Рында

Набатом прозвучала рында,
Видать перестарался юнга.
Печальным звоном по просторам,
Пронесся звук раскатом гулко.

Он онемел, убрал ладонь,
От раскаленной, теплой меди,
Когда фрегатный звоновой,
Оповестил корабль о мели.

Дрожащий колокол в закате
Растленный трепетом правдивым,
Тух постепенно, а в каюте
Команда спорила кичливым.

Они друг друга затыкали,
За пояса, бушприты, галсы.
Стучали об стол, и желали
Друг друга покусать как псы.

Под звуком этим, под набатом,
Они от слуха отрешась,
Не слышали, а лишь кичились
Надменностью своей делясь.

Какой им звон, какой им звук,
В их фляжках ром, в руках их крюк.
Они забыли друг о друге,
Пред этим потеряв себя.

Укрывшись в погребе фрегатном,
Команда, медля, шла на мель,
Еда, питье и развлеченье,
Была ведь в этом вся их цель.

Медь отыграла песнь свою,
Вверяя безвозмездно ветру
Созвучье нот и красоту,
Развеянную по планшету.

Прошло мгновенье, звук сотлел,
В угаре рома и злословья.
А юнга продолжал стоять,
Держа звонец у изголовья.

Он всматривался вдаль морей,
С прищуром волны различая.
Он видел рифы вдалеке,
К коим фрегат несло, качая.

Хотел он, было воскресить,
Вновь колокольным звоном все.
Да вот из трюма донеслось -
Вы не команда, Вы дерьмо.

Смахнув с щеки свой слезу
Соленую как гладь морская.
Он нежно взял в руки свои
Остывший колокол, лаская.

Прижался к выбеленной меди,
Согрел ее своим теплом.
А после растворился в небе,
Взмывая ввысь над этим дном.

Паря над морем, он увидел,
Как Бриг к останцам поднесло.
А после медленно и тяжко
Корму об скалы разнесло.

А после этого молчанье,
Везде в лазурной пасторали.
Проходит миг и сквозь пучину,
Колокола вдруг заиграли.