Царица Вася, сказка для взрослых

посвящается Анне
To be or not to be… Shakespeare

Давным-давно на Руси, в некотором царстве-государстве, жили-были Вася да Ваня. Прежде они жили счастливо, в любви и согласии, и от этой любви народилось на свет божий трое сыновей. Тем не менее, с той поры как Ваня женился на Васе, прошло без малого семь лет, и за это время супруг, как это обычно бывает, несколько охладел к супруге. С годами утратилось, улетучилось что-то, угасло пламя первой страсти, и бытовуха затуманила когда-то блестящие отношения и они заржавели, покрылись коростой как покрывается порой ряской зеркально чистая поверхность светлого озера. Все изменилось – между ними засквозило прохладой.
Ваня стал засматриваться на здоровых, ядрёных дворовых девок. Его интерес к их широким, крепким бёдрам и крупным, сочным как спелые плоды персям стал заметно живеть. В конце концов, он стал явно заигрывать с молодой ядрёной прачкой Агафьей, голубоглазой обладательницей роскошных густых льняных волос, которые она по утрам расчёсывала костяным гребешком и затем заплетала в толстую косу, доходившую ей до пояса. Молодая прачка недолго отвергала навязчивые ухаживания своего повелителя, хотя, как всякая женщина, сначала немного поломалась. Но Ваня был так настойчив, что Агафья не выдержала натиска и сдала бастионы. Как-то раз он вошёл прямо в прачечную, расположенную в подвале дворца, где на огромной русской печи кипятились пузатые медные чаны с бельём. Здесь было жарко, густой пар стоял столбом, и Агафья в исподнем полоскала своими полными сильными руками бельё в большом тазу. Иван подкрался к ней сзади и схватил прачку за талию.
- Ой, ну, шо вы, Ваше Величество, руки-та распускаете! – воскликнула прачка, пытаясь вырваться из крепких царских объятий.
Но Ваня её не слушал. Он сорвал с девушки одежду, повалил прямо на дощатый, влажный пол и грубо овладел ею…
Вася очень переживала то, что супруг к ней охладел. Она не была в силах скрыть досады, хотя понимала, что есть в этом какая-то неизбежность. Будучи не только красивой, но и умной, образованной женщиной (она окончила заморский университет, свободно говорила на пяти иноземных наречиях, много читала, занималась самообразованием, вела переписку с великими умами современности) к ситуации в своей семье Вася относилась с пониманием, зная, что в браке супругам, после нескольких лет совместной жизни, свойственно некоторое охлаждение друг к другу. И всё же ей было обидно. Одно дело знать и понимать, а другое – когда всё это с тобой самой происходит.
Она очень любила своего Ваню. Когда до неё стали дошли слухи, что её благоверный путается с молодой прачкой, Вася на три месяца впала в тяжёлую депрессию. Ложе супружеское покинула, несмотря на гневный царский протест. В конце концов, царь и царица поссорились и перестали даже разговаривать друг с другом. А поскольку правили они своим царством совместно, над крошечным государством нависла серьёзная угроза неминуемой гибели.
Но однажды, в конце ноября, по занесённой свежей порошей столбовой дороге, прискакал на почтовой тройке к ним гонец от датского принца. Тот намеревался посетить их страну с визитом, чтобы заключить кое-какие договоры о дружбе, сотрудничестве, совместной торговлишке и прочее. Принц этот, говаривали, был молод и хорош собой. Он только что принял престол от своего отца, умершего или погибшего по какой-то неизвестной свету причине (одним словом – тёмная история). Принца звали, так же как и отца, а имя он носил весьма странное и непривычное для русского уха – Гамлет. Только отец был Гамлет Двенадцатый, а молодой принц соответственно – Тринадцатый.
В середине декабря его сиятельство принц, Гамлет Тринадцатый, пожаловали. На заснеженную площадку перед дворцом въехала карета, запряженная цугом из двенадцати породистых скакунов и в сопровождении двадцати четырёх богато экипированных кавалеров. За каретой принца следовало ещё несколько карет с его многочисленной свитой.
Принц был ещё совсем юным, ему исполнилось семнадцать лет, однако для своего возраста он был хорошо образован, и немудрено: лучшие профессора всей Европы, среди которых были известные всему миру учёные и философы, лично давали ему уроки. Гамлет Тринадцатый был высок, худощав, лицом мил зело, даже красив, но очень бледен и угрюм. Казалось, что-то угнетает принца, тяготит юную душу его.
Прошла официальная церемония встречи, затем царь дал торжественный обед на триста персон в тронном зале дворца. За обедом Вася несколько раз ощутила на себе печальный взор заморского гостя. Что-то особенное читалось ей в орлиных, не по годам безрадостных, очах юного правителя далёкой Дании.
Вечером дали бал в честь принца. Царские палаты наполнились шумом и весельем. Мазурка сменялась кадрилью. Ваня, напившись заморских вин, откровенно флиртовал с датскими фрейлинами. Все были веселы. Один только принц, казалось, стал ещё мрачней. Единственный танец танцевал он с царицей. Его руки держали её стан так, что она почувствовала себя неловко, хотя принц не позволил себе ничего выходящего за рамки приличий. В одиннадцать вечера небо озарил праздничный фейерверк. Народ высыпал на открытую площадку перед дворцом. Ночь была морозная, безлунная. Яркие звёзды брильянтами рассыпались по небосклону. Царица подошла к принцу, окружённому своею свитой, но казавшемуся среди своих подданных ещё более одиноким, и, несмотря на то, что принц весьма недурно говорил по-русски, обратилась к нему на немецком языке:
- Принц, почему Вы так печальны в этот вечер? Или Вам у нас не по душе?
- Что Вы, Ваше Величество, напротив, именно у Вас мне лучше, чем где бы то ни было.
- Тогда что же Вас тяготит?
- Не могу Вам ответить.
- Может быть, Вам нездоровится?
- Нет, я здоров.
- Может быть, результаты Ваших переговоров с царём Вас не удовлетворяют?
- Напротив.
- Что же вас мучает?
- Я этого пока сам не понимаю, Ваше Величество.
На следующий день Царь Иван устроил большую охоту. Он, как заядлый охотник, имел огромную свору породистых собак. Накануне в царском лесу неподалёку егеря выследили двух лосей и нескольких кабанов. Охоту устроили с размахом, царские псы, спущенные с цепей, с громким лаем бросилась в облаву. Всадники на скакунах с ружьями наготове поскакали следом. Трубачи громко затрубили в охотничьи рога.
После того как завалили двух огромных лосей, нескольких кабанов, да настреляли кое-какой ещё мелочи, устроили пикник прямо в лесу, на покрытой белоснежным ковром поляне. На залитой солнцем опушке накрыли столы и здесь же на огромном вертеле зажарили самого жирного кабана. Ваня был доволен охотой, он был весел и пьян, и ему хотелось, чтобы все были также веселы и пьяны. Царь дружески хлопал Гамлета Тринадцатого по плечу и говорил ему всякие глупости и несуразности. Он наливал ему полную чару и предлагал выпить за дружбу. Однако датский принц, Гамлет Тринадцатый, оставался мрачен словно грозовая туча. И охота, казалось, не уняла его грусти. Он то и дело бросал взгляды на царицу. Из его огромных фиалково-голубых глаз исходило что-то такое, что заставляло её трепетать. На плечах царицы была соболья шуба, лицо на морозе покрылось свежим румянцем и казалось ещё прекрасней.
Подойдя к принцу, царица молвила:
- Вы по-прежнему чем-то опечалены, mon prince?
- Oui madame.
- Вы не любите охоту?
- Напротив, я страстный охотник.
- Вам жалко убиенных зверей?
- Жалко, но не о них моя печаль.
- Откройте душу мне! О чём же?
- Я не могу Вам этого сказать сейчас.
На третий день царь устроил своим гостям настоящую русскую баню. Русский и датский дворы парились и пили медовуху. Заморские гости, видя как русские, распаренные в жаркой парилке, в двадцатиградусный мороз ныряют кто в снег, кто в прорубь, восхищённо восклицали. Некоторые из заморских смельчаков даже пытались повторить эти подвиги. Царь Иван был и здесь круче всех. Он был дюжий и здоровый мужик и, казалось, мог выпить ведро пьяной медовухи, и съесть целого кабана. Ваня, ржа как племенной жеребец, не смущаясь, хватал заморских фрейлин за упругие задницы, отчего те громко визжали от восторга. Казалось, каждая из них была не против отдаться русскому царю здесь же, прямо в сугробе.
Вечером состоялся торжественный ужин, поскольку принц должен был покидать царство на следующий день рано утром. Гамлет Тринадцатый был ещё более мрачен, чем накануне. Вася, всерьёз беспокоясь за здоровье заморского гостя, обратилась к нему с вопросом:
- Принц вы так печальны, неужели вам так не понравилось у нас?
- Что Вы, Ваше Величество, всё было превосходно!
- Так почему же Вы с каждым днём выглядите всё мрачнее и мрачнее?
- Потому что мне завтра уезжать и что-то подсказывает мне, что мы больше никогда с Вами не увидимся.
Вечером к ней подошёл юный паж из свиты заморского принца, и, приложив палец к губам, осторожно и незаметно вложил ей в руку небольшой клочок бумаги. Царица прошла к себе, развернула надушенную записку, и прочитала следующий текст, написанный по-английски:

Ваше Величество, если вам действительно небезразлична судьба несчастного и одинокого заморского принца, если ваше сердце действительно тронула моя печаль, непременно будьте в полночь у старой часовни.

В полночь, когда царица была одна у себя, ей не спалось. Она думала о своей судьбе. Вася по-прежнему любила своего простодушного Ваню, который охладел к ней, и от которого была беременна ядрёная прачка Агафья. Она думала о своей покорности судьбе, о своём женском предназначении, и о том, что она по сию пору готова была смириться со своей долей.
Но приезд этого угрюмого, совсем ещё юного принца всколыхнул её чувства. Она смотрела на него, такого бледного и мрачного и, кажется, понимала, какие страсти бушуют в его сердце, думала и чувствовала, что, может быть, она могла бы даже разделить эти страсти. Но её останавливало чувство ответственности перед детьми и перед маленьким царством, власть над которым Господь вложил в её руки.
Царица вышла из дворца, решившись пойти к старой часовне, на свидание к датскому принцу Гамлету Тринадцатому. В иссиня-чёрном небе ярко светила полная луна.
Принц стоял здесь, мрачный и угрюмый, но когда она подошла, бледные ланита его запылали огнём. Ярким пламенем озарился потухший взор. Он взял её за руку и страстно прильнул к ней пылкими устами.
- Ваше Величество!
- Принц, я позволю себе вам заметить, что ваше поведение выходит за рамки, хотя я понимаю, что вы молоды и в вашем возрасте, но…
- Ваше Величество, я прошу только выслушать меня!
- Хорошо…я слушаю вас, говорите.
- Через семь часов мне уезжать. Я покину вашу страну и, наверное, навсегда. Но я хочу, чтобы вы знали, что моё сердце отныне и навсегда принадлежит лишь Вам. Я полюбил Вас, Ваше Величество! Полюбил, как не любил никого на свете… и больше никогда не полюблю.
Она хотела что-то возразить, но он пылко перебил её.
- Молчите, молчите! Вы прекрасны! Царица Небесная! Такой красоты не повстречать у нас в Европе. Ваша красота какая-то особая, неземная. И ваш ум! Нет, вы не человек – вы Богиня. Но, Ваше Величество, разве эта жизнь, в которую вы здесь погружены, достойна Вас? Варварская, убогая страна! Вы, прекрасная, умная, образованная женщина, рожаете детей от этого… медведя. Нет, вы достойны иной судьбы! Я умоляю Вас бежать отсюда со мной. Станьте моей, и у Вас будет всё! Я очень богат. Вся Европа считается с нами. Да, Дания маленькая страна, но наши колонии находятся во всех частях света. Я брошу весь мир к вашим ногам! Решайтесь, Ваше Величество! Быть иль не быть!
- Ах, принц, ваши речи так страстны и так неразумны! Я никогда не покину мою страну. Я люблю её! Пусть нищую, убогую и варварскую, но никакие богатства мира не соблазняют меня…
- Подумайте, ведь вы погибаете здесь!
- Нет.
- To be or not to be!
- Нет.
На утро принц датский Гамлет Тринадцатый уехал домой. Его предчувствия сбылись – он больше никогда не бывал в России и больше никогда не видел царицу Васю.
Василиса, которую подданный ей народ называл Премудрой, и которая практически сама управляла своим маленьким царством, так как супруг её был грубым неотесанным мужланом, которого больше интересовали охота, потехи, баня да хмельное пиво, пережила своего мужа на двенадцать лет и была регентшей, при своём старшем сыне, Ярославе, унаследовавшим престол, пока тот не достиг совершеннолетия.
Москва, 31. 01. 2004.