Предел сыпучей довольности. Глава десятая

Мы курили гаш, пока он, собственно, не кончился. Я находился в состоянии, напоминающем сон, очень яркий и резкий, но при этом удивительным образом приятный и настраивающий на полную гармонию с окружающим миром. Я витал где-то далеко до тех пор, пока не взглянул на Аню и не залился истеричным, абсолютно земным по своему происхождению, хохотом. Причиной таковому явился просто до неприличия укуренный вид Ани: глаза - красные, как у слона, который за помидорами прячется, лицо - выражает полное умиротворение, но при каждом лишнем звуке искажается гримассой, имя которой - измена, а тело, ну что тут скажешь, Аню без предубеждений можно было назвать телом, так как двинуться она никуда не могла. Развеселило же меня не её состояние, а совершенно чёткое понимае того, что я в таком же. А может быть и хуже, подумал вдруг я, усмотрев в её расширенных зрачках себя в полный рост и в мельчайших деталях.
- Ска-а-ажи м-м-мне-е-е, на хер мы всё скурили за один раз? Там же было по крайней мере грамма полтора! - слова выпадали из меня умными ячейками, которые сами пытались составлять фразы и целые речи, часть из них даже вынашивало планы порабощения мира.
- Эээ... Там было без трёх плюх два грамма. А зачем скурили - ну так ведь, что лежит на виду, всё нужно скуривать!
- Да. - немного подумав, одобрил я. - В этом ты права. В конце концов, ведь всё ровно путь у этого куска был один.
Молчание. Долгое, вероятно вечное, а точнее полуминутное, было прервана радостным воплем:
- Блин! Как же круто!
- Ты опять права. - Странно, как это у неё получается так, в тему постоянно говорить? Удивительно.
Я задумался на мгновение и очнулся от громкой музыки, бившей прямо в лицо и создававшей визуальный эффект позитива - каким-то совершенно непостижимым образом Аня добралась до магнитофона и включила Боба Марли, который буквально взывал: "No woman, no cry!.." Песня была грустной, но всё ровно какой-то очень приятной и солнечной.
Мысли снова пошли вразброд, и чтобы хоть как-то собрать их до кучи, пришлось невероятно сосредоточиться. Пришлось закрыть глаза и при этом вертеть огромный ком различных воспоминаний, кадров и дат. И с каждой секундой он становился всё больше и вертелся всё быстрее, пока не разорвался на огромное количество мельчайших частиц.
Я испугался и открыл глаза. Моему вгляду предстала картина, холст, но на нём постоянно менялось изображение. Именно картина, без звука, нечёткая, рисованная возможно даже Эдгаром Дега. Вообщем-то неплохо, подумал я, хорошо хоть не Пикассо.
Я опять закрыл глаза и начал медленно, по крохам, снова собирать картину мира воедино. Снова шар, снова взрыв, а потом ещё и ещё... Я был ужасно огорчён.
- Эй, растаман, ты тут? - неожиданно приход, как рукой сняло. Передо мной стояла такая же трезвая Аня, а в магнитофоне играла всё та же песня.
- Сколько можно слушать одну и ту же песню?
- Ну, это, типа, первый раз - только минута прошла. - по её изнемождённому таким же крутым приходом лицу я понял, что - да.
На часах был полдень.