Моя жизнь - моя

 Что же мне так больно и так трудно?
 М. Ю. Лермонтов.

Моя жизнь – моя.

Сидели молча и курили.
Я очень люблю начало осени. Солнце еще палит, но его лучи растворяются в прохладном ветерке. Все вокруг доцветает, ярко и слепит глаза, но это буйство красок – лишь последний аккорд в прощании с летом.
Мы были вдвоем. Вдвоем сидели на лавочке в почти пустом парке. Было хорошо – хорошо, потому что я чувствовала в душе рождение нового. Все обновлялось. Воздух был сладок на вкус.
Яна прикурила очередную сигарету.
- Расскажи.
- Я расскажу. Подожди, я пока не готова.
Мы посидели еще несколько минут. Скоро золотая пора.
- Дай мне сигарету.
- Вот.
Она чиркнула спичкой. Мы не пользуемся зажигалками.
Я не могу курить, когда рассказываю. Но сигарета в руке необходима мне в этот момент. Я от нее заряжаюсь. Я затянулась. Я начала.
 - Вчера я соврала вам. Как врала и до этого очень часто. Да, он частенько просил меня вернуться после крупных ссор. Но вчера я сама позвонила ему. И попросила о встрече.
Мне на самом деле было спокойно и хорошо вчера. Мы веселились, мы искрились. Но я ни на секунду никогда не перестаю думать о нем. Внутри все ноет.
- Ты никогда этого не показываешь.
- Почти никогда. Возможно, вы не хотите этого заметить. Вы привыкли ко мне такой. Холодной.
- Почему холодной? Ты просто полна противоречий.
- В том-то все и дело. Иногда я почти приближаюсь к разгадке самой себя. Почти понимаю, чего я хочу от жизни. Но потом все резко обрывается. Меняется. Теряется. Я никому не рассказывала об этом.
- Я знаю тебя много лет.
- Тебе кажется, что ты знаешь. Меня вообще нет как личности. Я полностью разрушена. У меня был стержень, теперь его нет. И я стану создавать себя заново. Такой, какой захочет меня видеть он.
Но про себя я подумала: «Пожалуйста. Если захочет».
В голове был полный сумбур. Такая кашица. Это была исповедь самой себя. В первую очередь – самой себе.
Яна смотрела на меня пытливо.
Мы знакомы со школьных лет. Очень близки. И всегда были понятны друг другу. Хоть и видимся нечасто, хоть и тайно соперничаем между собой. Каждая знает, кто лучший.
- Я продолжу. Он отказал мне, он не захотел встретиться. Он сделал это холодно и без эмоций. Без любви, без ненависти, без усмешки. Я была потрясена. Я попросила еще раз. Нет. Еще раз. Нет. Еще много раз.
- Нет?
- Нет.
- Я подумала, что ты не хочешь видеться с ним. И поэтому уходишь одна.
- На самом деле я ушла одна потому, что я осталась одна. Я растерла ноги в кровь и плакала. Настоящая истеричка. Мне от самой себя тошно становится. Я никогда не была плаксой. Я на похоронах не всегда плакала. Но последние дни сломили меня. Я не могу закрыть этот краник. Я плачу при мысли о нем, я плачу при звуке его голоса, плачу от старых, давно забытых обид и от воспоминаний.
- Это стресс. Тебе нужно отдохнуть.
- Это моя жизнь. Я не могу отдохнуть от нее. Я должна жить.
- Не торопитесь в ад, без вас не начнут.
- Жизнь идет по кругу. Она все ближе к горлу. Для меня это реальность.
Яна недоуменно посмотрела на меня.
- Неужели все так плохо?
- Настюнь, хуже не бывает.
Мы снова замолчали. Мы умели тишиной сказать о многом.

В парке становилось шумно. Я этого не люблю. Мы не сговорившись встали. В другой бы раз я предложила бы продолжить разговор в небольшом кафе, где просто и непритязательно. Но я не хотела видеть людей. Чужих и глупых людей, которые не знают, что происходит сейчас в одной душе. В моем сердце.
- Поедем ко мне.
- Конечно. Сегодня я не оставлю тебя одну.
Я включила кондиционер, потому что в машине было душно. Вставила диск какой-то старой музыки. А может, даже и не старой. Но очень милой.
Мы расслабились и почти обо всем забыли. Я хотела бы ехать так. Не думать. Хотя это уж слишком – лучше бы просто стать свободной. Научиться довольствоваться только собой.
А ведь раньше я умела.

Я живу в тихом спальном районе. Здесь все больше селятся достойные уважения люди. Дома поднимаются в цене. Теперь каждый хочет стать респектабельным.
И дом у меня хороший. Он достался от родителей. Они здесь жили почти 20 лет. Теперь захотели стать ближе к земле.
Я люблю уют и спокойствие. Наверное, потому, что жизнь вне этих стен заставляет кипеть кровь. Но, возвращаясь домой, я возвращаюсь к себе самой. Я только здесь пребываю в полной гармонии с собой.
Сели во дворе. Там просто прекрасно: свободное время я часто посвящаю цветам.
Я принесла холодное вино, сыр.
Яна все это время думала обо мне. Я знаю, как выглядит ее лицо во время такого важного процесса. На этот раз выражение было еще сосредоточеннее, чем обычно. Она начала погружаться в мой мир.
- Может отвлечемся?
Она пыталась пустить все в нужное русло, но управлять потоком ведь не слишком просто.
- У нас вся ночь впереди.
Она на секунду замолчала. Я налила вино. Терпкое, холодное, прекрасное.
Мы выпили. Я чуть – чуть расслабилась.
- Послушай, я хочу, чтобы ты, когда продолжишь свой рассказ, посмотрела на все глазами другого человека. Ты ведь умеешь, знаешь отлично, как это делать. Тебе столько раз это удавалось. Почему не попробовать теперь?
- Никогда не оставаясь одной и той же, я всегда оставалась собой.
- Отлично!
- Я не хочу упрощать. Не хочу анализировать. Не хочу смотреть на это с другой стороны. Не хочу смотреть его глазами. Я и своими-то плохо вижу теперь. Я хочу страдать. Я заслужила.
- Мне кажется, с тобой действительно не все в порядке.
- Я не знаю.
- Жизнь хитра. Когда на руках все карты, она решает играть в шахматы. Но ты страшно сильная. Ты знаешь все игры.
- Ян, я слабее всех сейчас. Я безвольная кукла.
- Ты красивая талантливая женщина. Ты свободная.
- Я влюбленная.
- Точно. Этим все сказано.
Мы замолчали. Смеркалось. Мы обе любим сумерки.
Неожиданно она сказала:
- Твоя новая книга поглотила меня. Извини, что не сказала тебе раньше, но мне было стыдно. Я стыдилась.
- Помнишь Платона? «Стыд – страх перед ожидаемым бесчестием».
- Я помню Маркса. «Стыд – это своего рода гнев, только обращенный вовнутрь».
Я не стала отвечать. Но она продолжила:
- Я всегда хотела быть такой, как ты. Я об этом со школы мечтала. Но мне никогда не сравниться с тобой. Ты - породистая сука. Я – дворняжка.
Ее руки покрылись мурашками. Я смотрела на тонкие пальцы с красивыми ногтями. И представляла, как они смыкаются на моем горле.
(Жизнь идет по кругу. Она все ближе к горлу…)
Я отогнала от себя это видение. Яна сказала:
- Я думала, что смогу писать книги. Как ты, потом лучше тебя. Ты знаешь, я была и есть твой самый преданный читатель. Я изучала твои тексты, я жила жизнью твоих героев. Я пыталась мыслить и рассуждать, как ты. Я часто хотела жить твоей жизнью. Я восторгалась тобой. Я любила тебя и люблю.
Она наклонилась ко мне и поцеловала мягким поцелуем в губы. Я ничего не почувствовала. Вкус ее губ был безличен.
- Ты пьяна.
Но я знала: это не так. Я снова пыталась уйти от себя. От того, что я давно понимала.
- Я жила с Максимом. Я пыталась создать уют. Он не любил меня. Он многое понял потом. Я потратила на него два года своей жизни. Но не зря. Он помог понять мне, что я должна помочь тебе. Я это сделаю.
- Я продолжу рассказ.
- Тебе стоит это сделать.
 Она закурила.
Я сделала то же самое.

- Это не была любовь с первого взгляда. Это был любовный рефлекс. Когда он появился в моей жизни, я не была ни рада, ни огорчена. Я приняла это как должное. Наверное, почувствовала, что этот человек…
- Особенный?
В ее глазах я теперь видела неприкрытую боль и чистые слезы.
- Таким я его не считала. Просто этот был ТОТ.
- Понимаю.
Ничего ты не понимаешь.
- Мы встречались. Я пережила тяжелый разрыв с Кириллом тогда. Он помогал мне выкарабкаться. Да, он меня и вытащил из ямы.
- Теперь это сделаю я.
Я захотела ударить ее по лицу.
- Теперь не знаю. Но тогда он мне был безразличен. Я знала, что он меня уже любит, уже давно. Он не скрывал этого, хотя стеснялся безумно. Я многое из того времени забыла. Но, как узнала вчера, он все помнит. Я смеялась над ним. Сейчас мне это говорить запрещает здравый смысл. Но так было. Факт.
- Эти факты я знаю. Я их осознала еще давно. А вот ты этого не поймешь никогда.
- В тот момент я это понимала. И я помню кое-что. Феерическое счастье от боли, ему причиняемой. Он его подчинения. И его унижения.
- Ты так устроена.
- Он не раз говорил мне: «Ты так устроена: когда страдаешь ты, страдать должны все вокруг. Но со мной этого больше не будет». Я уверена, в эти моменты он больше всего страдал. Я видела боль как она есть. Это страшно. Но жалко мне его никогда не было.
- Жалость равносильна оскорблению.
- Я его оскорбляла. Не просто словами, а действиями. Неоднократно. Вспомни хотя бы, как после похорон Максима закатила дикую истерику. С ровного места. Вспоминаю – понимаю. Тогда не понимала ничего. А ведь нам всем тяжело было тогда. Хоть я и не знала Макса хорошо, но смерть неизменно сближает людей. Нас она лишь отдалила. Нелепая смерть, глупая смерть. Смерть и все. Просто был. А уже нету.
Ее лицо ничего не выражало. Я не могла верить в то, что ясно теперь выступило на поверхность.
- Нет.
- Да.
- Почему?
- Он все знал. Он знал гораздо больше. То, что я тебе не расскажу, но сознаюсь: я делала отвратительные вещи. У меня натура такая. Я изнутри гнилая. Он все понял. Он обещал, что расскажет всем. Он сказал, что я пустая, но пытаюсь наполнить себя тобой. И другие вещи говорил. А у тебя тогда все шло прекрасно. А у меня – плохо. Я ведь питаюсь твоими неудачами. Я была глубоко несчастна. Мне показалось, что это поможет мне. Я и не жалею.
- Ты убила человека.
- Ты убила в нем человека, во мне, в сотнях других людей.
- Это другое.
- Это хуже! Я не знаю, как, но ты ломаешь человека изнутри, ты давишь на него собой, ты заставляешь его тянуться к тебе и боготворить тебя! Ты лишаешь его воли! И ты любишь только себя!
- Я люблю его.
- Это теперь. Теперь, когда ты полюбила, мир лопнул. Как мыльный пузырь.
Я не могла больше выносить этого.
Я встала и побежала.

Через час ничего не изменилось. Я не знала, к чему все это приведет.
Стало ясно, что существует один способ успокоиться.
Я - писатель. Глаголом жгу сердца людей.
Не знаю, насколько хорошо получается. Никогда не любила своей прозы. Раньше даже стыдилась желания писать.
Но однажды поняла: от этого не уйти, ведь это – мое сердце. Я должна, я просто обязана.
И началось.
Я видела, сколько в жизни счастья. Сколько прекрасного в этом бездонном небе, сколько тихой радости вокруг человека, сколько души и музыки в том, что вокруг.
Но мне не удавалось найти себя. Я все же чувствовала некую неудовлетворенность в себе.
Она проходила только в те моменты, когда кому-то, кто был рядом, плохо.
Особенно ему.
Это незабываемое чувство власти над человеческим сердцем, его полной покорности и преданности. Я упивалась им. И тогда, только тогда, я понимала счастье.
Но теперь он устал от всего. Ссора, в общем, была пустяковой. «Как обычно».
Но уже зашло слишком далеко.
«Ты волк-одиночка. Ты будешь одна в жизни, всегда одна…».
Теперь, когда все кончено, я знаю: любовь сама по себе и есть единственная истина.
Я давно простилась со своими комплексами и страхами. В этой жизни больше нечего бояться. И терять нечего.
Скоро и конец станет ясен.
На часах уже 03.15.


Ты прочтешь эти строки . А может и нет. Но ты почувствуешь, что я люблю тебя в этот момент сильнее, чем когда-либо.
Женщина создана для мужчины. Ты мой мужчина. Я создана для тебя.
Я никогда не знала о том, что это существует, что это – не вымысел, это со мной произойдет.
Но теперь я поняла, что создана была для того, чтобы познать тебя, отведать вкус наших страданий и отдать всю себя. Жизнь просто спешка. Но для меня она – вспышка. Я знаю твои губы и твои ласки.
Я с трудом нахожу слова.
Я хотела быть с тобой всегда. Я знаю, что так и будет. Мы не будем рядом, но наши сердца не разъединить.
Я может и дура, но я хочу убить ее. Ты не обманешь себя. Она – не я. Кто бы она ни была, она – не я. Ты предал меня. Ты не забудешь меня, даже не пытайся. Я твой наркотик.
Как поступить? Пока не решила.

Я секунду думала, а потом отправила письмо.
Режущий звон ворвался в дом. Яна выбила окно.

- Нам нужно поговорить. Я буду с тобой говорить.
Она смотрела на меня в упор. В руке держала нож. Я искренне рассмеялась.
- Я не боюсь тебя. Убей, окажи услугу.
- Сядь и заткнись.
Ее голос звучал нежно, он убаюкивал. Как странно. Как мило. Как смешно.
Хоровод мыслей сменился другим.
Как дико. Как жарко. Как легко.
- Значит, любишь его?!
Я посмотрела на нее.
- Ты любишь его?!
- Я люблю его так, как может любить человек человека. Может сильнее.
- Теперь моя очередь смеяться.
Она истерически захохотала. Ее глаза превратились в щелки, желтые и красные одновременно. Это было самое жуткое зрелище, какое доводилось видеть мне. На секунду я подумала, что сошла с ума. Потом я тоже засмеялась.
Она почти мгновенно умолкла.
Она хотела убить меня. Убить во мне душу, убить во мне то, что называют «я».
- Я и есть она.
- Да!
- Я смогла все-таки сделать тебе больно, правда?! Я ведь разрушила твою жизнь, я приложила много усилий! Я рассказала ему много сказок, тех, что каждую ночь прокручивала перед сном в своем собственном кинотеатре.
- Он никогда бы тебе не поверил. Что бы ты ни говорила, он не такой.
- Он такой. И все они одинаковы.
И помолчав несколько секунд, отведя глаза в сторону, она смешалась. Потом, видимо, подобрала маску. И повернувшись, четко произнесла:
- Он мертв.
Она произнесла это и как будто обмякла вся.
Во мне что-то щелкнуло. Екнуло, сломалось, упало, умерло.
- Он приехал вчера ночью. Сказал, что у меня в последний раз. Сказал, другой человек не должен занимать это место. Сказал, что ему стыдно перед памятью Макса. Он разозлил меня этим.
- Макс был его другом.
- Макс был никем и умер никем. Впрочем, кого теперь это волнует? Я рассказала ему обо всем. Он попытался что-то предпринять, он забыл о том, что я опасна.
- Ты больна.
- Ты начинаешь злить меня.
Я переставала оценивать ситуацию адекватно.
- У тебя нет путей назад. И идти тебе не к кому, да и не зачем.
- Как ты будешь жить с этим?
- А кто сказал что буду? Мы умрем сейчас.
Эта девочка всегда была приветлива, обаятельна. И умна, остроумна.
Говорят, время лечит…А оно – застыло!


Он зашел незаметно, такими тихими шагами, что ни один шорох не просек тишины. Он приблизился к ней сзади, его глаза были устремлены на меня и полны нежности.
Она этого не ожидала. Она закричала, а он крепко зажал ей рот рукой.
Он ударил Яну. Она глухо ударилась об подоконник и приземлилась на пол.
На часах было ровно 3 часа ночи.

Я вышла в темноту и, словно сигаретой, затянулась сладким дымом ночного воздуха. Дверь захлопнулась за ним. Я почувствовала сильное объятье и дикое желание впитать его вовнутрь, забрать его в себя, никогда не отпускать его.
- Прости, прости меня…Я так виноват…
- Я виновата…
- Я знал, что все это неправда, я не на секунду не поверил ей!
- Что Яна сказала тебе?
- Она сказала, что ты спала с Максом.
- Почему бы не оставить Макса в могиле. Он умер. Я его почти не знала. Я никогда не сделал бы этого, я никогда не захотела бы сделать этого.
- Я люблю тебя. Твое письмо решило все. Я не отпущу тебя теперь.
- Я промолчу.
Мы спустились по ступенькам. Как прекрасна была эта ночь, как! Темнота темнее тьмы. Настоящий мрак. Такого прекрасного бархата я в жизни больше не видела. Мои мысли пришли в полный порядок. Ясность в голове царила. Я была в какой-то мягкой безмятежности.
- Что станем делать?
Наверное, в моем взгляде появилась примесь досады и удивления. Зачем было возвращать меня прямо сейчас? К чему все это? Ах, он не знает, что все давно решено.
- Кто такие «мы»?
- Я, ты.
- Да! Есть я. Есть ты.
- Есть мы.
- Нет.
Он тяжко вздохнул.
- Ой, Господи, Господи…
Ненавидела эту его присказку. И знала, что это значит.
Я решила заговорить. Только прежде поцеловала его розовые губы. Он ответил горячим дыханием, сладкой слюной, мокрым желанием. Обнял меня, повалил прямо на землю. Я хотела этого.
- Я не позволю.
Он резко поднял голову и взглянул мне в глаза.
- Что?
- Не позволю быть со мной. После того, как ты был с Яной.
Он сел. Прямо на землю.
- Это была ошибка. Большая – большая. Ты тогда сильно обидела меня, заставила меня плакать. Я хотел забыться.
- Вот ты и забыл. Теперь идем в дом.
Он молча встал. Не задавая вопросов, ничего не говоря, еле дыша, тихо посапывая, он поднялся по ступеням следом за мной.
Я открыла дверь.

В небольшом коридорчике был жутко душный, тяжелый воздух. Пахло сладкими воспоминаниями. Однажды мы буквально упали на пол, только приоткрыв дверь…Я взяла себя в руки.
Вот он. Он стоит с тобой рядом. Ты никогда не будешь его, а он не будет ничьим.
Ножом Яны я его и убила. Представляя это со стороны, погружаюсь в негу.
Вот он. Идет за мной. Со спины я чувствую его глаза, то синие, то голубые, обрамленные длинными выгоревшими ресницами. Лучистые глаза, глупая челка, наброшенная дорогим парикмахером на слишком высокий лоб, нос великоват и остер, но очарователен, рот мягкий, средний, губы розовые, сочные. Он высокий; намного выше меня (я – то всего лишь 160 см, потому и ношу свои грандиозные вечные каблуки!), что называется «отлично сложен», обаятелен.
Я в ударе. Улыбаюсь, походка от бедра в старых домашних тапочках. Сворачиваю на кухню, быстро поднимаю отточенное железо и, резко повернувшись, втыкаю в его любимейшую плоть.

Он был чертовски умен. Конечно, не стал стонать, вообще не издал ни звука. Кроме еле слышного хрипа, вырвавшегося в самом конце этой тихой агонии.
Я нанесла несколько ударов. Потом, когда его тело обмякло, взяла моего дорогого на руки и стала целовать побледневшие губы. Он был очень счастлив. Улыбался как ребенок, к которому в гости пожаловала зубная фея. Его правая рука сжимала мои кудрявые светлые волосы. Это был момент великого чувства, какое я испытала в той жизни.
Мы были едины, неразделимы, неразличимы, неотделимы.
- Спасибо.
Спасибо. То были последние его слова.
Рассветало.
Я сделала это, потому что устала от жизни. Ее проблем, неурядиц, недопонимания, такого простого, безобидного, которое и разрушает все. Мне хотелось решить все сразу.
О том, что Яне придется уйти, я поняла сразу же.

Пришлось тянуть их за ноги. Прямо как в старых книжках: именно так там прятали трупы.
Мне неприятно было это делать, потому что я вовсе не убийца. Я только сделала то, что было единственно-возможным в этой ситуации, верно же? Я стараюсь не сомневаться.
Есть ли у человека право лишать жизни ему подобного?
Подобного – да.
Я убила его, потому что он не смог бы дальше жить. Я не смогла бы вернуться к нему, он покончил бы с этим быстро.
Я убила ее, потому что она недостойна жить. Лживая сука, она украла мою жизнь. Так, или иначе, она украла мою жизнь.
Утро было золотым.

Я бросила в сумку необходимое: кое-что из вещей, документы, ноутбук, косметику, любимый томик «Лолиты». Совершенно не представляя, что будет дальше, я хлопнула дверью и вышла во двор.
Все золото ацтеков было вокруг, весь аромат жасмина пропитал этот воздух.
Я вздохнула. С облегчением?

Моя жизнь моя.
Я наконец-то все поняла.
Я нашла то, что искала: свободу.
Бесконечное древнее благо, дарованное счастливейшим из смертных, ты даровано и мне, даровано мне.
Я была одиночкой, я ей и останусь. Я любила и люблю, я буду с любимым потом, позже, если все так, как есть.
Я свободна.
От уз, обязательств, оков, работы, погоды, стереотипов, перспектив радужного светлого будущего…
Я ехала по трассе, пустой. Я останавливалась, когда хотела и писала, потому что хотела.
Я так счастлива!

Послесловие.
Эти записки были найдены журналисткой Сашей Сладниковой в самом нижнем ящике комода, в номере небольшого отеля. Саша остановилась там на одну ночь, она пыталась дотянуть до заправки, но решила не рисковать: заехала в «Приключение».
Название самое идиотское и раздражающее, а обстановка как-то напомнила номер 1408.
Настоящий профессионал в деле, Саша курила дешевые сигареты, носила тряпичную сумку через плечо, мало красилась, страшно материлась.
Ночью она читала листы, скрепленный степлером, забрызганные чем-то и полные запаха пыли.
«Как хорошо», - подумала Саша, свернула бумагу и бросила в окно.