Ступени бытия. 6. Жизнь подобна колесу мельнице

 
 
...Жизнь подобна колесу мельнице. Вращается... вращается... Каждый период обладает своей, свойственной лишь ему историей.
Отец мой покинул этот мир в 72 года. Сколько я не пыталась, мой отец не хотел признавать политику государства и партии той эпохи. Он просто и ясно говорил: «Все это ложь». Я же в сердцах возражала ему: «Неужели все неправда – наше рождение, наша жизнь, наши мечты, вера в наше светлое коммунистическое будущее?» На что получала ответ:
– Оставь это, что же ты понимаешь? Все эти слова не что иное, как мыльные пузыри, лопнут. И все дела. Вам остаётся только мечтать, в то же время за пеленой неведения вы просто топчете истину...
– Так объясните мне, в чем же правда...?!
Отец тут же прерывал меня.
– Доченька, перестань, не горячись, этому спору конца и краю не будет. Ибо истина заключена в этом молоте, этой наковальне, вот, глянь, в мозолях, что на ладонях моих... Я, доченька, труженик, знаю свое дело. Если бы я не знал свою работу, голодными остались бы ты и твои шестеро братьев. Ты подумала об одной вещи? Почему мы не заняты своими делами? С наступлением осени выходите на поля, твои братья возвращаются со сбора хлопка лишь перед самым новым годом? Вы находитесь на полях, хотя хлопка давно нет. Ты об этом задумайся!
На этом, словно закрывая тему, отец принимался за свою работу, не давая мне сказать лишнего.
Я же была не согласна с ним. Что же плохого в том, что мы помогаем в сборе урожая, молодежь привыкает к труду, хлопок собирается полностью. Ведь хлопок – это и есть достаток народа!!!
В то время мы не стремились к анализу, размышлениям, не знали где польза, а где вред, смысл счастливого будущего нашей страны был заключен в партийных лозунгах.
Мы не осознавали, что хлопок использовался не для усиления мощи нашего края, а применялся для ввода в действие расположенных вдали от нашей республики заводов, одевал и кормил людей, которые и понятия не имели о тяготах и лишениях, сопровождающих весь процесс сбора сырца. Мы же, до самой глубокой зимы находясь на полях, питались ложными идеями о патриотизме и мужестве.
Поздно осознали, что из нас давно уже были созданы современные рабы, зомбированные и слепо выполняя приказы и поручения сверху...
С одной стороны жизнь моей газеты и деятельность корреспондентов была неразрывно связана с полем, хлопком, хлопкоробом. Сегодня, вспоминая те дни, безмерно счастлива от осознания того, вырос из младенчества, и стоит на пороге возмужания.
 Память моя хранит каждое мгновение жизни, связанное с газетой. Для публикации в рубрике «Руководитель, коллектив, отношения» был сдан в набор очередной очерк. О целинниках. Об освоении массивов Кумбаскан... Помню, как мы осенью вместе с журналистами участвовали в сборе хлопка. В тот день мы немного пораньше вышли с полей и направились на добровольную общественную взаимопомощь – хашар. Все были там – школьники, студенты, работники и служащие организаций и учреждений.
Вошли на полевой стан, где расположились бригады из учеников 7–8 классов. В подсобке – раскладушки, рядом продукты, посуда... Встретили двух дежурных девочек.
– Окна без стекол, ночью ведь замерзнете? – спросили мы.
– На ночь закрываем одеялом...
Девчата взглядом указали на входную дверь, вместо которой был приколочен брезент.
– А воду откуда берете?
Вновь взглядом, теперь уже на улицу, показали они. Там находился бетонный лоток, наполненный водой.
– А почему открыт, вон сколько мух, комаров, да и прочих насекомых...
– Кипятим. Затем пьем и используем для мытья...
– Утром приезжала секретарь райкома Якут Джумановна. Пообещала все отремонтировать, привезти особые емкости для воды...
Девочки наперебой повторяли эти слова, по-видимому Якут Джумановна очень постаралась их в этом убедить.
В то время Рахат работала на должности заведующего культурным отделом газеты. На очередной летучке сотрудники газеты выразили свои мнения относительно безвозмездного труда в порядке взаимопомощи, об условиях, создаваемых для тружеников, что было актуальной задачей тех дней. Первый секретарь райкома Кадыр Шамшедов выразил готовность встретиться в пятницу с журналистами района.
В тот день мы больше слушали Кадыра Шамшедова. Вопросов особо старались не задавать. Он около получаса говорил о месте газеты в жизни района, роли каждого корреспондента в деле развития отраслей народного хозяйства, злободневных вопросах, на которых следует сконцентрировать наше внимание. Подверг критике работу каждого из нас.
– Наверное, всем все ясно, – подытожил он свою речь,– А сейчас, дабы сэкономить время, дадим слово журналистам газеты, и на этом закончим. И у вас, и у меня много работы...
Мне подумалось, будет уместным остановиться на проблемах освоения целины.
– Ваша критика очень справедлива. Кадыр Шамшедович, вы правы, мы редко бываем среди тружеников. Много внимания уделяем их пожеланиям. Мало пишем об этом. Недавно мы были на добровольных работах в Кукче, условия жизни населения очень тяжелые, слов не хватит обрисовать всю картину.
Он прервал меня.
– Там присутствует представитель райкома. Необходимо было встретиться с ним и решить вопрос, – с этими словами он внезапно объявил встречу закрытой. В тот день у меня не было возможности рассказать о деятельности Якут Джумановны, закрепленной райкомом за этой территорией. Наверное, они и сами в курсе, чем она там занимается...
Я несколько раз была в степи с Якут Джумановной. Хотя у нее и не было работы в качестве представителя райкома, я была свидетелем того, как она проводила время, развлекая председателя колхоза плоскими анекдотами, беспричинными окриками на бригадиров. А в гостинице стол был всегда накрыт. По словам Якут, она сама выбрала и обставила все четыре комнаты финским гарнитуром. Круглый год Якут Джумановна представитель райкома на этом самом дальнем участке.
В один из моих приездов мы чуть было не поссорились из-за расхождений во взглядах. Видя, что для работников проблемой является обыкновенная питьевая вода, сказала:
– Неужели трудно организовать ребятишкам подвоз той воды, которую мы сами употребляем...
Якут Джумановна тут же одернула меня
– Э, э... да ну вас, тоже мне благодетель. Им все нипочем , никакая зараза не возьмет.
Затем, видя, как я начала сторониться её, вроде бы смягчилась.
–Что вы думаете, я здесь просто приятно провожу время? Сил в ногах нет, по полям да по полям. В гостиницу я возвращаюсь совершенно разбитая. Вот и посуду для ребят мы организуем. А куда учителя смотрят...
В очередной раз я поразилась способности Якут подвести разговор к угощениям. Мне оставалось только слушать её и кивать головой...
– Где же девяносто пятый, пробей по рации, – обратилась она к водителю, – отъем себе живот. Ну и где этот лентяй (Девяносто пятый – директор совхоза Нурулла Ходжаев)? Мы приехали за 80 километров из города отсюда, а ему хоть бы что. Спит, наверное...
Не успела она договорить, как на дороге, идущей из глубины степи показались клубы пыли, из которых вылетела машина. Из нее вышел Нурулла-ака. Вид уставший, от бессонных ночей глаза будто в красной оправе.
– Вы приехали Якут Джумановна, а вот мы только что с четвертого отдела. Собираемся начать машинный сбор...
Поздоровавшись с Нурулла-ака, взглянула на лицо Якут. Мне подумалось, что она пожалеет о своих словах относительно председателя, проводящего бессонные ночи в работе. Но нет, никаких изменений в ее интонации, все по-прежнему.
– Вот сколько я к вам приезжаю, нормально встретить не можете. Понятия не имеете об уважении, гостеприимстве. Для кого же я тут ношусь как савраска? Так знайте же, ради вас и только ради вас. Выполните план, будьте любезны получить поздравления. Ордена украсят вашу грудь, мы же остаемся в тени. А вы что делаете...
– Спасибо вам, Якут Джумановна! Так ведь с вашей помощью и справляемся с ситуацией, без сомнения. Будет вам критиковать нас...
В это время со стороны дороги к полю, у кромки которого они стояли, приближался человек средних лет. Увидев его, Якут Джумановна вновь набросилась на директора.
– Вот, поглядите на своих людей! Кто же собирать будет хлопок?
Нурулла-ака сказал, что это директор школы. Не успел он подойти, как Нурулла-ака подверг его расспросам:
– Что вы тут делаете, а кто за детьми смотрит?
– Не беспокойтесь, собирают они хлопок, Нурулла Ходжаевич, просто возникла проблема, требуется ваше вмешательство. Вот, и Якут Джумановна, оказывается здесь. Вы требуете от нас количество ребят, а одна из учениц собирает хлопок вместе с работниками совхоза, не желает примкнуть к нам. Учитель с ней беседовал, подруги разговаривали, даже я просил и требовал, а она ни в какую, грозиться бросить школу. Только на вас вся надежда...
 Мы узнали от директора фамилию и имя ученицы. Бригадир вызвал ее с поля.
Якут Джумановна спросила:
– Почему ты не с подругами?
Девочка молча смотрела на землю.
Директор вновь вмешался:
– Вот видите, молчит, и все тут. А начнешь расспрашивать, разревется.
Девочка настороженно оглядывалась по сторонам. Тут и я не выдержала:
– Сестренка, а кроме тебя в доме есть кто-нибудь, кто выходит на поле?
– Неееет...– девочка заплакала.
– Мама дома? А отец где работает?
– В мастерской, – вместо нее ответил директор: – мать и братья дома.
– А почему мать не выходит на поле?
Девочка не ожидала от Якут подобного вопроса, и тут же отвернулась.
– Она нормальная? Ты можешь отвечать как следует? Нурулла Ходжаевич, вы знакомы с ее семьей?
– Я знаю отца, Якут Джумановна. Семья многодетная. Старшая из них вот эта девочка, учиться в седьмом классе.
– Раз не желает примкнуть к одноклассникам, нужно исключить из школы, да и отца уволить с работы.
Вмешался бригадир.
– Нам тоже нужны помощники. Ведь руководители требуют, чтобы с каждого двора в сборе хлопка участвовал хоть один человек! А если она примыкает к классу, они идут , они идут к ним домой с угрозами – если не собираете хлопок, выселяйтесь из аула. Вот поэтому она не может быть с классом. И отец и мать ругают её.
– Ну так пусть мать выходит, вон сколько матерей на поле! – Якут Джумановна кивком указала на людей в поле. Что мать этой девочки особая?
– Моя мать не может выйти на поле! – смахнув слезы, девочка твердо сказала. – Она не может выйти, три дня назад она родила...
Повисшее молчание вновь было нарушено Якут Джумановной.
– Все, иди, собирай! Какая разница, хлопок ведь принадлежит совхозу. А вы, товарищ директор, не знаете, что у вас творится под носом в считанных семьях. Ведь ее мать, в конце концов, работник совхоза, вы же совершенно не владеете обстановкой – кто в отпуске, кто на декрете! Надо вас все время теребить! Где емкости для воды? Вот и редактор критикует – ничего не делаете, условий нет. Приходящие никогда не видят положительной стороны дела. Даже если видят, делают вид, что не замечают! Только и знают нет условий, нет условий. Но ведь тогда откуда берутся ежедневно 2-2,5% хлопка...
– Успокойтесь, Якут Джумановна, не корите себя, ваши усилия знаю я. И подруга ваша чрезвычайно высоко оценивает ваш труд, знает, кто и как работает. Идемте, чай стынет...
– Но мы же хотели навестить студентов! – вырвалось у меня.
Якут Джумановна вперила в меня жесткий взгляд. Ей, видно, в моих словах почудилась фраза, вроде «что опять чревоугодничать, вы вообще наедитесь когда-нибудь», в общем, она резко остудила меня.
– Мы устали, потом пойдем к ним, студенты не овцы, не разбредутся!!! Да кстати, именно студенты и написали письмо в комсомол с жалобами, что не могут получить деньги за собранный хлопок, что нет горячей еды. Да, это были те студенты!
Вчера ведь Каримахон говорила в бюро. То же мне, нашли кого направлять с проверкой, по ее информации выходит, что я ничего не делаю. После бюро я сразу же направила четверых парней с проверкой. Вот подготовлю такую справку и занесу первому, вот тогда и погляжу на Кариму, реки слез она у меня лить будет...
– Но почему? Карима в бюро была объективна...
– Сколько времени она уже здесь, что вы так печетесь о ней?
– Я не заступаюсь, это правда.
– А если откровенно, она мне сразу не понравилась. Ставит себя так, будто каждый божий день она здесь. Так ведь начинает говорить о каждом работнике, уму непостижимо. Пусть Нурулла-ака скажет, когда она пришла сюда...
– Послушайте, но ведь и Карима-апа и парни из комсомола тоже здесь! – не выдержала я...
– Ого, а вы то откуда знаете, да скажете ей, Нурулла-ака...
Нурулла-ака жестом показал мне, чтобы я лучше не вмешивалась, затем сказал, нехотя:
– Я их видел только в конторе, в отделах не видел...
– Что я говорила, она у меня еще попляшет...
Затем, воодушевленная поддержкой Нурулла-аки, продолжала более уверенно.
– Вы там в газете не знаете местных условий, сидите у себя в кабинетах, я же здесь представитель на протяжении вот уже трех лет. С прежним директором работала два года. Ведь если посмотреть, Нурулла-ака тоже пока относительно новый человек, я ему помогаю по мере сил, к примеру, вчера выполнили 2% от плана. Со дня создания совхоза таких показателей не было, даже во сне не снились. «Салы-с-пола» помогает в этом деле... Ха-ха-ха!
Я готова была от ее смеха сквозь землю провалиться. Нурулла-ака незаметно ухмыльнулся. Почему все так бояться Яку, вот и Нурулла-ака во всем ее поддерживает. Почему и он улыбается, когда она произносит «Салы-с-пола». Неужели директор завода Салы Набиев приписывает этому совхозу хлопок...?
– А кто такой «Салы-с-пола», с какого отдела...?
– Ой, вот только не нужно прикидываться, что не знаете его, я говорю о нашем Салы Халматовиче.
– Якут Джумановна, вы уже всем придумали клички...
– Сестренка Якут такая веселая, любит пошутить. Я и сам в восторге от нее...
–Да-да, Якут остра на язык!
Я вновь придержала в себе слова, которые были готовы слететь с моих губ, и молча кивала.
Вот так, шутка за шуткой, и мы добрались до гостиницы. Стол ломился от угощений. Было все, начиная от золотистых груш до покрытого слоем сахарного сиропа инжира. Удивительная любезность в отношении постоянного представителя. Контраст сильнейший: совсем рядом у простого труженика нет обычной питьевой воды, здесь все в ажуре...
– Ого, ну и стол, ждете кого-то повыше рангом?
–Якутхан, разве есть гость желаннее вас, проходите, усаживайтесь. Наша Якутхан и поваров научила готовить бесподобные блюда...
Не успел Нурулла-ака договорить, как в комнату вошел парень, неся на подносе несколько куриц, с запеченной в них айвой. Соблазнительный аромат окутал комнату.
–Благодаря Якутхан и нам доведется отведать сказочных угощений...
Из Нурулла-аки словно лава из вулкана изливались похвалы. Он положил на тарелку возле меня ножку курицы:
– Угощайтесь, сестра, не стесняйтесь...
Я посмотрела на Якут. Она, пододвинув поближе курицу, с аппетитом стала уплетать её. Внезапно мне вспомнились невольно услышанные её слова в мой адрес: «Я бедняжка заказываю курочек, а эта приезжает лишь для того, чтобы покушать».
Аппетит тут же пропал. Я убрала руки со стола, зная, что, если буду кушать, завтра же она начнет об этом трубить. Нужно быть осторожнее. Я налила в пиалушки чай и стала медленно попивать его...
– Почему вы не кушаете? – Удивление Нурулла-аки еще более усилилось, когда я не стала есть и внесенного потом жареное мясо с пловом.
– Бережет фигуру, – съязвила Якут, и сама же захохотала своим словам, – Берите, не растолстеете. От курятины не поправляются, вот поэтому я и кушаю много ее... В общем, только курятину...
– Ой, Нурулла-ака, а почему в плове её нет, вы же знаете...
Нарезающий мясо Нурулла-ака почувствовал дискомфорт.
– Вы знаете, Якутхан, сегодня утром мы зарезали барашка. А вот кур приготовить не успели. В четыре будет готово, придет ли он...
– Салы Холматович? Непременно придет, его мечта быть там, где нахожусь я, ха-ха-ха...
Комната заполнилась звонким и бесстыдным смехом Якут. И не скажешь, что смеется женщина... Как кто-то точно подметил, ее смех, что ржанье лошадиное.
... После трапезы я вновь напомнила Якут:
– Мы идем к студентам?
– Что-то мне нездоровится, хочу немного прилечь. Да и что вы заладили – студенты, студенты, так ведь если бы я вас не привезла, что бы вы делали? Посидите немного...
Ну почему я приехала с ней, ни за что теперь не составлю ей компанию, зачем мне себя мучить, я ведь и сама могу приехать... Подобные переживания измучили меня. Каждое ее слово отдавало болью, не знаю, что и делать. А в это время Якут безмятежно развалилась на пуховых подушках... Беседа в этих стенах словно разрывала мое сердце. Хотелось достучаться до Якут, сказать ей, что она неправа.
Но и в этот раз мои порывы захлебнулись во мне самой. Мне бы стоило немного отвлечь ее, и вновь напомнить о тяготах простых людей. Она же видит, как каждый день сюда приезжают с пожитками люди, вливаясь в одну большую семью, Население поселка привлечено к сбору. Члены более ста семей находятся в поле. Здесь и молодые мамы, за которым следом семенят малыши, даже ест невестки в положении. Неужели женскому сердцу невдомек, что у них нет времени даже постирать свои вещи, показать врачам свои растрескавшиеся руки и простывших малюток. А она. Все равно не поймет.
Секретарь комсомола Карима ясно сказала: нет сезонных детских садов, для тружеников не созданы элементарные условия, а они говорят, что Карима клевещет...
–Эй, редактор, вы что призадумались?
– Если не идем в поле, может, стоит уйти отсюда, неудобно очень... Лучше бы я не приезжала...
Вошедший Нурулла-ака прервал меня. Сказал, что связался по рации с Салы Холматовичем, и что тот уже в дороге, скоро будет. Якут крикнула ему вслед, когда он выходил:
– Эй, товарищ директор, организуй-ка чайник чая...
Я не знала, куда себя деть. Немного погодя зашел парень с чайником и сказал, что Салы Халматович уже здесь.
– Где он, почему не заходит? – Якут распустила собранные на затылке волосы. Иссиня черные кудри закрыли ее плечи. Вынула из сумки косметику и стала наводить марафет. Мне стало не по себе.
В комнату один за другим вошли Салы Холматович и Нурулла-ака.
– Где Якут Джумановна?
– Проходите дальше, она там, – я взяла с вешалки плащ и направилась к выходу. Меня остановил Нурулла-ака:
– Куда же вы? Проходите, садитесь, призовите вашу подругу Якут к порядку...
Во дворе гостиницы я увидела Гульсару. Она, отвернув голенище натянутого поверх комбинезона сапога, доставала вчетверо сложенный листок. Гульсара бригадир совхоза, сама из города, живет здесь. Когда приезжали на хашар, помню наш визит в их дом. В одной комнате раскладушка, телевизор, холодильник... Живет одна...
– А-а, и вы тоже приехали? Я собиралась поговорить с Якут Джумановной, она направилась к нам на поле четыре хлопкоуборочные машины, я их не могу пустить на поля...
Гульсара говорила громко. Из гостиницы вышел Нурулла-ака.
– Ты и сюда пришла? Я же только недавно предупредил тебя! Делай, что велят!
Гульсара лишь на секунду уставилась на землю, провела носком сапога линию, и тут же, но уже уверенно проговорила:
– Хлопок сажали мы сами, без всяких представителей! А как подоспело время сбора, так и начальников хоть отбавляй, я машины в поле...
– Вы заходите внутрь, – обратился ко мне Нурулла, а с этой я сейчас поговорю...
– Ну почему же, продолжайте, раз она так возбужденно говорит, значит в её словах есть правда...
Гульсара достала из голенища бумагу. Это была справка о заготовке хлопка.
–Вот, взгляните, мы плетемся в хвосте. Если картина не измениться, так и будем торчать первыми с конца...
– Именно поэтому мы и направили вам машины, чтобы ускорить сбор урожая...
– Что вы городите, почему я должна ставить машины на поля, где даже коробочки не раскрылись. Во-первых, листья не опали, во-вторых, на каждом хлопчатнике только-только раскрылись от силы две-три коробочки. Машины будет просто срывать коробочки! Завтра что будем собирать, на поле ничего не останется!
Гульсара срываясь на плачь, доказывала свою правоту, да так, что и директор задумался...
– Что же делать, если ослушаюсь Якут Джумановну, она из-за принципа станет притеснять меня. Салы Набиев тоже здесь.
– Хорошо, ты ступай, а с Якут Джумановной я сам поговорю. И скажи, чтобы машины перевел во второй отдел, позже я сам тоже скажу.
Гульсара ушла. Входящего в гостиницу Нурулла-аку я тихонечко спросила.
– Почему вы так боитесь Якут, что она ни скажет, вы с готовностью подхватываете, вы же руководитель совхоза!
– Я не боюсь! Просто гнев вашей подруги ужасен. Характер ее вы знаете. Она женщина, назначена райкомом представителем у нас, иного выхода нет, как только соглашаться! Ведь стоит пойти на конфронтацию, проблем не оберемся...
– И не помогает? Ведь она и направлена для оказания всяческого содействия?!
Нурулла-ака жестом указывал на что-то. Глянул в направлении помещения. Я же продолжала:
– А это правда, что она говорит «Салы-с-пола»? В этом разве помощь представителя?
Нурулла-ака удивленно взглянул на меня. Мои вопросы, видимо, поставили его в неловкое положение.
– Да в чем же дело, у вас абсолютно нет настроения, или Якут обидела? Ничего не кушали, взяли сторону комсомолки...
Я чувствовала, что он старается увезти в сторону нить разговора. С одной стороны его успокаивало незнание мной истинного положения вещей.
– Я совсем даже не обижена, я...
– Про вас говорили, что вы подружки не разлей вода, что-то не похоже...
Из помещения вышел парень-повар, и разговор наш прервался. Я молчала.
Нас пригласили внутрь. Якут и Салы Холматович беззаботно беседовали, попивая чай.
–Ого, опять еда, недавно же поели?! – шутя уселась я за стол, на котором дымились только что внесенные курица и барашка.
–Это для нового гостя, присаживайтесь и вы тоже.
Нурулла-ака достал из шкафа несколько бутылок разнообразных импортных напитков. Затем, открывая армянский коньяк, спросил:
– Видимо, это самый хороший, начнем с него? На него взглянули на мгновение, затем беседа продолжалась. Наверное, дали понять, что им без разницы, с чего начинать. Я вновь вмешалась в разговор:
– Сейчас не свадьба и не праздник, вот выполним план района, а потом можно и отметить.
– Ну почему вы все время встреваете? Вы гость, сидите тихо, угощайтесь. Да и каждый день нашей жизни это праздник.
В тоне Якут сквозили повелительные нотки, Нурулла-ака взглянул на меня, словно советуя не вмешиваться, и стал разливать коньяк...
 Наконец-таки я осознала, что я здесь, в этом кругу чужая, и вышла во двор.