал ей все. Это был шедевр моего русского языка, моей эрудиции и моего гнева. Я написал ей так, что она даже позвонила. И я сказал ей все. Она очень сильно кричала. Я порвал с ней навсегда.

Вот теперь сижу и смотрю на это одинокое кольцо с бриллиантом, на этот молчаливый задумчивый телефон и на себя, будто в зеркале. Температура, жар, тошно, просто нечем дышать. Я притронулся ко лбу. Нет, жар внутри, жар там, где не измерить градусником. И боль, она раздирает, не дает покоя, она есть моя депрессия.

Кольцо лежало на столе и постепенно затухало. Оно потеряло вес, потеряло блеск, оно растворилось в собственной ненужности. Как растворяюсь я в собственной ненужности. Теперь кольцо больше не говорит со мной, не советует мне, не хочет, чтобы я надел его на палец той, кому оно принадлежит. Теперь никого нет. Я взглянул на сверкающий чуть-чуть бриллиант и понял, что он лишь отражение моего одиночества. И тут он погас совсем.

Зазвонил телефон. Я тут же кинулся к нему. Это была Натали. Как всегда с приподнятым настроением, с радостью в голосе и дивным девичьем смехом, она начала говорить о Лондоне, о красивой квартире и о множестве своих сумок. Я слушал. А потом этот вопрос: «Ты когда приедешь?».
Я закрыл футлярчик, в котором находилось потухшее кольцо, и сказал, что не приеду.

Через какое-то время я написал сообщение для Катички. Но не отправил. Пока не отправил. Думаю, через месяц. Там были последние слова, мои последние слова: «Встретимся через 9/5 лет».

Мы не встретимся никогда.